Два дня мне не приносили пищи, затем появился новый охранник, и мое заточение потекло по-прежнему, но теперь я запрещал себе впадать в одуряющее уныние.
Вскоре после этого в темницу привели другого пленника и приковали около меня. При тусклом свете факела я увидел, что это красный марсианин, и едва дождался ухода конвоиров, чтобы заговорить с ним. Когда шаги затихли в отдалении, я мягко произнес марсианское приветственное слово «каор».
– Кто вы? – спросил он.
– Джон Картер, друг красных людей Гелиума.
– Я из Гелиума, но не слышал такого имени.
Тогда я рассказал ему все, пропустив только подробности моих отношений с Деей Торис. Сообщение о принцессе Гелиума очень его взволновало, но он был совершенно убежден, что она и Сола на свободе. Он сказал, что знает ту местность очень хорошо:
– Дея Торис и Сола скрылись в холмах не дальше как в трех милях от большой реки, а теперь они, вероятно, в совершенной безопасности.
Пленника звали Кантосом Каном, он был падуором (лейтенантом) гелиумского флота. Он входил в состав той злополучной экспедиции, которая подверглась нападению тарков, и вкратце рассказал о происшествиях, последовавших за поражением воздушных кораблей. Сильно поврежденные, они медленно продвигались к дому. Путь лежал мимо города Зоданги, враждебного Гелиуму, хотя там тоже обитают красные марсиане. Их атаковало множество военных судов, и экипажи всех парусников, которыми командовал Кантос Кан, были истреблены или взяты в плен. Его собственный корабль преследовали четыре дня, но в темную безлунную ночь он смог ускользнуть.
Тридцать дней спустя после пленения Деи Торис корабль достиг Гелиума с десятком воинов, оставшихся от семисот членов экипажа. Немедленно семь больших флотилий, каждая из которых включала в себя сотни мощных военных судов, поспешили на поиски принцессы. К ним присоединились и две тысячи мелких парусников.
Две общины зеленых марсиан были стерты с лица планеты мстительными флотилиями, но никакого следа Деи Торис не обнаружилось. Ее искали среди северных племен, и только в последние несколько дней поиски перекинулись на юг.
Кантос Кан рассказал о своем пленении. Отважный и смелый, этот марсианин вызывал во мне восхищение. Он в одиночку высадился на границе мертвого города и проник в группу строений, окружающих площадь. Два дня и две ночи он прочесывал кварталы и темницы, ища свою принцессу, но попал в руки урухунцев.
За время совместного заточения мы подружились, хотя оно продолжалось недолго. Начались Большие игры.
Ранним утром нас привели в огромный амфитеатр, земля которого была покрыта рытвинами. Часть его оказалась разрушена, так что трудно было судить, насколько он велик. Говорят, в лучшие времена он вмещал двадцать тысяч урухунцев.
Арена была огромная, но крайне неровная и нерасчищенная. Ее окружали огромные камни, взятые из разрушенных зданий старого города, – чтобы помешать зверям и пленникам убежать. На каждом конце стояли клетки для пленников, ожидающих своей очереди.
Кантоса Кана и меня посадили вместе в одну клетку. В других были дикие лошади, зеленые воины, женщины из других племен и множество странных и свирепых барсумских зверей, которых я никогда раньше не видел. Их рычания и чудовищного вида было достаточно, чтобы самое бесстрашное сердце забилось от тяжелых предчувствий.
Кантос Кан объяснил мне, что в конце дня один из пленников получает свободу, а остальные падут мертвыми на арене. Победители разнообразных состязаний должны будут бороться друг с другом, пока в живых не останутся двое; победитель последней схватки, будь то человек или животное, освобождается. На следующее утро клетки наполняются новыми жертвами, и так все десять дней, что проводятся игрища.
Вскоре амфитеатр начал наполняться, и в течение часа не осталось ни одного свободного места. Дак Кова с джедами уселся в центре зала, на широкой приподнятой платформе.
По его сигналу двери двух клеток распахнулись, и дюжина марсианок была выгнана на арену. Каждая получила кинжал. С другого конца арены выпустили свору из двенадцати диких собак.
