– А чего не взяться? Ошибусь – никто не съест.
Я только усмехнулся. Имелись некоторые задумки. И пока что сосед не разочаровывал.
– Как слетал? – спросил он.
– Обычно… Три системы, одиннадцать станций. Сатурн, Уран, Нептун. Беременную пассажирку вывез с Тритона. Смены же годовые, полугодовые, много семейных пар. Люди не всегда осторожны. А вынашивать вне Земли запрещено.
– Чтобы не появлялись уроды?
– Само собой! Чуть что – и немедленно под голубое небо, к берёзам и осинам.
– Ну, станции – это ясно…
– А ты жениться ещё не собрался? И вообще, как с эти/tf?
– Да пока вообще никак. Новая жизнь, впечатлений без того много… – И сосед процитировал античного философа: – «Гетеры нужны нам для развлечения. Наложницы – для удовлетворения ежедневных потребностей тела. Жёны – для рождения законных наследников».
Насмешил…
– Ты думаешь, древние греки – это образец? «Ежедневные потребности тела», надо же. Выдумка от распущенности! Главное – психологический настрой… – Ия выдал ответную цитату: – «Любовь – не еда, не вода и не воздух. Её отсутствие – всего лишь неудобство, которое можно перетерпеть». Кто сказал?
Слава не ударил лицом в грязь. Тут же кивнул на полку, где разношёрстным рядом выстроились бумажные книги. Провёл пальцами по корешкам, где было обозначено: Айзек Азимов.
– Бери, читай.
– Спасибо, возьму. Знаю Азимова, только не в бумажном виде.
– Ав рейсах романы случаются? – полюбопытствовал сосед.
Я помолчал, поискал в памяти.
– Нет… Знаешь, в рейсах не до романов. Пассажирки часто летают. У меня одно время бортинженер была Людмила. Нравилась, но не более того. Просто не принято. Вне Земли малейшая распущенность, расслабленность опасна.
– Я чувствую, человек не скоро станет на «ты» с космосом.
– Не при нашей жизни, это уж точно. Казалось бы, все правила соблюдаем. Дисциплина не нарушается. Техника надёжная. Но люди гибнут фатально! Сначала считаем, что нелепый случай. Потом, как разберёмся – нет, не нелепый. Обоснованный! Предусмотреть всё не получается. В космосе мы – всего каких-то полторы сотни лет.
Штурман Ярослав Нестеров: «ты почему не летаешь?»
Люблю последние недели весны.
Пришвин писал о весне света, весне воды и весне земли. Я определяю по-своему: весна-обещание, весна – трудный путь к цели и весна-свершение, победа, торжествующая весна. Ещё прохладные, красивые дни. Близкие и далёкие леса оделись в нежную зелень, поют птицы, в воздухе словно бы разлит Второй Концертный вальс Глазунова. Оглянешься по сторонам – и дух замрёт: покажется вдруг, что лето пришло навсегда. Что лето не просто молодо, а бессмертно.
Майский ветер шумел; деревья и кусты возле дома размахивали едва зазеленевшими ветками. Артур вернулся из полёта, весёлый, стремительный. Подошёл вплотную, сделал страшные глаза:
– Ярослав! Ты почему не летаешь?
– Как понять? В космос?
– Именно.
Я ошеломлённо пожал плечами.
– Я разве космонавт? Я вообще здесь никто, человек без профессии.
– Как у тебя со здоровьем?
– Вроде пока идеально.
– Во вторник я еду в Звёздный. Поедешь со мной?
– Зачем?
– Странные вопросики задаёте. Побываешь у наших врачей, запишешься на общекосмическую. Пройдёшь её, потренируешься, прослушаешь курс космонавигации, испанского языка, ещё кое-чего – и туда, туда! – знакомым жестом Артур поднял руку и крутанул над головой.
– Уж космонавт из меня…
– Спокойно! Зря, что ли, я всю зиму и весну тренирую тебя на расчётах? Ты, в перспективе, классный штурман! У тебя природные способности. Ты знаешь, что у наших навигаторов уже появился новый термин – «нестеровские трассы»? Только не зазнавайся.
– Постараюсь, – сказал польщённый не-космонавт. – А испанский зачем?
– Ты что! Международный язык надо знать.
Я слегка удивился.
– Международный? А в мои времена на это претендовал английский.
– Давно уж не претендует! – засмеялся Артур. – Вот послушай. Фъом эн ообит оф экспектэйшн ай хев лифт, айм ин фзэ сэвен сикто, айм риди ту старт[3 - С орбиты ожидания сошёл, нахожусь в седьмом секторе, к старту готов (англ.)]. Это так я бы докладывал диспетчеру по-английски. А по-испански говорю так: дехэ ля орбита деспера, эстой эн эль сектор сьётэ, препарадо пара салир[4 - То же самое на испанском.]. Ну что? На каком выразительнее?
– Конечно, на испанском. И короче.
– А грамматика? А фонетика?.. То-то и оно.
– Да, Артур! А беспилотка по моей трассе?
– Нормально. Похоже, долетит вовремя и куда просили. Кстати, до вторника можешь проштудировать Кристенсена «Поведение в пониженной и повышенной гравитации». Интересно читается.
