Анна Белинская "Буду твоей Верой"

Буду твоей Верой
Анна Белинская

Второй год я страдаю по самому популярному парню нашего курса. Он – красавчик, рядом с которым сияют местные дивы.Я – неприметная заучка в очках и скромной одежде, которую объект моего воздыхания совершенно не замечает! Но я собираюсь это исправить!А поможет мне его друг – упрямый, невыносимый спортсмен, который раздражает меня до икоты!

Анна Белинская

Буду твоей Верой

1. Вера

– Мам, ну как? – забегаю в кухню и кручусь вокруг своей оси, слегка расставив руки в стороны. А больше и не получится, потому что проход в нашу кухню настолько узкий, что моему папе приходится проходить боком.

– Красавица, – мама поднимает вверх большой палец и переворачивает аппетитные скворчащие оладушки.

– Ты всегда так говоришь, – обречённо вздыхаю и зажимаю пальцами нос, чтобы не травмировать свои обонятельные рецепторы. – Пойду, спрошу у независимой стороны.

– Доча, поешь! – кричит вдогонку мама.

– Мне некогда!

А всё потому, что с утра я провозилась с мытьём и сушкой головы. Обычно я готовлюсь к универу с вечера, чтобы утром себя ничем не отвлекать и приходить на занятия вовремя.

Но в субботу мы с мамой ходили по магазинам и купили мне новые полусапожки – замшевые. И мне подумалось, что к новой обуви вряд ли подойдут мои свалявшиеся за ночь волосы. Если пытаться производить впечатление, то сразу всем своим видом, а не частично.

Прагматик во мне во все уши трубил, что потратиться на замшевые сапожки для дождливой осени, зная, что другие мне не светят – слишком самонадеянно как минимум и не рационально как максимум.

Но мамуля умеет уговаривать, убеждая в том, как они мне идут.

Мне и самой они симпатичны, а если эти сапожки добавят мне баллов, чтобы понравится ещё и ему, то, возможно, я перестану чувствовать угрызения совести.

Но мне всё равно крайне важно услышать мнение самого говнистого члена нашей дружной семьи – моего младшего брата, одиннадцатиклассника Ромы.

– Ро-ом, – трясу занавеской, которая является дверью, разделяющей одну небольшую комнату на два идентичных пространства.

У нас обычная двухкомнатная хрущёвка в старом районе с бабушками-собачницами, милыми ухоженными, расположенными вдоль первых этажей палисадниками, обустроенными этими самыми бабушками; с деревянными столбами и протянутыми между ними верёвками, на которых жители самого нижнего этажа сушат в летнее время бельё, с дедами, играющими по выходным в домино или нарды; с облитыми флотским мазутом скамейками, чтобы по вечерам молодёжь не собиралась под окнами, раздражая этих самых бабушек, с переломанными советскими обшарпанными детскими площадками, где малышня собирает занозы и шишки.

Наше детство с Ромой прошло там же, в этих песочницах с формочками для куличиков из песка в радости, что он мокрый и липкий, но мы совершенно не подозревали о том, что до этого его смочили местная толстая кошка и худая соседская собака.

Зальную комнату занимают родители, а нам с Ромой на двоих досталась спальня, разделённая тонкой перегородкой из гипсокартона. Как только Роме исполнилось четырнадцать, он занавесился от меня шторкой, тогда как моё убежище полностью открыто для его глаз.

– Ром, ты одет? Можно войти? – стучу по шторке. – Я знаю, что ты не спишь.

– Я сплю, – пыхтит брат, наверное, как обычно, прячась с телефоном под одеялом.

– Не ври. Я вхожу, – закрываю руками лицо, мало ли… – Я вошла, Ромка.

– Вижу, – опять это голос, как из трёхлитровой банки.

Отрываю от лица один палец, потом другой и в щёлочку между ними подсматриваю одним глазом.

– Ёлки-иголки! – хватаюсь за сердце от увиденного.

Мой брат с голым торсом, но, к счастью, в спортивном трико, отжимается от пола, а на голове у него…зелёный, самый настоящий противогаз.

– Доброе утро, – снимает с себя устройство защиты и являет мне свою глупую мокрую взъерошенную голову.

– Где ты его взял? – хватаю противогаз и верчу в руках.

Ну действительно настоящий!

Ой, а вонючий какой!

Ромкиным пОтом!

– Из кабинета ОБЖ стырил, – ржёт мой брат-полудурок.

Иногда я не верю, что мы – родственники.

Я – отличница, суперответственная, мегарациональная и остроконсервативная пацифистка с альтруистическими замашками.

