Владимир Хардиков "Времена и нравы. Книга 8"

Восьмого марта, как подарок к женскому празднику, получил первую инженерную получку – 1400 рублей, в Корсакове наконец-то купил ботинки, за которыми охотился с конца осени, и немного обмыл их вместе с тем самым мотористом, из-за которого пострадал.

Намеревались двенадцатого марта идти в Ванино для открытия навигации, но прошло полдня – и никакого шевеления пока не заметно.

Встретил Н. Якименко, стояли рядом с «Памиром» посреди залива Анива и принимали у них топливо. Оба были на вахте, поговорили, находясь на своих судах, не пересекая границы своего транспортного средства. Он уже старожил, работает семь месяцев, а я всего три.

Время мчится незаметно и неумолимо, со дня последней записи прошло более месяца и за этот период произошло немало событий местного масштаба, никоим образом не повлиявших на глобальные проблемы. Сходили в Ванино и за двое суток разогнали там весь лед, затем семнадцатого марта пришли во Владивосток и через два дня я списался. С двадцать второго марта по первое апреля находился в отгуле накопившихся выходных дней в домашних условиях, чувствуя себя завзятым мореманом, затем привычный «бич» в ожидании подхода своего «броненосца», а с десятого апреля снова четвертый механик на «Енисее», и, по всей вероятности, на долгое время. Судно находилось в ремонте в доке владивостокского «Дальзавода». Работы к моему приходу накопилось основательно. Впервые самостоятельно руководил очисткой, ремонтом арматуры и разводкой огней котла, тем более что пар с берега давали нерегулярно, температура в судовых помещениях здорово «гуляла», и с вводом котла сильно торопили, недоделок, как в любом ремонте, осталось много. На брюхе излазил все танки двойного дна, так как опрессовывали балластный трубопровод и систему обогрева танков: не дай бог прошляпить какую-либо протечку – потом проблем не оберешься. Хожу грязный и чумазый, не лучше кочегара с угольных паровиков или черта, вылетевшего из печной трубы, из гоголевских страшилок, некогда даже причесаться. Катастрофически не хватает времени, даже зайти в военкомат и встать на военный учет, лишь сегодня улучил минутку туда наведаться, за что и был сразу же наказан пятидесятирублевым штрафом за неснятие с учета в Холмске и задержку с постановкой во Владивостоке. Первым, чисто эмоциональным намерением было желание пожаловаться вышестоящему начальству, но у них не заржавеет – пообещали увеличить штраф. Бесполезно бодаться с их ведомством, где все на раз-два-три, нужно принимать молча. Завтра выходим из дока, и работы по проверке всех систем предостаточно. Самое горячее время во всем ремонте.

За время «бичевания» смотался в Находку, навестил ребят. Совсем неплохо устроились в семейном отношении: квартира с удобствами, но жалуются на мизерные оклады. Интересно, у кого они большие?

Сейчас обхожусь без денег по причине отсутствия наличности, и приходится сидеть на пароходе, ибо идти куда-то бессмысленно, нет таковой возможности, чувствуешь себя неполноценным. Юрка Лавров так и не успел уйти из Сахалинского пароходства. Сейчас работает четвертым механиком на самом большом сахалинце – теплоходе «Лазо». Приехал его брат и обитает на Лянчихе, не может получить прописку, потому и на работу устроиться непросто, не берут без регистрации с отметкой в паспорте».

Город Владивосток был закрыт для въезда до 1991 года, необходимо было оформить соответствующее разрешение на основании приглашения или же въехать по распределению после окончания учебного заведения. Без прописки устроиться на работу невозможно, кадровики свято блюдут инструкции.

«Уже более месяца находимся в эксплуатации после ремонта, который закончили на десять суток раньше плана. Отсутствие записей в этот период косвенно подтверждает полную занятость, не оставляющую свободного времени в течение этого промежутка нашей энергичной деятельности. Ремонт, как и всякий другой, не мог пройти без определенных «коз», самой значительной из которых было затопление водой моторного отделения по вине четвертого механика, то есть меня самого. Но хорошо то, что хорошо кончается: вовремя заметили и быстро задраили горловину, из которой хлестала вода. Принял омовение забортной, совсем не теплой водой, но простуду не схватил, некогда было.

Ремонт не прошел для меня даром: буквально ползком пролез по всем закоулкам и танкам судна, хорошо изучил свое хозяйство, которое находилось в моем заведовании, стал разбираться в том, какой ремонт требуется тому или иному насосу и какая его деталь нуждается в нем. Сейчас кажется по-детски наивным прежнее соглашательство со всеми предложениями, не понимая истинной сущности, лишь бы показаться сведущим в глазах окружающих. Теперь уже по любому механизму в своем заведовании имею собственное мнение. Все предыдущие «рубиконы» пройдены и остались позади, но вместо них появились новые, ранее не дававшие о себе знать. Снова насосы балластной системы, которые словно сговорились и не берут воду, откуда должны брать, или же берут в час по чайной ложке, что никак не подходит. Туго придется с ними в полярке, когда нужно будет креновать или дифферентовать судно. Особенно вредничает осушительный насос, несмотря на все мои попытки возродить его к жизни, которые, по большому счету, оказываются безуспешными, и наставить его на путь истинный никак не получается. Но будем и дальше разбираться – время покажет. Посмотрим кто кого!

После ремонта загрузились в Находке и сходили в Магадан. Навестил Лазеевых-Ферячиных: живут как кошка с собакой в прямом смысле, хотя встречается немало случаев, когда животные обожают друг друга и живут в мире и дружбе, но не в нашем случае. Она очень ревнива и не в меру мнительна. Он такой же, как и до «женитьбы»: заглядывается на «мощные» ноги и женские фигуры, никогда не прочь при случае провести вечер с представительницей «прекрасного пола», а потом изворачивается перед ней как уж на сковородке, ссылаясь на тренировки, встречи с ребятами и еще бог знает на что. У него это совсем не плохо получалось – налицо определенные артистические способности, а может, выработал до автоматизма подобный стиль поведения. Грозят друг другу разводами, хотя официально они не расписаны, но настолько уверовали в свой союз, что он им кажется даже выше традиционных условностей. Во всем виню Нила и сочувствую Миле, но что я могу поделать? Пусть разбираются сами в собственных отношениях.

После Магадана сутки простояли во Владивостоке, а затем снова погрузка в Находке на арктическое побережье. Работаем в темпе «престо» или, на худой конец, «аллегро». Совершенно неожиданно встретился с Юркой Лавровым, был на борту его парохода. Работает, но не жалуется на превратности судьбы. В каждом порту заводит невест. Не знает, куда пойдут после Находки. Уже почти середина лета, неплохо бы поваляться на пляже и побарахтаться в освежающей зеленоватой воде, но для нас летний сезон является самым напряженным временем, когда Арктика открывает свои запоры, и мы стремимся завезти все необходимое на год вперед на многочисленные поселки и рудники.

