– Что выиграл, герой?
– Во. – Он демонстрирует какую-то блистающую карточку с непонятным мне желтым чудиком с огромным глазом. Вроде бы из мультфильма «Гадкий я». – Она редкая. И я, наконец, собрал всю коллекцию. Мам, прикинь!
– Зато теперь у Вари нет, милый.
– Ты шульничал, потому она у тебя. – Тыкает пальчиком в Артура.
– Не правда!
– Правда! – громче заверяет моя дочь.
– Эй-эй, так дело не пойдет. Давайте по-простому решим. Жребием. – предложил я, достав из кармана один рубль.
Двое скандалистов сразу же подтянулись, чуть ли не запрыгнув на стол. Прием отвлечения внимания был не столь решающим в их споре, по сути я мог развязать чуть ли не драку между детьми. Катя помотала головой, но лишнего не произнесла. Ей самой было интересно узнать, чем все это обернется.
– Орел – Артур жульничал. Решка – Варя ошиблась. Я его сейчас подкину и решим, кто прав. – Развел руками. – Согласны?
– Так не работает, Семен Олегович. – Острая бровь брюнетки напыщенно взметнулась вверх.
– О’кей. Разыграем и для нас жребий, чтобы было толк. Орел – ты извиняешься. Решка – я извиняюсь. Согласна? – Протянул к ней руку и увидел, как заблестели ее глаза, стоило мне бросить вызов. Катя нерешительно поддалась ко мне и вложила свою ручку в мою ладонь. Я крепко сжал, давая ей почувствовать себя не в своей тарелке. Наш маленький «уикенд» должен как-то логически подчеркнуться, к тому же мне хотелось посмотреть, готово ли ее королевство гордости пасть.
Все же с раздражением вырывает из схватки руку. Вытирает ладонь об штаны, опуская глаза на мою руку, держащую рубль. Стойкая женщина.
– Ну же! – в нетерпении выкрикивают дети.
Я подбрасываю рубль. Ловко перехватываю на лету, чтобы не укатился под стол или диваны и перекрываю вверх другой руки. Присутствующие за столом притихли, глазами гипнотизируя монету, спрятанную между руками. От меня не укрылось, как тонкие пальчики девушки сжались в кулак, чем дольше я тянул время, тем сильнее она нервничала. Варя и Артур почти грызли свои ногти, подталкивая друг друга, будто от этого зависело, выиграет ли первая или второй.
Затем резко отстраняю руку и нашему взору открывается монета с повернутой наверх стороной… Орел. Варя подрывается, поднимает руки вверх и начинает припевать победоносную мелодию. Мальчик кривит лицо. Когда дочь прекращает кривляться за столом, что я в другие моменты посчитал бы нарушением правил этикета, она тыкает своего соседа и что-то говорит ему, тем временем меня привлекала мысль, как себя поведет воспитательница.
На удивление Екатерина не выглядит поверженной. Та же грация с хладнокровным спокойствием. Наши глаза встречаются.
– Мне не за что извиняться, Семен Олегович, – учтиво улыбнулась, что улыбка напомнила змею.
Усмехнулся.
– С тобой так холодно, Снежная королева. Я весь замерз. ? Хмыкнул, потянувшись за чашкой. Отпил, и блаженство растеклось по озябшим конечностям. Не любил никогда кофе, нихрена не подбадривает, чем чай.
Катя закатила глаза.
– Всегда знала, что ты костолом, ? умело парировала.
Меня прорвало, благодаря этому пару капель чая упало мне на белую футболку. Подставил кулак, предотвращая позывы кашля.
– Костолом? ? прохрипел и поставил чашку на блюдце.
Девичьи глаза невольно упали на обтянутые тканью мышцы, прослеживая дорожку выпирающих вен и бугорков, которые тренировал годами. Позволяю себе баловаться залом в удобное время, конечно, это не замещает адреналин от футбола, когда ты отдаешься всему полю, по крайне мере изнуряет физически, давая понять, что я жив. Течет кровь, бьется сердце, дыхание скачет наравне с лошадиным галопом.
– Тот, кто не знает границ и пытает людей.
– Да ну?
– Пристаешь, ? отмахивается от меня, дотронувшись до резинки, скрепляющая на макушке волосы, дергает ее, и темные завитушки каскадом опадают ей на спину. Обрамляют лицо легкие локоны с точностью кисти, парящая на холсте, чтобы воссоздать портрет в застывшем моменте.
Темнота волос и бровей придают глазам больше эффекта луны, освещающая темный лес. Она ловит мой внимательный взгляд, опускает глаза, отчего тень от ресниц падает на щеки, и приподнимает подбородок, вернувшись к коктейлю.
– Я хотя бы не пью в зимнее время года коктейль и не насыщаю свой рацион мороженным.
