Анна Кир "Цена мести"

– Ей нужен кот. Что, лишите ребёнка и домашнего животного? Дену сами будете объяснять, почему она не хочет с ним говорить! – выстрел наугад, но, судя по услышанному разговору, вряд ли помощника посвятили в детали. Скорее всего, он знал лишь то, что должен довезти их обеих в целости и сохранности до места назначения.

– Ладно, – отвечает Илья, а она видит, как по его виску стекает капля пота. Если догадка верна, работает он здесь недолго. И таким темпом вскоре вовсе вылетит. Но это не её забота. – Я схожу. Скажете номер квартиры, сами останетесь в машине.

Она соглашается, радуясь маленькой победе. Возможно, потом предстоит объяснять Дену наличие шерстяного зверя в его жилище. Только возможно, ведь вряд ли он заметит.

Спустя добрых два часа, заехав в квартиру и собрав пробки, они всё же добираются до частного дома. Светка обнимает Имбиря, он недовольно мяукает, высунув морду из пледа, в который его закутал мужчина.

Строение оказывается внушительным, но куда меньше, чем она себе представляла. Ей казалось, что такие, как он, живут припеваючи в особняке размером со средневековый замок. А здесь всего три этажа, на первый взгляд, квадратов двести. Что же, видимо, кота он все-таки заметит.

Илья открывает кованые ворота, затем и входную дверь. Ника заходит внутрь, удерживая под руку дочь. Та смотрит, распахнув широко голубые глазищи, и, кажется, вот-вот закричит от восторга. Было чем восторгаться, но ей, в отличие от ребёнка, веселье не светит. Горло давит застрявший в нём ком, не позволяя дышать полной грудью. Остаётся верить, что у Дена слишком много дел, чтобы навестить их сегодня. Она не уверена, что выдержит ещё одну встречу.

– Я буду в гостевом. Если что нужно – обращайтесь, – говорит мужчина перед тем, как удалиться.

Ника механически кивает и закрывает за ним в спешке. Компания – не то, что ей нужно сейчас.

Если бы не Светка, она бы с радостью завернулась в кокон из одеял и провела в нём остаток дня. Внутри горит, плавится, разъедая нутро. Она не знает, чего ждать, не знает ровным счётом ничего, а он не соизволил объясниться, даже когда спрашивала. Так много «если» в голове. Если бы она не сосредоточилась на мести, если бы послушала маму, отпустила прошлое. Если бы не познакомилась с Деном. Тогда, возможно, всё было бы по-другому.

Но оно не будет. Увы.

– Я не оказываю услуги за «спасибо», – говорит он, вместе с отказом кромсая её надежды. Ника нервно теребит пальцами джинсовую ткань куртки и поднимает на него глаза.

– Ты сам написал мне на почту, – и это правда. Несколько месяцев назад ей пришло первое сообщение, затем ещё и ещё, пока их не накопилось с двадцать штук. – А теперь говоришь «нет»?

Ден морщится от музыки, ударяющей по ушам, и делает глоток энергетика со льдом. Он тянет руку к её лицу, из-за чего её передергивает.

– Вижу, ты решилась не просто так. Я знаю ситуацию, вот и написал. У тебя есть кое-что, что мне нужно, – он говорит, а она сжимается, ощущая, как мужские пальцы зарываются в волосы на затылке, руша причёску. Локоны рассыпаются по плечам светлыми волнами, когда он притягивает её ближе. Так, что в нос бьет аромат его свежего парфюма. Хвоя, бергамот и цитрусы. Она старается держаться, чтобы не вывернуться и не сбежать. Ей до сих пор сложно терпеть касания противоположного пола. Но от его решения зависит слишком многое. Дыхание чувствуется на коже у мочки уха, по шее бегут мурашки, скрываясь под воротом блузки. – Твоя дочь. Мне нужна Света, – он отстраняется, сохранив на лице непробиваемое спокойствие, и делает глоток, пока она силится собраться с мыслями. То, что он говорит, не укладывается в голове. – Подумай, решение скажешь позже.

Уходя, он уносит вместе с собой её надежду на месть. Последнюю веру в то, что Смирнов может ответить за то, что он сделал с ней. Ника видит его усмешку в кошмарах, помнит запах спирта и пота в ту ночь, то, как стонал, игнорируя крики. Сны мучают её через ночь или две, иногда чаще. Не помогают ни врачи, ни лекарства.

