Сергей Александрович Ронин "Додекафония"

* * *

Часы перевалили за девять, настроение чуть поправилось; вспомнилось напутствие Генки сходить в «Завал».

Помимо музыки страсть к вечеринкам и выпивке некогда сблизила их. Вместе с приятелями-единомышленниками они зависали в ночных клубах безудержно, ходили туда чуть ли не каждые выходные – как на работу. Одно время Сашка до того увлекся что его едва не отчислили из института за неуспеваемость, но кое-как обошлось.

«Завал» когда-то считался их любимейшим заведением, куда придешь без копейки в кармане и неизбежно встретишь друзей готовых напоить тебя до безобразия. Но, как известно, неуемная энергия что тянет нас навстречу ночным приключениям, с годами тает и все чаще вылазки на вечеринки зовутся не «сходить оторваться по полной», а «тряхнуть стариной». Сашка, конечно, пока окончательно не разлюбил подобные мероприятия, словом, не разучился развлекаться; но уже задолго до того, как перескочил тридцатилетие, почти насовсем отстранился от молодецких привычек и предпочитал тихое уединение, особенно дома.

Битый час разрывался – «сходить-не сходить», то придумывая отговорки, то наоборот, выискивая причины перестать лениться, пока подпорченное сварливым усачом настроение наконец не взяло свое. Сашка решился забежать на пару часиков – слегка проветриться.

Глава 5

Ближе к полуночи на метро добрался до Китай-Города. Прошелся привычной дорогой по Лубянскому проезду вдоль Ильинского сквера; немного не дойдя до Маросейки свернул в узенький безлюдный переулок.

«Завал» спрятался чуть дальше: в малоприметном подвальчике обветшалой дореволюционной трехэтажки. Найти его можно было по неброской вывеске, афише на стене и молодым ребятам что по обыкновению кучковались у спуска ко входу и весело щебетали под звон пивных бутылок.

Сашка, глядя на ребят, вспомнил давний трюк: чтобы не тратиться на дорогую выпивку в клубе, они с приятелями выходили на улицу, бежали в ближайший круглосуточный или чебуречную, угощались там дешевым портвейном и возвращались чтобы уже спокойно «шлифовать» настроение самым простеньким барным пивом или водкой (этот наиболее милосердный в цене и совершенно беспощадный по эффекту напиток выручал даже в самые безденежные времена).

Сашка отстоял длинную очередь и спустился ко входу в подвал. Дверь перегородил крепкий охранник в неизменно черной футболке. Тот пристально оглядел Сашку и спросил на удивление вежливо:

– Что хотели, молодой человек?

Сашка назвался, упомянул Генку – тот, сверившись со списками, впустил. Оказалось, что у клуба сегодня юбилей и пускали только «своих».

Трепет пробежал по телу, словно вернулся тот юношеский задор, когда вход всякий раз оборачивался лотереей. Все зависело от настроения охранников: в иной вечер пропускали без проблем, в другой непременно требовали документы с отметкой о том, что тебе больше двадцати одного или на ходу придумывали самую нелепую причину не пускать, навроде внезапно нагрянувшей санинспекции – так они тешили самолюбие. Но как только одоленные церберы оставались позади – музыка врывалась в голову, адреналин закипал, и отпадали всякие сомнения что вечер будет жарким.

Вспомнилась первая встреча с Генкой – к тому времени уже завсегдатаем «Завала». Той ночью Сашка с одногруппниками пересеклись неподалеку от клуба со знакомыми по Горному – их внимание приковал Генка. Он с разбитым в кровь носом, но с улыбкой рассказывал о том, как минуту назад крепко повздорил с охранниками. Те не пустили его: им показалось что он излишне пьян. Генка не отступил и полез на них с кулаками – его от души избили. На следующих выходных охранники уже забыли про досадный инцидент, и Генка встретился уже внутри клуба. Через неделю его снова не пустили, а еще месяц выгнали за пьяные выходки и не пускали вплоть до смены охраны.