В самом конце магаданской навигации проводили к порту несколько судов, и на этом наша миссия завершилась. Сейчас идем в Провидения, должны подойти к концу моей вахты. Сегодня, на удивление, открылось небесное окно с хорошей погодой, которая редко балует нас: в основном непрекращающиеся туманы с мерзкой сырой слякотью, и это в середине лета. Ночь тоже отсутствует – сплошной полярный день. Непонятно почему, но такая обстановка хотя и неприятна, но особого раздражения не вызывает. Мне вменили общественное поручение консультанта по математике и физике. «Приемные дни» – вторник и пятница, но пока никого нет и напрягаться не приходится.

Сегодня прочел книжку американского писателя-публициста Альберта Кана «Измена родине». До этого не то чтобы не верил, но сомневался в справедливости наших писак и рассказов очевидцев о жизни в Америке, так как в печати пишут одно, а многие рассказывают другое. А теперь убедился в объективности нашей прессы в этом вопросе, получил, как мне кажется, истинное представление об американской «свободе» и «образе жизни». Временами становится жутко, до чего там свободно распоряжаются «избранные», заправляют политикой и экономической жизнью страны, до чего несправедливо судопроизводство, развито гангстерство, широкая сеть шпионажа внутри страны. Создается впечатление, что там одни гангстеры, бизнесмены, ку-клукс-кланы, дельцы и очень мало честных людей. Все махинации и действия этой части общества официально направлены на борьбу с «красным террором» и «коммунистическими заговорами», о которых много пишется в прессе, а фактически преследуют цель подавления всех свобод рабочего класса внутри страны и во всем мире, которые были завоеваны во время двух мировых войн. Автор это удачно показал на протяжении тридцати лет, начиная с 1920 по 1950 год, как начиналась после Первой мировой войны такая же борьба с «коммунистической» заразой и ведется до сих пор, и, пожалуй, настоящая приведет к тому же».

Интересен такой пассаж молодого Михаила касательно «вражеских происков», которые «всегда мне зла хотят», как у баснописца Крылова. Занимательно наблюдать, как по мере взросления, знакомства с зарубежными странами плоды советской пропаганды будут понемногу рассеиваться, и у него уже не будет слепого доверия к книжкам антиамериканских авторов, к перевернутому отражению жизни в странах капитала. Кстати, об Альберте Кане: профессиональный журналист и публицист, творчество которого развилось во время Великой депрессии. Член Коммунистической партии Соединенных Штатов Америки, численность которой даже в годы ее расцвета не превышала 10 тысяч человек, и это в стране с более чем двухсотмиллионным населением. Участник гражданской войны в Испании на стороне республиканцев в 1936—1939 годах, во время которой окончательно сформировались его политические пристрастия. Он даже был привлечен к суду в Соединенных Штатах, на котором подтвердились выдуманные факты или их извращение в его обличающих капитализм книгах. Да и с какой бы стати в Советском Союзе стали печатать свободных американских авторов, когда большая часть своих собственных оказывались под запретом или находились в гулаговских лагерях. Одно лишь самое незначительное положительное упоминание о США могло стоить «десяточки» в местах не столь отдаленных, а тут свободно выпускаются книги американского писателя – очевидно и вероятно почему. Собственная непрестанная пропаганда закрытой страны делала свое дело, и люди свято верили газетным «уткам», принимая их содержание за истину в первой инстанции. Михаил не являлся исключением, но по мере посещения иных стран его отношение к советской пропаганде будет все больше подвергаться сомнениям.

«Сегодня годовщина с того дня, как я стал официально именоваться инженером-судомехаником. Год назад состоялся девятый выпуск. Отметил это событие телеграммой в Юркин адрес, и на этом все. Уговор, имевший место на выпускном банкете о встрече его участников в ресторане «Уссури» в последнюю субботу июля, явно нарушается по следующим причинам: ресторан закрыт и переделан в кафе, а еще то, что я нахожусь от назначенного места встречи на расстоянии более 4500 километров. Думаю, что и многие другие также разбросаны по морям по волнам.

Сегодня читаю лекцию «О простоте и скромности», первое мое публичное выступление. Вот до каких вершин этики и эстетики дошли низовые просветительские организации. Не знаю, как получится.

Идем из Певека в Находку. Во второй раз побывал в Провидения. Используя свободное время, в порыве альпинистских наслаждений взобрался на самую высокую гору, откуда обозревал окрестности, раскинувшиеся во все стороны на многие десятки километров. Голая тундра на все четыре стороны с невысокими холмами располагала к раздумьям: совершенно другой мир, и на сотни километров вокруг ни одного человеческого жилья, охватило чувство потустороннего одиночества и непреодолимой оторванности от мира. Следует добавить, что сей подвиг совершил после обеда в местном ресторане, нужно же было воплотить во что-то полученные калории.

Певек – городок, омытый и обмытый водой со всех сторон и даже изнутри, но грязи от этого мытья меньше не становится. Особенно бросается в глаза неухоженность в летнее время, когда с окружающих сопок сбегают ручейки воды от тающего снега, направляясь к портовой территории, смешиваясь с угольной пылью с местного угольного «террикона», которую всепроникающий «южак» разносит по всему городу.

Хожу по тротуарам, одновременно являющимся укрытиями труб парового обогрева, тянущимися по всему поселению от электростанции. Погода по-прежнему в арктическом исполнении: изредка солнечная и безоблачная, но в основном туман, перемежающийся с дождем или снегопадом. Солнце, хотя по большей части невидимое, не заходит за горизонт и светит сутками напролет. Из-за нехватки портовых грузчиков приходится заниматься самовыгрузкой: на этот раз выгрузили целый трюм. Поработал с удовольствием, за пять суток работы получили по 250 рублей, совсем не лишних, на брата, все-таки заполярные расценки сказываются.

Сейчас стремительно скатываемся на юг, поближе к теплу и солнцу. К первому августа надеемся быть в Находке.

Со времени последней записи на переходе в Находку побывали на «юге», посмотрели на лето, покупались и позагорали, отведали свежих фруктов и овощей, а я даже умудрился съездить домой на два дня.

После одиннадцатидневной стоянки в Находке и Владивостоке снова отправились по проторенному пути на север. Часть груза доставили в Певек, а оставшийся отвезли в Тикси. Этот поселок сильно отличается от своих арктических собратьев опрятным видом, не сравнимым с Провидения и Певеком, и даже не сразу его можно принять за полярный, словно разделила невидимая стена с восточными населенными пунктами. Большим развлечением явилась рыбалка неводом. Занятие хотя утомительное, но увлекательное. Обеспечили весь экипаж свежей рыбой на пару недель. Выход продукции очевиден. Вся рыба сосредоточена в реках, и особенно много в устьях. В море ее полное отсутствие. Речные виды не любят морской воды, а морские не водятся.