Когда Ден вышел на неё впервые, она не поверила. И лишь спустя время решилась. Устала просыпаться в слезах, не могла и дальше существовать в агонии, в страхе однажды сгореть до пепла. Она не заслужила того, что Андрей сделал с ней, вытравив всё живое из организма. Он, даже будучи далеко, причинял почти физическую боль тем, что остался внутри куском гнилой плоти на месте сердца.

Решение укрепляется чуть позже, растекаясь лидокаином по венам, мешаясь с алой кровью. Она знает, на что идёт.

Вернее, думала, что знает.

Глава 3

Ника

Примерно к одиннадцати вечера Ника успевает разложить вещи по полкам шкафа, накормить Светку и с трудом уговорить её лечь спать в незнакомом доме. Девочка совершенно не понимает, зачем они здесь, а мама не торопится объяснять. Она засыпает под урчание кота и сказку о принце, драконе и волшебнике. Примерно на двадцать шестой странице. История оказывается такой наивной, что впору хохотать, настолько глупо она звучит. Но Ника не смеётся, ведь, если её сердце очерствело, не значит, что можно ломать психику ребёнку. И всё же, отчего-то дочитывает до конца. На языке – много сахарного сиропа и ванили, слишком приторно, аж хрустит на зубах. Но ей кажется, что она должна попытаться понять, как смотрит на эту книжку Светка. Едва ли получается.

Для Ники уделять дочери время и внимание – ново. Если верить статьям психологов в интернете, к такому постепенно привыкаешь. Было бы хорошо. Ей придётся научиться общаться с ней, слушать её и слышать. При этом не переступая через себя. Труднореализуемая, но возможная задача.

Экран телефона светится, указывая пол второго ночи. Она поправляет одеяло Светки и выходит за дверь. Минутой позже раздаётся дверной хлопок. Ей не хочется спускаться, но разговор откладывать нельзя. За день она успела обдумать всё вдоль и поперёк, разобрав имеющиеся детали. Винтиков не хватало. И выдать их может лишь Ден.

Он выглядит уставшим и каким-то слишком простым в обыкновенной одежде. Она впервые видит его в чём-то кроме дорогого выглаженного костюма. Кожаная куртка ему к лицу. Он бросает её на банкетку, не утруждаясь дойти до вешалок, ерошит волосы, обращая аккуратную причёску в форменный беспорядок, что, чёрт возьми, тоже ему идёт. И ей от этого некомфортно.

Ника кашляет, привлекая к себе внимание, он поднимает взгляд на лестницу, как будто удивляется. Интересно, чему, ведь сам их сюда привёз.

– Уже поздно, – говорит, задерживая взгляд на её коротких домашних шортах чуть дольше, чем дозволяют приличия. Она моментально жалеет, что не надела штаны.

– Не спится, – голос немного хрипит, видимо, от нервов.

– Понимаю, – кивает он, разуваясь, и поправляет задравшийся рукав белой футболки без принта.

Она спускается вниз. Лестница кажется слишком длинной, хотя в ней едва ли насчитается сорок ступеней.

– Выбрала комнату самостоятельно? – спрашивает он, после чего ухмыляется. – Надеюсь, не мою. Находиться вместе даже там – точно перебор.

И тут Ника не удерживается от шпильки:

– Привыкай, порой такое случается, когда женишься, – от его кислого лица ей становится приятно. Удовлетворение от того, что сумела поддеть каменную статую, растекается внутри подобно глазури.

Ден быстро берет себя в руки.

– Ты что-то хотела? – его лицо вновь ничего не выражает.

Её это бесит. Серьёзно, самому не тошно?

Она давит раздражение, делая глубокий вдох полной грудью, подходит ближе. Он закрывает на секунду веки, а когда открывает, ведёт её в кухню – гостиную, движением руки веля следовать за собой.

– Я слушаю, – бросает Ден, усаживаясь на кожаный диван.

Ника опускается рядом. Она собиралась с духом весь прошедший день и сейчас может держаться спокойно. Спасибо, господи, и на этом. Начинать с истерики – дурной тон.