Свирепые звери, рычащие и покрытые пеной, ринулись на почти беззащитных женщин, и я отвернулся, чтобы не видеть ужасного зрелища. Вой и смех зеленой толпы одобрял бой. Когда я опять повернулся к арене, то увидел трех торжествующих собак, дерущихся над телами. Все женщины уже расстались с жизнью.
Тотчас бешеный зитидар был выпущен против оставшихся собак – и так это продолжалось целый день, длинный, жаркий, ужасный день.
В течение дня я сражался сначала против воинов, затем против зверей. Я был вооружен саблей и всегда превосходил своих противников ловкостью и боевым опытом, так что это являлось для меня детской игрой. Время от времени кровожадная толпа аплодировала, а к концу послышались требования признать меня победителем и урухунцем.
Наконец осталось трое: большой зеленый воин из какой-то дальней северной орды, Кантос Кан и я. Они должны были сражаться, а мне предстояло драться с победителем. Свобода доставалась сильнейшему.
Кантосу Кану доставались до этого несильные противники, и шанс, что он окажется сильнее зеленого исполина, был мал. Воин был приблизительно шестнадцати футов ростом, тогда как Кан не достигал и шести. Когда они сошлись, разница в весе и росте бросилась в глаза, и эта разница отнимала у друга всякую надежду на жизнь и победу. Но, приблизившись к великану на расстояние двенадцати футов, он сильно замахнулся и метко бросил свое оружие вперед. Оно полетело прямо, как стрела, и, пронзив грудь врага, уложило его мертвым на арену.
Теперь Кантос Кан и я должны были сражаться друг с другом, но, когда мы сошлись на арене, я шепотом посоветовал ему затянуть бой до темноты, в надежде, что мы найдем способ бежать. Толпа, очевидно, догадалась, что у нас нет желания биться, и выла от ярости, потому что ни один из нас не переходил в роковое наступление. Когда стало темнеть, я подал Кантосу Кану знак, чтобы он всунул свою саблю между моей левой рукой и ребрами. Он так и сделал. В тот же миг я качнулся назад, плотно прижав саблю рукой, и упал на землю, как будто его оружие пробило мне грудь. Кантос Кан понял мой фокус. Быстро шагнув ко мне, он поставил ногу мне на шею, вытащил саблю из тела и якобы нанес окончательный удар. Казалось, что он пронзил мне шею, перерезав сонную артерию; на самом же деле холодное лезвие мягко скользнуло в песок. В наступивших сумерках наш обман удался… Я шепнул, чтобы он шел требовать себе свободу, а затем искал меня в холмах на востоке от города.
Когда амфитеатр опустел, я осторожно выбрался и без больших затруднений добрался до отдаленных холмов.
20. На атмосферной фабрике
Два дня я ждал Кантоса Кана, но он не пришел. Тогда я направился в северо-восточном направлении, где, по его словам, пролегал ближайший водный путь. Моей единственной пищей был сок растений, зато его имелось в избытке.
В течение двух долгих недель я шел по ночам, руководимый единственно звездами, днем скрываясь в скалах. Иногда из темноты появлялись дикие звери – страшные неуклюжие чудовища, но один вид моей сабли отпугивал их. Интуиция, обострившаяся на Марсе, предупреждала меня об опасности, но однажды я был повержен прежде, чем понял, что мне угрожают.
Косматое существо схватило меня когтистыми лапами и опрокинуло на спину. Я не видел его, только ощущал страшную тяжесть. Казалось, чудовище весило несколько тонн. Клыки зверя тянулись к моей шее, но я смог оторвать поросшую шерстью морду от себя и сдавил, как тисками, его горло.
Мы боролись без звука; зверь употреблял все усилия, чтобы достать меня своими ужасными клыками, а я изо всех сил сжимал его горло. Медленно уступали мои руки в неравной борьбе, и дюйм за дюймом горящие глаза и сверкающие клыки надвигались на меня, пока косматая морда не коснулась моего лица, и я понял, что все кончено. Но в это время что-то живое выскочило из окружающей темноты и набросилось на зверя. Они покатились по траве, терзая и раздирая друг друга. Вскоре животное издало предсмертный хрип. Я пытался разглядеть моего спасителя, который держал за горло тварь, хотевшую меня убить.
