ISBN :
Возрастное ограничение : 16
Дата обновления : 29.07.2023
Гадалка для холостяка
Анна Белинская
Илья Миронов – молодой преподаватель Политеха и патологический холостяк. Такой статус его полностью устраивает. Но не его бабулю, которая ждет правнуков, и каждую неделю собирается на тот свет. Хитрая Аглая Рудольфовна просит Илью исполнить ее последнюю волю и сходить вместе с ней к ясновидящей, чтобы узнать будущее любимого внука.Яна Решетникова – предприимчивая неунывающая студентка Политеха, у которой совершенно не складываются отношения с принципиальным доцентом Мироновым Ильей Ивановичем. Но в один день она узнает о преподавателе кое-что интересное и начинает нагло этим пользоваться!
Анна Белинская
Гадалка для холостяка
Глава 1. Богиня автовокзальной столовки и расточительница ломбардов
Из полудремы меня выдергивает отбивающий на столе чечётку вибрирующий телефон. Приоткрываю один глаз и обреченно закатываю его обратно.
Перерыв между парами я хотел потратить на пятнадцатиминутный отдых, а придется выслушивать очередной бред.
Протерев ладонью лицо и взъерошив волосы, принимаю звонок:
– Да. Слушаю.
– Илюша, это ты, сынок? – умирающим голосом спрашивает Аглая Рудольфовна, моя бабушка по материнской линии.
– Я, бабуль, я, – прикрываю рот и зеваю.
– Ох, что-то не признала тебя, милый, – ропщет бабуля. – Я тебя не отвлекаю?
– У меня перерыв. Слушаю внимательно.
Относительно внимательно. Бросив взгляд на наручные часы, замечаю, что до семинара у бакалавров-третьекурсников остаётся менее семи минут. А, значит, с минуты на минуту аудитория наполнится галдящими студентами.
– Хорошо, милый, – кряхтит Аглая Рудольфовна.
– Бабуль, что сучилось? – смотрю устало в окно. Мелкий снег ненавязчиво кружит в воздухе, убаюкивая. Конец марта, но в Москве не пахнет весной. Пахнет очередной депрессией и авитаминозом у москвичей, а мне, по большому счету, ровно. Я не поддаюсь погодным провокациям и не жду обещанных прогнозов. Я дышу по типу «живем один раз», так стоит ли растрачивать свое время на лиричное уныние?
Мои глаза слипаются, хоть спички вставляй. До полуночи я снимал напряжение в теплом молочном теле очередной моей новой подружки на разок, а после, проводив Веронику-Марину-на-вечер, просидел до трех часов ночи, проверяя контрольное тестирование у энергетиков.
– Всё. Это конец, Илюш, – вздыхает ба.
Закатываю глаза и, смачно зевнув, откидываюсь на спинку стула.
– Бабуль, это уже третий конец. И, заметь, только за эту неделю, – равнодушно вещаю и вновь смотрю на часы.
Если мы собираемся обсуждать подошедший срок ее кончины, то это может растянуться на годы. Собственно, Аглая Рудольфовна уже как года три беспрерывно собирается на тот свет. У нее заготовлена сумка на этот случай, ожидающая в прихожей у двери.
– Нет, Ванюш, я чувствую. В этот раз точно. Мой час пробил, – слышу звук опустошенного сливного бочка и морщусь: опять из туалета звонит.
– Илья, ба. Я Илья.
Она прекрасно знает кто я. Когда хитроумная Аглая Рудольфовна называет меня именем моего почившего деда, она лишь предусмотрительно сгущает краски. Для каких-то своих целей. И я с интересом жду, какова цель в этот раз.
– Ах, точно. Илюша, внучок, – мне снова хочется закатить глаза, но вовремя вспоминаю слова всё той же бабули, когда в детстве она пугала меня байками, что если часто так делать, то глаза могут не вернуться обратно. Не знаю как, но это работает. – Вот видишь, память совсем стала подводить старую никому ненужную бабку, – хлопает дверью и громко шаркает тапками.
Ну, конечно.
Я все-таки закатываю глаза.