Стоянка в Тикси растянулась на целых шестнадцать дней, в течение которых происходила погрузка леса в трюмы и на палубу. В один из таких дней на судно прибыла экспедиция, намеревающаяся с борта «Енисея» выставить на льдины пять-шесть радиовех для изучения направления и силы ветра, давления атмосферы и температуры воздуха, как и дрейфа льда. Двое суток следовали на север вдоль 130-го меридиана и забрались за 79-ю параллель, но подходящей льдины не обнаружили. До Северного полюса оставалась всего лишь тысяча километров, но далее идти не рискнули. Лишь после авиаразведки спустя четверо суток с выходом из Тикси удалось отыскать подходящую льдину, которая обещала просуществовать долго, на ней поставили первую веху. Она замаскировалась слоем недавно выпавшего снега, и весь экипаж имел возможность поразмяться на лыжах в свое удовольствие, благо ее размеры позволяли. Чертовски приятное занятие – во второй половине сентября, после однообразной, без каких-либо серьезных физических нагрузок жизни поразмяться в течение двух часов на свежем, с легким морозом воздухе.

Следуем ставить вторую веху, для чего пройдем севернее Новосибирских островов. Сегодня же получили ледовую карту авиаразведки и, по всей вероятности, завтра поставим следующую веху. Такими темпами надолго растянется, может, до самого конца навигации.

Механические дела идут своим чередом, грех жаловаться. Недавно «дед» проводил собеседование. Видимых причин для «проработки» не было, но в назидание на будущее решил провести профилактику. Вчера вторично разрешил одну из проблем четвертого механика: запустил в работу испаритель, и в течение суток тот производил пресную воду. Для «красного словца»: к возможной зимовке во льдах, о чем часто любят поговорить, к обеспечению пресной водой в случае осложнений готовы.

На днях получил из дома радиограмму: все живы и здоровы. Сестра Алла наконец, с третьей попытки, поступила во Владивостокское медицинское училище.

Идем домой! Но какой ценой это досталось? После постановки всех вех девятого октября пришли в Певек, где выгрузили лес и загрузились металлоломом и касситеритом (руда для выплавки олова) и двадцатого отправились на восток, имея в кильватере ледокол «Лазарев». Не успев отойти на милю от причала, намертво заклинились – и ни с места. Ледокол хотел помочь и, выйдя из строя кильватера, поравнявшись с нами, последовал нашему примеру, также заклинившись. Так и стали вдвоем, осиротевшие суда, потерявшие ход. Не ждать же на виду всего поселка погоды: поработав переменными ходами взад-вперед, отошли назад и с небольшого разбега снова пошли вперед. «Лазарев» снова оказался в кильватере. Лед был всего-то 20—30 сантиметров толщиной, но заснеженный, что и вызывало заклинивание. Снежная каша сильно тормозила, суда, напрягая всю мощь, кое-как преодолевали это болотистое препятствие.

В пяти милях от Певека уже несколько суток стоял вмерзший в лед пароход «Дежнев» из Мурманска, один из немногих прорвавшихся через пролив Вилькицкого на восток в нынешнюю навигацию. Подошли к нему и взяли на буксир. На этот раз лидирующим стал ледокол, причем шел он необычным способом – кормой вперед. Тут я стал понимать важную роль носового винта, устанавливаемого на некоторых ледоколах. Лишь идя кормой вперед, размывая и разламывая винтом лед, смогли двигаться со скоростью от 0,3 до 1,6 мили за вахту – черепаха, без сомнения, обогнала бы, если устроить соревнование. Выход из Чаунской губы до мыса Шелагский занял более двух суток. Вблизи от мыса находился вмерзший в лед лихтер, который нужно было отбуксировать в Певек. Ввиду сложности ледовой обстановки на нашем судне созвали совещание капитанов трех судов с участием деятелей из штаба морских операций восточного сектора, которые направлялись с нами во Владивосток, как последние перелетные птицы, улетающие на юг. Они-то и настаивали оставить лихтер в его теперешнем положении, а самим пробиваться дальше, дабы не упустить время и не остаться по соседству с обездвиженной баржей».

Здесь четвертый механик ошибается: винт утоплен, находится в нижней части кормы и никак не может разламывать лед, а если бы такое стало возможным, то при первом же серьезном ударе можно ожидать очень опасных последствий.

«После Шелагского лед стал легче, «Лазарев» развернулся носом вперед, и караван пошел быстрее. Тут даже для меня, не говоря уже о специалистах по ледовой проводке, стала ясна непригодность ледоколов этого типа к проводке судов в ледовых условиях. Как минимум дважды за вахту он останавливался для поднятия паров, не говоря о значительно меньшей скорости, чем у нашего «Енисея», в одинаковом льду, расходует 120 тонн угля в сутки и 60 тонн пресной воды, с экипажем 150 человек и мощностью машин около 10 тысяч лошадиных сил, да и груза не возит. В общем, «ни Богу свечка, ни черту кочерга». Паровой ледокол, да еще на угле, – это что-то фантастическое: единственное, чего было в изобилии, так это черного дыма, который стлался на десятки миль, напоминая долгоиграющую дымовую завесу.

Сначала шли за «Лазаревым» и тащили на буксире «Дежнева», но, когда ледокол останавливался для поднятия паров, «Енисей» с буксиром так от него отрывался и уходил вперед, что приходилось останавливаться, чтобы подождать отставшего «лидера». В очередной раз, простояв более часа, не дождались и, оставив «Дежнева», вернулись за ледоколом. Приведя его к пароходу, пошли вперед, а ледокол взял судно на буксир. Сейчас идем малыми и средними ходами, прокладывая путь «Лазареву», который никак не может нас догнать.

Сегодня шли почти по чистой воде, проходя по 30—40 миль за вахту, и если бы не ледокол, то скорость была бы гораздо выше.

В первые двое суток, когда никак не могли выйти из Чаунской губы, всех обуяло упадочное настроение в предчувствии возможной зимовки. С выходом на чистую воду все в корне поменялось, и судовой люд преобразился уже в ожидании встречи с родными и близкими, выбросив из головы недавнее уныние, будто его и не было.

