Андрей Сонин "Женитьба господина Свина. Повести, рассказы, стихотворения в прозе"

– Да-да, я с тобой полностью согласен! – темпераментно воскликнул истинный джентльмен Пень. А подлинный джентльмен Рыба глубокомысленно и одобрительно промычал.

II

Молоденькая Луна-Яичница была смазлива и игрива. Ухаживания престарелого Свина она, конечно, замечала, но держала его про запас, как возможную надёжную партию для будущего замужества. А пока юная повариха хотела нагуляться и насытить свою неуёмную похоть. Поэтому она и пользовалась всеми (кроме своего воздыхателя Свина) мужиками, попадавшимися под руку. При этом многие из её любовников помогали ей материально, а Свин был небогат.

И в тот самый промозгло-дождливый вечер, когда Пень, Рыба и Заяц тряслись в весёленьком фургончике по скользко-грязным дорогам, Луна-Яичница занималась любовью со здоровенным гуталинокожим негром – лейтенантом Бабилой – у него на квартире в воинской части.

Сообщим читателю, что негры в прохладных краях, где происходит действие нашего повествования, встречаются далеко не так часто, как, скажем, где-нибудь в жаркой Африке или тепло-солнечной Франции. Поэтому, наверное, чернокожие и пользуются у местных баб значительным успехом. Это обстоятельство усиливается и тем, что негры имеют репутацию знатных ёбарей и обладают, как правило, мужскими инструментами больших размеров. Бабила был не исключением и имел огромный член – длиной сантиметров в двадцать, ребристый и жилистый. И ёб он Луну-Яичницу страстно.

Негр являлся к тому же настоящим неутомимым атлетом – не менее шести футов ростом, – весь он был покрыт мускулами, и чёрная кожа его была гладка и приятно попахивала потом.

Сначала он долго натягивал Луну-Яичницу в нормальной позиции, а потом поставил раком и отделывал в зад… Сластолюбивая повариха получала незаурядное удовольствие.

* * *

А Свин тем временем вышел из своего нового дома на улицу под холодный, мелкий дождик и пробежал, накинув на голову пиджак и шлёпая надетыми на босу ногу расклеивающимися ботинками по лужам, метров сто до телефонной кабины (телефон в его новом жилище не был пока ещё установлен). Там он набрал номер Луны-Яичницы, который отлично помнил наизусть… На другом конце провода никто не отвечал.

«Опять шляется где-нибудь, – подумал Свин. – Да, конечно, зачем ей такой старик, как я, нужен».

И настроение у нашего героя упало, и почувствовал он себя одиноким и никому не нужным. И поплёлся он домой уже вялым шагом, не покрывая больше голову и промокая под холодными водяными струйками, стекающими за воротник. «Надо всё-таки, чтобы каждый раз не выходить из дома, установить у себя на хате телефон», – подумалось теперь ему.

Вернувшись домой и очутившись в своей заваленной тюками, чемоданами и полуразобранной мебелью гостиной, Свин распаковал больших размеров цветной телевизор, установил его на два сдвинутых вместе стула, включил его, скинул на пол промокшую одежду и улёгся на кожаное канапе под тёплый мохеровый плед.

По телеку шёл какой-то эротический фильм. Бородатый, звероподобный мужик совокуплялся сразу с двумя роскошными блондинистыми девушками. Свин хотел было немного подрочить, но его сарделечный член совсем не стоял, наверное, от расстройства и усталости. Так он и уснул, лёжа под пледом в голом виде на холодящей тело скользкой коже дивана.

* * *

На следующий день наш герой проснулся поздно – около полудня – и в каком-то усталом состоянии, с раскалывающейся от боли головой. Первая мысль, которая пришла ему в голову, была о Луне-Яичнице.

«Да, – подумал Свин, – вот мои друзья пришли помогать мне при переезде. А Луна-Яичница – поганка! Ведь прекрасно знает, что я переезжаю, а не предложила ничем подсобить. А могла бы быть она очень даже полезна. Скажем, посуду бы упаковала. Да и мне бы было как приятно. Ан, нет! Эгоистка, сволочь! И не буду больше ей звонить. На хер перед ней унижаться? Мало ли баб на свете? Найду себе другую любовь.

