Ирина Малаховская-Пен "Бачеха. Рассказы"

Когда папа с Лизой приехали нас забирать перед школой, Ольга вручила отцу какую-то бумагу. И сказала:

– Я предлагала им навещать мальчиков. Но, мне кажется, ей совестно теперь. Однако в суд она точно не пойдёт.

– Ольга Петровна, я… да я… да вы не представляете!

– Ну, будет, будет! Всё. Забудем.

Сегодня, спустя пятнадцать лет с того лета, я пришёл к Ларисе с деньгами. Людмила нам с Петькой потом всё абсолютно рассказала по секрету. Бесценный кладезь новостей, Людмила. Царствие ей небесное. Ольга Петровна похоронила её и плакала, как по родной. С тех пор надолго у неё помощницы не задерживались – всё было не то.

– Привет, ба. – поприветствовал я Ларису. – Как ты тут?

– Ничего, ничего, спасибо, Вов. С тех пор, как деда не стало, скучно мне иногда вечерами.

– Телек смотри.

– Телек… телек тебя не пожалеет. Как твои дела, внучок?

– Ба, помнишь те серьги, которые тебе Ольга отдала, чтобы ты нас у отца не отнимала? – проигнорировал я её вопрос.

Лариса стала красной, как свёкла.

– Какие такие серьги? Полно выдумывать-то!

– Ба, да ладно тебе. Я же всё понимаю. Страшно это… двоих детей похоронить.

Я обнял её. Бабушка разрыдалась.

– Страшно, Вовчик. Ой как страшно! До сих пор ведь болит всё вот тут!

Она постучала кулаком по груди.

– Бабуль, ты продай мне те серьги, а? Нужны они мне очень!

– Ей, что ли, вернуть хочешь? – ревниво спросила Лариса.

– Ба, ну перестань! Много тогда было плохого у нас. Теперь же все хорошо. Продай! Надо так.

Я выложил толстую пачку денег. Лариса посмотрела, пожевала губами.

– И чего мне с ними делать? К гробу багажник не приделаешь!

Она залезла в сервант, достала шкатулку на замке. Вытащила маленькую бархатную коробочку. Посмотрела на серьги последний раз.

– Сама не пойму, зачем я их взяла? Ольга-то ваша сказала, что все связи и силы положит, а вас не отдаст ни за что! Ну, и предложила по-хорошему. Она мне серьги эти, а я – бумагу подписываю, что никаких претензий не имею и судиться не стану. Дурость всё и гадость. Злишься на меня, Вовка?

Я помотал головой. Бабушка отдала мне серьги.

– И денег не возьму! Просто скажи: не бросишь бабку?

– Не брошу!

Я обнял свою старенькую бабушку. Так сложилось, что Ольгу я любил больше. Но и Ларису любил тоже.

Ольга сидела в саду, положив ногу на ногу, с чашкой кофе и книгой. Увидев меня, заулыбалась. Как ей это удается? Почти двадцать лет прошло, а она будто не изменилась!

– Привет! А Пётр где? Я вас в пятницу ждала.

Я подошёл, наклонился, чмокнул её в щёку. Лиза не родила своих детей, кроме нас с Петькой у Ольги внуков не было. А для нас она была самой замечательной и любимой. Бачеха наша. Я вытащил коробку из кармана, открыл и положил перед Ольгой. Она улыбнулась, достала серьги и надела.

– Ты на меня дурно влияешь, Владимир. Такие крупные и яркие камни не носят днём. – сказала Ольга.

В её глазах что-то блеснуло на мгновение. Слёзы? Да, нет. Показалось…

– Ничего. Мы никому не расскажем. – пообещал я с улыбкой.

Батя.

Жуткий сюрприз выяснился по чистой случайности. У моей младшей четырёхлетней сестры, Люськи, вылезла пупочная грыжа. Врачи сказали – не затягивать. Чем раньше прооперируют, тем лучше. Люська без папы наотрез отказывалась ехать в больницу. Дождались его из рейса, и папа проводил её до самой операционной.

– Папочка, ты меня будешь тут ждать? – рыдала сестрица.

– Куда я денусь, милая? Конечно, буду ждать. Почему ты плачешь, ты же такая храбрая у меня?

