Я был невидим! Усмехнувшись, я подошёл к лошади. Рука сама потянулась к шее скакуна, чтобы погладить и успокоить.
– Что ты делаешь? – раздался за спиной голос Ахава.
Он был в гневе, но говорил шёпотом.
– Что не так? – спросил я. – Нас же не видно.
– Немедленно вернись. Не знаю, почему, но лошадь тебя чует. А этого не было днём. Тебя здесь нет… то есть, не было здесь в это время, ты был там! – Ахав ткнул пальцем в моё дневное укрытие, тяжко вздохнул и велел: – Просто отойди, приятель.
На свете было не так много людей, которых я слушался безоговорочно.
Я даже не могу отнести к ним отца. Он всегда был слишком занят бесконечными трудами в поле и на заброшенном руднике, откуда ночь за ночью приносил крупицы золота. Мы не много общались.
А в те редкие минуты, когда он говорил со мной, не касаясь повседневных дел, речь заходила о слишком уж необычных вещах. С чем можно спорить, согласиться или не согласиться, если отец спрашивает, о чём я мечтаю, или рассказывает о своих мечтах?
Попросту говоря, моё сыновнее послушание ни разу не подверглось настоящему испытанию.
Старый охотник Зеф Коул, впоследствии заменивший мне потерянного отца, заслуживал послушания потому, что подробно объяснял каждое своё требование.
Только Джефф Боунз, заменивший мне и семью, и бога, и часть меня самого, был человеком, которого я слушался безоговорочно.
Но и этим отношениям пришёл конец после того, как Боунз бросил меня на верную смерть в Туманной Лощине…
Потом я нашёл его, благодаря силам тумана. Я посмотрел ему в глаза. И не увидел того человека, которому доверял и которого стал бы слушать.
Он признался напоследок, что приходился мне двоюродным дядей. Во время резни в Голденгроуве Чёрные маски перебили мою семью, и Боунз, возглавлявший банду, застрелил моего отца – своего кузена. Через три года случай свёл нас, и он, убив Зефа Коула, меня вдруг пощадил и взял с собой. Я принял помощь, не задумываясь над причинами.
В затянутом облаками ущелье между чёрной и белой скалой он во всём признался, приготовившись к смерти. Боунз знал, что я стреляю быстрее, что по скорости я на всём свете – первый после молнии.
Однако я не стал его убивать.
Я не стал говорить ему, что было ещё смутное предсказание карты из колоды Оливии о том, что Боунза всё равно ждёт виселица.
Мы просто разошлись в разные стороны.
И теперь уже ни один человек на свете не мог рассчитывать на моё безоговорочное повиновение.
Разве только госпожа Оливия…
Но она и человеком едва ли была.
Так что повеление Ахава я благополучно пропустил мимо ушей и полез в седельные сумки Тэдди.
– Что ты творишь? Не смей этого делать!
– К чёрту! – прорычал я. – У меня не так много еды, и, между прочим, ты ещё ни разу не прошёл мимо моих припасов, а сам даже перепёлки не принесёшь. Интересно, чем ты вообще питался до моего появления?
Тэдди как раз остановился на открытом месте. Я помнил, как днём, наблюдая за ним со взведённым револьвером в руке, подумал, что этот человек не лишён чутья. Сделай он ещё несколько шагов в моём направлении, мне бы точно пришлось всадить в него пулю. Однако Тэдди, закинув карабин за плечо, вдруг отправился назад.
Теперь, ночью, мне следовало поторопиться. Может, я и невидим, но стоит закончить раньше, чем Тэдди вернётся и увидит, как исчезают его припасы!
Я поспешно осмотрел седельные сумки. Как и большинство здравомыслящих людей, Тэдди держал наготове запас сухарей. А вот солонины не было, и кофе я, к великому сожалению, не нашёл. Зато обнаружил кожаный мешочек с патронами 22 калибра. Как раз такие мне были нужны.
– Верни на место! – прошипел Ахав и попытался загородить мне дорогу.
Я, ничего не ответив, обогнул его и пошёл к хижине.
Свет минувшего дня померк, мгла заклубилась вокруг. Я остановился, дожидаясь, когда туман расступится, и свет луны позволит найти дорогу. Но минуты шли, а тьма не отпускала.
Я сел на холодную траву и принялся грызть сухарь. Если Ахав решил таким образом наказать меня за ослушание, пусть не надеется, что я начну трепетать.