– Зачем тебе свадьба? Не в смысле вообще, а конкретно со мной. Это… это же даже звучит бредово, – хмурится она, почесывая ногтем запястье. – Я помню: тебе нужна Светка. Но…я? К чему? Что происходит? – она не высказывает вслух предположения, потому что боится, что они окажутся правдой. Удерживая мысли в себе, Ника способна прятать панику в глубине сознания.

Он прищёлкивает пальцами, заставляя переключить внимание с собственной кожи на его лицо.

– Я уже говорил. Так нужно, – она шумно выдыхает, закрывая глаза на миг.

– Это ничего не объясняет. Совсем. Ты же понимаешь? – о да, Ден понимает, оттого, кажется, забавляется ещё сильней.

– Ты слишком много думаешь. А это вредно. Не переживай, твоей дочери ничего не грозит. И тебе. И твоей матери. По крайней мере, пока ты делаешь то, что я говорю.

Боже. Она пыталась. Правда, пыталась. Но какой он невыносимый кретин!

– Ты такой козёл, – он усмехается, вздёргивает правую бровь, у неё дрожат губы. – Почему именно мы? Зачем? Как будто в городе мало одиноких матерей. Так какого хрена, Ден!?

Он приближается слишком неожиданно, зажимает ладонью рот. Нику воротит от близости. Она кусает его руку и поднимается в полный рост так резко, что кружится голова. Ден кривится, поднося к лицу пальцы с явственным следом от её зубов.

– Не смей меня трогать! – шепчет она, чувствуя, как пускает корни ядовитый плющ, обвивая каждую нервную клетку. Она прикрывает страх злостью в надежде, что он не заметит.

Замечает. Щурится, поднимаясь, отнимая у неё то малое превосходство, что осталось.

– Ты была в шаге от того, чтоб начать орать, а, как я понимаю, наверху спит ребёнок, – грубо пресекает он. И она замолкает, осознав, что в порыве совершенно забыла о сохранении тишины. И Ден, чтоб его, прав.

– Я не хотела. Но ты… Не знаю, как с тобой можно нормально разговаривать, – давит Ника, отводя разбитый взгляд. Когда он рядом, всё летит в тартарары, ничего не выходит нормально. По-человечески что ли. Ах да, он же не человек.

– Нет. Просто ты слишком много треплешься, – говорит он так спокойно, словно констатирует неоспоримый факт, она жмёт зубы сильнее.

– Я должна знать. Как ты не понимаешь? – вместо уверенной фразы вновь выходит какой-то жалобный скулёж. Ей не по себе от того, как звучит голос. – Хорошо. Предположим, я соглашусь. Но ты ведь знаешь, что не позволю себя трогать. Не говоря уже о…

Ден прерывает её быстрее, чем она успевает закончить речь:

– О, замолчи. Я понял, – его губы едут в стороны в натянутой улыбке. – Так ты об этом волнуешься? Малышка Ника не хочет, чтоб её лапали. Какая драма, – смеётся тихонько он, закатывая свои глаза, её трясёт вновь в желании в них вцепиться и выцарапать к чёртовой матери. – Твоя фобия совершенно не представляет проблемы. И меня не волнует, что там у тебя было с этим… как его? Ну, который жмур.

– Замолчи, – почти рычит Ника, ощущая, как напрягаются голосовые связки. Она не думала, что он посмеет так открыто говорить о её травмах. Он не имел права ворошить болезненное прошлое.

– Я покажу, – улыбается ублюдок, приближаясь.

Она пятится, пока не упирается ягодицами в обеденный стол. Ден кладет руки по обеим сторонам от неё и наклоняется – слишком близко. К горлу подкатывает желчь. Нику тошнит и трясёт от ужаса, пока не остаётся только оживший кошмар наяву. Глаза широко распахиваются, а пульс явно превышает норму ударов в минуту. Она не может сказать ни слова, не может закричать. Не может ничего. И это больше, чем просто паршиво.

***

Ден

После раскрытия существования заражённых, быстро находятся те, кто хочет поднять денег на продаже таких необходимых вампирам эмоций. Они не страшатся превратиться в бесчувственных пустых кукол, вероятно потому, что им нечего терять. Бедняки, наркоманы, шлюхи, бандиты и ещё черти кто. Не то чтобы Дену есть дело.

