***
Должен был прозвенеть первый звоночек, но я была в наушниках, которые ты мне подарил, и ничего не услышала.
Мы снова в антикафе, и мне нужно достать таблетку, потому что неистово болит голова. От кофеина или малого количества сна, но она болит. Но таблетки в одном кармане с сигаретами, а я говорила тебе, что не курю.
– Не смотри.
– Почему? Покажи. Покажи-и, – твои руки тянутся к портфелю. Я вынуждена их отодвинуть. Они снова тянутся, и я слегка щипаю за одну из рук, чтобы дать понять, что я точно против.
– Что там у тебя такого? – ты слегка нахмурен и это создает сильный контраст с обычной улыбкой.
– У меня там катастрофический бар-р-дак. Даже смотреть не стоит, – говоря это, я быстро нахожу таблетки в портфеле. Вода проталкивает большую зеленую капсулу в мое горло, и я улыбаюсь в ожидании облегчения. А ты не улыбаешься.
– Я злюсь на тебя, – говоришь ты. – Я пытался не злиться, но скажи, как человек, который ничего не скрывает, может так нагло что-то прятать от меня? Я перестану злиться, если покажешь, что у тебя. В. Портфеле.
Я думаю о том, что это смешно. Мы видимся третий раз в жизни, а ты уже хочешь вытрясти из меня все содержимое. Я не показываю тебе ничего, и мы идем домой молча. По теплому весенне. Воздух свежий. И только ты идешь не впереди меня, как обычно. Это удивляет, потому что обычно ты всегда куда-то меня ведешь, а дорогу до метро я не знаю. Но чтобы ты не подумал, что я растерялась, я делаю свое выражение лица примерно таким же, как у тебя – сжато-озлобленным, и тоже молчу.
– Извините, не подскажете, как можно пройти к метро?.. – я обращаюсь к женщине в красной куртке, но к концу моего вопроса она почему-то оказывается спиной ко мне, и вопрос до нее не долетает. А ты слышишь меня и кладешь руки – по руке на каждое из моих плеч. Разворачиваешь меня как предмет. И я замечаю красный огонек знака метро и иду. Ты снова идешь сзади и я уверена – твое лицо по-прежнему злобное.
На обратном пути до своего дома я полуклубочком сворачиваюсь у окна автобуса.
я: я говорила, что не люблю копаться в вещах при других. у меня очень сильно болит голова
ты: ты обещала мне ничего не скрывать и не врать. не утаивать. знаешь, на что это похоже?
я: на что
ты: на предательство
«А и Б сидели на трубе. А позвал тебя, Б ждет тебя, а ты – где?»
***
Вчера ты подарил мне черный кожаный блокнот с голубым камнем-глазом в центре. Подарил, вложив прямо в руки, словно делился чем-то важным. Я глажу сморщенную темную кожу обложки, и на меня смотрит этот глаз. Сам блокнот я не открываю. Не знаю еще, какие слова сможет принять в себя темная кожа блокнота.
«Б» ничего не дарил мне, потому что мы учились в школе. Ты говоришь, что сменил несколько работ и у тебя имеются накопления.
Когда ты платишь за нас в антикафе, то достаешь кошелек, и мне приятно понимать, что у тебя с собой деньги. У меня никогда не было в руках больше пяти тысяч, кроме одного раза, когда нужно было ехать и оплачивать учебу. Я ехала на самокате, и мне все время хотелось развернуться или свернуть, чтобы деньги не доехали до кассы вуза.
Ты спрашиваешь: «Хочешь кушать?», и я всегда говорю, что да, даже если совсем не голодна. Как и с вещами, когда в моем животе еда, особенно если дорогая и вкусная, я чувствую себя в е щ е с т в е н н е е. Я существую, прямо здесь и сейчас, с очередным десертом в желудке. Мне хочется вобрать в себя эту жизнь, от которой раньше приходилось отворачиваться. Беспокоит только то, что чем больше ты мне даешь, тем больше хочется.
Вчера ты сказал, что отвез бы свою будущую жену к морю. «А это будет, когда она будет твоей женой, или ты будешь только думать о предложении?» «Когда я пойму, что готов на ней жениться, я отвезу ее к морю». Вчера же ты подарил мне книгу, о которой я давно мечтала. И в тот же вечер я снова сменила мечту – теперь мне хотелось к морю.