Впереди маячило, пожалуй, самое опасное место вплоть до Берингова пролива – пролив Лонга. Но, несмотря на все опасения, ледовая обстановка в проливе не представляла серьезной опасности, и проходили его без предполагаемых затруднений. До мыса Шмидта остается каких-то 30 миль, ну а там уже полетят радиограммы во Владивосток и Находку с прикидочной датой прихода. Сейчас пока люди остерегаются давать, слишком рано, мало ли какая задержка поджидает впереди. Предстоит заход в Петропавловск-Камчатский, где должны отдать два рыбацких сейнера, закрепленных на крышках трюмов.

Служебные дела давно упорядочились и идут своим чередом – все в порядке, если не считать прихваченных ледком трубок обогрева двух танков машинного отделения и двух лопнувших от размораживания грелок там же и под полубаком, но обогрев уже восстановлен и хлопоты остались в прошлом. С танками дело гораздо сложнее: в них балластная забортная вода, которая никак не хочет откатываться за борт, да и трюмы с грузом – до горловин не доберешься. Утешает, что идем на юг и все должно подтаять, а потом уже не замерзнет.

Увлекся героическими милицейскими историями: прочитал запоем «Рассказы о милиции» и «Сержант милиции» Ивана Лазутина. Последняя очень понравилась, и зачитывался ею до трех часов ночи, чего ранее со мной не случалось».

Тогда еще не было такого обилия «женских» детективов, их эпоха началась позднее, в этом жанре в основном читали книги Льва Шейнина, который хотя и был следователем высокого уровня, но Колыму прошел.

«Идем в Магадан из Находки, на календаре уже двадцать первое ноября, и впереди маячит зима с холодами, пронизывающими ветрами и ледовыми полями, избавиться от которых не получается ни зимой, ни летом. Лед нарастает намного быстрее, чем мы его колем. В Находку из «полярки» пришли после полудня восьмого ноября и как ни спешили, но не успели к праздничному столу. Препятствий на пути из Певека было достаточно: до Провидения шли шесть суток вместо двух по чистой воде. После мыса Шмидта, вопреки ожиданиям, лед снова стал тяжелым. Со стороны Дежнева к нам пробивался ледокол «Каганович». Он все-таки пробился, но уже через несколько часов выяснилось, что к «шапочному разбору». Подошел к вечеру, а уже в шесть утра, оставив «Дежнева» на попечение двух паровых ледоколов, рванули полным ходом в Провидения, все-таки за Беринговым проливом, на юге Чукотки, льдов в это время не бывает. Так что появление «железного наркома» все-таки принесло пользу, избавив от сладкой парочки – «Лазарева» с «Дежневым». А ледоколы друг друга стоят, самая настоящая сладкая парочка.

Лишь однажды сбавили ход, когда на подходе к мысу Дежнева увидели убегающих от нас по льдинам трех белых медведей. Вдоволь полюбовались их грациозным бегом, хотя при их размерах подобная иноходь по небольшим, качающимся под ногами льдинам кажется невероятной. Когда же льдины кончились, мишки попрыгали в воду и поплыли по чистой воде, оставляя за собой расходящиеся по ее поверхности кильватерные «усы».

Пришли в Провидения, где взяли на буксир восьмисотсильный портовый буксир «Мурманец» и потащили его в Находку. Из-за него пришлось следовать средними ходами, ибо при увеличении скорости на волнении он сильно зарывался носом и однажды лопнул буксирный трос. Пришлось ловить его в открытом море и заводить новый буксир.

С приходом в Петропавловск, к нашей радости, выяснилось, что дальше буксир идти не может по причине течи из наспех заделанной в Провидения трещины. Но, как ни спешили, встретить самый большой советский праздник пришлось в море. Разносолов не было, и довольствовались лишь стаканом вина с прослушиванием традиционного доклада по случаю торжества. На этом же торжественном собрании в числе прочих поздравительных радиограмм зачитали сообщение о присуждении «Енисею» третьей Всесоюзной премии за третий квартал. Пришлось весь четвертый квартал ходить в «троечниках».

Восьмого числа, сразу же после прихода, отправился к Лазеевым. Нила по случаю праздничного запоя дома не оказалось. С Милой распили бутылку портвейна, и уже на пороге столкнулся с Нилом и его пьяной компанией. Сходили в ресторан, где изрядно посидели, и в два часа ночи вернулся на пароход. Тринадцатого ноября на три дня съездил домой. В среду, девятнадцатого числа, договорились с Милой пойти на танцы в Дом культуры рыбаков. Она пригласила свою подружку, и в результате получилось, что мне пришлось идти на танцы вдвоем с подружкой Любой. Сдается, что Мила заранее все подстроила. Протанцевали весь вечер, проводил ее домой, и разошлись на том, что она пригласила в следующий раз в гости. Постараюсь воспользоваться этим приглашением со следующим приходом, лишь нужно будет уточнить номер квартиры.

В Магадане предстоит произвести моточистку главных двигателей, дело нешуточное, и придется поработать. Дела идут неплохо. Главный механик сменился, и мелочных придирок быть не должно, как раньше. Скорее, будет больше практической помощи, на что надеюсь.

Наступила календарная зима, следуем по бурным морям в Находку. В Магадане пришлось ожидать очереди на постановку к причалу под номером шесть. Скопилось много судов, и портовики не успевали обрабатывать. Но стоять в ожидании долго не пришлось: вначале подрядили разогнать лед в бухте Нагаево, а затем трое суток простояли, уткнувшись в лед в пятнадцатиминутной готовности. За это время успели сделать моточистку двум главным двигателям. После этого сбегали в Охотск, благо он совсем недалеко, вправо за поворотом, и вытащили из ледового плена «Невострой», а третьего декабря стали под выгрузку, предварительно еще раз поломав лед в бухте и подтащив поближе к причалам стоявшие на рейде суда.

В порту встретил двух Николаев – Якименко и Яремчука, посидели в популярной «Арктике» и расстались друзьями, коими не успели стать за все пять лет учебы. Яремчук работал на «Старом большевике» и изредка ходил за кордон, паспорт моряка всегда был на руках – по нему моряков выпускали в загранрейсы, но в общем был не очень доволен. Якименко, наоборот, испытывает удовольствие от своего «Памира» и не хочет его менять ни на какие «загранки», ибо его средний оклад (наверное, все-таки заработок) – 1950 рублей.

Трое суток стоянки под выгрузкой – хватило для моточистки оставшихся двух двигателей. Если быть более точным, то уложились в двое с небольшим суток, работали по двенадцать часов через двенадцать. Полученная практика дорогого стоила и много дала в практическом значении, оставляя все меньше неизвестного в машинном отделении.

Однажды забрел на каток, который сразу же пришелся по душе. Смущало лишь отсутствие практики и недостаток умения кататься, нужно подучиться.

