Артем Балиев "Орочьи сказки. Том 1"

И потянулись тогда к Нерэ орки и орчи со всех окрестных земель, а она рассказывала все, что от Неназванного во снах узнала. Стала орчи еще в большем почете и уважении, только скверна Зверя разрасталась в ней, и некогда красивое ее тело пришлось спрятать за одеждами, чтобы никто не увидел кровоточащей черноты. И все было хорошо до тех самых пор, пока однажды не пришла с запада страшная новость.

– Эльфы! – кричали орки. – Эльфы войной идут!

Война растекалась про орочьим землям, как жидкий огонь из вулканов. Эльфы захватывали города и замки, жгли посевы, угоняли орков в рабство. Сказала тогда Нерэ своему мужу:

– Собери орков и ступайте лесными тропами к царю за подмогой.

– Не могу я оставить орков и орчи с орчатами без защиты, что подумают они, если их воевода уйдет? – ответил ей воевода.

– Эльфы не звери, – сказала Нерэ, – не станут они нас трогать, а когда вы вернетесь с подмогой, тогда все поймут, для чего это было сделано.

Не знал тогда Хонрадамод, на какую участь оставляет он город, послушал жену, собрал лучших орков и орчи, и ночью, под покровом темноты, отступили они в окрестные леса и тайными тропами поспешили к царю за подмогой.

Подошло утром эльфийское войско, серебром сверкает, золотом горит, развеваются знамена, громко ржут белоснежные кони. Повелела тогда Нерэ открыть двери и впустила в город эльфов, выйдя к ним с белым флагом. Крепко верила она, что сжалится враг над сдавшимися в плен, и крепко же она ошибалась. Обнажили эльфы мечи, ворвались в город, стали грабить и убивать всех, кого на пути встретят, кровь залила улицы, и лишь немногие в тот день спаслись.

Чудом Нерэ избежала смерти, собрала всех, кого смогла отыскать и укрыла в подвале своего дома. Пока горело на небе солнце, сидели они тихо, будто мыши, и лишь ночами выходили, чтобы отыскать пропитания да разузнать, что в округе творится.

А эльфы тем временем уже вовсю хозяйничали в завоеванном городе, вылавливали уцелевших орков, пытали, а потом вывешивали их мертвые обезображенные тела на уличных столбах как предупреждение другим. Из отрубленных голов складывали пирамиды, над которыми радостно воронье летало, орочья кровь заливала улицы, как паводок по весне, и запах горящего мяса дразнил измученных голодом орков и орчи, прячущихся от смерти под телами погибших.

Так продолжалось какое-то время, а потом прознали эльфы, что жена местного воеводы осталась в городе и уцелевших в подвале дома своего прячет, окружили дом и стали требовать, чтобы вышла к ним Нерэ, иначе зальют они в подвал огненной смеси и сожгут всех до единого.

Не испугалась Нерэ, вышла к эльфам, чтобы остальных от гибели уберечь. Привели ее на допрос к эльфийскому командиру.

– Поговаривают, что ты колдунья, – сказал эльф, – и по ночам к тебе демоны являются. Так ли это?

– Не так, – отвечает Нерэ.

Улыбнулся эльф и крепко ударил орчи по лицу. Стерпела Нерэ, не подала виду, что больно ей.

– А еще говорят, будто ты всем сказки рассказываешь о том, что всех нас, и эльфов, и орков сотворил один бог. Так ли это?

– Нет, – твердо отвечала Нерэ. – Я говорила, что мы созданы разными богами, которые сотворены единым Отцом, а потому все мы – родня.

– Чушь, – рассмеялся эльф. – Всем известно, что бог создал эльфов, чтобы править всеми, что гномов породили горы, людей вскормили собаки, а из ядовитых болот появились орки.

– Я не верю в это, – просто сказала Нерэ.

– Тебе придется в это поверить, – злобно сказал эльф. – И ты поверишь и расскажешь об этом всей орочьей погани в городе, чтобы они покорно служили, как и подобает оркам.

– Зачем? – спросила Нерэ. – Почему бы просто не убить всех нас, чтобы никто своим орочьим видом не оскорблял ваши эльфийские чувства?

– Скоро воины уйдут отсюда и приедут простые эльфы, которым нужны сильные и покорные рабы. А вы, орки, очень хорошие рабы.

– Тогда я тем более буду молчать, – сказала Нерэ.

Разозлились от такого ответа эльфы, разорвали на орчи платье и увидали тогда, что тело ее все черными язвами покрыто. Начали эльфы ее железными прутами бить, а кровь Нерэ на них брызжет и до костей обжигает. Испугались эльфы, кинули орчи в яму и стали думать, что делать дальше с женой воеводы. Долго думали, до самой ночи, и решили, что поутру нужно Нерэ казнить.