Луна, внезапно показавшаяся над горизонтом, осветила его. Это был Вула. Как он нашел меня?! Не нужно говорить, как я обрадовался ему, но к радости примешивалась беспокойная мысль: почему он покинул Дею Торис? Я был уверен, что только ее смерть могла быть причиной этого ухода – настолько Вула повиновался моим приказаниям.
При свете молодого яркого месяца я увидел, что нынешний пес был тенью прежнего Вулы. Когда он увернулся от моих ласк и начал пожирать мертвое тело у моих ног, я понял, насколько он обезумел от голода.
Мое положение было немногим лучше, но я не мог заставить себя есть сырое мясо. Когда Вула окончил свою трапезу, мы пустились в кажущиеся бесконечными поиски ускользающей реки.
На заре пятнадцатого дня моих поисков я наконец увидел высокие деревья, означавшие близость воды. Около полудня я дотащился, измученный, до входа в огромное здание, достигавшее четырех футов в высоту. В мощной стене серела маленькая дверь, возле которой я опустился, задыхаясь; вокруг не было видно признаков жизни. Я не нашел ни звонка, ни другого способа оповестить о своем визите жителей этого дома. Однако около двери было проделано маленькое круглое отверстие размером не больше, чем графит карандаша. Это могло оказаться чем-то вроде переговорной трубы, я хотел крикнуть туда, как вдруг изнутри раздался голос:
– Кто вы?
Я объяснил, что бежал из Урухуна и умираю от голода и усталости.
– Вы носите оружие зеленых и вас сопровождает собака, чертами же вы походите на красного. Но цвет вашей кожи ни красный, ни зеленый. Именем девятого луча, кто вы?
– Я друг красных людей Барсума, и я умираю от голода. Именем человечности, помогите, – отвечал я.
Тогда дверь отклонилась от стены на пятьдесят футов, остановилась и легко скользнула налево, открывая короткий бетонный коридор, заканчивающийся такой же дверью. Никого не было видно. Мы с Вулой вошли, дверь позади заняла прежнее положение в фасадной стене здания. Когда она поворачивалась боком, я заметил ее толщину – добрых двадцать футов. Большие стальные цилиндры опустились с потолка и подогнали нижнюю часть двери к полу.
Еще две двери раскрылись передо мной, прежде чем я достиг широкой внутренней комнаты, где меня ждали еда и напитки, оставленные на большом каменном столе. Голос невидимого хозяина предложил мне утолить голод и накормить собаку, а затем подверг меня строгому допросу.
– Ваш рассказ весьма примечателен, – произнес голос, когда я закончил. – Вероятно, вы сказали правду, также очевидно, что вы не с Барсума. Я заключаю это по строению вашего мозга, странному расположению внутренних органов, форме и объему сердца.
– Разве вы видите меня насквозь? – воскликнул я.
– Да, я так же хотел бы видеть ваши мысли; будь вы барсумцем, я смог бы прочесть их без труда.
Тут в дальнем конце комнаты открылась дверь, и иссохшая фигура, почти мумия, приблизилась ко мне. Единственным предметом одеяния являлся узкий золотой ошейник, на котором висело большое украшение, величиной с блюдце, усаженное огромными бриллиантами, а в центре сверкал странный камень. Величиной с дюйм в диаметре, он испускал девять отдельных и ясно различимых лучей: семь из них были окрашены цветами радуги, а цвета двух были для меня новы и безымянны. Я не могу описать их, как не могу описать красный цвет слепому, скажу только, что они были изумительно прекрасны.
Старик уселся, и мы проговорили в течение четырех часов. Самое интересное было то, что я читал его мысли, тогда как он не мог проникнуть в мои ни на йоту, если я не высказывал их вслух. Я не сказал ему о своих телепатических способностях и правильно сделал. Марсиане способны контролировать свои мысли – и он никогда не позволил бы мне узнать то, что я узнал.
Я находился в здании, где специальные машины создавали искусственную атмосферу Марса. Секрет этого процесса был в употреблении девятого луча – одного из тех великолепных лучей, которые исходили из украшения моего гостеприимного хозяина.
