Стать верным, или Опрокинутый ад
иерей Алексий Тимаков
Эта книга – о вхождении человека в церковное пространство. Многие наши сограждане крещёные, то есть по факту они именуются верными, но по сути их вполне можно назвать оглашенными. Однако, как сказал священномученик Киприан Карфагенский, «вне Церкви нет спасения!». Как же стать верным?Книга построена в виде бесед священника с неким ищущим, который хочет крестить своего подопечного и пришёл в храм, чтобы пройти огласительные беседы перед этим таинством. Семь дней – семь бесед; чем же закончится этот важный этап в жизни ищущего?
иерей Алексий Тимаков
Стать верным, или Опрокинутый ад
Иерею Валерию Веселову
Рекомендовано к публикации Издательским советом Русской Православной Церкви ИС Р22-203-0048
Человек приходит в храм чаще всего с массой несформулированных вопросов. Есть некая едва ощутимая тяга к постижению тайны Церкви, а чаще – просто необходимость прослушать пару-тройку часовых нравоучений от священника или катехизатора, чтобы, получив документ, легально участвовать в крещении своего подопечного или самому принять таинство Крещения. Посему задача того, кто проводит беседу, так раскрыть церковное пространство, чтобы пришедший почувствовал в нём себя уютно.
Очень важно в такой ситуации видеть глаза вопрошающего, ибо работа на так называемой обратной связи приносит лучшие плоды. Для себя я избрал активные принципы проведения таких бесед. Тогда собеседник, становясь непосредственным участником события, получает право говорить глупости при ответе на вопрос, но не имеет права отмалчиваться. Ведь понятно, что он практически ничего не знает, зато может размышлять. Пробуждаемая таким образом мыслительная активность позволяет собеседнику «влезть в шкуру» студента, перед которым на экзамене стоит задача вспомнить то, чего он никогда не знал. Процесс становится эвристическим[1 - Эври?стика – от древнегреческого слова ??????? – «отыскиваю», «открываю».] и даёт лучшие результаты. Важно и то, что всякие несогласия вопрошаемого должны быть дороги пастырю, ибо только через горнило сомнений может пройти человеческая осанна[2 - Мысль Ф. М. Достоевского. «Осанна» – по-арамейски буквально: «спаси же!». В данном контексте – «самая сокровенная вера».].
Я попытался записать и свести воедино варианты разговоров, которые мне самому приходилось проводить, стараясь максимально сохранять интонацию и дух диалогов. Все эти беседы реальны. Так что мне почти ничего не пришлось придумывать, но при этом нет смысла отождествлять героев со мной, – тут я допустил некоторый вымысел. В 1987 году я на самом деле беседовал со своим коллегой кардиореаниматологом, который месяца через три действительно принял Святое Крещение, но в дальнейшем связь с ним я потерял, и судьба его мне неизвестна. А ершистый медик-Бармен, которого во второй половине 1990-х мне довелось-таки окормлять с его первых шагов в Церкви, стал впоследствии священником, и, на мой взгляд, довольно ярким.
Понятно, что Священник и Старик в данном полухудожественном произведении, содержащем некоторые анахронизмы, являются ведущими, а Ищущий Божьего слова и Бармен – ведомыми. Форма подачи материала выбрана в виде диалога, но образы Старика и Священника являются собирательными, равно как и образ Бармена. Более того, Священник, по замыслу, – это бывший Бармен, прошедший довольно долгий путь духовного становления. А образ Ищущего по большому счёту можно было бы даже разделить на три и более персон: крёстный, крёстная, отец и мать и даже дедушки с бабушками, пришедшие на духовную беседу. Каждый из них в различной степени знаком с Православием, но я решил ограничиться одним персонажем, который по мере разговора сам возрастает и всё с большей и большей степенью адекватности отвечает на реплики Священника. Так что получился симбиоз: наполовину эссе – потому так много повторов, а наполовину – пьеса или даже сценарий к несостоявшемуся фильму.
Заголовки и дробления на части вполне условны и даны для того, чтобы легче было ориентироваться в довольно обширном тексте.
Эта книга – о вхождении человека в церковное пространство. Есть очень точная формула священномученика Киприана Карфагенского: «Вне Церкви нет спасения!». Мы живём в достаточно бездушном мире, мире, всеми своими помыслами и чаяниями устремлённом к успеху и наживе. Иногда в нашем сознании что-то меняется, и мы начинаем понимать, что путь этот тупиковый. Церковь в этом смысле является не просто кораблём спасения для спокойных круизов, а, наверное, если сформулировать предельно точно, ледоколом спасения. И этот ледокол призван расколоть ледяные торосы бездушия в наших сердцах.