Таков был «Завал» – заглянув в его стены однажды, хотелось возвращаться туда снова и снова несмотря на нередкие казусы. Возраст, профессия, национальность и вероисповедание значения не имели – ночью все были едины. У барной стойки могли случайно встретиться безвестный студент, столичная знаменитость, солидный бизнесмен, заодно какой-нибудь забредший француз или даже африканец; вместе хлопнуть по рюмке, порассуждать за жизнь и разойтись лучшими друзьями чтобы на утро забыть друг о друге навсегда.

* * *

Клуб и сейчас напоминал старую коммуналку. Обшарпанный деревянный пол, голая штукатурка на стенах, будто наспех выкрашенная где в коричневый где в зеленый, тряпичные абажуры на лампах и неизбежные мысли навроде: «а ремонт то здесь похоже со времен большевиков не делали?». Обманчивая простота была скорее изюминкой клуба – гости боготворили ее. Нередко, когда двух небольших залов, разделенных тесным коридорчиком, едва хватало вместить всех желающих оторваться без пафоса и навеки почившего гламура.

Сашка сперва заглянул в зал, где раньше всю ночь напролет диджей крутил пластинки. Зал, к великому изумлению, теперь походил на обычное кафе: танцпол отчего-то плотно заставили столиками, где редкие гости, в основном парочки, мирно болтали, пренебрегая крепким алкоголем. Бармен, пока не заваленный заказами, увлеченно смотрел футбол по телевизору.

В соседнем зале, где по пятницам и субботам гремели концерты, оказалось повеселее и куда многолюдней. Сашка с приятным удивлением обнаружил на сцене дорогущий рояль от «Стейнвей и Сыновья»; там же копошились музыканты: гитарист с мушкетерской бородкой и пышной как у пуделя прической, невысокий басист-азиат, лысый барабанщик и немолодой саксофонист, который судя по недовольным гримасам и репликам о «лаже» был за главного. Сцену огибал небольшой танцпол, позади него за столиками галдели гости.

Генка пока не явился. Сашка устроился за пустующим столиком в уголке – послушать группу. Музыканты к тому времени закончили приготовления и заняли места на сцене. К микрофону подошел гитарист, объявил, что напоследок сыграет пару «вещичек»: на этот раз кое-что из нестареющей «классики»; и под счет барабанщика от души вдарил медиатором по струнам. Заревел веселенький блюз-рок – гости, раззадоренные знакомыми рифами, в миг облепили танцпол.

Сашка поскучал недолго, но то ли настроение не поправилось то ли музыканты не особо впечатляли – так и не дослушав, отправился в бар.

* * *

Устроился за стойкой, заказал пива. Пока пена в бокале игриво потрескивала, а запотевшее стекло приятно холодило руку, с ностальгией осмотрел убранство бара. Почти ничего не поменялось: таже тусклая лампочка освещала белую кирпичную стену с доской, исписанной мелом; на полках друг к дружке прижимались бутылки всех цветов радуги; вместо плаката с лозунгом: «Доброта – бесплатно!» повесили Мону Лизу с пририсованным к руке коктейлем с зонтиком.

Пока изучал оскверненный шедевр итальянского мастера, к стойке прислонился высокий сутуловатый гость и щелкнул пальцами бармену. Тот торопливо налил ему рюмку текилы и поставил рядом блюдце с лаймом.

Сутулый благодарно кивнул, вальяжно облокотился на стойку; взял в одну руку рюмку, в другую лайм и, не имея поблизости иного собутыльника, повернулся к Сашке.

– И не иссохнет мой стакан покуда жив я буду! Твое здоровье! – разорвал он трезвую почти что целомудренную тишину зала.

– И вам долгих лет, – поддержал Сашка, приподняв бокал.