Этот луч отделяется от других солнечных лучей тонко приспособленными инструментами на крыше здания. На него воздействуют электричеством, вернее, некоторые частицы тончайших электрических вибраций соединяются с ним, затем вещество накачивают в пять главных воздушных центров планеты, где по мере освобождения, соприкасаясь с мировым эфиром, оно преобразуется в атмосферу.
В огромном здании всегда имеется запас девятого луча, достаточный для поддержания атмосферы в течение тысячи лет. Существует только одна опасность – что какое-нибудь несчастье произойдет с накачивающими аппаратами.
Хозяин провел меня во внутреннюю комнату, где находилась батарея из двадцати радиоламп, каждая из которых могла снабдить воздухом весь Марс. Уже восемьсот лет старик и его помощник охраняли эти помпы, работающие поочередно, причем действие каждой продолжалось максимум один день, или немногим более двадцати четырех с половиной земных часов. Половину марсианского года, около трехсот сорока четырех наших дней, дежуривший хранитель проводил в одиночестве в этом огромном изолированном сооружении. Каждый марсианин с малого возраста изучает принципы производства атмосферы, но только двое знают тайну проникновения в огромное здание. Оно совершенно неприступно, так как стены его имеют сто пятьдесят футов толщины, а крыша охраняется от нападения с воздуха пуленепробиваемым стеклом в пять футов. Но напасть мог только безумец: все барсумцы знают, что существование жизни на Марсе зависит от непрерывной работы этого центра.
Следя за рассказом хранителя, я одновременно читал его мысли и узнал, что наружные двери работают телепатически: определенная комбинация мыслей открывала замки. Я пожелал захватить собеседника врасплох и между прочим спросил, как он мог открыть массивные двери, находясь во внутреннем помещении здания. В его мозгу возникло девять марсианских звуков и сейчас же исчезло, а он ответил, что это тайна.
С этого момента его поведение изменилось: он будто боялся ненароком разгласить тайну. Я читал подозрение в его взгляде и мыслях, хотя на словах он все еще был со мной приветлив.
Старик обещал дать сопроводительное письмо к живущему неподалеку земледельцу, который мог бы помочь мне выйти к Зоданге – самому близкому марсианскому городу.
– Но будьте осторожны: они воюют с Гелиумом и не должны узнать, что вы направляетесь туда. Мы сами с помощником не здешние, и только этот талисман защищает нас во всех государствах – даже среди зеленых марсиан. Без него мы тоже окажемся в опасности, – добавил хранитель.
Он провел меня в спальню:
– Итак, доброй ночи, мой друг, желаю вам долгого и спокойного сна… да, долгого сна.
Хранитель ласково улыбался, но его воображение уже рисовало фигуру человека, стоящего ночью у моего ложа, затем быстрый удар кинжала, сопровождаемый лицемерным: «Мне жаль, но так будет лучше для Барсума». И хотя он вышел из моей спальни, я через стену мог читать его мысли: они излучались его мозгом, как излучается свет. Я совершенный невежда в вопросах телепатии, и эти новые ощущения удивляли меня.
Что мне было делать? Я бы легко убил старика, зная о его намерении. Но, умри он, кто будет следить за машинами? Помощника я не видел. Остановись машины – и я, и все остальные обитатели этой планеты, и Дея Торис, если она еще жива, – мы все погибнем. Одно воспоминание о Дее Торис изгнало из моих мыслей всякое желание умертвить моего недоброго хозяина.
Я осторожно вышел с Вулой из комнаты и, проплутав по коридорам, нашел внутреннюю дверь. В голову пришла безумная идея: попробовать те девять мысленных фраз, которые я прочитал в уме старика.
Я уже готов был приступить к воплощению смелой затеи, когда услышал слабый шум позади. Потянув за собой Вулу, я отступил в тень за выступом коридора.
Едва я успел спрятаться, как мимо меня прошел старик. При тусклом свете электричества я увидел, что он держит в руке тонкий длинный кинжал. Хранитель стал точить его о камень. Видимо, он собирался осмотреть радиолампы, что займет минут тридцать, а затем вернуться в мою спальню и прикончить меня.
Когда он пересек большую залу и исчез в темноте лестницы, ведущей к радиолампам, я бесшумно выскользнул из моего укрытия и подошел к большой внутренней двери – одной из трех, которые отделяли меня от свободы.