– Мое тело – мое дело. – Прищуривается и выпивает до середины кружки коктейль. – И вообще, Семен Олегович, перестаньте ко мне клеиться.
– Я веду светскую беседу. Для тебя, видимо, нет такого понятия, раз постоянно посылаешь незнакомых людей.
– Ставлю на место! ? Спина ее вытягивается, как струна.
– Прости.
Ладони, покоившиеся на столе, приподнимаются в виноватом жесте.
– Не знал, насколько ты чванлива.
– Нет.
– Да-а, истеричка.
– Перестаньте меня так называть!
– Нет, ? сдержанно говорю.
– Вы невыносимы! ? стонет и заправляет локон за ухо, посмотрев на Артура, показывающий моей девочке какие-то наклейки. Откуда он их взял?
Молчание повисает между нами.
– Знаешь, нам бы не хватало познакомиться сначала, ? задумчиво предложил, почесав висок.
Волосы взлетели, когда ее голова повернулась в мою сторону. Глаза недоверчиво впились в мое лицо.
– С чего вдруг? ? Пухлые губы приоткрылись, на время выдернув из задумки. Постоянно ловлю себя на том, что не могу перестать рисовать каждую черточку ее лица. ? Семен Оле…
– Просто Семен. Не думаю, что после такого воссоединения, ? киваю на детей, ? мы обязаны подстраиваться под официальность. Посмотри сама, дети нашли общий язык. Все наши раздоры, ехидства, пререкания не доведут до блага, поэтому для их благополучия важно заключить договор.
– Глядя на тебя, ругательства сами собой лезут наружу, ? недовольно морщится.
– Потому что невозможно устоять перед моим очарованием.
Она закатывает глаза.
Бесшумно смеюсь, опуская голову. Волосы подстраиваются под направление головы и спадают на глаза. Давно следовало подстричься, а руки не могут вырулить руль в сторону парикмахерской.
Допиваю чай и разворачиваюсь корпусом к ней, приблизившись плотнее. Она заволновалась. Отклонилась, стоив почуять вмешательство в ее личное пространство. Секундное замешательство и вновь холодность.
– Я не нарушаю правила. Семен Олегович. Общение с родителями не должно выходить за рамки. Пусть я хорошо общаюсь с мамами и папами, но они не больше чем моя работа.
Я хмурюсь.
– Вы – моя работа. Мы всего лишь должны придерживаться делового этикета.
– Ты не любишь нарушать правила, верно?
Склонил голову. Цепочка поблёскивает и овевает ее тонкую шею.
– Тогда пропадает все веселье.
– Мне не девять лет и в зубах у меня нет леденца!
Наклоняюсь в пределах пятнадцати сантиметров от наших лиц, пока ее пальцы не хватаются за край стола. Девичья грудь приподнимается от резкого вздоха. Клубничное завывание проникает в ноздри, овевая позабытые ощущения хищника. Одновременно с этим чую страх. Инстинктивный страх.
Необычно ощущать от девушки смесь ярости и опасения. У нее есть личные мотивы переоценивать свои возможности. Хм.
– Вы, Екатерина Владимировна, крайне закрыты от мира.
– И что с того?
– Меня удивляет, откуда в вас столько злости. Она держит всех окружающих на цепи. Она делает из вас цербера.
Голубые глаза зажглись огнем. Она толкнула меня в грудь, увеличивая расстояние, затем ноготками впилась в кожу поверх футболки. Сжал челюсти. Пресс напрягся от возникшего погребального волнения крови. Что такое?
– Вы ничего обо мне не знаете! Так что лишний раз держите свои догадки при себе, Ватсон.
– Скажи мне, Катя, ? вкрадчиво забормотал, продолжая играть на ней, как со скрипкой, перебирая струны в аккомпанементе. ? Вызываю ли я у тебя симпатию?
– Нет, ? плюнула, отстранившись от меня. Саднящее послевкусие отразилось в районе груди, не удивлюсь, если примечу синяки-полумесяцы.
– И как же ты намерена терпеть меня?
– Игнорировать.
– Можно найти иные альтернативы для мира.
– Какие же? – По ней видно, как тяжело дается со мной продолжать разговор. И в тоже время она им наслаждается, ей хочется со мной говорить.
Огонь в девушке мерцает, чем завораживает меня.
– Переспать со мной. Это во многом упростит наши взаимоотношения.
Коварная ухмылка щекочет мои губы.
– Пошел. Ты!