С памятью у Аглаи Рудольфовны полный порядок. Она помнит, по какой цене продавалась селедка в прошлом месяце, может запросто назвать курс доллара шестилетней давности, и перечислить все дни рождения звезд нашей эстрады, начиная с Шаляпина. Того, который постарше.
Так что эти сказки про старческий склероз пусть рассказывает своим подружкам по сплетням. А у нее их, к сведению, целый автопарк, вагон и приличная тележка. И это тоже к тому, что она – старая никому ненужная бабка.
Бабуля большую часть своей жизни проработала в столовой при автовокзале поваром. Ее знали и уважали все: от шофера до вокзального бомжа. Ей покланялись местные собаки, которых она подкармливала объедками, отдавали приветствие сотрудники правоохранительных органов, патрулирующие вокзал, за вечерние подгоны остатков колбасных обрезок и мясных вырезок, целомудренно сэкономленных на гуляшах и киевских котлетах для пассажиров. Она одна, без посторонней помощи, готовила блюда для празднования свадьбы дочери заместителя мера лет тридцать назад. Ей целовал руки сам Иннокентий Смоктуновский, когда обедал в здании автовокзала перед рейсом Москва-Кисловодск. Но думаю, сей факт своей биографии Аглая Рудольфовна нафантазировала. Хотя…
На пенсию Миронова Аглая Рудольфовна вышла сразу, как пробил пенсионный возраст. Она всю жизнь протаскала кипящие котлы весом с тонну, отчего нахватала кучу всякой хвори: и остеохондроз, и артроз, и сколиоз, и межпозвоночную грыжу. Но сидеть без работы для бабули сродни с пленом. Поэтому она устроилась в ломбард неподалеку от нашего дома ночным сторожем. Ох, и зажили мы тогда с бабулей! Как вспомню! Девяностые, я школьник, дефицит в стране, но не в ломбарде! В ломбарде было все! От банки с ржавыми шпротами до черной икры. Я единственный в классе щеголял в настоящих заморских кожаных туфлях благодаря таможенному конфискату.
Весь конфискованный товар сплавляли в ломбард, там он долго залеживался, уценялся и растаскивался между своими по дешевке. А уж сколько золотых украшений бабуля наклепала из сданных зубных коронок – не счесть!
Короче говоря, Аглая Рудольфовна – мировая бабуля. Но со своими приветами.
Она вырастила меня практически в одиночку.бМоя мать родила меня в юном возрасте, когда ей только исполнилось восемнадцать. Поздний ребенок Мироновых Аглаи и Ивана был долгожданным, но, как говорит сама ба, бесполезным и, как оказалось, ненужным. Мать попила кровушки у деда с ба в детстве и, только закончив школу, родила меня – Илью Миронова. Кто мой папаша – известно лишь моим ДНК, но они упорно молчат, так же, как и моя мать.
Сбагрив меня своим родителям, молодая мамаша улетела в Сочи устраиваться горничной на Красной Поляне. Там она познакомилась то ли с Вазгеном, то ли Гургеном и там же обитает по сей день.
Ба с дедом до его смерти воспитывали меня как могли. Я ни в чем не нуждался. Даже в материнской любви. У меня было всё, что нужно мальчишке: любовь близких, уютный дом, горячая еда, велосипед и дедовская шинель, которую я периодически примерял. А когда набегами к нам заявлялась мать, я испытывал панический страх. Мне казалось, что каждый раз она приезжает, чтобы забрать меня с собой, но, как оказывалось, мать приезжала рассказать, как они с Хафизом хорошо живут, похвастаться нарядами и занять у бабушки денег.
– Бабуль, ты опять начинаешь? Ближе к делу, у меня пара начнется через несколько минут, – раздраженно бросаю.
Я уважаю, люблю и ценю Рудольфовну. Для меня она была, есть и остается самым близким и родным человеком на свете, ради которого я готов свернуть горы. Но когда она заигрывается, я не поощряю.
– Да-да, сынок. Я хочу, чтобы ты сегодня ко мне заехал, – просит Рудольфовна и демонстративно начинает кашлять в телефон, отчего мне приходится отвести трубку подальше от уха.