Время шло, я уже наелся сухарями. Где-то за сердцем шевелился страх. Когда я поджидал Боунза между чёрной и белой скалой, я хорошо понял, что в тумане можно провести сколько угодно времени. Здесь нет разницы между минутой и тысячей лет.
И всё же пока я оставался спокоен. Ахав – тот ещё упрямый сукин сын, и будь на это только его воля, он бы, пожалуй, избавился от меня любым способом. Но для его госпожи, мёртвой ведьмы Оливии, я был что-то вроде дрессированного чудовища. Как Приходящий за Непогребёнными. Эта жуткая тварь «пришла из головы» Расщепленного Пера, как нынешняя Амелия – из моей, если верить Оливии. Так я это понимал, хотя, понятно, мог и ошибаться.
Эта мысль не дала мне запаниковать, даже когда я понял, что теряю счёт времени, и уже не могу сказать, длится ли ожидание минут или час.
И Ахав сдался первым. Туман разошёлся, открыв звёздную россыпь на чёрном небе. Привратник Оливии стоял у меня за спиной. Он стукнул меня кулаком по плечу со словами:
– Вставай! В доме уже светятся окна.
***
Он был зол, как сто чертей.
– Госпожа, вам следует строго наказать этого негодяя! – заявил он с порога, входя в гостиную. – Он осмелился вмешаться в прошлое!
Мёртвая ведьма не шелохнулась. Она ждала, когда иссякнет янтарная струя заварки из носика чайника, который держала над её кружкой Амелия. Огни свечей отражались на гладких фарфоровых боках. Ахав замялся и замолчал. Я осмотрелся и сел на стул в стороне.
Мне было не по себе, но вовсе не из-за Ахава. Оливия прямо сказала, что не отпустит меня.
Оливия выпила чашку чая и лёгким движением указала Амелии на остальных. Убитая мной дочка Фрэнсиса Гэллоуэя стала наливать чай домочадцам ведьмы, начав с улыбающейся Хильды.
– Теперь говори, Ахав, – велела Оливия.
– Он вмешался в прошлое! – прогремел привратник, выпрямившись и подняв корявый указательный палец, как прокурор в суде. – Я показывал ему события минувшего дня. Сегодня роксделльцы приходили за телами. Этот недоумок обокрал Тэдди Риверхэда, вытащив у него из седельных сумок еду и патроны!
К его удивлению, реакция Оливии была сдержанной.
– Вот как? Что скажешь, Хильда?
Белокурая девушка с глазами под чёрной повязкой отняла от губ дымящуюся кружку и улыбнулась:
– Я теряюсь, госпожа. Это как лавина, на которую я смотрю в вершины горы. Но кое-что очевидно. Теперь Тэдди Риверхэд твёрдо знает, что Джей Би жив и скрывается в лощине. Если бы Джей Би послушался Ахава, погоня прекратилась бы. А сейчас, как раз в эту минуту, Тэдди говорит Илайе, что мертвецу не нужны сухари и патроны. Илайя соглашается. Другие последствия зависят от решения Джея Би.
Оливия отставила кружку и задумчиво побарабанила пальцем по столу. Потом оглянулась на девушку, «пришедшую из моей головы», на Ахава, на меня. И сказала:
– Я обещала тебе ответы на вопросы, Джерри. Я не отказываюсь от своих слов. Но сегодня отвечу только на один из них.
Амелия бесшумно подошла ко мне и поднесла кружку чая. Я старался не смотреть на неё.
– Какой вопрос ты задашь сегодня, Джерри?
Я сосредоточился.
– Вы знаете про Тэдди Риверхеда? Можете ответить, почему он так сильно хочет настичь меня? Я не вижу каких-то особых причин…
Оливия вздохнула.
– Надеюсь, ты понимаешь, что если я отвечу: «Да, Джерри, я знаю это и могу ответить», – это уже будет ответом? Причём даже не на один, а на два вопроса.
Я мотнул головой, медленно соображая, что она права.
– Давай сделаем так, – предложила Оливия. – Мы посидим минутку, и ты снова задашь вопрос, но только один и правильно поставленный, хорошо?
– Хорошо, леди. Вот мой вопрос: почему Тэдди Риверхэд хочет моей смерти?
– Другое дело, – кивнула она. – Что скажешь, Хильда? То, что он задал именно этот вопрос…
– Никакой случайности, моя госпожа. В данную минуту это именно то, что гложет его сильнее всего.