* * *

Приняв, по своему обыкновению, контрастный душ: горячий-холодный, горячий-холодный, побрившись и позавтракав, Свин несколько пришёл в себя, и мысли его стали более благодушными. Он ощутил чрезвычайное, сладкое удовольствие оттого, что у него теперь есть свой дом, где он настоящий, полноправный хозяин. Как это прекрасно!

«В конце концов, – думал он, – почему Луна-Яичница должна мне помогать? Кто она мне, в самом деле? Я даже ни разу не переспал с ней. Надо, конечно бы, ей позвонить. Пригласить, что ли, её в ресторан по случаю моего переезда?»

* * *

Одевшись, он вышел в свой садик. От вчерашней непогоды не осталось и следа. Ласково и тепло светило солнце, лужи подсохли, и все деревья и кусты вокруг блестели свежей утренней прелестью.

«Как хорошо!» – подумал Свин. И настроение его улучшилось ещё больше, и уже несколько утомлённое возрастом, ожиревшее сердце бойко запрыгало в груди, как у подростка, идущего на первое свидание.

Свин открыл калитку и очутился на улице.

«Как здесь мило! Какие симпатичные вокруг домики! – думалось ему. – Жить так – это совсем другое дело, чем в этой вонючей армейской гостинице».

Войдя в телефонную будку, он набрал номер поварихи. На этот раз она была дома (уже успела вернуться от лейтенанта-негра).

– Здравствуй, Свин, – ответила трубка сладким голосом Луны-Яичницы на его приветствие. И, казалось, девушка была довольна, что наш герой ей позвонил.

Свину хватило ума не спрашивать юную повариху, где она провела вчерашнюю ночь. И он сразу перешёл к делу, пригласив свою зазнобу сегодня вечером ужинать в лучшем городском ресторане «Поджаристый пескарь» по случаю его переезда.

– Ах, милый Свин, а я и забыла совсем, что ты у нас теперь новосёл. Ах, как мне стыдно! – защебетала Луна-Яичница на другом конце провода. – Конечно, конечно, я буду очень рада отужинать с тобой сегодня.

* * *

Ровно в восемь часов вечера, как он и договорился с Луной-Яичницей, Свин, одетый в свой лучший чёрный шерстяной костюм, белую накрахмаленную рубашку с пёстрым галстуком, завязанным на шее изящным узлом, надушенный и тщательно причёсанный, заехал за юной поварихой на своём какашечного цвета, отечественного производства автомобильчике. Он бегом взлетел по извилистой лестнице её дома на шестой этаж (лифт, как обычно, не работал), сжимая в руке большой букет алых роз, купленный для своей дамы. В результате он изрядно задохнулся и пропотел. И, переведя немного дух, позвонил в дверь своей возлюбленной.

Луна-Яичница открыла быстро. Она была одета в обтягивающее её стройное тело чёрное платье с бисерными блёстками. И её белокуро-пепельные волосы нежными волнами ниспадали на оголённые белокожие плечи.

Свин, сражённый выдающейся красотой поварихи, замер на пороге, не будучи в силах произнести ни слова. А она улыбнулась ему яркими алыми губками, обнажив при этом ослепительно белые зубки, и, поблагодарив за цветы, позволила поцеловать себя в легонько нарумяненную щёчку. Она была примерно на полголовы выше низкорослого Свина, поэтому для поцелуя ему пришлось привстать на цыпочки.

А потом они спустились по лестнице, и Луна-Яичница держала Свина при этом под руку. На улице, в тот момент, когда он открывал для своей дамы дверь раздолбанного уродца-автомобиля, Свину стало немножечко стыдно за своё транспортное средство.

«Конечно, это не иномарка. Но всё же – тоже колёса» – подумал он, как бы оправдываясь перед самим собой.

Тарантайка его, к счастью, завёлся без труда, и они покатили по залитым неброским, матово-ласковым фонарным светом улицам городка, омытым только что прошедшим мелким дождичком.