Я воздействовал на массивный замок подслушанным мысленным кодом и, затаив дыхание, ждал. И вот огромная дверь мягко сдвинулась и бесшумно повернулась в сторону. Одна за другой остальные двери открылись по моему мысленному приказанию, и мы с Вулой вступили в наружный мрак – свободные и сытые.
Торопясь уйти от недоброго пристанища, я пошел по первой встречной дороге, намереваясь как можно скорее достичь городской заставы, и достиг ее перед рассветом.
Кругом были низкие, неопределенной формы строения из бетона с наглухо запертыми дверями. На мои стуки и крик никто не ответил. Усталый и изможденный, я приказал Вуле сторожить, растянулся на траве и уснул.
Вскоре я проснулся от его страшного рычания. Открыв глаза, я увидел трех красных марсиан: они стояли неподалеку и целились в меня из своих ружей.
– Я безоружен и не враг, – поспешил я, – был в плену у зеленых таркианцев и теперь иду в Зодангу. Все, чего прошу, – это пищи и отдыха для меня и собаки.
Они опустили ружья и дружелюбно приблизились ко мне, правой рукой каждый прикоснулся к моему левому плечу – традиционная форма приветствия. Затем красные марсиане отвели меня в дом одного из них, попутно засыпая множеством вопросов.
Постройки, куда я стучался рано утром, были отведены под склады; жилые дома стояли в роще. Интересно, что все дома красных марсиан на ночь поднимаются широкой металлической колонной на сорок – пятьдесят футов. Вместо возни с засовами и решетками красные марсиане просто выдвигают из почвы эту колонну с помощью радиопередатчика.
Встретившиеся мне три брата со своими женами и детьми занимали три одинаковых дома. Они не занимались земледелием, так как состояли на военной службе, все работы по дому выполнялись военнопленными и преступниками. Братья были олицетворением сердечности и гостеприимства; я провел у них несколько дней, отдыхая и приходя в себя после моего долгого и трудного путешествия.
Они выслушали мою историю (я пропустил только всякое упоминание о Дее Торис и старике-хранителе) и посоветовали мне окрасить тело, чтобы больше походить на существо их расы, а затем поискать службу в армии или флоте Зоданги.
– Слишком мало шансов, что вашему рассказу поверят. Вам надо завоевать доверие вождей, а легче всего это сделать на военной службе. Мы – воинственный народ, – объяснил один из них, – и уважаем тех, кто умеет сражаться.
Когда я был готов к отъезду, они подарили мне маленького бычка – такие ходят под седлом у всех красных марсиан. Животное это не больше земной лошади, но цветом и формами соответствует своему гигантскому дикому родственнику – тоту.
Братья достали мне красного масла, которым намазали мое тело, и подстригли мне волосы по моде того времени – квадратом сзади и кольцами спереди. Теперь я мог сойти за полноправного красного марсианина. Мое оружие и украшения также были обновлены в стиле зодангского джентльмена, происходящего из рода Пторов, – такова была фамилия моих благодетелей.
Они наполнили маленький мешок, висевший у меня на боку, зодангской монетой. Монеты у них овальной формы. Бумажные деньги тоже есть, их может изготовить любой, но должен выкупить в течение полугода. Если кто-то не в состоянии этого сделать, то правительство расплачивается за него, а несостоятельный должник работает в шахтах.
Я ничем не мог отблагодарить братьев за их доброту, и они стали уверять меня, что я найду для этого удобный случай, если поживу подольше на Барсуме. Пожелав мне счастливого пути, они долго смотрели, как я удалялся по широкой белой дороге.
21. Воздушный разведчик
На пути к Зоданге я встретил много необычного, а на фермах, где останавливался, узнал массу полезного про обычаи барсумцев.
Вода, которой снабжаются фермы на Марсе, собирается на обоих полюсах в громадные резервуары и идет оттуда по длинным трубам через поля. Поля разбиты на одинаковые участки; за каждым наблюдает правительственный чиновник.
Вода – драгоценная жидкость на Марсе, поэтому ее подводят прямо к корням растений. Урожаи всегда одинаковы, так как нет ни засух, ни дождей, ни сильных ветров, ни насекомых.