Из Магадана идем с хорошей скоростью, вопреки зимнему сезону, который в Охотском море на всем своем протяжении изобилует проходящими циклонами с непрерывными штормами. С выходом из порта немного покачивало, на второй день посильнее, а третий день отличился штилевой погодой, что само по себе удивительно. Но сегодня с самого утра будто разверзлась преисподняя: море превратилось в кипящую бездну с пяти-шестиметровыми темно-зелеными тяжелыми валами, следующими один за другим в своей непреклонной последовательности. Я впервые в такой шторм попал. Не знаю, сколько было баллов, но бортовая качка, наверное, достигла своих пределов. В машине все время «хватал» воздух насос забортного охлаждения, несмотря на то что его приемник находится почти у скулы корпуса, недалеко от днища. Пришлось останавливать один двигатель из-за высокой температуры масла вследствие недостаточного охлаждения. Все плохо закрепленное летало и прыгало, пока не заклинивалось в каком-то уголке».

Судя по всему, «броненосец» угодил в центр, или, как принято у метеослужбы, в «глаз», циклона, где светит солнце и волнения почти не наблюдается. Атмосферное давление минимальное, и с выходом из него раскручивается штормовая спираль с максимальной силой ветра против часовой стрелки в Северном полушарии.

«В столовой команды и кают-компании побилось много посуды, летели на палубу супницы с борщом, и команда осталась без первого блюда, хотя желающих пообедать было совсем немного. Стулья попереворачивались и сбились в кучу, ковры и дорожки разлетелись по всей палубе. Такая свистопляска продолжалась до 16 часов. Потом немного поутихло, судно постепенно заходило под прикрытие сахалинского берега, и ветер перешел на попутный, по корме. Было бы гораздо хуже, если бы задержались с выходом хотя бы на полсуток. Но Бог миловал и всего лишь погрозил пальцем. Завтра приходим в Находку.

2 января 1959 года!

Завтра будет две недели, как пришли в Магадан. Работаем по проводке судов в порт и из порта. Был здесь и ледокол «Адмирал Макаров», но он отстаивался, уткнувшись в лед, а мы проводили суда. Все время десятибалльный лед, никакой отдушины. Иногда во время сжатия так обнимает, что приходится стоять по две вахты, не в состоянии даже пошевелиться. Приходилось выводить суда из Охотска и из бухты Веселая. В новогоднюю ночь вытаскивали шедших из Охотска: «Пржевальского» и «Кулибина». Погода соответственная для времени года: ветер 8—9 баллов, снежная пурга, к тому же капитан был «навеселе» и в итоге врезался левой носовой скулой в «Ивана Кулибина», получившего пробоину размером 4?1 метр, к счастью, выше ватерлинии, иначе бы пароход сразу затонул. Случилось это в 4 часа 49 минут нового, 1959 года.

Встреча Нового года отличалась от всех предыдущих. Коллективные праздничные застолья с выпивкой на судах запрещены. Отметить индивидуально тоже было нечем: в Магадане почти не стояли, и никто не имел возможности приобрести необходимые припасы, без которых праздник – не праздник. Главный механик «подбросил» на всех шестерых младших механиков пол-литра разведенного спирта, что для здоровых мужиков чисто символическое количество, и на этом все!

Старые моряки утверждают, что таковые праздничные события – обычное на флоте явление, чему не приходится ни удивляться, ни сожалеть о минувшем «сухом» празднике. Они же, вроде бы в качестве праздничных компенсаций, добавляют, что каждый приход в порт – праздник независимо от даты прихода, будь она хотя бы в понедельник или в пятницу, тринадцатого числа. Вот и попробуй разберись, не заблудившись среди трех сосен. Мне это непонятно, и никаких чувств сие утверждение не вызывает.

Конечно, после долгой разлуки с родными и домашним очагом это действительно большой праздник. Но если видеть в празднике лишь повод для выпивки, хотя многие так и понимают, то тогда такое определение праздника вполне оправдано и понятно. Был бы повод, а выпить всегда сумеем. Пока же мое мнение совершенно другого толка и никак не связывает эти очевидные противоречия.

Что-то начинаю чувствовать усталость, в основном моральную, но отчасти и физическую. Причина, на мой взгляд, очевидна: непрерывные дерганья. С выходом из Находки шестнадцатого декабря и до сего дня идут беспрерывные ходовые вахты, без выхода в город и каких-либо внешних впечатлений, так как кружимся по одному и тому же месту, словно белка в колесе. Завтра должен подойти ледокол «Иосиф Сталин», и нас обещают поставить под выгрузку. Затем снова Владивосток или Находка, если не выгонят в отгул выходных дней, которых накопилось целых сорок, что вполне возможно. Вернулся «старый» третий механик, и пока он исполняет обязанности второго механика. В деревне на свежем воздухе сейчас неплохо пожить, побродить по знакомым, известным с детства местам, где каждый куст знаком и напоминает об ушедших годах.

Лазеевы-Горяевы собрались поехать навестить родственников, взять к себе сестренку Милы у ее матери. Одолжил им 1500 рублей на поездку – у них, оказывается, даже на нее денег нет. Как же они будут управляться с младшей сестренкой, расходы ведь вырастут? На праздники разослал знакомым поздравительные радиограммы, одну из которых, Юрке Лаврову, заранее, но не получил ни одной ответной. По правде говоря, надеялся лишь на Юрку, но он тоже не оправдал ожиданий.

За время стоянки в Находке дважды побывал у Любы, в основном ходим на танцы.

Миновало три месяца со дня последней записи, и сегодня уже третье апреля, весна во всю стучится в окна. Столько событий произошло за это время, но обо всем по порядку.

С приходом в Находку из Магадана меня списали с «Енисея» в отгул выходных дней, как я и предполагал. Главный механик предложил вернуться после вынужденного отпуска на старое место работы и идти в Арктику четвертым механиком, но я ответил отказом, мотивируя тем, что плавательский ценз на этой должности для получения диплома механика второго разряда мне не идет, потому что его уже у меня и так достаточно. Но он посоветовал все-таки подумать. Я, естественно, пообещал, хотя твердо решил не возвращаться на прежнюю должность – пора бы уже становиться третьим механиком. С двадцатого января начался отсчет моих неиспользованных рабочих дней, закончившихся пятнадцатого марта.

Из Находки приехал во Владивосток и получил «отпускные» деньги. Пробыл в городе два дня. Хотел встретиться с Юркой Лавровым, обитавшим на Седанке, но не получилось и уехал в Манзовку. Там же оказался в отпуске Сашка Купленко. Вдвоем и проводили тот отпуск – все-таки веселее. Навещали все веселые и скучные места, которых в Манзовке больше, чем веселых.

Однажды в поисках развлечений попали на традиционный вечер встречи с выпускниками 164-й средней школы.