Он рассчитывает на то, что Ника с дочерью уже будут спать по его возвращению, оттого набирает Татьяне, планируя подкрепиться. Девушка берёт трубку после второго гудка и соглашается на встречу.

С Татьяной его знакомит Макс около недели назад. Она не желает становиться на учёт в «кормушке» папочки, но щедро делится собой вне её стен. Потому что оплата выше, пусть неофициальная торговля и несёт определённые риски. В кормушке за процессом питания наблюдают, не допуская бесконтрольного пожирания, за состоянием людей тщательно следят доктора. И по необходимости временно отстраняют тех, кто стоит у грани. По крайней мере, так обстоят дела на бумаге.

Они видятся в отеле: быстро обмениваются приветствиями, он отстёгивает несколько крупных купюр и приступает. Она замирает в его руках: открытая, послушная, согласная на всё и даже больше. Он этого не понимает. Как можно добровольно подвергать себя риску? Впрочем, неважно. Мысли разбегаются, когда впитывает её чувства, подмечая, как рябит эмоциональный фон, тускнеет. Обыкновенно он незаметен, но в процессе поглощения человека окутывает аура: яркая или не очень. Она и даёт понимание того, сколько осталось у того или иного индивида.

В питании есть свои плюсы и минусы. Из плюсов: возвращение эмоций, пусть и на короткий срок. Накрывает не моментально, а спустя примерно сутки они выветриваются. Из минусов: всё остальное. Бывает, в человеке преобладает злость, бывает, обида, бывает, страх. В Татьяне, в большинстве своём, похоть. Её в ней даже слишком много.

Конечно, сожранное не управляет заражённым целиком, это можно контролировать, решать: поддаваться или нет, игнорировать часть поглощённого коктейля. Но, как правило, лишённые возможности чувствовать вампиры, готовы даже к самым мерзким эмоциям, лишь бы испытать хоть что-то. Он в этом плане действует более разумно, за исключением первых часов, когда влияние особенно сильно.

Ден возвращается домой за полночь, ощущая себя живым, настоящим. Как будто бы человеком. И чертыхается про себя, понимая, что Ника не спит. Она встречает его в шортиках серого цвета и свободном коротком топе. Ноги у неё слишком стройные, а талия чересчур узкая.

Он начинает раздражаться по мере разговора, не в силах контролировать злость из-за недавней трапезы. Она словно провоцирует специально, тянет струны нервов, заливает их керосином и поджигает, чтобы посмотреть, как он сгорит. Не сгорает. Но вспыхивает моментально. Его не смущает её страх, не смущает и отвращение. Потому что девчонка, мать её, чересчур болтлива. Ей следует понимать, когда не нужно открывать свой маленький рот.

– Я покажу, – говорит, зажимая её у стола.

Ника смотрит пуганой мышью, оторопев. Не противится. Он знает, как это работает: ужас обгладывает её плоть, силясь добраться до костей.

Касается пальцами выступающих ключиц, зарывается носом в светлые волосы, дышит шумно, оставляет на макушке краткий поцелуй. Она дрожит, под его ладонью колотится её сердце.

– Посмотри на меня, – не просит, приказывает он.

Она поднимает на него широко распахнутые глаза. В них ничего не остаётся, кроме вязкого удушающего отчаяния.

Ден чувствует, как кровь приливает к глазам, как она трепыхается в его руках, а затем расслабляется постепенно, когда он дробит её фобию по частям, затягивая в себя. Её страх на вкус терпкий, отдаёт горечью полыни и ромом.

Целует, осторожно накрыв её губы своими. Ника не отвечает даже тогда, когда он проникает языком ей в рот. Не отвечает, но и не отталкивает. Он усиливает напор, прижимая девчонку к своему телу, высчитывает рёбра по одному, пробираясь рукой под маечку, которая кажется совершенно лишней на ней. Он бы предпочёл, чтоб одежды не было вовсе.

Его ведёт от её запаха. Ники становится слишком много. Он не понимает, когда неудачная шутка, издёвка становится чем-то большим. Когда он теряет контроль.