Луна-Яичница была в хорошем расположении духа и болтала без умолку. Она делилась со Свином всякими бабскими сплетнями, принесёнными за последние дни её подругами, а также хвасталась, что недавно ей удалось дёшево отхватить чудесную фетровую шляпку – чёрную, как смоль. Шляпка эта так мило сочетается с её светлыми волосами, и она, конечно же, покажет её Свину в следующий раз.

А Свин был счастлив сидеть рядом с юной поварихой и вдыхал своими чуткими ноздрями дурманящий запах её французских духов. При этом он иногда ощущал, весь млея, как её точёная коленка в отливающем неземным блеском чёрном чулке касалась его ноги.

* * *

Улыбчивый жирный швейцар в атласно-алой ливрее и напудренном седом парике встретил наших героев в дверях «Поджаристого пескаря» и провёл их к свободному столику, в глубину сияющей фарфором, хрусталём, бархатом, позолотой и бликами зеркал ресторанной залы. Столик этот уютно примостился в самом углу помещения, в тени массивной бархатной занавески. Это было весьма кстати. Ведь ресторан в тот субботний вечер кишел народом, который производил обильные телодвижения и шум. Но до этого отдалённого уголка суета доносилась уже в несколько сглаженном виде, так что они могли спокойно беседовать друг с другом.

Вскоре после того, как Луна-Яичница и Свин заняли свои места, к ним подскочил и услужливо согнулся молодой официант с набриолиненным пробором, рассекающим голову по центру, зажёг стоящую на их столике свечу – для интима – и вручил каждому из них по изящному, отпечатанному в типографии меню.

Свин в этот вечер решил разориться и быть галантным и предупредительным со своей подругой. Они заказали омаров в изысканном лимонном соусе и бутылку дорогого шампанского, поданную в металлическом ведёрке со льдом.

Как было сладко-прекрасно! Луна-Яичница совсем раздобрела от обильно-деликатесной пищи и изысканной выпивки. Свин теперь держал её изящную тонкую кисть с пальчиками в колких перстнях в своей запотевшей пухлой ладошке и ласкал подрагивающими от волнения, округлыми пальцами бархатисто-гладкую кожу её руки (совсем не дававшую знать о её работе на кухне).

Быстро прикончив первую бутылку шампанского, наши друзья заказали вторую, и также, без большого труда, выпили её. А потом заказали и третью, и из ресторана уже выходили заметно покачиваясь.

Свин совсем осмелел и нежно обнял Луну-Яичницу за талию. А она не противилась, а напротив, доверчиво прижалась своей хрупко-нежной фигуркой к его обильному телу. А в машине она сначала положила кисть своей лёгкой руки на его колено, а потом её пальчики как-то незаметно и плавно поднялись по его ляжке и застыли, наконец, прямо между ног. Тогда наш герой, замлев от удовольствия, предложил Луне-Яичнице зайти к нему домой «на чашечку чая», в мыслях при этом спошлив: «Не на чашечку, а на палочку».

Луна-Яичница кокетливо сморщила лобик, подумала немножечко и сказала: «Ах, милый Свин, но ведь уже так поздно… А впрочем, зайду, но только на минуточку».

* * *

– Ах, дорогой Свин, как мило у тебя в домике! – воскликнула с восхищением юная повариха, оказавшись в новом жилище нашего героя. – Я не знаю, я никогда не бывала в твоих прежних апартаментах в «Привале», но уверена, что здесь гораздо лучше!

– Ну, конечно же, милая Луна-Яичница! – вторил ей Свин, захмелевший от алкоголя и влюблённости. – Это даже хорошо, что ты не была в моём старом жилье. Я даже, честно сказать, постеснялся бы тебя туда пригласить. Здесь, конечно же, гораздо лучше. Однако в доме я ещё не всё разобрал после переезда, так что, ты извини меня за беспорядок! Усаживайся вот на этот диван, Луна-Яичница, – продолжал Свин. – Чувствуй себя как дома. И скажи мне, что же я могу предложить тебе выпить: чай, кофе?

– Ты знаешь, Свинчик, я бы предпочла небольшой стаканчик виски, если, конечно, оно у тебя есть.