Мой брат же – бестолковый раздолбай. Это всё, что можно о нём сказать!

– Ром, ты – дурак? – хотя и так понятно. – Сегодня же чтобы в школу вернул, понял? Иначе я родителям расскажу, – шикаю на брата.

– Стукачка, – бубнит брат и поднимается с пола. – А чё припёрлась?

Ах, точно!

Расправляю плечи, натягиваю на лицо свою самую обворожительную улыбку, как я считаю, выставляю кокетливо вперёд одну ножку в новом полусапожке.

Вон, как стихотворно получается!

– Ну как? – интересуюсь у братца.

Рома оценивающим взглядом проходится по мне, а я томительно ожидаю, нервничая, что начинаю опаздывать.

– Ну! – поторапливаю брата.

– Тебе правду или соврать?

– Правду, конечно, – фыркаю я.

– Полный отстой, – мои плечи обречённо падают, а нога подламывается с устойчивого невысокого каблучка, – кажется, в таких ходила наша прабабушка.

– А если соврать? – ещё на что-то надеюсь я.

– Ну-у…– приценивается брат, – ничего так, тебе идёт! – ржёт так, что хочется схватить противогаз и настучать по его наглой физиономии.

– Дурак, – вылетаю под мерзкий хохот брата из дьявольского логова и прямиком несусь в прихожую.

«Сам он – отстой», – бубню себе под нос и пытаюсь натянуть бежевое кашемировое пальтишко, купленное на распродаже летом.

– Веруня, а позавтракать? – мама появляется в прихожей с наколотыми на вилку невыносимо аппетитными оладьями.

– Некогда, мамуль, у меня злаковый батончик с собой есть. Пока, – машу маме рукой и проворачиваю замок.

Выхожу за дверь и … эх, не могу!

Да ёлки-иголки!

Я – не слабохарактерная, я – слабоустойчивая.

Перед едой.

Перед любой вкусной едой.

Залетаю обратно и выдёргиваю из рук так и стоящей в прихожей мамы один верхний оладушек и засовываю целиком в рот.

По дороге прожую!

2. Вера

Ловко маневрирую между лужами, а где не могу пройти… нет, не плыву… иду по бортику, как канатоходец, расставив руки в стороны. В одной удерживаю сумку, в другой – зонт. Держу баланс! Мне нельзя промочить и испачкать свои новые сапожки и почти новое пальто.

Октябрь в этом году мерзкий, дождливый, как сказали бы депрессивные и солнцезависимые.

А мне любая погода нравится!

Ну разве можно не восхищаться этими опавшими багряно-огненными листьями, прибитыми грибным дождем к земле? Этим свежим влажным воздухом, наполненным романтичным унынием? Низкими серыми облаками, гонимыми осенним ветром?

Нависаю над чистой прозрачной лужицей и разглядываю себя, точно в зеркале.

Эти очки…

Печально вздыхаю, перепрыгиваю через лужу, подключаю гарнитуру к телефону и спускаюсь в метро, которое довезёт меня до университета.

Университет, в котором я учусь – не МГУ, но тоже достаточно престижный в столице. Моих баллов ЕГЭ хватило поступить на бюджет. Вернее, мои баллы были самыми высокими среди всех поступающих на Менеджмент.

Мне нравится территория нашего студенческого городка.

Пробегая по главной аллее, вдоль которой по разные стороны находятся Институты, я каждый раз не верю сама себе, что я – студентка второго курса Экономического Факультета!

Всякий раз именно на этой аллее я чувствую себя частью одной общей неповторимой студенческой семьи!

Но только на этой аллее.

Потому что дальше я погружаюсь в мир знаний, учебников, коллоквиумов и гонкой за оценками, обосабливаясь от этой самой неповторимой общей семьи.

Вся студенческая жизнь проходит мимо меня: я не хожу по впискам, не участвую в групповых сборищах, не играю и не смотрю местный КВН, не зависаю в столовой, не перекуриваю в сортирах, не болею за «наших», я не в группе поддержки, и у меня нет друзей.

Я не мизантроп и довольно общительна.

Но… как-то с друзьями у меня не складывается.

Наша группа разбилась на лагеря по интересам, а я так и не смогла прибиться ни к одному из этих лагерей.

Пока мои одногруппники заводили знакомства друг с другом на студенческих вечеринках, я дружила с учебниками и художественной литературой.

Мой брат называет меня «Остановкой Ботанический сад», но я не ботан, я просто…

Ладно, я – ботан.

Очкастый щуплый ботан.