Сутулый резко выдохнул, выпил, слизал соль с рюмки и тут же закусил лаймом. На вид это был типичный спившийся поэт с едва уловимыми остатками благородства на лице. Неряшливая прическа; подернутая сединой щетина; глаза с ироничным пьяненьким прищуром; решительный нос с горбинкой. На сутулых плечах висела не по размеру широкая рубашка с закатанными рукавами, верхние пуговицы были расстегнуты и выглядывал крестик на серебренной цепочке. Худощавое запястье украшали на удивление дорогие часы.

Сутулый, отрекомендовавшись Николаем, продолжил:

– Слушай, Витьке хочу предложить арфу в зале поставить. Ей-богу разорюсь, но возьму. Взять?

– Почему нет?

– Заметано! – выдохнул Николай точно не хватало ему лишь одобрения Сашки, – парагвайскую поставлю, а дурь в мою башку обезьянью ударит – саунг из Мьянмы привезу, – взял паузу, оглядел Сашку и добавил, – скучаешь-то чего? На концерт сходи.

– Только что оттуда.

– Чего поют?

– «Crossroads». Кавер от «Cream».

– Хм…, – приятно удивился Николай, – чего ушел, не понравилось?

– Не особо оригинально, но…, – задумался Сашка, – сойдет.

– А! – довольно протянул Николай, – оригинальность любишь?

– Во всяком случае чужие песни играть, да еще в чужой аранжировке можно с лицом попроще, а тот кучерявый слишком уж выпендривался. Ему в пору не гитаристом быть, а мимом.

– А чего ж ты хотел? В наше время поди придумай чего новое. Проще проторенной дорожкой пойти – не оступишься.

– Нужно всего лишь подумать хорошенько.

– Это точно! – увлеченно подхватил Николай, – знаешь, мне по юности пионерской вопрос один спать не давал: если нот всего семь, наступит ли момент, когда мелодии закончатся? Даже письмецо в газету отправил. И чего ж, думаешь? Опубликовали письмецо и ответили доходчиво.

– Вероятно газетчики успокоили, что опасения напрасны. Даже для мелодии всего из нескольких нот сочетаний миллиарды. Прибавьте к этому длительность, гармонию, ритм и все такое прочее…

– Сечешь! – рассмеялся Николай, – чем по жизни занимаешься?

– Пианино настраиваю, – уклончиво ответил Сашка.

– О! Полезная профессия. А рояль наш под силу?

– Да хоть орган в соборе Святой Цецилии, – пиво немного расшевелило – настроение пошло на поправку.

– Стало быть позовем, – весело подхватил Николай и щелчком пальца приказал бармену повторить. Тот молниеносно исполнил.

В зал с шумом ворвалась стайка гостей.

– Санька! – послышался позади радостный голос Генки, – подъехал все-таки? Крутяк!

Генка приблизился к стойке, поздоровался за руку с Николаем, затем с Сашкой и переключился на бармена, – ливани пивка! – велел он и подставил ему ладонь. Тот от души по ней хлопнул.

Николай с ухмылкой оглядел Генку:

– Опять ты, Геннадий, спирт лакаешь как кот молоко. Бешеного кабана напоить и того безопасней. Налей ему безалкогольного чтоб не бузил слишком, – приказал он бармену.

– Светленького сделай, и для равновесия шот водки рядом поставь! – распорядился Генка.

Бармен налил.

«Всегда пил как в последний раз», – припомнил Сашка, глядя как Генка ухватился за рюмку.

– Витька чего ответил? – спросил Николай у Генки.

Генка только поморщился в ответ, выпил водку и приступил к пиву.

– Геннадий, ты же понимаешь, что наличных денег скоро вообще не останется? – нарочито серьезно спросил Николай и выпил текилу.

– Мне-то чего? – ответил Генка, налегая на пиво.

– Простота святейшая. Чего ж тебе на улице в шапку кидать будут? Орехи как белке в парке?

