Елена Кодайтес "Ангелы тоже ошибаются"

Девушка выскочила из палаты, теперь-то Ниночка понимала, что она в больнице, но никак не могла понять, как она сюда попала, и что вообще происходит?!

Что там эта сестричка сказала про мужа?.. Нет у неё никакого мужа!

В палату почти вбежала среднего роста молодая женщина в белом, с голубой отделкой, медицинском костюме, на кармашке которого в районе груди был закреплён бейджик. Великолепные, чёрные кудри женщины горделиво струились из-под медицинского колпака и пружинили в такт шагам своей хозяйки. Возможно, что это не совсем правильно, распускать волосы в больничном отделении, но даже Нина, в своём сегодняшнем состоянии, поймала себя на мысли, что грех прятать под колпаком такую красоту!

– Привет, дорогая! Наконец-то ты пришла в себя! Ты меня хорошо видишь? Скажи что-нибудь или просто кивни! Узнаёшь меня? Покажи глазками, ты помнишь, кто ты и что с тобой произошло?!

Между тем она уже профессиональным жестом коснулась лба Ниночки, приподняла слабенькую руку подруги за кисть, положила аккуратно её на место вдоль тела, прижала кончиками пальцев пульсирующую синюю венку на запястье и притихла, внимательно наблюдая за секундной стрелкой на своих миниатюрных наручных часиках.

– Слабовато… Андрей Романович заканчивает операцию. Потом непременно зайдёт к тебе! Он – твой лечащий врач! —

– ответила такая знакомая Нине женщина на вопросы, которые Нина непременно бы задала, если бы у неё для этого нашлись хоть какие-то силы…

Ниночка взглянула на бейджик и едва заметно улыбнулась своему узнаванию: – Это же Гуля, симпатичная, ладненькая татарочка, с которой жизнь свела её случайно года полтора назад! Но разве бывают такие встречи случайными?!

– Гуля! Гулечка! – ещё не исследовав силы своего голоса, почти шептала Нина.

– Я и не знала, что ты Гульнара Асхатовна! Почему я здесь? Почему я нахожусь в твоем Центре СПИДа?

– Ну ты даёшь! – засмеялась Гуля, – это сороковая больница! Я уже десять лет как ушла из Центра и работаю здесь старшей медсестрой! Попей водички… вот так, хорошо… молодчина!

– Гуля, что со мной случилось? Почему я здесь? Я не помню…

– Так я тоже лишь со слов твоего мужа знаю всё! Когда тебя привезли, у меня была смена дежурная в ночь, ну ты помнишь, у нас раз в месяц такие, для проверки работы медперсонала организованы… да не в этом суть!

Я тебя опознала и чуть с ума не сошла от этого узнавания!

По Ниночке было видно, что она ничегошеньки не понимает:

– Погоди, Гуля! А что, скажи, со мной случилось?

– Да на тебя же с крыши огромная сосулька упала, как она тебя не изрезала, просто повезло!

Гуля всплеснула руками и тут же кокетливо потянула вниз свою сияющую чистотой медицинскую курточку, натягивая её на груди.

Потом наклонилась поближе к лицу Ниночки и доверительно сказала:

– Мы тут с мужем твоим подружились за эти двое суток, с Александром Викторовичем, но ты не ревнуй! Он у тебя такой великан! – Гуля прикрыла рот ладошкой, сдерживаясь, чтобы не засмеяться в голос.

Знаешь, это правильно, что ты к нему вернулась! Мне кажется, он тебя по настоящему, искренне любит!

Нина поморщилась, не понимая. Что-то никак не складывалась у неё в голове понятная картина того, что с ней приключилось.

– Ты поспи! Вот Андрей Романович тебя посмотрит, сделает назначения, а я приду после него, и всё тебе ещё раз смогу рассказать… Ты знаешь, так бывает после травмы, когда последние события блокируются в памяти.

Гуля аккуратно пристроила кисть Ниночки на кровати, поправила одеяло и пошла к дверям, всей спиной выражая своё замешательство, а возможно, что просто обдумывала, что можно сказать Нине, а что нет.

«Да и пускай! – подумала Нина, – разберусь. Но муж-то откуда? Не настолько у меня память отшибло, чтобы не помнить, что я уже вдова лет пятнадцать».

Решив подумать об этом потом, когда у неё появится больше сил, а сейчас-то она и так их немало потратила, Ниночка закрыла глаза и уснула.

А во сне она стелила только что отглаженную чистую скатерть на овальный стол, ставила на неё тарелки, столовые приборы, салфетки. В квартире вкусно пахло мясом, приготовленным «по-капитански», в кастрюльке с картошкой таяло сливочное масло. Да и сама Ниночка словно таяла в ожидании дорогого гостя…

Она прекрасно помнила его имя и то, как он выглядит… Сашка… Её любовник… От слова «любовь»…

Ниночка спала, улыбаясь лишь уголками губ, и не видела, что у кровати, на которой она лежит, стоят в глубокой задумчивости две тёмные фигуры, в которых, открой она глаза, то непременно узнала бы Коротышку и Долговязого.