Большинство наших сограждан крещёные. То есть по факту они именуются верными. Но по сути своей их вполне можно было бы назвать оглашенными, ибо к Церкви они имеют довольно призрачное отношение и имеют о ней превратное представление. У меня есть робкая надежда, что те, кто осилит данный текст, смогут переосмыслить своё стояние вне Церкви или около Церкви и тогда уже окончательно войдут в её мистическое пространство, по-настоящему осознав себя её верными чадами.
Хотелось бы выразить признательность моим друзьям на сайте «Стихи. ру», а именно: Анатолию Евстафьеву, Александру (Мираж 17) и Ольге Ведехиной за критические замечания и даже споры, нерв которых и значительные реплики которых я использовал в уточнении многих тем данной работы, что, безусловно, оживило текст. А также поблагодарить за поддержку Максима Перминова (Максим Печерник), Татьяну Шельгову, Аллу Шарапову, Аллу Вериго и Екатерину Попову (Листопад Весенний). Сугубая признательность также Якову Георгиевичу Тестельцу, Ольге Ивановне Широкой, Анне Миловановой, Наталье Евстегнеевой, протоиерею Леониду Ролдугину и моему отцу, протоиерею Владимиру Тимакову, моей супруге Инне (Анне) и дочери Екатерине, без одобрения которых было бы нелегко.
Особая благодарность Алесе (Христине) Концевенко за тонкую и бережную редактуру книги, которая велась с глубоким пониманием всех нюансов авторского замысла.
Пролог
Бог и смысл жизни
Ночь. Ноябрь 1987 года. Ленинград. Около полуночи. Поезд «Красная стрела». Спальный вагон. Юноша расположился на диване. Входит пожилой человек. Убирает свой небольшой чемоданчик. В дальнейшем в течение всего разговора по просьбе собеседников проводник время от времени приносит чай.
Старик: Какой у меня молодой попутчик!
Бармен: К сожалению, билеты были только в спальный… Надеялся на более разговорчивую компанию…
Старик: Цинично, но честно. А что так грустно?
Бармен: Что-то мне скучно…
Старик: О, скука – вещь великая, подвигает человека к мыслительному процессу. Есть желание поразмышлять?
Бармен: Пуркуа бы не па бы[3 - Отсылка к фр.: pourquoi pas – почему бы нет?]… А что, есть тема?
Старик: Тему найти можно всегда. Ты чем в жизни-то занимаешься?
Бармен: Бармен я. До этого на скорой года три попахал… фельдшером…
Старик: О, как интересно! Какие метаморфозы!
Бармен: Перестройка! На скорой сам скоро заболеешь, а тут подвернулась непыльная работёнка… Да только что-то на душе тускло…
Старик: Фельдшер – хорошая работа: хошь не хошь, а доброе дело, да и не одно, небось за рабочий день, но сделаешь…
Бармен: Точно! Хошь не хошь, а приходилось…
Старик: Значит, и со смертью сталкивался… ну, давай тогда поразмышляем маленечко. Ты же знаешь по работе на скорой, что такое «Закон парных случаев»?
Бармен: Постоянно выпадали…
Старик: Ну так вот, представь себе, что ты мотылялся по вызовам целый день, а к полуночи выдался лёгкий просвет и тебе представилась счастливая возможность вытянуть свои ножки на топчане. И только ты прикрыл свои натруженные веки, как тебя будят: «23-я бригада, на вызов!» – а в карте вызова уже, в общем-то, обозначено, что лечить тебе вряд ли кого придётся, ибо едешь ты на «падение с высоты»…
Бармен: Бывало такое. Помню даже одного паренька, который успел-таки ухватить маленькую девочку на карнизе и всунуть её в раскрытое окно, а сам сорвался… и лечить там уже было действительно нечего… жалко парня[4 - Я уже практически закончил последнюю правку данного опуса, когда пришло сообщение о кончине главы МЧС. Мне кажется, это подтверждает то, о чём я рассуждаю в этой работе. Ограничусь только публикацией фрагмента соболезнования, которое выразил Святейший Патриарх Кирилл: «С большой скорбью узнал о трагической гибели Евгения Николаевича Зиничева. Исполняя служебный долг, почивший героически пытался спасти жизнь человека, упавшего в воду, делом явил пример мужества и самопожертвования, образец того, каким призван быть настоящий спасатель, готовый не раздумывая прийти на помощь каждому страждущему. Да вменит ему Господь подвиг сей в праведность!»]…
Старик: Значит, мне и объяснять ничего не надо: сам всё знаешь. Оформил ты документацию, пообщался с милицией и отправился на свою подстанцию, где тебе опять предо-ставилась возможность прикорнуть. Да не тут-то было: «23-я бригада, на вызов! Падение с высоты». Только в данном случае бузотёривший на ночь глядя ханыга перепутал дверь с окном…
Бармен: …и результат столь же печальный…
Старик: Но меня тут интересует твоё отношение к этим двум событиям?
