Олег Паршев "Часы на башне. Стихи и проза"

Но трубный глас молчит, и я молчу.

Лишь вглядываюсь в лица безответно.

До циркача нет дела трубачу,

Но я найду её следы по свету,

Которым так была она полна,

Который я забыть уже не в силах.

И я читаю в небе письмена,

Что пишут звёзды о любви, что не остыла.

Из самых глубин

Летит, летит космонавт

К центру вселенной.

Из самых глубин.

Кораблик он вырубил из полена.

Полено живое – он не один.

И они летят, и болтают о том о сём,

Скажем, о том, что никуда не летят, а видят какой-то сон.

И даже не видят, а просто смотрят друг в друга, словно в экран.

И время сейчас вышло за пределы вселенной, а там разогнавшись, им идёт на таран.

А иногда ему кажется: он забыл, куда и зачем летит.

Иногда ему чудится: он – Иона, а бревно – его кит.

Иногда он думает: он последний человек на земле, и больше никого и нигде.

А потом вспоминает, что забыл сделать людей… Ладно, они как-то сами заведутся в воде.

Во мне

Мой светлый человек живёт во мне,

А в нём темнеет всё, что не сбылось.

Мы едем, застревая в болтовне,

Куда-то вкривь да вбок, да малость вкось.

Наш машинист не верует в простор,

Он отрицает промысел времён.

Он нашу жизнь поставил на повтор,

И буркнув «не скучайте», вышел вон.

За ним в трубу умчался кочегар,

Сошли по трапу в ночь проводники.

Сказал кондуктор, что в душе – гусар,

И были так шаги его легки.

Случились тут разлады и разброд,

Война и мир, затем – девятый вал.

Но проронила ты: Ну, значит, наш черёд,

Пора самим нам взяться за штурвал.

Пробуй!

Я воевал так долго,

Что смерть устала тащить меня на своём хребте.

Она проворчала: В этом нет никакого толка,

Поскольку ничему вечному, скажем, ни одной звезде

Не приходит в голову устраивать какие-то битвы и сечи.

Человечу вас, человечу…

И, знаешь, это, конечно, классно, что стрелки на твоих курантах стоят,

Но на кой ляд ты подкручиваешь циферблат?

В общем, сел, задумался, голову обхватив…

Что же я так с житьём и бытьём строптив?

Судьба – она, конечно, та ещё проводница,

Но коль дали жизнь, так пробуй с этой жизнью ужиться.

По шажочку

Плод жизни так ярок,

Так чуден и сладок,

А жизнь – из помарок,

Сплошных опечаток.

Повсюду так зыбко —

То тени, то эхо.

Нельзя без ошибок,

Промашек, огрехов.

Но мы кособочно

Идём по шажочку,

И вот из шажочков —

Цепочка из точек.

А от многоточий —

Круги по мирам.

Кружок на кружочек —

И выстроен храм.

На бумаге рисовой

Рисовал на бумаге рисовой

Светотени лиловых ирисов,

И чабрец, и душицу с ромашками,

И дрожащего в мареве бражника.

И, почти не дыша, на папирусе

(Вдох – диастола, выдох – систола)

Рисовал я стрекозью грацию

Меж платанами и акациями.

Расцветали ирис с душицею,

Улетали на небо жар-птицами.

И ромашка взметнулась над высями,