– У неё что, блокировка памяти не сработала? Или ты вообще про неё забыл? – спросил мрачно Долговязый у Коротышки.

– Да ты чё гонишь? – заныл Коротышка, – Как я мог забыть? Я сделал так, так и так!

Коротышка пощёлкал пальцами над головой Нины, показывая, в каком порядке было сделано сие действие.

– А так, в заключение?! – грозно спросил Долговязый, выполнив в воздухе почти неуловимый двойной щелчок своими длинными пальцами.

– Да сделал, кажется! Но ведь метеоусловия… давай пометим сбой программы! Не вспомнит она ничегошеньки, зуб даю!

– Мне твой зуб гнилой никуда не упёрся! Ох, надо было труповозку вернуть!

– Ты что? Живодёр? У неё ж душа живая была, а ещё любовь…

– Любовь… какая любовь? Это лишь в книжках! Эх, неправильно это всё! Уходим!

Глава 3

Ниночка спала. Она вообще не имела ещё сил, чтобы долго бодрствовать. Те минут двадцать, что она проговорила с Гулей, отняли все её силы, а их срочно надо было восстанавливать, чтобы…

«Чтобы что?!» – спрашивала мысленно себя женщина в полудрёме и сама себе же отвечала:

– Чтобы разобрааааа… ться!

– Аааа! – зевалось ей сладко, и мозг, словно под воздействием чего-то принудительного, категорически отказывался в чём-либо разбираться.

Она заспала тот момент, когда её осматривал врач, спрашивал её о чём-то, как молоденькая, круглолицая сестричка с васильковым цветом глаз ставила ей назначенный укол.

Засыпая, она убедилась, что её руки и ноги шевелятся, вот только силы в них отчего-то совсем нет. И что тупая боль в животе слева как-то приутихла, хотя левый бок казался ей немножко больше, чем невесомый правый…

Милочка, та самая круглолицая медсестра, так называл её Андрей Романович, а Нина запомнила, что уже было само по себе хорошим знаком, ловко подсунула под попу больной судно, и Ниночка с удовольствием выпустила в него свой тёплый ручеёк. За этот подвиг и врач, и Мила её похвалили. Нине было даже смешно немного: подумаешь, подвиг! Но зато теперь можно было расслабиться.

Она не помнила, как её возили и перекладывали с каталки на прохладную кушетку томографа, как он долго жужжал вокруг её головы…

Нина была не голодна, потому что порция глюкозы избавила её от необходимости глотать…

А потом Ниночка проснулась и увидела в дверях одиночной больничной палаты его, Сашку.

Он словно не решался выйти из-под дверного проёма, опираясь руками о косяки, придерживая спиной чуть приоткрытую дверь, чтобы, в случае чего, сделать спасительный шаг назад и оказаться в коридоре.

«Чего он так опасается?» – удивилась про себя Ниночка.

Лицо у Сашки было хмуро-задумчивым, и смотрел он вовсе не на кровать, на которой лежала Нина, а куда-то в окно.

Солнца уже не светило, за окном было сумеречно…

– Саш! – тихонько позвала Ниночка,

– Саш! Ты как здесь? Тебе кто-то сказал, что со мной?

Мужчина перевёл на неё недоверчивый взгляд, сделал шаг вперёд своим большим, крупным телом, взял стоящий у двери стул и, пододвинув его к кровати, тяжело сел.

– Ты такой уставший! – слабо улыбнулась Ниночка, и пожаловалась:

– А я ничего не помню! И не понимаю…

Она приготовилась даже заплакать, ей так хотелось, чтобы Сашка её пожалел, сказал что-то вроде: « Ну что ты, солнце моё, всё будет хорошо, обещаю!» – и погладил её обессиленную руку, и подышал в ладошку…

– Ну, меня-то ты помнишь… Извини, если тебе это неприятно…

– Это сарказм?! – она попыталась пошутить, вспомнив любимую фразу своего старшего внука.

– Почему мне должно быть неприятно, что я тебя помню?!

Сашка молчал, он всё-таки взял её кисть и теперь аккуратно поглаживал её тыльную часть, едва прикасаясь. Его предупредили, что жена, она ещё оставалась фактически его женой, не помнит последние события. Но как понять, с какого момента не помнит? Хорошо это или плохо для него, что не помнит?!

Глаза Ниночки на осунувшемся лице словно светились и смотрели на него чуть ли не с любовью…

Вот как, как такое возможно?! Если она помнит лишь свою любовь к нему и не притворяется, да к чёрту вообще тогда эту память!