***
Болит живот – настолько, что изнутри ощущаю давление собственной крови, которая выплескивается порциями на каждом шаге. По дороге приходится зайти в общественный туалет. На стенке написано «Оглянись, вдруг ты смываешься, не успев смыть за собой», и я перечитываю это три раза.
От дома до автобуса мне добираться около тридцати минут. В туалете я провела десять лишних. Пока еду в автобусе, ты ничего не пишешь мне, хотя обычно развлекаешь рассказами о своём дне. Смотрю на экран телефона, уведомления периодически появляются, но по-прежнему ничего от тебя. Возникает нехорошее предчувствие, и я сжимаю телефон так крепко, что потеет рука.
На остановке всё тот же ты, но совсем мне не машешь. Ничего не осталось и от обычной улыбки. Ты как обычно берешь меня за руку, но сейчас словно слегка тянешь за собой. Угол, под который ты взял мою руку, очень неудобен, и мне больно.
–Тим, отпусти, пожалуйста.
– А мы же не пришли ещё.
Но мы идём в сторону, совсем незнакомую мне. Издалека я замечаю, как гастарбайтер на каком-то устройстве дробит асфальт. У меня начинает болеть голова, боль дробится, как серые дорожные кусочки. Ты упорно ведешь меня в сторону наибольшего шума. Я не смотрю на небо, на деревья или на тебя. Под ногами моими расползаются трещины, и кажется, что из-под ног отходят пласты земли.
–Тим, мне больно…
– НЕ НОЙ.
Я не могу поверить, что ты вообще произнес такое. Это слуховая галлюцинация, как обман зрения. Ты улыбаешься, подтверждая мою догадку. Это все – шум дробящегося асфальта.
– Ты поняла, за что я злюсь? – внезапно уже более четко долетает до меня.
– Пожалуйста, давай уйдем, у меня ужасно, ужасно болит… – я показываю на живот, сейчас скрытый толстовкой.
Ты делаешь вид, что меня слышишь, и якобы одобрительно сжимаешь руку. В этот момент в животе возникает очередной спазм, и я чувствую, как кровь проникает прямо сквозь джинсы. Сегодня я надела темно-серые, но влажное пятно всё равно будет заметно. Я вырываю твою руку и бегу в ту сторону, где заметила Макдональдс, пока мы с тобой шли. В кеды вбиваются камни от дороги, и кажется, что один из камней и вовсе застрял в носке.
Когда я проверяю свой телефон после того, как выхожу из Макдональдса, вижу, что ты везде добавил меня в черный список. Эта внезапность шокирует, но в то же время я чувствую облегчение. В последнее время обманывать тебя было всё сложнее. Меня чуть инфаркт не хватил один раз, когда я сказала, что иду спать, а через час снова случайно вышла в онлайн.
Еду домой, радуясь, что у автобуса черные сиденья и на них не будет видна кровь. Голова понемногу перестает болеть, а небо из серого розовеет от солнца.
Хочется свернуть по дороге в гости к «Б», и тихо, направляя звук изо рта в большую чашку с зеленым чаем, рассказывать ему о том, как страшно было сегодня.
Ворочаюсь. Живот уже не болит, но странное чувство так и тянет из него что-то, оставляя кровавые следы. Неужели ты правда оставил меня? Неужели оставил? С каждым часом я все меньше верю, что ты напишешь, и все больше крови выплескивается из меня. Хотя кто-то говорил, что обычно в сутки выходит не более чайной ложки. Неужели ты ушел из-за какой-то ложки?
ты: ёжик
ты: что-то произошло с моей страницей
ты: всё хорошо?(
***
Если раньше я была полна весны и свежего ветра, то сейчас время от времени мне кажется, что поток воздуха что-то пытается перекрыть.