А Нерэ тем временем в яме спит и последний свой сон видит. Снится ей, будто идет она по дороге вслед за полной луной.

– Куда идешь, Нерэ? – спросил ее Неназванный.

– К тебе иду, – отвечала орчи. – Скажи только, что будет после того, как умру?

– Что будет после? – переспросил Неназванный. – Во что поверишь, то и будет. Все будут во мне, и все будут едины, но каждый увидит это единство по-своему и получит по своей вере.

Наутро выволокли Нерэ на улицу и потащили на веревках через весь город, чтобы все видели ее позор и скверну, которая поразила ее тело. А Нерэ зубы стиснула и молчит, ни звука не издает. Видит эльфийский командир, что не сломить ему орчи, помутнел у него от злобы рассудок. Приказал он бросить Нерэ на землю и раскаленными докрасна мечами ее бить, чтобы ядовитую для эльфов кровь сразу же прижигать. Тут уже не выдержала Нерэ, закричала. Долго она кричала, страшно, до тех пор, пока рука в железной эльфийской перчатке не выбила ей зубы и не вырвала несчастной язык. Замолчала навсегда Нерэ, облили тогда эльфы ее огненной смесью и подожгли, а сами у того огня пировать сели.

Но недолго праздновали они. Подошел к городу орочий царь со всем войском, а с ним и воевода Хонрадамод, муж Нерэ. Ударили они со всех сторон, половину эльфов перебили, половину в плен взяли. Вышли тогда на улицы уцелевшие орки и орчи с орчатами, плачут от радости, обнимаются. Один лишь Хонрадамод по всему городу мечется, жену свою ищет. До самой ночи искал – не нашел. А когда рассказали ему, что эльфы с Нерэ сделали, обезумел воевода от горя, упросил царя, чтобы выдали ему пленных эльфов на расправу.

– Город твой, воевода, – ответил царь. – С эльфами делай все, что хочешь.

Привели к Хонрадамоду пленных, по рукам и ногам связанных, взял он в руки боевой свой молот и уже готов был совершить отмщение, как вдруг за спиной его голос раздался:

– Стой!

Обернулся Хонрадамод и обомлел. Стояла перед ним Нерэ, целая и невредимая, в черном плаще с капюшоном, на котором, как звезды, каменья разные сверками. Подошла орчи к мужу и сказала:

– Когда пришел Неназванный, в мире были лишь тьма и Зверь. Не уподобляйся Зверю.

Сказала так Нерэ и пропала, будто не было ее вовсе. Лишь на том месте, где стояла она, тетрадь лежала, та самая, в которую орчи истории свои записывала. Устыдился гнева своего воевода, на колени упал и горько-горько заплакал, а когда в себя пришел, то повелел отправить эльфов к царскому двору, чтобы там над ними справедливый суд свершился. Сам же взял в руки тетрадь Нерэ, пошел вместе с ней к развалинам своего дома и долго сидел там неподвижно, покуда от горя не превратился в скрюченное черное дерево. Посмотрели на это те орки и орчи, которые слову Нерэ поверили, возвели вокруг того дерева стены из почерневших от пожарищ камней и назвали это Черной часовней, нарекли тетрадь Нерэ – Книгой Нерэ, а себя – нерэитами, и стали проповедовать слово Нерэ по всем окрестным землям. И так продолжается по сей день.

Волшебный цветок и жадная ящерица

Давно, в очень тяжелые времена, жил-был на свете старый орк по имени Бравлин, и однажды случилось с ним большое несчастье. Гномий банк, в котором он держал все свои деньги, разорился, и остался Бравлин ни с чем. Нечем стало платить за дом, не на что стало купить еду, а на работу его, старика, уже никто брать не хотел. А все потому, что Бравлин всю свою жизнь прослужил в наемниках, и ничего окромя военного ремесла не знал и не умел. Так что ни в плотники, ни в кузнецы, ни в пахари его не брали. Кто-то отказывал ему, ссылаясь на его седины, кто-то не хотел иметь дело с бывшим рубакой, а иные просто говорили: «Самим жрать нечего, еще тебя кормить». Так что, хотя и была еще сила в богатырских руках Бравлина, ничего ему не оставалось, кроме как продать за гроши свой дом, повесить за спину старый боевой топор и отправиться в дорогу, чтобы или лучшую долю найти, или славную смерть повстречать.

Прошла неделя, другая, и вот Бравлин оказался на севере, там, где вздымаются Заиндевелые горы и вечно лежит снег. Остановился он на ночлег в темном сосновом бору, развел огонь и, кутаясь в медвежью шкуру, решил побаловать себя скромным ужином. Половинка кролика, высохший кусочек сыра и корка хлеба – вот все, что у него осталось.