Так происходит всегда, когда возникает экстренный случай. Мы с ба обусловились, что я навещаю ее два раза в неделю по будним дням и один в выходной. Но если возникает критическая ситуация, я, безусловно, всегда на старте.
На этой неделе тариф посещений израсходован, поэтому у бабули в загашнике остался лишь чрезвычайный случай. И она им решила воспользоваться.
– Что случилось?
– Это не телефонный разговор, Илюш. Приезжай и поговорим, – кряхтит Рудольфовна.
Размышлять и спорить мне уже некогда, потому что я уже слышу, как к двери начинают сгущаться студенты.
– Ладно, ба. Заеду после семи. Годится?
– Годится, сынок, годится, милый. И не забудь товар, – очень даже живенько бросает вдогонку ба и отключается, будто только что не умирала.
Усмехнувшись, ставлю на телефоне напоминалку «Товар» и поворачиваюсь на звук вваливания в аудиторию первых студентов.
Глава 2. Несговорчивый доцент
– Брось меня, Решетникова, я больше не могу, – задыхается Авдей и упирается ладонями в колени, сгибаясь в три погибели. Парень запыхался и дышит тяжело, обливаясь потом, пока мы бежим из одного крыла учебного корпуса в другой.
Нас задержали на практикуме по технологическим наладкам и испытаниям, будь они прокляты! Вернее, это мой одногруппник Авдей задержался, дописывая за меня эксплуатационный расчет и сводя его в таблицу. Поэтому я останавливаюсь и дружелюбно жду тучного парня с мелкими бисеринками пота на лбу.
Смотрю на время в телефоне, показывающее, что до начала семинара остается ровно одна минута, и я готова принять предложение своего одногруппника и бросить боевого товарища. Но моя совесть стучит мне по темечку, напоминая, что учиться мне с отличником Авдеем Мавдейкиным еще полтора года.
– Нет, командир, – подхватываю парня и закидываю его огромную лапу себе на плечо. Ноги подкашиваются, а в нос ударяет запах невыносимого пота. Буэээ. – Своих не бросаем, – вру я и морщусь.
Терпеть, Решетникова, Бог терпел, велел нам терпеть! Кто за тебя будет величину для водотрубных котлов, допускающих шарошипение, искать? Поэтому молча напряглась, собралась и задержала воздух, как минимум минуты на две, потому что мокрая подмышка Авдея пялится на мое ухо.
– Ты такая сильная, Янка, – лыбится одногруппник. – И пахнешь вкусно, – парень наклоняется и шумно втягивает запах моей макушки.
Пф-ф! С первым утверждением согласна на все 100. Если бы Мавдейкин побегал столько, сколько ношусь я с подносами между столиками, тоже бы подкачался и, возможно, схуднул! И я бы сейчас не корячилась, волоча это бренное рыхлое тело. А на счет второго – спорный вопрос, потому что теперь я, вероятно, пахну Мавдейкиным Авдеем и его пОтом.
– Давай-давай, шевелись, – передернув плечом, скрючиваю мину, отвернувшись в сторону, чтобы Авдей не заметил.
Сумка падает на локоть, а прядь светлых волос сползает на глаза. Сдуваю ее и вздрагиваю от трезвонящего, раздирающего перепонки звонка.
Вот же велкопоповицкий кОзел!
Нужно ускориться, потому что сейчас у нас начнется пара у самого несговорчивого преподавателя курса.
За неполные три года обучения ни с одним преподавателем у меня не было проблем. И только с Мироновым Ильей Ивановичем у нас не случилось взаимной симпатии.
Как только последний входящий в аудиторию одногруппник тянет за собой дверь, входим мы с Мавдейкиным.
Занимаем первую пустую парту. Я бы с огромным удовольствием забилась повыше, можно даже в космос, но у Мавдейкина туго со зрением, поэтому мне тоже приходится сидеть за партой для ботанов. Потерять пригретое место рядом с отличником – для меня роскошь непозволительная. Мне и так еле удается выдерживать на себе его масляные взгляды. Я думаю, что мой одногруппник считает, что у нас с ним типа отношения. И пусть считает, мне это выгодно, когда три года Мавдейкин решает за меня все контрольные и расчетные домашние работы.
– Здравствуйте, Илья Иванович.