С него-то все и пошло! Далее начался новый этап в моей молодой и уже не холостой биографии. Дернул же меня черт пригласить на танец некую Галину Александровну Чувашову, учившую моих сестер: Аллу – совсем немного и Валю – целых три года. Затем последовал следующий танец, и так продолжалось до конца вечера. Еще бы ничего, но в дополнение ко всему захотелось проводить ее домой. Провал! Просидели до четырех утра, уже петухи пропели. И это при моей неразговорчивости и застенчивости, как единодушно утверждают все мои знакомые. При расставании получил приглашение прийти на следующий вечер, который наступал уже сегодня. Ну а дальше понеслось…

Почти весь отпуск провел у нее в гостях, лишь последние четыре дня был дома, стыдно все-таки перед родителями. Сашка даже обижался на меня за такие частые посещения, лишившие его компании и обрекшие на скучное одиночное времяпровождение. Со своей стороны я мог только посочувствовать ему в его одиночестве. Мне же было очень хорошо! Бывало такое, что если по какой-то причине пропускал вечер у Галины, то на следующий день уже не мог выдержать, не сходив. Двойных пропусков не было ни разу, что бы ни случилось. Не знаю, какие чувства мной двигали при этом, но привязался к ней так, что выпутаться самостоятельно был уже не в силах. Паутина крепко спеленала душу и тело. Кончилось вполне предсказуемо: в ночь с девятого на десятое марта договорились пожениться. Свадьбу решили сыграть попозже, в мае.

Но планы остались планами, все пошло по иному сценарию. Учителя 164-й школы в директивном порядке, помимо нашего желания, решили сыграть свадьбу и организовали по-своему. Выбора нам не оставили, ничего не оставалось, как покориться. Пришли на собственную свадьбу в субботу, четырнадцатого марта, родители; как ни возмущались и ни разводили руками, также вынуждены были прийти. Возмущение было обоснованным и логичным, с их точки зрения: свадьба являлась «незаконной», ибо неоспоримое право на организацию «законной» принадлежало только им. Удалось урегулировать конфликт интересов, согласившись и на «законную» свадьбу, которая должна состояться после великого поста, в мае. Но у меня смутные сомнения в том, что она может состояться – жениха с большой долей вероятности уже не будет на грешной земле, кто же ему позволит наслаждаться медовым месяцем, не имея ни отпуска, ни выходных дней, в рабочее время, которое, как известно, должен проводить в далеком море. В воскресенье родители пригласили всех учителей к себе домой. Так и посидели часа четыре с постными мордами, ибо после субботнего веселья настроение никак не способствовало продолжению праздника.

Ночью я уехал, прожив с молодой женой целых… четыре дня вместо медового месяца, то есть тридцати дней.

Затем восемь дней «бичевания», сдача со второго захода переаттестации до пятой группы судов и с двадцать пятого марта направление на моторный буксир «Неприступный». Собираемся таскать «сигары» в Японию.

Двадцать седьмого марта приехала Галя во время каникул. Привезла с собой несколько адресов и рекомендаций по поискам квартиры, но ничего из этого не вышло. С ее устройством на работу полнейшая катастрофа – не проглядывается ни малейшей возможности. С квартирой решили подождать до осени. Работу будет искать, когда устроимся на постоянное жительство. Уехала третьего апреля в час ночи, днем у нее уроки в школе, и оставаться дольше невозможно.

Со свадьбой в мае, для родителей, как и предполагалось, ничего не получится, потому что планируется выход в море десятого апреля, а вернемся в октябре-ноябре.

Назначенные сроки выхода в море, несколько раз переносимые, оказались несостоятельными и на этот раз, у команды сложилось мнение, что уйдем не ранее окончания майских праздников, ибо рыбаки от нас отказались, а «сигары» начинают таскать лишь в июне, с наступлением летней погоды. Зимние и весенние штормы не оставят бревнышка на бревнышке от «сигары» при такой скорости передвижения, когда укрыться негде и сбежать от набирающего силу циклона черепашьей скоростью тоже не получится. Я так обрадовался нашему незапланированному и оттого неожиданному продолжительному стоянию, что на второе мая «заказал» родительскую свадьбу, которая совсем недавно казалась нереальной. Разослал приглашения и всех предупредил, чтобы готовились. Но «хочешь рассмешить Бога – расскажи ему о своих планах»: сегодня явился какой-то товарищ из «верхов» и выдал «на-гора», согласно шахтерской терминологии, что двадцать девятого апреля наконец-то снимаемся в море. Куда именно, еще не ясно, но с началом майских праздников будем черт знает где.

Все же действительность оказалась совершенно иной, как в той поговорке: «Глухой слыхал, что слепой видал, как хромой бежал».

Известие в прямом смысле ошеломило меня, настроившегося на свадьбу. Как пошло с самого начала, когда майское торжество выглядело неосуществимым, так оно и случилось, несмотря на различные обманные движения, которые лишь вызывали дополнительные хлопоты и разочарования: как быть с приглашенными, да и перед родителями тоже выгляжу не в лучшем свете. О жене и говорить нечего, она все еще далека от нашей морской кухни, не представляет в полной мере, с кем связала свою судьбу. Сразу же поспешил «обрадовать» невесту-жену, и сам нахожусь в каком-то непонятном состоянии – как говорят в народе, словно мешком пришибленный. Совсем недавно был уверен, что увижу свою Галю, и если скучал, то совсем немного. Теперь же почувствовал совершенно иное: скука стала острее, перерастая в тоску, а ведь мы еще от причала не отошли. Каково же будет дальше? И это всего лишь после 22 дней разлуки – никогда не считал себя таким сентиментальным лириком. Не знаю, как буду привыкать к расставаниям на четыре, пять и более месяцев. Перед ней держу хвост пистолетом, пытаюсь показать, что слово «скучать» отсутствует в моем лексиконе, что, конечно же, ее не радует. Как будет на самом деле, покажет только время.

Встретился с Валькой Дмитриевым, оказывается, и он женился. Пошла полоса, и даже самые стойкие холостяки сдают позиции. У него все вышло смешно и как-то нереально: предложил руку и сердце через письмо, не видя невесты. После «очной ставки» с нареченной остался доволен, не прогадал, вот тебе и «русская рулетка». Как-то неуверенно говорит, что знал ее и раньше, но почему-то забыл; в отличие от него, она всегда держала в памяти старого знакомого. Сейчас все еще находится под впечатлением своего нового качества. Прижимает портрет жены к левой стороне груди, читает ей любовную лирику, мечтает о дальних туристических походах с участием суженой, благо она спортсменка, а если бы не была, то таковой стала бы. В общем, одурел парень от любви, интересно, надолго ли его хватит?