– А где я платю? Я плосто вздыхаю!

И её увезли. Несложная плановая операция. Но родителей попросили сдать кровь в банк крови – это было обязательным условием.

– А у неё ж только с одним из нас совпадает, по идее. – спросил папа. – Может, вы пробы сначала возьмете? Чтобы мы вам лишнюю не сдавали.

– Кровь лишней не бывает! – твёрдо сказал врач.

Мама с папой сдали кровь. Мама была бледна, казалось, вот-вот и грохнется в обморок. Потом всё не могла усидеть на месте. Бегала в процедурную, разговаривала с медсестрой. Потом уж и Люсю вывезли из операционной, батя пошёл встречать, как обещал. Сидел с ней весь выходной. Мама вроде подуспокоилась, проведала дочку и повезла меня домой, хоть я и отказывался.

– Я тоже могу с ней сидеть. – упрямо настаивал я.

Мне тогда уже исполнилось одиннадцать лет. Люсю, свою маленькую светловолосую сестру, я любил больше всех на свете. Наверное, даже больше мамы и папы. А как её было не любить? Ангел. Светловолосый ангел во плоти.

Представьте себе маленький районный центр с районной же больницей. Да, новой, полностью оборудованной – даже банк крови имелся, чтоб ему. Но ПГТ он и есть ПГТ. Прошло ровно три дня – Люся уже была дома, папа собирался в рейс. Пошёл купить курева в дорогу. А пришёл… похожий на грозовую тучу.

– Папочка… – завопила Люська из детской (у неё ещё был постельный режим) – Ты принёс мне мои любимые зефилки.

Отец оставил пакет из магазина в коридоре. Велел мне быстро идти в детскую. Взял мать за локоть и завел в кухню.

– Коля… Коля… ты чего?

А в кухне был разговор, о котором я узнал только спустя годы – тогда мы с Люськой не понимали ничего. Она была ещё мала, а я слушался отца. В детскую так в детскую. Люся захныкала и стала требовать папочку и зефир, я предложил почитать ей. Слава Богу, она согласилась.

В кухне Коля, вращая бешенными глазами, подошёл к Зине так близко, что она вжалась в стену. Больше некуда было отступать.

– Это правда? Что Люська не моя?

– Да как… да что… Коленька, в своем ли ты уме? Что же ты говоришь такое?

– А я тебе скажу, что говорю. У меня кровь вторая положительная, у тебя – первая положительная. А у неё – он мотнул головой в сторону двери – третья отрицательная. Если что-то напутали, так ведь можно и пересдать.

Зина решительно отодвинула мужа, прошла к столу, села. Уронила голову на руки и простонала:

– Сволочи. Ну просила же! Чего им всем надо? Завидуют, Коленька, на нашу жизнь. Всё у нас есть. И детки вон какие хорошенькие.

– Просила значит… ну, ясно.

Он вышел из кухни, на которой осталась плакать Зина. Всего-то раз и оступилась… от скуки… с командировочным инженером. Муж всё в рейсах, да в рейсах. Это в кино муж-дальнобойщик – красиво и романтично. А в жизни – холодно и тоскливо. Зина решила, что надо что-то делать! Ведь он-то поди в рейсах своих тоже не был примерным мужем. Постольку дней катается. Она вскочила и побежала на Колей, но его уже и след простыл. На столе одиноко лежала коробка с зефиром.

После рейса отец серьёзно со мной поговорил. Просил уйти с ним.

– Пап, а как я… а Люська? Мама? А ты не можешь остаться?

На меня будто положили бетонную скалу. Скалы состоят из горных пород – я смотрел видео. И скала на моих плечах тоже была неоднородной. Там был страх потерять отца. Страх перед выбором. Получается, кого-то я всё равно терял. Посчитав нехитрое уравнение в уме, я решил остаться. Люся + мама были больше по количеству, чем один папа. Хотя, по значению могла перевесить и одна сестра.