Я устала слушать от тебя «ты же не врешь?», когда на самом деле вру. Нужно в магазин. На улице уже совсем тепло, и мне хотелось бы подольше погулять, но я знаю, что ты обязательно спросишь меня, почему я так долго. А если не спросишь, как тогда, когда я ушла в парк на полдня, то просто будешь отвечать через зубы и специально будешь звонить, чтобы опять же через них отвечать. Поэтому в магазин нужно именно спешить – ты рассчитал, что от моего дома до ближайшей «Пятерочки» туда и обратно всего пятнадцать минут. Такой срок, если зайти в магазин и взять то, что нужно, не медля.
Я выхожу из подъезда и бегу к магазину, чтобы обратно вернуться уже не спеша и снова тебя обмануть. Пока я бегу, капюшон приподнимается от ветра и хлопает по спине, солнце мелькает в глазах. Желтое. Потом оно сменяется красным, и я уже возле «Пятёрочки». Я помню, что сказала тебе, что бросила пить энергетики, и теперь никогда не пью их при тебе. Казалось бы, это так просто – берешь и покупаешь то, что тебе запрещено. Но у меня голову начинает давить от страхов. Я боюсь, что меня выдаст продавец на кассе. Что мы с тобой однажды войдем в этот магазин, а он скажет: «А почему сегодня кока-кола?» И ты обязательно спросишь у него, в чем дело. Я бы хотела выбрать продавщицу, очередь к которой длиннее, чем у других, чтобы она точно не запомнила меня. Но я понимаю, что тогда у меня не останется времени, чтобы не спеша дойти до дома.
Я достаю из холодильника черную пластиковую бутылку энергетика Power Torr c красной головой быка на нем. Голова быка напоминает мне голову дьявола и словно уличает в чем-то.
Мне стыдно, что я обманываю тебя. Будет проще, если я постараюсь правда не пить энергетики. Я ставлю бутылку обратно и беру себе кока-колу. На меня почему-то смотрит кассир-мужчина, наверное, потому что слегка дрожат пальцы, которыми долго сжимала бутылку энергетика. Дверь магазина автоматически открывается, когда подходишь к ней, но передо мной она почему-то открывается не всегда. Надо спешить, я пытаюсь протолкнуться через зеленый пластик.
Я просто хочу прогуляться. Но мне нельзя. Мне нельзя? Завтра, если от меня не будет «косяков», мы с тобой поедем в парк, кататься на арендуемых велосипедах, использование которых, конечно же, оплатишь ты. Я просто должна быть «не колючим ёжиком».
Медленно иду домой и делаю глотки кока-колы, но они словно не доходят до желудка и растворяются еще во рту. Солнце светит прямо в лицо, распространяясь везде, но оставляя пространство у меня за спиной. Там – то, что я от тебя прячу. И мне все тяжелее туда не свалиться.
***
Помню, как на меня смотрела мать, когда говорила, что отойдет на пару часов. Таращила накрашенные глаза, и в них мелькали блики от телевизора, который она всегда оставляла работающим. Я верил ей множество раз, потому что просто не знал, что такое обман.
Я думал, что она попала под поезд. По телевизору перед мультиками показывали вечерние новости. Часто мелькало слово «авария», и мне казалось, что это она отобрала у меня маму на всю ночь. Что между мамой и нашей комнатой с кроватью, телевизором и еще одной комнатой, где храпит сосед, разрастается пугающая и внезапная – авария. И что я однажды увижу в новостях свою маму, которая просто куда-то ехала на пару часов.
Позже в очередной серии познавательно-развлекательного чего-то для детей большая искусственная сова объяснила, что бывает правда и неправда. И показала на простом примере: «У меня есть яблоко». И в руке у человека было яблоко. И «У меня нет яблока» – но яблоко продолжало оставаться в руке у человека. Я тогда еще подумал, что это самая очевидная неправда. И что мне никто не поверит, если я буду так врать.
Когда я впервые толкнул маму, она сильно ударилась спиной. И в тот день никуда не пошла. Утром мы поговорили, и она решила, что просто упала. Я очень удивился, как она упускает – мою накопившуюся за годы ярость, мой крик. Почему она не верит, что яблоко перед ней? Мне захотелось толкнуть ее еще сильнее и топтаться ногами по ее животу, пока оттуда не выйдут признания вместе с рвотой. Мне хотелось бы провести ногой по ее лицу – и на ноге остался бы след тонального крема и помады. Все это – тоже ложь. Я ненавижу ложь, но правда часто оказывается еще хуже.