Нил Лазеев опять третьим механиком на «Менделееве» после отпуска. В письме упомянул о какой-то трещине в жизни – я понял, что семейной. От Юрки Лаврова никаких сведений, никому не пишет.

Работа идет в нормальном режиме, но впереди намечаются затруднения: один из вспомогательных дизель-генераторов в плачевном состоянии, пока не вижу способов привести его в должный рабочий вид. Загадка не для слабонервных: каким образом и откуда вода поступает в четвертый цилиндр? Если с картером более-менее понятно: туда вода поступает из-за неплотной посадки цилиндрических втулок, которые меняли зимой, то с цилиндром вопрос на засыпку.

По-прежнему копаюсь с четвертым цилиндром, а результатов никаких. Поменяли все что можно, но «дыр» найти не могу, капитально замаскировались. На майские праздники, первого и второго, был дома, двенадцатого-тринадцатого Галина приезжала ко мне, двадцать пятого – двадцать шестого опять побывал дома. Каждый раз приятны встречи, но насколько же отвратительны расставания, особенно когда не знаешь, когда встретишься в следующий раз. Очень уж не хочется расставаться, и приходится уезжать с горьким, все отравляющим чувством. Часто посещают мысли завязать с такой жизнью и пожить по-человечески, как многие другие, ведь на море свет клином не сошелся.

С отходом в рейс по-прежнему нет какой-либо ясности. С двадцать девятого апреля, когда намеревались выгнать в море, прошел уже целый месяц, а «воз и ныне там», дальше Русского острова не ходили. Семейные идиллии, перемешанные с такой неопределенностью выхода в рейс, сильно угнетают. С превеликим удовольствием пошел бы в отпуск, да кто же меня пустит.

Наконец-то идем на Амур. Как-то нескладно получилось: первого июня появились слухи, что буксир в очереди на двадцатое июня уходить в реку для взятия первой «сигары». Обрадовался и пообещал Гале приехать домой еще раз, и вдруг словно гром среди ясного неба: второго числа сообщают, что четвертого отходим. На этот раз слухи оказались пророческими, хотя по-хорошему в них тоже мало кто верил на фоне предыдущих переносов. И вот мы в море, оно все такое же и ничуть не изменилось с прежних плаваний. Идем уже третьи сутки, завтра штурманы обещают прибыть в Николаевск-на-Амуре. Климат здесь совсем не южный и здорово отличается от владивостокского. Температура воздуха всего три-четыре градуса, а воды и вовсе минус два, на грани замерзания, в то время когда во Владивостоке некоторые индивиды начинают купаться. Похоже, что задержки с выходом в море были связаны с затянувшимся ледоходом на реке, не соваться же «сигарам» в идущий по реке лед, который быстро раскатает плоты по бревнышкам. Питание Амура идет со многих горных рек и речушек, рожденных далеко на материке, а весна в глубине восточносибирских нагорий наступает гораздо позднее, вот и несутся искрящиеся под солнцем пресноводные крепкие льдины до июня, если не дольше.

Увлекся после вахтенным чтением, которое стало моим основным занятием в свободное время. Никаких общественно-увеселительных мероприятий не проводится, кроме многократно просмотренных кинофильмов. Надеюсь скоро войти в «ходовой» размеренный режим и займусь английским языком. Первые пять уроков уже сданы в учебно-курсовом комбинате пароходства.

Добрались до Амура, берега которого лишь только покрываются зеленью, услышали предрассветные «петушиные крики» по обоим берегам реки, хотя они выглядят дикими и незаселенными. В предутренней тишине петухов слышно издалека, и как-то странно и непривычно слышать их кукареканье, находясь на борту морского судна. Все же ассоциативное мышление по своему характеру инерционно и быстро перестроиться на новый лад не в состоянии.

Зацепили «сигару» и вот уже двое суток тащим ее вниз по течению реки в японский порт Тояма на западном берегу главного японского острова Хонсю. Сегодня в семь утра зашли в залив Чихачева на выходе из реки в Татарском проливе – подтянуть крепления «сигары» перед морским переходом. В 16 часов начали выходить из залива, но крупная зыбь и плохой прогноз погоды вынудили вернуться обратно. Будем ждать у моря погоды.

Получил от Гали первую радиограмму, и сколько подобных будет впереди, одному Богу известно. Пока же никаких других сведений, что по-своему тоже неплохо. «Отсутствие новостей есть самая лучшая новость», – гласит английская пословица, с которой нельзя не согласиться, хотя утверждение довольно однобокое. Имеется в виду, что ничего плохого не произошло. А как быть с хорошими новостями?

Третьи сутки отстаиваемся в заливе Суцу, укрываясь от штормового восьмибалльного ветра, очень опасного для буксируемой «сигары». Рядом стоят такие же буксиры «Атласов» и «Итуруп», пришедшие вслед за нами. Они тоже сберегают свои «сигары».

Двадцать четвертого июня на катере приезжали какие-то японские чиновники с полицейскими, устроили проверку, а затем убыли, пожелав счастливого плавания. Вчера вечером около 22 часов приехали трое простых японцев и выразили свои дружеские чувства: обменялись со всеми рукопожатиями и привезли подарки – сигареты, конфеты, яблоки. Интересно и занимательно выглядели члены экипажа, словно благовоспитанные малолетние дети с приходом гостей. Когда японцы стали угощать сигаретами, все сразу оказались некурящими, боялись к ним притронуться. Предлагают конфеты – та же самая картина, все отмахиваются, будто зубы болят от сладкого. Но кто-то бедовый нашелся и рискнул первым взять конфету, наверное, очень потянуло на сладкое, тогда уже и другие руки потянулись, стали брать все и вся. Но все еще проскальзывало некоторое недоверие: один весьма влиятельный товарищ сказал: «Не вздумайте их есть», – и первым выбросил сладости за борт. «Ни Богу свечка, ни черту кочерга», то есть ни себе ни людям, коту под хвост. Ничего другого об этом товарище не приходит в голову».

Судя по осторожности, с которой Михаил писал, таковым авторитетом был кто-то временно исполняющий обязанности первого помощника капитана или помполита, оберегавшего непорочную девственность экипажа перед загнивающим капитализмом и его пробивными, хитрыми и вероломными представителями. Непонятно, почему в рейсе не было помполита, что-то совсем уж невероятное. Но, похоже, его обязанности исполнял секретарь судовой партийной организации, а такие еще пожестче случаются, ибо очень уж опасаются всевидящего ока парткома и нештатного стукача, наверняка имевшегося на каждом пароходе.