– Ну, разумеется-разумеется, у меня есть много разных сортов виски, – засуетился наш герой, который любил не только коньяк, но был большим знатоком и этого крепкого напитка. – Шотландское, ирландское, канадское. Какое ты предпочитаешь?

– Шотландское, пожалуй, это более консервативно.

Нетвёрдой походкой Свин направился к буфету из орехового дерева, открыл бар и извлёк оттуда наполовину уже опорожненную бутылку двенадцатилетнего виски и два изящных стакана, предназначенных для употребления этого напитка.

Он уселся рядом со своей возлюбленной на диван, совсем почти вплотную, так, что почувствовал через материю брюк теплоту её упругого бедра. Наполнил оба стакана, а бутылку поставил на журнальный столик. Подняв свой стакан, Свин сказал:

– Я пью за тебя, прекрасная Луна-Яичница. За то, чтобы ты почувствовала, наконец, как я люблю тебя!

Луна-Яичница кокетливо улыбнулась, её глаза, глубокого сапфирового цвета, заискрились волшебным блеском, и она ответила томным шёпотом:

– Я не верю тебе, Свин. Ты жмёшься, как подросток. Я не вижу страсти, покажи мне свою любовь!

И при этом она повернула своё прекрасное лицо к Свину и приблизила нежные алые губки совсем близко к губам нашего героя, так, что он почувствовал на своей коже её влажное дыхание.

Теперь Свину оставался всего один ничтожнейший шаг – подвинуть свои пересохшие от волнения губы на пару сантиметров к губам своей возлюбленной. И он сделал это. И слился с Луной-Яичницей в страстном поцелуе.

Её быстрый язычок нежно, но настойчиво скользил по закоулкам его рта, доставляя Свину несказанное удовольствие. И наш герой страстно захотел Луну-Яичницу. Сарделечный член его разбух, и стало ему тесно в его семейных трусах. Одна пухлая Свинова рука осмелела и скользнула по упругой груди Луны-Яичницы, другая, ещё более осмелев, стала забираться по скользким чулкам к ней под платье.

Наш неловкий герой долго возился с застёжками платья поварихи, а потом с крючками её изящного чёрного лифчика. Но наконец ему удалось обнажить свою возлюбленную. Последней деталью были её изящные чёрно-кружевные трусики, которые Свин стянул зубами, и тут же с жадностью принялся лизать её нежно-солоноватую промежность, захлёбываясь слюной и иногда попадавшими в рот жёсткими лобковыми волосками.

А потом юная повариха быстро стащила со Свина пиджак, галстук и рубашку, уложила его на диван и стянула с него ботинки и брюки.

– Лежи, Свинчик, спокойно, – ласково прошептала она, спустила до колен его немереные, в розовый горошек трусы и взяла в рот его весь уже мокрый сарделечный член. Луна-Яичница сосала его умело, и Свин даже начал подвывать от блаженства.

А потом Свин занимался с Луной-Яичницей любовью на канапе. Его возлюбленная получала явное удовольствие, хотя иногда постанывала: «Ох, Свинчик, повернись на бочок, не надавливай на меня так! Ох, какой ты тяжёлый!»

От излишнего волнения Свин кончил довольно быстро и стал из-за этого переживать. Но прекрасная повариха успокоила его:

– Не горюй, Свин, всё было просто чудесно.

* * *

Луна-Яичница осталась на ночь, поэтому утром Свин проснулся в своей холостяцкой, хотя и двуспальной постели не один, а в объятиях своей горячей любовницы. Она сладко потянулась и молвила ангельским голоском:

– Доброе утро, Свинчик. Я проснулась до тебя и смотрела, как ты спишь. Ты такой смешной во сне – так вздрагиваешь и похрюкиваешь!

– Ах, сладкая Луна-Яичница, как мне хорошо! – сказал Свин, протяжно зевнув. – Никогда ещё я так крепко не спал, как в эту ночь рядом с тобой.

– Я тоже очень хорошо спала у тебя под тёплым боком. Пойдём, однако, Свинчик, примем перед завтраком ванну. А то я чувствую себя какой-то грязной и вспотевшей! – предложила Луна-Яичница.