Один раз мама сказала, что уходит, и даже предупредила, что в этот раз на ночь. Мне было уже четырнадцать лет. Я подумал: «Может быть, все начнет меняться с этого дня?». Но, переключая треки в плеере, я услышал стоны из-за двери нашего соседа. Сложно определить, что стон принадлежит конкретному человеку. Но потом она произнесла чье-то имя, так же звали нашего соседа. Я понял, что из мамы так и будет тянуться ложь и что меня зачали среди этой лжи. Может быть, она даже обманула своих родителей, что не была беременна. Поэтому я никого из родственников не знаю. А они не знают, что выросло еще одно яблоко.
Она ест мороженое, МакФлурри. Капля от мороженого оказывается на ее шее, я не даю ей убрать его и слизываю языком. Она смеется, потому что ей щекотно и что-то ищет в сумке. Я знаю, что у нее там лежат сигареты и деньги, которых у нее быть не должно. Она доедает мороженое и улыбается. Я снова приближаюсь к ее губам. Я умею определять курильщиков и потенциальных лжецов. Первых отследить довольно легко из-за оттенка кожи и еле заметных мешков под глазами. Еще обычно кончики пальцев долгое время сохраняют запах никотина.
А у лжецов, когда они что-то скрывают или говорят неправду, в глазах начинают плясать блики телевизионного экрана. Я смотрю, как пытаются не бегать их зрачки, как слегка дрожат пальцы.
Я люблю проводить время с ней, потому что ни в ком еще не встречал столько лжи. Правдой сейчас мне кажется только факт того, что она довольна мороженым и ей щекотно от моего касания языком.
Когда мне было четырнадцать и моя мать стонала в соседней комнате, это впервые возбудило меня. Я знал, что такое когда-нибудь случится, но до этого изображения женщин казались пресными. Но не в этот раз, когда я представлял, как женщина за стенкой совершенно не подозревает о том, что мне известно, чем она занимается. Что она сейчас без одежды и что держится за потные плечи нависшего над ней мужчины. Я не смог остановиться и через несколько минут моя рука ощутила теплую выплескивающуюся жидкость.
***
Мы сидим на лавочке среди парка в моем городе, моего горла касается сладкая газировка. «А давай все время держаться за руки?» – и твоя небольшая рука, словно защелкивая, замыкает наши сжатые руки. Потом ты целуешь меня. Часть твоей слюны остается у меня во рту, но я не могу это выплюнуть и запиваю газировкой, пытаясь не думать о том, что ты недавно ел. Ты снова тянешься ко мне и трогаешь мою губу зубами.
– А поехали…
Вспоминаю запись на стене «Б» – концерт группы «почему коммутатор молчит».
– А поехали в Питер на концерт?
– Поехали.
Ты не спрашиваешь меня, что за концерт и какая там будет музыка. Твои пальцы гладят мою руку, пока мы обсуждаем подробности.
– Ты только на билеты заработаешь, хорошо? – касаешься губами моего лба, потом носа, потом губ – уже без слюны.
Я уже говорила тебе о том, что иногда нахожу подработки в интернете и раздаю листовки. Но сейчас из-за голубых волос меня почти никуда не берут.
Я очень хочу поехать на этот концерт, добавленный на страницу «Б», и следующим утром уже нахожу себе подработку.
НЕ РАЗДАЧА ЛИСТОВОК
Это написано там в самом начале, и я думаю, что, может быть, это что-то сомнительное. «Нужно считать людей в торговом центре» – было написано дальше. И я подумала, что этот вариант как раз для меня, чтобы заработать на билеты. Потому что на раздачу листовок, узнавая, что у меня голубые волосы – меня в последнее время не брали.
Когда я просыпалась на первую смену, комната словно была забита дымно-пыльным светом. А еще за ночь подморозило. Я проснулась, но будто бы осталась частью своего сна. Кеды хрустели от появившегося за ночь инея, иногда от мелких веток. Пыльный свет был и снаружи.