– Что ж… – как-то рассеянно пожала плечами Оливия. – Слушай, Джей Би. На тебя сердиты шайенны. Тот, кто принесёт им твою голову, может рассчитывать на благосклонность краснокожих. Тэдди Риверхэд хочет торговать с ними вместо Фрэнсиса Гэллоуэя. Твоя голова нужна ему как залог доверия.
Я откинулся на спинку стула. Объяснение было простым и понятным. Мне стало легче.
– Значит, внешний мир для него важнее? – спросила тем временем Оливия.
– Да, госпожа, – ответила Хильда. – Пока что, во всяком случае.
– Но в итоге?..
– Простите, моя госпожа. Это лавина в горах! Если я смотрю сверху, то не вижу, где она заканчивается. Если смотрю снизу, мне не видно, с какого камушка она началась. Но вы можете разложить пасьянс.
Оливия кивнула. Понятия не имею, как слепая Хольда могла это увидеть, но белокурая красавица тотчас встала и подала хозяйке дома колоду карт. Цветастые картонки запорхали в пальцах ведьмы.
– Подойди сюда, Джерри, и выбери одну, – велела она, разложив карты полукругом.
Я неохотно приблизился.
Прежде я не верил гаданиям. Слишком много повидал ярмарочных плутов, некоторых знал накоротке. Ну, и Боунз делился наблюдениями: «Чем меньше знаний в голове человека, тем больше шансов у него столкнуться со сверхъестественным, дружище».
И, хотя несколько дней и ночей в Туманной Лощине изменили моё мировоззрение, отношение к гаданиям оставалось неприязненным.
В прошлый раз мне выпала карта с человеком в чёрной маске. И потом оказалось, что эта карта была предвестием таких открытий, которые перевернули моё сердце.
Что же, меня опять ждёт нечто похожее?
– Мы можем обойтись без этого? – спросил я.
– Нет, не можем.
Я выбрал и перевернул карту. На ней была тонко нарисована тушью молодая женщина, кормящая младенца. На углах стояла масть – бубны, но ничто не указывало на достоинство карты. Чёрт знает почему, мне стало жутко.
Оливия не проронила ни слова. Хильда промурлыкала: «Любопытно…»
Ненавидя себя за то, что поддаюсь тайне гадания, я всё же спросил:
– Что это значит?
– Это второй вопрос. Если хочешь узнать ответ, задай его в другой раз.
Я осторожно положил карту на край стола и вернулся на стул…
– Значит, его путь ещё не окончен?
Оливия снова обращалась к Хильде. Об Ахаве она словно забыла. А тот продолжал истекать ядом в мой адрес и теперь, не утерпев, воскликнул:
– Госпожа, как же быть с тем, что он изменил прошлое?
– Никак. Не понимаю, почему это тебя волнует, Ахав, – пожала плечами Оливия.
– Просто он думает о том, что у него самого было много возможностей изменить прошлое, но он не рискнул воспользоваться ни одной из них, – подал голос горбатый индеец Расщепленное Перо, привычно расположившийся около камина. – Иными словами, наш Ахав завидует этому парню…
– Заткнись! – потемнел хромой привратник. – Что ты можешь смыслить в моих делах, падальщик?
Это слово, судя по всему, не на шутку обидело индейца. Он не изменился в лице, но его глаза вспыхнули холодной ненавистью. Однако Оливия быстро прекратила их перепалку. Ей достаточно было сказать:
– Вы, оба…
Они притихли, как мыши, и, повинуясь движению её брови, покинули комнату.
– Мужчины не умеют держать себя в руках, – вздохнула Оливия.
– Если бы они это умели, то были бы женщинами, – улыбнулась Хильда.
Ведьме это замечание показалось очень смешным. Я так не считал, но был благодарен слепой девице за то, что разрядила обстановку. Я не мог представить, на что способна Оливия, но страх перед ней Ахава и Расщепленного Пера заставлял призадуматься.
Оливия перевела взгляд на меня и спросила:
– Что ж, иди, Джерри. И прихвати с собой Амелию.
Девушка, пришедшая из моей головы, расцвела непонятной для меня радостью:
– Госпожа, вы полагаете…
Однако её радость была погашена несколькими прохладными словами:
– Я имею в виду, что не нуждаюсь в тебе, Амелия. Ты славная девочка, но ты мне не нужна.