Генка поперхнулся.

– Придется тебе «ИП» открывать, – продолжил Николай, – получишь терминал платежный, а почитатели твои картой расплачивается станут – как в супермаркете.

– Да не будет такого, – отмахнулся Генка, – в печке что ли всю бумагу сожгут? Куда хозрасчету без налички? – спросил Генка и, достав из кармана мятые купюры, расплатился с барменом.

– Подумай, подумай, – поучительно посоветовал Николай, – в Европе уже везде так. От жизни ты, Геннадий, отстал – как доисторический щитень.

– Пойдем, Санька, в тот зал, – хмуро проговорил Генка, – Там… Повеселее.

Николай рассмеялся и намекнул бармену на третью. Сашка наспех допил пиво и потянулся вслед за Генкой.

* * *

Гостей заметно прибавилось. Поперек коридора успели повесить гирлянду с надписью: «C днем рождения!», под ней кучковались любители повертеться перед фотокамерой.

Генка, казалось, знал всех: раздавал приветствия, весело подмигивал девчонкам, перекидывался шутками с ребятами, даже персонал его почитал за своего. Для него словно со студенчества ничего не поменялось: он и теперь вел себя в этих стенах по-хозяйски; Сашка напротив: безуспешно вглядывался в лица, надеясь найти хоть одно знакомое.

Абажуры погасли. Место на сцене занял дредастый диджей в режущей глаза желтой майке – он возился с виниловым проигрывателем, пока гости с нетерпением ждали начала танцев.

Генка проводил Сашку к длинному столику. Там, судя по взрыву теплых приветствий теснились закадычные друзья Генки. Половина из них полезли к нему обниматься – то ли оттого, что безумно соскучились, то ли оттого, что уже здорово набрались. Генка представил Сашку остальным, но за шумным галдежом его появление прошло почти незамеченным. Среди ребят Сашка узнал официантов что бегали по клубу и музыкантов со сцены.

Генку с Сашкой усадили друг напротив друга и поставили им по бокалу. На столе возвышалась многолитровая «башня» с краником, откуда можно было поживиться пивом.

* * *

За столиком наперебой шутили, вспоминали забавные истории о клубе, его обитателях и персонале. Генка поддерживал и выглядел душой компании – его байка о том, как в разгар ночного веселья по клубу бегал одуревший от громкой музыки поросенок, имела необыкновенный успех. Сашка сидел молча и лишь участвовал в чоканье бокалами после бесконечных душевных тостов за долголетие и процветание «Завала».

Диджей к тому времени вовсю крутил заводные регги-хиты. Застольный галдеж постепенно перерос в небольшие междусобойчики. Кто-то поскакал на танцпол, другие на улицу перекурить; остался гитарист с барабанщиком, влюбленная парочка и еще несколько ребят чьих имен Сашка так и не успел запомнить.

Никак не выходил из головы новый знакомый – Николай.

– А что это за мужик в баре был? – громко спросил Сашка у Генки, стараясь перекричать музыку.

– Ну ты даешь! Это ж Завьялов!

– Певец? – задумался Сашка, – шансонщик?

– Да какой певец! Владелец «Завала».

– Ах этот, припоминаю что-то. Вроде бы читал о нем…

– Да еще в нулевых частенько вместе со всеми отвисал, ты походу внимания не обращал.

– Возможно… Хоть и не поет, а болтун видать знатный?

– Во-во…, – ухмыльнулся Генка и добавил брезгливо, – суррогатная молодость.

– Это еще что такое?

– А то ж не суррогатная? Шестой десяток мужику, а все в отрыве живет, не угомонится. Разводился три раза, а полгода назад снова женился да опять развелся через месяц. Чего старику неймется? Вон, видишь, девчонки сидят – лет по двадцать? – махнул Генка на соседний столик, – вот где весна жизни-то настоящая, разврат в крови и жар как от печки!