Во время этого путешествия я впервые за долгие месяцы поел нормальных котлет и сочного жареного мяса. Я попробовал и приторно-сладкие фрукты, и овощи – конечно, все это отличалось от земных.
На второй остановке я встретил достаточно образованных марсиан из знати и в разговоре с ними коснулся Гелиума. Один много лет служил в дипломатической миссии, он с сожалением говорил об обстоятельствах, которые заставляют их страны воевать.
– Гелиум, – сказал он, – справедливо гордится самыми красивыми женщинами на Барсуме, из всех его сокровищ прекрасная дочь Мориса Каяка – Дея Торис – самый изысканный цветок. Народ поистине целует песок, по которому она ходит, и с тех пор как она пропала во время этой неудачной экспедиции, все в трауре. Наш правитель совершил ужасную ошибку, атаковав гелиумский флот. Рано или поздно Зоданга выберет более мудрого вождя… Даже теперь, когда наши войска окружили Гелиум, население Зоданги недовольно: эта война не популярна среди народа. Говорят, город в бедственном положении и скоро падет, ведь мы напали в отсутствие его флота, посланного на поиски принцессы.
– А какова судьба принцессы, по-вашему? – спросил я будто мимоходом.
– Она умерла – так сказал пленный зеленый воин. По его словам, ей удалось бежать от тарков с каким-то странным существом из другого мира, но их схватили варуны: на равнине нашли следы кровавого столкновения, а рядом блуждали их тоты.
Этот рассказ мало обнадеживал, но все же не доказывал смерти Деи. Я все равно стремился поскорее достичь Гелиума и принести Тардосу Морису вести о его внучке. А пока я наконец добрался до Зоданги.
Я давно заметил, что у красных марсиан Вула вызывает сильную неприязнь: они никогда не приручали таких огромных и страшных животных. Необходимо было расстаться, но я долго отгонял эту грустную мысль. У городских ворот все же настало время прощаться с верным другом. Пройдите по Бродвею в сопровождении дикого льва – и вы произведете эффект, какой произвели бы на улицах Зоданги мы с Вулой. Будь дело только во мне, никакие соображения безопасности не заставили бы меня прогнать любимого пса. Но от меня зависела судьба Деи Торис, ради нее я в этом таинственном городе, и присутствие Вулы могло помешать мне. Я надеялся, что он быстро забудет меня.
Приласкав бедное животное, я пообещал позже отыскать его и указал на обратный путь к Тарку. Вула как будто понял и печально побрел назад. Мне было тяжело смотреть ему вслед, я решительно повернулся к угрюмым воротам.
Рекомендательное письмо немедленно открыло мне доступ в город. Ранним утром улицы были еще пусты. Высокие колонны, на которых находились дома, казались стволами стальных деревьев. Магазины, как обычно, стояли прямо на земле незапертые – воровство совершенно неизвестно на Барсуме. Здесь боятся только нападения, поэтому-то и поднимают дома высоко над землей на ночь и во время войны.
Братья Птор дали мне точные указания, как разыскать в городе удобное жилье. Еще у меня были рекомендательные письма к государственным чиновникам. Моя дорога вела к центральному скверу, в Зоданге он занимает квадратную милю и окружен дворцами джеддака, джеда и других представителей правящего дома. Здесь же располагаются гостиницы, кафе и магазины.
Я пересекал большой сквер, любуясь великолепной архитектурой и ковром роскошных красных цветов. Навстречу мне шел марсианин. Когда он приблизился, я узнал его и приветственно положил руку на плечо:
– Каор, Кантос Кан!
С быстротой молнии он обернулся ко мне, и не успел я опустить свою руку, как острие его шпаги коснулось моей груди:
– Кто вы?
Я отпрыгнул футов на пятьдесят от его шпаги, он опустил острие вниз и воскликнул смеясь:
– Лучшего ответа не надо! На Барсуме лишь одно существо умеет прыгать, как резиновый мяч! Во имя матери самого дальнего месяца, Джон Картер, как вы попали сюда и как научились менять по своему желанию цвет кожи?
Я коротко обрисовал ему свои приключения, и он начал свой рассказ:
