Александр Ковшиков "Синеокая моя Русь"

Парного попьём молочка.
Она, правда, только старуху
Подпустит, а вот старичка…
Не очень-то и привечает,
Но надо кому-то доить.
На ласку она отвечает.
Да надо и свинку кормить.

Часы пролетели в заботе.
Стемнело. Спустился туман.
Горят небеса в позолоте.
Скулит еле слышно Руслан.
В печи дотлевают полешки.
Пузатый кипит самовар.
В стакан наливаю без спешки
Пахучий с душицею взвар.
Допил. Залезаю на печку.
Вокруг тишина разлита.
Матвей погасил тихо свечку.
Сгустилась в избе темнота.
Как заново утром родился,
На завтрак испил молока.
Казалось, что я породнился
С простою душой старика.
– Спасибо за вашу заботу,
За русской души глубину!
Мне завтра уже на работу,
Быть может, потом загляну.
– Прощай. Может больше не встречу.
Ведь я уже немолодой.
А коль доживу, то привечу.
Ну, ладно, пока. Бог с тобой!

Часть третья:

«Конец?»

Иду на лыжах, труден путь
Среди заснеженного леса.
Вдыхает чистый воздух грудь,
Парит морозная завеса.
Ковром нетронутым снега
Лежат…
А ели – теремами,
Запорошённые слегка,
Стоят, грустя под небесами.
Порхают стайкой снегири
В кустах мороженной рябины,
И, наст вскрывая, глухари
Взлетают, так неудержимы.
Замёрзших сосен перезвон
Разносит ветер по округе.
Вот скоро и лесной кордон…
Неспешно подхожу к лачуге.
Смотрю: пустая конура,
Окно фанерою забито,
И дверь, трухлява и сера,
На навесной замок закрыта.
Не лает старый друг Руслан,
В амбаре не мычит Пеструха.
Всё так, как будто ураган
Промчался, и вокруг разруха.
Труба над крышей не дымит,
С крыльца лежалый снег не счищен,
Весь двор сугробами укрыт, —
Не пахнет обжитым жилищем.
Быть может, надо постучать
В дверь, что немного покосилась?
Стою, не в силах распознать,
Что за беда здесь приключилась.
Кричу:
– Эй, есть тут кто живой?
Но… ни ответа, ни привета,
Лишь только ветерок шальной
Гудя, разносит звуки эха.
По кругу обошёл избу
И весь участок вдоль забора.
Устал, пот выступил на лбу,
И поубавилось задора.
Осенний вспомнил разговор:
«Быть может, переехал в город
И променял лесной простор?..»
(Ох, как на шею давит ворот).
Ударил в двери сгоряча…
Когда б он умер – все бы знали
И мне за рюмкой первача
Всё непременно рассказали.
Ну, нет – так нет. Бреду назад.
Любуюсь елями, снегами.
Теплеет, будет снегопад,
И полнятся глаза слезами.

Колодезная водица

Из глубин живительную влагу
Деревянной зачерпну бадьёй.
Сам напьюсь и напою дворнягу,
Что к колодцу прибежит со мной.

Как сладка студёная водица
И чиста, как поутру роса,
Мне вовек тобою не напиться,
Не осилить жажду до конца.

Ни к чему «Ессентуки», «Боржоми»,
Непривычен к «Акве» мой живот.
В каждой клетке, в каждой хромосоме
У меня вода родных широт.

Запалю я самовар лучиной,
С мятой чай покрепче заварю,
Буду пить с медком… И с медициной
О сединах лишь поговорю.

Замастачу ковшик из осины,
Прикреплю к колодцу бечевой,
Чтоб любой, отбросив все кручины,
Насладиться мог живой водой.

Пусть он местный или вдруг бродяжит,
Но, испив из скромного ковша,
Помянёт меня и громко скажет:
«Хороша водица, хороша!»

Ухожу

Треплет гривы седых облаков
Налетевший откуда-то ветер.
Я покинул отеческий кров,
Двери в детство закрыв на рассвете.
Через лес, через луг заливной,
По обрыву над шепчущей речкой,
С болью в сердце, с душевной тоской,
От избы с тёплой русскою печкой,
Прочь, пыля средь высоких хлебов,
По дороге босыми ногами
Ухожу из родимых краёв,
От деревни с родными дымами.

Пара старых отцовских сапог
На плече скреплена бечевою,
Подорожный холщовый мешок
С деревенской скоромной едою,
Крест нагрудный на нитке льняной
(С ним не стану ни лгать, ни лукавить) —
Всё богатство моё за спиной,
И его ни отнять, ни прибавить!

Как там будет в чужой стороне?
Что судьба для меня загадала? —
Испытаний, наверно, вдвойне,
Но её не боюсь я оскала.
И когда я назад поспешу
В старый дом, где протоплена печка,
Неизвестно, но вдаль ухожу,
По росе… Только ноет сердечко.

Как хорошо, что есть…

Проходит ночь, недолго до утра,
Но я не сплю на старом сеновале,
И слышу вновь, как шепчутся ветра,
И то, как мышь шуршит в сыром подвале,
И как телята грустные мычат —
Хотят на волю вырваться из плена…
И кружит крепкий, терпкий аромат
От накануне скошенного сена.
Найду цветок ромашки полевой,
Слегка подвядший, солнечный бутончик,
И погадаю над своей судьбой,
И погрызу сухой травинки кончик.
Напьюсь парным свежайшим молоком…
И вдруг припомню детские забавы,
Цвет глаз сестры, сравнимый с васильком,
И вдоль опушки яркие купавы;
В лесу грибные тайные места,
Куда ходил по осени с друзьями,
И как ловил пескариков с моста,
И как гулял под летними дождями;
Как в старый храм со сломанным крестом
Сбегались дети наиграться в прятки,
Как землянику собирал с отцом
И как занозу доставал из пятки…