Чтобы занять руку – конечно же, на самом деле из вечной кофеиновой жажды – покупаю объемную железную банку «Адреналина». Черная банка приятно контрастирует с моей белой и худой рукой. Делаю фото и отправляю тебе.
ты: утречко у тебя, значит)
Долго ищу магазин, связанный с маркой Lindt. Вижу часть его вывески, ориентируясь на первый слог «Li». Мне не нужно подходить к магазину близко или говорить что-то продавцам. Мне просто нужно отмечать, сколько людей вошло в магазин, сколько вышло и сколько прошло мимо него. В среднем это нужно делать каждый час и отправлять результат. Я выпила уже половину банки «Адреналина».
ты: чем занимаешься там?
я: так и считаю людей. уже голова от них кружится
ты: так много что ли?) отправь мне фото
я: какие фото? я уже кидала свое
ты: фото людей и того, что делаешь))
Отправляю тебе фото магазина Lindt. Вывеска опять умещается не полностью.
За вечер от инея остались только влажные пятна на асфальте. Я смотрю только себе под ноги, не в небо и не на деревья. Воздух ничем не пахнет. Мне звонит мама.
– Ин, шла из магазина, видела у подъезда какой-то мальчик. Это не тот Тимофей, с которым гулять ходишь?
– Конечно не тот, мы с ним вообще не общаемся уже почти, – заканчивая фразу, я замечаю твою спину у подъезда. Это именно твоя спина, потому что я уже видела на тебе растянутую влажно-голубую кофту, когда мы целовались в антикафе. Ты сидишь, сильно сгорбившись. Я не знаю, от чего испытываю большую жуть – от того ли, что ты знаешь мой адрес, или от того, что тебя еще и мама моя видела.
– Ты не бойся, я не маньяк. Просто ты с утра фото кинула, там было твое… местоположение. Ты не скрыла. Привет, ёжик.
«Пошли отсюда?» Мы заходим за мой дом – там детская площадка, и её точно не видно из моих окон. На качелях и лесенках площадки нет ни одного ребенка, на земле завязывается вечерний иней. Мне хочется, чтобы моя мама вышла и начала меня громко звать, как последнего задержавшегося на площадке ребенка.
Ты садишься на карусель: такую, которую надо самостоятельно вращать, держась за железный полукруг. Я сажусь рядом и внезапно тебя приобнимаю. Мне не хочется держаться за сталь. И еще – холодает все сильнее.
– И что это было с тобой сегодня, ёжик? – ты удивленно на меня смотришь.
– Со мной? – я смотрю на тебя. Ты переставляешь руки по железному кругу карусели. Твои маленькие кисти мелькают всё быстрее.
– А с кем, со мной? Это ты не отвечала сегодня полдня, – твои глаза блестят.
Ты продолжаешь вращать карусель, перебирая руками по стальному кругу. Быстрее и быстрее. Я знаю, что, если открою глаза, всё будет размыто нестись вокруг – поэтому закрываю их. Поэтому ничего не говорю. Ты отпускаешь одну из рук и обнимаешь меня. Касаешься губами волос, берешь одну из прядей в рот. Я представляю, какой она потом будет липкой и как будет пахнуть. Карусель останавливается практически сразу.
– Я тебя люблю, – слышу. Почти сразу чувствую головой мокрую от слюны прядь. – Я очень переживал, что ты не сразу берешь трубку. А ты, как ёжик, спряталась от меня и уколола еще. Мне сегодня твои деньги перевели. Знаешь, двадцать третье апреля мой день рождения, и я хочу провести его с тобой в Питере.
– Я тоже, – ты смотришь на меня. – Я тоже хочу провести его с тобой.
Я не хочу говорить, что не люблю тебя. Я знаю, что ты ждешь ответа, но молчу.
***
Мне нравится повесть Джека Лондона «Любовь к жизни». Возможно, правильнее было бы перевести ее как «Жажда жизни», потому что речь идет как о физической жажде, так и о нежелании умирать. По сюжету книги два человека пробираются через болота. У них с собой сокровища, ради которых они на эти болота отправлялись. Но по пути они осознают, что заблудились и выгоднее нести с собой хотя бы болотную воду, нежели золото.