Отец часто встречался со мной. Про Люську он как будто забыл. Я ничего не понимал, но знал: мог бы батя мне объяснить, что происходит – объяснил бы. Сестра поначалу тосковала и плакала, на неё было больно смотреть. Но потом стала спрашивать об отце всё меньше и меньше. Она замыкалась в себе и проводила все время со своими игрушками. Я не понимал дословно, за что на Люсину голову выпала эта кара, но догадаться мог. Что же касается мамы…

Мама спятила. Она начала тащить в дом с помойки всякий хлам. Сначала безобидный и, вроде как, полезный в хозяйстве. А после уже и всё подряд. На нас ей стало абсолютно наплевать. Мать сидела над своими помоечными богатствами. Что-то шептала, перебирала. Как молодая и красивая женщина могла за полтора года превратиться в это – я не понимал. Но отцу ничего не говорил. Обо мне, иногда и о Люське, заботилась соседка. С едой я худо-бедно разбирался на алименты от отца. А вот с запахом, который пропитал всю нашу квартиру… в школе надо мной все ржали, но я старался не вступать в открытые конфликты.

–Тётя Маша, научите меня гладить? – постучался я к соседке.

– Глебушка, да тебе бы постирать бы для начала… – морщила нос Мария.

– Бесполезно. Я стирал. Но мне завтра к отцу, и надо как-то выглядеть…

– Так он что… – ахнула соседка. – Ничего про Зину не знает?

– Я не буду ему ничего говорить. Он ушёл, а значит это не его дело!

Она пропустила меня в свою квартиру, потом подумала и велела:

– Люську тоже веди. Я вас приведу в порядок. И вообще, принесите ко мне вещи. Будете переодеваться у меня. Чем могу…

Так и поступили. Теперь я хоть не вонял на всю школу, как бомж. Но заботливая тётя Маша решила этим не ограничиться. Она пошла к отцу и пристыдила его. Папа встретил меня после школы.

– Ты почему молчал?

– А что? Ты бы вернулся?

– Нет. Но ты можешь жить со мной.

– А Люська.

Отец молчал. Я отрицательно помотал головой и пошёл в сторону дома.

– Погоди ты! Люська может жить у бабушки.

– У бабушки новый муж. Ей не до нас.

– Понятно, в кого… – начал отец и осекся.

Папа всё же сделал попытку поговорить с бывшей тёщей.

– Коля, да ты спятил? Зачем мне маленькие дети, у меня, можно сказать, вторая молодость.

– Но Люся ваша внучка!

– Жаль.

– Что?! – опешил отец.

– Жаль, что материнство очевидно, а отцовство – нет. Вот был бы у меня сын, а у него дети – так поди знай, мои внуки, или нет. Взятки гладки. – откровенно насмехалась бабушка. – А тут и впрямь моя. Да только у меня своя жизнь.

– Да. Как я мог жениться на Зинке? Нужно же было просто повнимательнее посмотреть на вас.

Однажды утром я проснулся и не обнаружил матери дома. Вся её помойка была на месте – не захламила Зина только нашу с Люськой комнату – а её самой не было. Я открыл форточку, морозный воздух немного разбавил смрад. Накормил Люську, что-то поклевал сам. Отвёл сестру к соседке:

– Матери нет, а мне бы в школу.

– Как нет? – опешила Маша. – Мороз-то какой. Где же она?

Моя беспутная спятившая мать закончила свои дни на дальней свалке. Как и почему она замерзла вместо того, чтобы идти домой – никто не знал. Маша сказала, что теперь за нами придёт специальная служба и там уже будут решать. И служба пришла. Женщина посмотрела на нашу квартиру и повернулась к Маше:

– А… мы не могли бы у вас всё оформить?

– Пожалуйста, проходите. – пожала плечами соседка.

– Так, стоп! Никто никуда не проходит. – услышал я голос отца, который поднимался по лестнице. – Прошу прощения. Только с рейса. Это мои дети.

– И квартира ваша? – хмыкнула женщина из опеки.

Папа не стал даже заглядывать внутрь. Просто сказал мне:

– Собирайся давай. Поедем домой. Тут после разберемся.

– А Люська? – замирая от ужаса, спросил я.

– Само собой. Люся, ты тоже собирайся.

Сестра отлепилась от стены, которую подпирала, и неуверенными шагами подошла к отцу.