…Читалось, действительно, легко и интересно. Но с тех пор я уже все положения автора проверил на практике. С громадным светлобородым скандинавом Олафом Кристенсеном мы давно приятели. Он любит расспрашивать меня и других космонавтов, набирает материал для новых книг и статей…
А сейчас читаю Григория Захаровича. Он о многом знал больше, чем я.
Так с чего же тогда началось?
Из книги Григория Ольховского: работник и мастер
Законов в наши дни много… вот только справедливости не хватает… Когда всё ставится с ног на голову, только дурак может сидеть и ждать, что справедливость восторжествует.
Дин Кунц
У боковой стены на диване сидели двое мужчин. Беседовали они не так чтобы давно – хозяин кабинета не имел времени на долгие разговоры. Содержательные – да, но не долгие.
У собеседников были умные, жёсткие лица. Один был в форме генерал-полковника милиции. Загорелый, с седыми висками, с большим белым шрамом на щеке. Но хозяином кабинета являлся другой, в обычном костюме. Ростом поменьше, лицом побледнее, с высоким лбом. По его ловким, экономным движениям, по всей выправке нетрудно было догадаться, что и ему приходилось носить погоны.
Иногда он вставал и прохаживался по ковровой дорожке от стола к двери. У него был чёткий говор человека, привыкшего обращаться к аудитории.
– Вы, Валерий Анатольевич, понимаете, что этот позор – не наш внутренний. Это наш позор на весь мир. Иностранным дипломатам бьют морду на московских улицах! Грабят в московских переулках!
– Али Хафтара били бывшие скинхеды, – ответил генерал. – Которые сейчас «уайт пауэр». У него ярко выраженная восточная внешность.
– Ау Кнуда Хессельберга как с внешностью? Тоже ярко выраженная восточная? Несерьёзно, господин министр!.. Ну, а что скинхеды? Растворились в воздухе?
– Уехали на автомобиле с депутатским номером.
– Чья машина?
– Числится за депутатом Бухановым.
Серые глаза хозяина кабинета упёрлись в лицо министру.
– И что дальше?
– Понимаете, Георгий Александрович… Мне бы очень не хотелось трогать Буханова.
– Понимаю, – с отвращением в голосе произнёс Георгий Александрович. – Ну, а второй случай, с норвежцем?
– Это солнцевские. Окончательно обнаглели.
– Конкретно известны?
– Люди Денисова задержали подозреваемых. Для ареста нужна санкция суда. И… он боится за семью. Ему позвонили.
– Опять понимаю, – сказал хозяин кабинета. – Ну что ж, господин министр, я вас больше не задерживаю. До свидания.
– До свидания, господин президент.
Оставшись один, президент России Кольцов подошёл к холодильнику и налил полстакана минеральной. Залпом выпил.
«Хорошее средство», – подумал он и вышел в секретариат. Из кресла у стены вскочил молодой капитан милиции.
– Здравия желаю, господин президент!
– Здравствуйте. Вы ко мне?
– Никак нет. Генерал-полковник попросил подождать его здесь. Он сейчас придёт.
– Вольно, капитан, – улыбнулся Кольцов. Парень ему нравился. Было в его взгляде нечто, внушающее доверие. Конечно, ум, интеллект. Конечно, сознание собственного достоинства. Твёрдость характера. В меру – молодое нахальство. И ещё что-то трудноопределимое, но располагающее.
– Ну, как борьба с преступностью? – спросил президент.
– Да что борьба… К сожалению, именно борьба. А с преступностью не надо бороться.
– Вот как?
– Да, господин президент. Борьба – это вид спорта. С преступностью надо не бороться, а воевать. На поражение!
– На поражение… – вздохнул Кольцов. Его вдруг прорвало. – Не очень-то стремятся её поражать! У одних какие-то знакомства, родственные связи. Другие боятся за своих домашних. И всех можно понять! Третьи коррумпированы.
Четвёртые не желают подрубать сук, на котором сидят. Уничтожим преступность – и зачем тогда МВД?
– Ошибочная позиция, господин президент.
– Почему?
– Не одна же преступность! Есть и другие внутренниедела. Работы нам всегда хватит. На худой конец, со спасателями сольёмся, с МЧС…
– Хорошо, что вы так считаете. А высокое начальство… У каждого – у каждого! – что-то есть, мешающее дело делать. Иногда мне кажется, капитан, что всего-то один человек и нужен! Умный, решительный, непреклонный, ненавидящий воров и бандитов. Не испорченный властью, большими деньгами. Готовый взять всю ответственность на себя. Ни с кем не связанный, ничем не повязанный, никому не известный… Человек ниоткуда. И желательно – не семейный.
Капитан молчал. Затем нерешительно улыбнулся.
– Говорите! – подбодрил Кольцов.
– Извините, господин президент… Кажется, я знаю такого человека.
– Ваш родственник?
– Никак нет.
– Друг?
– Мы с ним всего одну ночь разговаривали. В поезде вместе ехали. Я тогда был следователем военной прокуратуры. Вот и заговорили о преступности… Кстати, что с преступностью нужно не бороться, а воевать, я от него услышал.
– Молодой? Энергичный?
– Лет пятидесяти. А насчёт энергии… Мне-то ночь не поспать – раз плюнуть. А он тоже ни разу не зевнул.
– Не пьёт?
Капитан пожал плечами.
– При мне склонности не проявил. И запаха не было. Ни свежего, ни застарелого.