* * *

Она уселась в ванну, наполненную Свином до краёв тёплой водой с душистой пеной. Обильные белые облака пузырьков нежно обволакивали её тело, которое от блеска пены и кафеля в лучах солнечного света, проникавшего через небольшое, расположенное под потолком окошко сегодня казалось несколько смуглее, чем при вчерашнем неясном вечернем освещении.

– Ну-ну, залезай, Свинчик! – позвала его Луна-Яичница.

Когда грузное розовое тело нашего героя опустилось в переполненную до краёв ванну, пена и вода с шумом повалились на пол.

– Ох, какой же ты неуклюжий, Свин! – застонала Луна-Яичница.

Тесно им было вдвоём в ванне, но наш герой ощущал, как нежные пальчики ножки Луны-Яичницы почёсывают его яйца.

А потом подруга Свина начала показывать свою извращенскую сущность, сказав:

– Свинчик, дорогой, пёрни, пожалуйста! А я заткну твою жопу, вернее, самый шоколадный глаз большим пальцем ноги.

Свин поднатужился, и сквозь мутновато-пенную воду на поверхность поднялись три пузыря.

– Нет звука! – воскликнула довольная Луна-Яичница. – Значит, ты, Свинчик, пустил «шептуна».

А после – нежно-чистые и распаренные – они завтракали. Луна-Яичница пила шоколад, а Свин – крепкий чай с лимоном. И ели они бублики, намазанные маслом и земляничным вареньем. А за окном стояло прозрачное солнечное утро. И было так чудесно.

III

Теперь Луна-Яичница часто оставалась ночевать у Свина. И всё, казалось, шло прекрасно. И наш герой был беспредельно счастлив. И предлагал он поварихе выйти за него замуж, и кокетливая дамочка была, в принципе, согласна.

Однако во влюблённой голове Свина нередко проползали сомнения. Не было у него полного доверия к Луне-Яичнице. Подозревал он свою молоденькую подругу в неверности, хотя и не имелось у него достоверных доказательств этого.

Некоторые факты тем не менее наводили на мрачные мысли. Часто Луна-Яичница обещала прийти и не приходила. И это почти всегда случалось в субботу вечером. Потом она объявлялась, извинялась и объясняла своё отсутствие разными благовидными обстоятельствами. Тем, например, что провела ночь у захворавшей тётки в больнице, или тем, что к ней неожиданно приехала из соседнего города сестра.

Подозревал Свин свою подругу и страдал. Ох, как страдал!

* * *

Однажды, субботним вечером, когда юная повариха в очередной раз не пришла и не позвонила, наш герой сидел у себя дома, сильно переживал и с горя допивал шотландское виски – ту самую сохранённую им бутылку, которую они открыли в их первый с Луной-Яичницей вечер. Гордость не позволяла Свину снять трубку телефона и набрать номер своей возлюбленной, и он мучился ужасно: от ревности, неопределённости и одиночества.

Так прошло часа два, и настенные ходики показывали теперь одиннадцать вечера. И Свин уже потерял всякую надежду, что Луна-Яичница всё-таки придёт.

Но вдруг давящую тишину разорвал звонок телефона.

«Наконец-то, – подумал наш герой. – Это она!»

Он схватил дрожащей рукой телефонную трубку и поспешно приложил её к запотевшему уху: «Алло!»

В трубке послышалось какое-то странное шуршание, потом кто-то кашлянул, и басисто-хрипловатый, не Луны-Яичницы, а мужской голос сказал:

– Добрый вечер, господин Свин. Извините, что поздно вас беспокою.

Свин удивился, так как голос был ему совсем не знаком.

– Добрый вечер. С кем имею честь? – промямлил наш герой.

– Вы меня не знаете, – отвечала трубка, – я доброжелатель.

– Какой к чёрту доброжелатель?! Или я уже совсем в жопень пьян и мне глючится?! – неожиданно для самого себя вскипел Свин.

– «Доброжелатель» – вы должны знать смысл этого слова. Это человек, который желает вам добра, – спокойно пояснила трубка с педантичностью нудного лектора.

– Какого черта? Какого черта вы – незнакомый мне человек – желаете мне добра?