Может, пожалеет позже, обвинит во всём кипящие чужие чувства. Но это будет потом. Не сейчас. Не тогда, когда она тихонько хнычет ему в рот, неосознанно придвигаясь ещё ближе. Как будто бы есть куда. Видимо есть, потому что, когда её колено задевает пах, ему скручивает кишки от желания опрокинуть её на кожаный диван, на котором они недавно затеяли глупый спор.

Ему хочется услышать, как она стонет.

– Не надо, – просит Ника, когда он спускается к шее, ладонью накрывает обнажённую грудь. Она не носит бюстгальтер дома. И это её «не надо» севшим голосом звучит как «ещё». Потому что чувствует возбуждение на вкус. Он буквально в ней. В её душе. В голове. Понимает, что она лжёт.

– Помолчи хотя бы минуту, – говорит прежде, чем прикусить светлую кожу на её шее. И она слушается. Чёрт возьми, не ёрничает, не орёт, не заваливает кучей тупых вопросов.

– Пожалуйста, – тянет она, собираясь сморозить очередную глупость.

Он сминает её губы, подушечкой пальца задевает сосок. Не собирается дослушивать, что там «пожалуйста», ведь это может быть и «пожалуйста, ещё», и «пожалуйста, хватит». По его догадкам, пожалуй, второе.

Его кроет от того, как Ника выгибается навстречу рукам вопреки вялым попыткам сопротивления, как дышит часто-часто ему в рот, как радужку подергивает мутной плёнкой, а взгляд становится безумным. Наверное, у него сейчас такие же глаза.

Они точно сошли с ума. Оба. Одновременно.

– Блядь, – хрипит он, подхватывая её под ягодицы и усаживая на столешницу. Вжимается пахом в шортики, тянет волосы, сматывая в тугой жгут. – Никааа, – Ден втягивает губами мочку уха, обводит языком ушную раковину. Давление в джинсах становится невыносимым.

Девчонка царапает короткими ногтями кожу на его затылке, у него темнеет в глазах. Он не понимает, когда она стала такой податливой, когда сдалась. И это льёт ушат ледяной воды прямо на голову, выдергивает из наваждения, в котором ему казалось, что трахнуть Нику – хорошая идея.

***

Ника

Она взлетает по лестнице куда быстрее, чем спускалась с минут двадцать назад. Лицо пылает толи от гнева, толи от смущения, а, может, всё вместе. Ей настолько стыдно, что хочется провалиться под землю.

Боже, она же стонала, выгибаясь в его руках! И ей нравилось то, что он делает. Это же Ден… Ден, чтоб его собаки съели!

Ника не находит подходящего аргумента, оправдывающего её поведение. Разве что она чокнулась. Сдурела совсем от стресса и недостатка секса, видать, в последние пять лет. Да и какой секс, когда от одних касаний её воротит? Но в этот раз было по-другому. Сначала всё шло по знакомому сценарию: страх, тошнота, паника, тремор, ступор. Она понимает, что именно он сделал. Однако от этого не легче.

Ладно он. Но она? Почему позволила трогать себя? Потешила его эго. Наверняка теперь ублюдок будет припоминать позорную капитуляцию при каждом удобном случае.

Ника забирается в постель с ногами и долго смотрит в серую стену. В солнечном сплетении жжётся, тянет, сознание подло подбрасывает сцены произошедшего в гостиной.

Чёрт!

Он отстраняется так резко, что она теряет опору и покачивается, едва удерживая равновесие. Ей жарко, так жарко, что одежда кажется лишней и ненужной. Сердце ударяет в горле, в висках, низ живота пульсирует и сводит. Ей знакомо это чувство – давно забытое, но оставшееся в памяти. Ника бессознательно подаётся вперед, чтобы вернуть чужое присутствие, стать ближе к нему, как было совсем недавно, но Ден отходит ещё на шаг.

Она хмурится непонимающе, поднимая мутный взгляд на его лицо, наталкивается на кривую усмешку.

– Видишь? Не так плохо, как ты думала, верно? – она моргает раз или два, затем ощущает, как выбивает из лёгких воздух.

Он мог сделать с ней что угодно, приструнить любым способом. Но выбрал этот. И Ника возненавидела его за это в тот же миг.

– Ты… – открывает она рот и тут же кашляет, стыдливо отводя глаза, – её голос звучит слишком томно.