– Если так продолжится, – невесело подытожил Бравлин, дожевывая последний кусок крольчатины, – я останусь в этих треклятых снегах голодной уставшей сосулькой. Счастливая старость, нечего сказать.

Вдруг слышит орк чутким ухом – голоса за ближайшей сосной. Недобрые такие голоса, заговорщические.

– Эй, выходите! – крикнул он. – Я вас слышу.

Вышли из леса трое. Один точно был из Гномгарда, кряжистый, коротконогий, с покрытой инеем бородой до пояса и тяжелой секирой в руках. Второй был снорком с подрезанными на эльфийский манер ушами и двумя кривыми саблями за поясом. Третьим был человек, среднего роста, с крысиным лицом, колючими глазами и шипастой палицей в правой, единственной, руке.

Бравлин понялся на ноги, отряхнулся от снега, взял в руки топор и спросил, недобро глядя на незнакомцев:

– И кто же вы будете, трое из леса?

Человек вышел вперед и ответил:

– Перед тобой, орк, славные рыцари из ордена Серого Волка.

Про этот орден (а точнее – давно уже не орден, а просто банду разбойников) Бравлин слышал, и слышал недоброе. Со всего света стекались на север Дормора наемники, разбойники и всякое отребье, принимали клятву Серого Волка, охотились на ледяных великанов и прочую нечисть, а порою грабили и убивали заплутавших на севере путников. Понял орк, что драки не миновать и приготовился к битве.

– А, так вы из тех, – усмехнулся он, – которым даже в родных краях не нашлось порядочной работы? Слышал-слышал о вас, бегаете тут, пальцы отмораживаете.

Сказал он так, а про себя подумал: «А ведь и мне в родных краях порядочной работы не нашлось».

– Осторожнее, старик, – огрызнулся на орка снорк, – а не то…

– А не то – что, мальчик? – Бравлин скинул с плеч медвежью шкуру и перехватил топор поудобнее. – Я много зим пережил и много угроз слышал. Ты думаешь, что я вас троих испугаюсь? Нет, уж если я умру, то умру, согретый хорошей дракой, а не замерзший и умирающий от голода.

– Ты сам напросился, орк, – проворчал гном, и трое бандитов бросились в атаку.

Битва была жаркой, хотя и недолгой. Разбойники оказались хорошими бойцами, но старый Бравлин раскидал их в разные стороны, а его топор сделал все остальное. Но только орк подумал, что все закончилось, послышался топот огромных ног, и гигантская тень накрыла поле боя.

– Идти долго! – прогудел в вышине сосен чей-то голос. – Идти охотиться! Добыча мертва!

Перед орком стоял ледяной великан. Ноги его были как колонны, руки походили на стволы вековых дубов, головы не было видно, лишь сверкали, как звезды, холодные синие глаза.

– Прости, что испортил тебе охоту, – говорит ему Бравлин, а сам думает, как побыстрее сбежать от такого чудовища. – Мне пришлось защищаться.

Глаза-звезды стали ближе, великан наклонил голову, и орка обдало его ледяным дыханием.

– Добыча убила братьев! – великан оскалил острые, величиной с три кулака, зубы. – Старый орк отомстил за братьев! Гвоорх должен орку. Гвоорх присмотрит за орком.

– Будешь всюду ходить за мной? – Бравлин не смог сдержать улыбки.

– Камни мои братья, – прогудел Гвоорх, – деревья мои глаза. А теперь Гвоорх заберет добычу!

С этими словами он в один мах подобрал земли троих мертвых разбойников, зажал их в кулаке, развернулся и пошел обратно. Совсем скоро тяжелые шаги великана стихли, и Бравлин остался в полной тишине, нарушаемой лишь потрескиванием уже догорающего костра.

Все случилось так быстро, что орк не сразу понял, насколько чудовищно он замерз. Подобрав со снега медвежью шкуру и закутавшись в нее, Бравлин вернулся к костру. Подкинул несколько сухих веток, помешал угли палкой, чтобы лучше горело и тут же уснул.

Орк проснулся утром от того, что стало очень тепло, даже жарко.

– Ну и сон мне снился, – пробормотал он спросонья. – Путешествие на север, холод, драка, да еще и великан.

– Нет, это был не сон, – сказал кто-то насмешливым голосом.

Бравлин тряхнул косматой головой и окончательно проснулся. Он все еще был в лесу, среди снегов, костер его давно потух, зато в углях… в углях сидела огромная, плоская, как ремень, ящерица золотого цвета, и ее чешуя ослепительно сверкала в лучах зимнего солнца.