– Доброе утро.
– Здрасте.
Аудитория приветствует Миронова, которому, к слову, равнодушно. Даже, если бы с ним никто не поздоровался, он бы не заметил. Впрочем, как и всех нас в классе. Он кивает в ответ, не отрываясь от своего телефона.
Вообще, он ведет себя так, будто каждый раз его заставляют идти на пары под дулом гранатомёта.
Для него каждый из нас – такая же мебель, как эти деревянные парты.
Он не выделяет абсолютно никого. И даже меня.
Когда после зимних каникул я увидела Миронова впервые, у меня защипало глаза. В тот момент мне подумалось, что красавец с обложки глянцевого журнала звезда рилсов инсты случайно заблудился в нашей аудитории, выискивая фотоагентство.
На моей специальности преподают исключительно профессора-старички, инженеры-заумники и кандидаты наук. И какова была моя радость, что среди всего этого пенсионного фонда затерялся молодой привлекательный препод.
Я ошибалась.
С нашими старичками найти общий язык оказалось легче, чем с этим красавчиком-снобом.
К слову, наверное, стоит рассказать о себе, о вузе, в котором я обучаюсь, и направлении подготовки, выбранном мной не случайно.
Вообще, в моей без полутора месяца двадцатидвухлетней жизни всё не случайно, а четко продуманно и выверено. На волю случая рассчитывать не рационально в моем случае, когда в кармане моей худой куртки ни копейке, а в холодильнике – гуляет запах сырокопчёной колбасы, оставшийся после предыдущих квартиросъёмщиков. Это, конечно, я утрирую, но смысл понятен.
Итак, меня зовут Решетникова Яна, и каждый свой шаг я стараюсь обдумывать и просчитывать. Если бы не мое умение выкручиваться и приспосабливаться, уверенна, Москва уже давно бы меня пережевала и выплюнула вместе с моими кроссовками, которые я ношу третий год и подклеиваю супер-моментом. А пока я стою у нее поперек горла костью и не собираюсь её покидать.
Всё потому, что у меня есть цель.
Эту цель я поставила себе еще в двенадцать лет, когда осознанно решила, что донашивать за двумя старшими сестрами куртки и обувь мне не нравится. Я выросла в городе за двести двадцать километров от столицы. Бывший железнодорожный узел теперь называется городом, в котором подростки до сих пор колбасятся под Децла, а автобусы ритуальных услуг «Зодиак» вояжируют по улицам чаще, чем маршрутки. Кроме стариков, алкашей и скинхедов в нашей деревне никого не осталось, потому что те, кто поумнее и помоложе перебрались в Москву. Здесь – жизнь, деньги и всё то, о чем я могла мечтать в детстве и о чем мечтаю сейчас. Я с 12 лет знала, что после получения аттестата и сертификатов ЕГЭ, сразу покину родные пенаты. Так и произошло. Меня никто не отговаривал, не удерживал и не запрещал. Я всегда выбивалась из уклада нашей семьи. К слову, она у меня большая: родители, я и три сестры. Я третья по старшинству. Две мои старшие сестры давно обзавелись семьями, нарожали детей и живут в соседних деревнях. Их, как и моих родителей, устраивает всё: работа в местном продовольственном магазине, дети в садах и школах, муж на диване и «Птичье молоко» по праздникам. На мои рассказы о Москве сестры крутили пальцем у виска, а маман даже как-то сказала: «Янка, ну какая Москва? Кому ты там нужна? Разве что жирных толстосумов ублажать, а полы мыть и здесь можно». Так себе перспектива, ага.
Нет, я была не согласна. Пусть высоким интеллектом я и не обладаю, но мозги у меня есть. Мне пришлось в себе их прокачать, чтобы выжить в условиях, в которых я существовала до восемнадцатилетия. У меня нет обеспеченных родителей, нет денег и наследства, но у меня есть молодость, красота и хитрость.
Я приехала в Москву в восемнадцать лет с одним рюкзаком за спиной, двадцатью тысячами на карте и огромными надеждами, которые разбились в первый день моего приезда, когда ночевать мне пришлось на вокзале.
Все книги на сайте предоставены для ознакомления и защищены авторским правом