Бармен: С точки зрения медицины всё идентично: ни в том, ни в другом случае я ничем помочь не могу…
Старик: А по-человечески?
Бармен: Мальчишка, скорее, вызывает восхищение, а ханыга – досаду: мало того что мне перевести дух не дал, так ещё и близким своим столько беды принёс…
Старик: То-то и оно. Но почему всё-таки разное отношение? Смерть, казалось бы, – она и есть смерть. А тут две идентичные ситуации, а воспринимаются противоположно?
Бармен: В первом случае – красивая смерть!
Старик: Voila une belle mort![5 - Вот прекрасная смерть!] Ну, ты прямо как Наполеон об Андрее Болконском при Аустерлице. Но только тут есть одна закавыка. Наше поколение было воспитано на фразе Николая Островского из его романа «Как закалялась сталь»: «Самое дорогое у человека – это жизнь. Она даётся ему один раз, и прожить её надо так, чтобы…»
Бармен: «…не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы…»
Старик: А тебе не кажется, что эта фраза внутренне противоречива?
Бармен: Почему?
Старик: Если самое главное у человека – это жизнь, то надо бы её поместить на алтарь и служить ей, ублажая её изо всех сил. По-моему, в этой фразе утверждается, что самым главным является не жизнь…
Бармен: А что?
Старик: …чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы? Разве не так?
Бармен: Пожалуй, так…
Старик: Но почему ты всё-таки восхищаешься парнем?
Бармен: Потому что он не зря умер.
Старик: Значит, есть понимание, что жизнь можно прожить зря, а можно и не зря?
Бармен: А как иначе?
Старик: То есть ты ценишь то, что он отдал свою жизнь за другого? Значит, ты ценишь самопожертвование?
Бармен: Я как-то об этом не задумывался… но, наверное, да.
Старик: А почему ты раздосадован смертью ханыги?
Бармен: Да как-то всё никчёмно… мне неоднократно приходилось приезжать к повесившимся по пьяной лавочке: родственники рыдают, полная безысходность… это очень неправильно, нехорошо, но, если честно, подкатывало такого даже ногой пнуть от досады. Я понимаю, что должен помогать любому: а тут ни помочь, ни утешить нечем, и сам как будто куда-то вляпался…
Старик: То есть в данном случае ты воспринимаешь потерю жизни этого ханыги как саморастрату?
Бармен: Да. Очень точное определение.
Старик: То есть жизнь можно разменять в одном случае на нечто более ценное, и тогда это будет самопожертвованием, а в другом – обесценить её, разменяв на гроши?
Бармен: Да, я это чувствую, только на уровне интуиции…
Старик: По-моему, она тебя не подводит. Но тогда получается, что есть некоторые реальности, которые могут быть дороже жизни и на которые эту жизнь можно разменять? И что же это за вещи такие или явления?
Бармен: Ну, вот молодой человек спас девочку ценой своей жизни.
Старик: А когда ещё подобное воспринимается как благо?
Бармен: Наверное, любой солдатский подвиг…
Старик: А почему солдатский подвиг столь ценен?
Бармен: Он во всех народах и во все времена ценен. Гамзатовские «Журавли» пропечатали это на все века и для всех народов.
Старик: Расула Гамзатова ты хорошо вспомнил… по-моему, у него в подлиннике на аварском даже не солдаты, а джигиты…
Бармен: Да, это расширяет горизонт: витязи, джигиты, рыцари. Воин отдаёт свою жизнь за Родину, за мать, за сестру, за дочь, за сына… если солдат не пойдёт на войну, защищая их, то погибнут все. Это его долг.
Старик: «Всё, что должен, всем прощаю!» – как любит повторять один мой очень хороший знакомый, наблюдая хроническую людскую безответственность. К деонтологии я отношусь хорошо, но само чувство долга должно чем-то подпитываться, иначе оно выхолащивается…
Бармен: Потому что они ему дороги. И Родина дорога.
Старик: И в чём же тут сердцевина?
Бармен: В любви?
Старик: Принимается. На Памятнике героям Плевны есть надпись: бо?лши сея? любве? никто?же и?мать, да кто ду?шу свою? положи?т за дру?ги своя? (Ин. 15:13)[6 - Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих (Ин. 15:13).]. То есть мы выделили одну категорию, или явление, которая превышает человеческую жизнь по своей ценности. Это любовь?
Бармен: Да.
Старик: И главное, что через чувство любви, наверное, прошёл всякий человек. Каждый пережил состояние, когда некто другой оказывается ему если и не дороже его самого, то, по крайней мере, не менее важен.
Бармен: Вы та?к ставите этот вопрос: важнее и дороже самого себя?
Старик: А как иначе? А что это такое: «Я тебя люблю»?