– Ящерица разговаривает, – орк сильно ущипнул себя за палец. – Либо я уже мертвый, либо мне вчера здорово прилетело по голове.

– Ни то, ни другое, – заявила ящерица. – И вообще, я же обидеться могу. Сижу тут, понимаешь, грею тебя, жду, когда ты проснешься. Неблагодарные вы.

– Кто – мы? – спросил Бравлин.

– Орки, – буркнула в ответ ящерица и отвернулась.

– Ладно уж, прости меня, – орк присел рядом с ящерицей и улыбнулся. – Ну не встречал я еще говорящих ящериц. А за тепло тебе большое спасибо.

– Чего уж там, – смягчилась ящерица. – Я ж лицо заинтересованное.

– Ты про что? – не понял Бравлин.

– Ну нужно мне от тебя кое-что, чего тут непонятного. Видела я вчера, как ты бандитов раскидал, видела, как с топором обращаешься. Вот и подумала, что ты можешь мне помочь.

– Так я и знал, что ничего просто так не бывает. Ну, рассказывай, чего хочешь.

– Есть далеко отсюда пещера, – начала ящерица. – В пещере редкий цветок растет с двумя лепестками. Если лепесток оторвать, можно желание загадать. Любое желание – и оно преобязательно исполнится. Сторожит цветок чудище…

– Не продолжай, – покачал головой орк. – Не хочу в петлю лезть ради какого-то цветка.

– Ты что, уши не чистил? – возмутилась ящерица. – Два лепестка – два желания. По одному на каждого. Любое желание, понимаешь? Домой там вернуться, князем стать, богатства несметные. Или ты хочешь бродить по северу, пока не помрешь от старости, холода или шальной стрелы?

– Есть правда в твоих словах, – подумав, согласился Бравлин. – Лучше один раз рискнуть всем, что осталось, чем остаток дней жалеть о том, что этого не сделал. К тому же, – добавил он, – осталось у меня не так уж и много. Показывай дорогу.

– Собирайся, орк, – улыбнулась ящерица, закружилась на месте, забила длиннющим хвостом. – Три дня идти к той пещере.

Так Бравлин и говорящая ящерица отправились в путь. Рядом с ящерицей орку было тепло, а ее нескончаемая болтовня служила хоть каким-то, но развлечением. Под конец первого дня сказала она:

– Тут недалеко есть зайцы. Поймай нам зайцев на ужин.

Бравлин отправился на охоту, добыл четырех зайцев. Зажарили они мясо и только сняли с огня, видит орк, как ящерица свою половину разом проглотила и к его зайцу тянется.

– Осторожней, ящерка, – предупредил ее орк. – Будешь жадничать, натяну твою кожу на рукоять топора – и глазом моргнуть не успеешь.

Ящерица примирительно подняла вверх передние лапки с длинными коготками, и Бравлин спокойно доел свой ужин.

Под конец второго дня увидели они оленя.

– Поймай нам оленя, – сказала ящерица.

Бравлин согласился и добыл на ужин оленя. Сел орк разделывать тушу, и видит, что ящерица уже начала сырое мясо кусками отрывать и проглатывать.

– Я тебя второй раз предупреждаю, – орк взялся за рукоять топора. – Не жадничай. Третьего предупреждения не будет.

Успокоилась ящерица, дождалась, когда мясо зажарится. Так они поужинали и спать легли. Проснулись наутро, глядят, а в снегах тропинка появилась, которой раньше не было.

– Мы совсем близко, – сказала ящерица.

И действительно, не успело солнце войти в зенит, как вышли они к горе, у подножья которой черной пастью зияла пещера.

– Ну что, – Бравлин поудобнее перехватил топор. – Пойдем разбираться с твоим чудищем.

– Одному тебе придется, – вильнула хвостом ящерица. – Пока чудище живо, его магия не пускает меня к цветку.

– Ох и сколькая же ты, – буркнул орк и направился в пещеру.

В пещере было темно, а без ящерицы рядом еще и холодно. Орк пожурил себя за то, что не догадался изготовить факел, и шел медленно, почти наощупь пробираясь под низкими сводами, покрытыми ледяной коркой. За очередным поворотом увидел он вдалеке синий огонек. Может быть, подумал орк, это ловушка, а может быть, что это тот самый цветок так светится. Думая об этом, он шел на свет, пока не оказался в просторной зале, круглой, будто арена в цирке, накрытой ледяным куполом. И в центре этой арены, на камнях, рос огромный цветок с толстым стеблем и двумя синими лепестками, свесившимися в разные стороны и сияющими будто гномьи светильники. Остановился орк возле цветка, окинул глазами круглую залу и крикнул:

– Эй, чудище, я пришел за цветком! Хватит сидеть в засаде, выходи на честную драку.