Я дёрнулся и приблизил лицо, дыханием овевая ее приоткрытые губы. Девушка замерла, впилась меня немигающим взглядом. При таком расстоянии черты лица с точностью выточены искусным скульптором. Прямой заостренный нос, румяные щеки, подчеркивающие веер темных ресниц, пухлые губы, истерзанные морозом. Она не одна из тех, кто натренировал себя ради мужчины и готова пасть в кровать к первому встречному, лишь бы достучаться до своего мужа. Ей этого нисколько не нужно. И уж точно ей не хочется себя втягивать в конфронтацию, но не по объяснимым причинам она специально все делает задом-наперед. Одно извинение – все изменится.
Расплылся в улыбке и выпрямился, откинувшись об спинку дивана, словно никакого очарования и не было. Ее рассеянность длилась не долго; точно в замедленной съемке повернулась ко мне, острое лезвие глаз делало из нее совершенного противника. Ненависть, буйство, презрение – сочилось фиолетовой струйкой. Хмыкнул, скосил губы в сторону, как бы вызывая на лице дьявольскую улыбку.
– Личные границы, Семен Олегович, – сквозь зубы выговорила. – Не забудьте, вы для меня всего лишь отец моей воспитанницы. Так что не смейте мною помыкать.
Станок загорелся и тут же затух, когда она вернулась к своему коктейлю. Бедра сжала, словно моя рука может пройтись по стройным ногам, оставив на них ожоги.
Фаланги пальцев горели, целые витиеватые огоньки обжигали нервные окончания, припоминая недавнее вторжение в центр уязвимой слабости. Она не так проста. Дурной нрав и четкое желание всего придерживаться. Удивительное комбо.
С опаской проверил отсутствие внимания к нашему столику, лишь бы проложить иной выход воды, и натянул привычную маску равнодушия. Вид у Екатерины Владимировны был с натянутым беспокойством, глаза бегали от мелкой пылинки до кирпича в стене, странно блестели.
– Я ни за что с вами не пересплю, – ядовито бросила, вращая в руке розовую трубочку. Она деловито рассматривала свою манипуляцию, тем самым демонстрируя гордую личность. – Это так, чтоб вы знали.
Скрестил руки, упираясь в стол.
– Я не предлагаю тебе договор с оплатой твоего тела, – в подтверждение слов гуляю по ее стройному телу, после чего замечаю в ее взгляде спокойные волны в солнечный день. – На самом деле, ты не в моем вкусе.
– Мне казалось иначе.
– Ты плохо меня знаешь, Катенька. – Выпрямляюсь и замечаю, как светлые волосы моей дочери переливаются бликами света, вместе с тем делая их еще светлее. – Мы плохо друг о друге знаем. Я не хочу тебя пугать, путать, надоедать, просто ищу компромисс. Без первого впечатления.
Она недоверчиво щуриться и тыкает в меня пальцем.
– Для чего нужен был этот фарс? – изгибает губы в подобии очертания горы.
– Убедиться в том, может ли мое сердце стать ледяным.
– Мое сердце не похоже на ваше. – Обреченно мотает головой и кончиков указательного пальца стирает с уголков губ засохшее молоко, разбавленное мороженным. – Вам не кажется странным заводить общение с воспитательницей?
Паровоз-тормоз, приехали. Она снова включила мисс пунктуальность со сниженным иммунитетом расположенности.
– Тебя это пугает?
Мята кажется неуместной в ледяном сардоническом коктейле ее омут. Правда, мне нравятся ее глаза.
– Это знаете, как чужак забрел в логово рыси, которая беснуется хуже самого медведя, когда дело касается ее кровного. В нашем случае: чужак – вы, кровное – мои принципы.
– М-м-м, я бы не стал говорить о том, на кого больше похож, – расплылся в широкой детской улыбке и на секунду отвел взгляд, дабы плеснуть в камни еще воды для пара. – И все же, почему просто не победить «чужака»?
Вновь сосредотачиваюсь на изящном профиле девушки.
– Потому что, – тяжело сглатывает и обводит ободок своего стеклянного стакана, – вероятность проиграть около девятисот процентов. Хотя перед тем как вступить в бой, у тебя есть возможность своего противника узнать ближе. Подпустить настолько, чтобы прозрачное доверие истекало жаждой присвоить себе, убедить его в том, что он – король амфитеатра. Возможно, тогда… – цокает языком и напрямую устанавливает контакт с моими глазами, за которыми скрылась нечто запечатанное семью печатями. Черты лица истощали нестерпимую жестокость. Не уж то та часть всего, из чего была сделана Екатерина Владимировна? – …ты запросто перережешь глотку чужаку.
Интересное рассуждение, столь прожженное чем-то реалистичным.
– В прочем, с вами это будет не так просто. То есть…эм…я имела в виду…
– Можешь не продолжать, Катюша, – хмыкнул, приостанавливая запутанная девичью лепту. – Мы поняли, о чем ты говорила.
Не будем пропускать мимо глаз выделенные мною последние слова.