«Решили показать японцам кино, но, посмотрев минут пятнадцать «Капитана старой черепахи», они заторопились к выходу, скорее всего, не понравилось, фильм же был на русском языке, который они понимали так же, как и мы японский. После их ухода, воспользовавшись образовавшейся брешью между прекращением демонстрации фильма и исчезновением гостей, сразу же расхватали лежавшие до этого нетронутыми яблоки и даже едва не переругались с теми, кому не досталось. Кто не успел, тот опоздал.

Конфеты вызвали еще большие побуждения, их в самом прямом смысле клянчили друг у друга, особенно у тех, кто под сурдинку сумел сгрести побольше. Меня удивляет такое недоверие к иностранцам, воспитанное у нас. Хорошо, что помполита не было, а то бы их и вовсе на борт не пустили – позор, да и только. Подобный случай был на «Енисее», и при воспоминании о нем до сих пор уши от стыда горят. О какой дружбе и добросердечном сотрудничестве можно говорить после этого. Настороже быть нужно всегда, конечно, но, если явно проявляют дружеские чувства, необходимо отвечать таким же волеизъявлением.

Сегодня ветер утих, и, по всей вероятности, скоро тронемся дальше.

Сейчас занимаюсь ювелирной работой, не огранкой алмазов, конечно: полностью разломал топливный насос, поставив вместо него запасной, по причине заедания хода рейки. С таким дефектом по правилам эксплуатации двигателей его следует отправить на завод, я же решил испробовать свое умение и попытаться исправить дефект своими руками. Разобрал его с большим трудом, ибо никаких приспособлений для такой операции нет, а их нужно много, и скоро начну собирать.

Уже около полутора суток стоим у причала порта Тояма. Город расположен километрах в двадцати с лишком от места нашей стоянки, и туда мы добираемся на автобусах.

Вчера при входе в бухточку, оборудованную под принятие «сигар», на берегу нас встречали группы японцев с воспроизведением грамзаписей русской и советской музыки, что всех очень порадовало и взбодрило.

Также вчера вечером на борт явилась какая-то делегация, которую толком не встретили, к нашему великому стыду. Японцы, как и их предшественники, тоже были с подарками – похоже, с пустыми руками они не приходят. Много открыток с красивыми видами Тоямы и пиво, которое у нас днем с огнем не сыщешь. В ответ мы им ничего не предложили, что выглядит не совсем удобно, но взять-то нечего и негде.

Тем же вечером пошли в город, вернее, в пригород. До Тоямы 30 минут езды автобусом. Вышли на первую попавшуюся улицу и пошли по ней. Первые этажи всех зданий – сплошные магазины. Каждый дом – магазин на протяжении всей 800-метровой улицы. Ходили без каких-либо конкретных целей, приценивались и присматривались, ничего не покупая. Всего я получил 7000 иен японской валюты. Множество всяких товаров, как промышленных, так и продовольственных, в бесконечных лавках. Очередей не то что нет, даже одиночные покупатели встречаются редко. Что-то похожее на изобилие, очень удивительное для наших неизбалованных вкусов и всеобщего дефицита. Интереcно, есть ли такое слово в их лексиконе?

На следующий день поехали в Тояму. Город раскинулся на большой территории. Трамваи, автобусы, движение интенсивное, но не покидает ощущение какого-то пригорода: домишки деревянные, одно-двухэтажные. Через каждые 5—10 метров небольшие магазины, скорее лавки. Нашли большой универмаг, всего много, а того, что нам нужно, не было. Нужны же нам были свитера, сорочки, костюмный материал. Набрал шесть штук нейлоновых кофточек, кучу женских сорочек и одно одеяло. Очень трудно с японцами изъясняться, английский многие вовсе не понимают, включая продавцов, хотя и наши не очень-то в нем сильны.

Сегодня утром, второго числа, в шесть по нашему времени или в пять по местному, пришли на наш буксир две японские девушки с мальчиком. Поводил их по судну, хотя смотреть не на что – буксир есть буксир, посмотрели наши журналы – «Огонек» и «Смену», принесли подарки – какие-то пышки рисовые. Вручил им по открытке с видами Москвы, и они отчалили, но, как оказалось, ненадолго. Вскоре вернулись за забытым плащом, и я начал их фотографировать. Они что-то стали просить: то ли спрашивали, получат ли фотографии, то ли просили на память мое фото, но я ничего не понял. Трудно общаться слепому с глухим. Все трое зашли в мою каюту, показал им альбом, что-то спрашивали, я что-то отвечал. Затем они стали называть буквы нашего алфавита и даже пытались изображать некоторые на бумаге. Написал весь наш алфавит, а они записали звучание каждой буквы и с тем ушли. От такой встречи уши вянут, белиберда какая-то.

Около полудня снялись в обратном направлении. На берег высыпали многие провожающие и долго махали вслед, пока их фигуры стали почти невидимы, превратившись в точки. Хорошее впечатление от стоянки надолго осталось в памяти. Все встреченные японцы относились к нам очень дружелюбно. Иногда приходилось общаться с бывшими военнопленными, отбывавшими свои «сроки» на сибирских стройках, которые могли немного изъясняться по-русски. Странно, никто из них не выказывал какой-либо обиды за годы пленения и принудительного участия в «народных» стройках Сибири. Может, потому и живы остались, хотя в плену, со скудной пайкой и работой с утра до позднего вечера, в хилой одежонке при сильных морозах, тоже ноги можно быстро протянуть.

Посещение кинотеатра не оставило ничего впечатляющего, едва досидели до конца. По нашим впечатлениям, какая-то бессодержательная муть. Совершенно другая культура, традиции и обычаи, к тому же полное незнание языка – чего еще другого можно было ожидать? Убийств мало, но бессмыслицы через край. Увидели очень заманчивую рекламу американского фильма: все с револьверами и множество полуобнаженных женщин. В итоге до американского фильма так и не добрались, побывав на трех японских: один посмотрели полностью, у второго – конец, у третьего – начало.

Топливный насос собрал, сегодня с утра до полудня регулировал, завтра поставлю на двигатель. Должен работать, куда он денется.

На самом подходе к Ванино узнали сногсшибательную новость: следующую «сигару» придется тащить из Мариинска в Накаяму. Вот уже шесть суток болтаемся по воле волн Охотского моря, которое никогда не бывает спокойным, разница лишь в силе волнения, но для буксира даже небольшое возмущение водной поверхности сродни хорошему шторму. Завтра планируем прибыть в порт. Прошли сравнительно удачно, всего лишь трое суток немного поболтало с кренами бортовой качки до 15 градусов на оба борта.

Погода, как в Амуре, так и в море, совсем не летняя: там дождь и ветер, а здесь ветер и туман, да еще минусовая температура вдобавок, правда, всего лишь —1. В Тояме несравнимо интереснее и комфортнее. А от нашей погоды завыть хочется, понимаешь, почему волки и собаки на луну воют – от тоски, скорее всего.