мы доберёмся, как пить дать,
до хепиэнда в этой эпопее,
где мы виновны навсегда!
Не брызгай же слюной по ветру!
Закрой глаза, захлопни пасть!
Мы призовём его к ответу,
дай только бог, к нему попасть!
Собака лает, ветер носит…
И злу ответим, не беда…
Мы бомбу на него же сбросим,
резиньевую бомбу, да, да…
Она его найдет, где хочешь.
Ему наставит синих синяков.
Пусть извиняется, короче,
тогда простим, без дураков.
И спозаранку, шепелявя,
здоровья нам желает зло.
Нашлась и на него управа!
Написано у зла да на табло!
Так говорите же, подумав,
о пользе критики твердя.
Пусть лоб вам морщит дума,
а зло забудьте, не любя!
9.05.2005
«Зима наметала снежища…»
Зима наметала снежища,
как мельник хороший в запас.
Снежинки за тыщею тыща
всюду, куда глянет глаз.
Купчина, конька погоняя,
напрасно замотан в тулуп.
Ох, как же далеко до мая…
лошадкин качается круп.
Торговлишка была неладной.
Товар не распродал купец
и сопли висят виноградом.
Ну, что скажет дома отец!?
Кусты содрогнулись и иней
опал на глубокий сугроб.
Шагнул на дорогу, сам синий,
бродяга, оскаленный рот!
Сверкая единственным зубом,
к тому же еще золотым,
он в славную кутался шубу
и в шубе он был не один.
А в шубе сидела засада,
убивцы, числом ровно семь:
Барыга, тебя нам и надо!
Садись, расслабляйся на пень.
Купчина, с морозом тягаясь,
любому обществу рад
и, дико от холода маясь,
в кисете поднес самосад.
Мазурики-братцы, подвиньтесь!
Он к ним побежал по снежку,
но грозно оскалились финки:
Сгрузи-ка ты нам по мешку!
Человече, давайте без злобы
и грех не берите на грудь!
А ну брысь назад, а то в гробик
придется тебе сигануть!
Обрезы, ножи, ржавый кистень-
угроза для жизни купцов
и мощь богатырская в свисте
доносится от подлецов!
Пустите же в шубу, убивцы!
Да есть ли крещены средь вас!?
Ну надо же так умудриться,
почти отморозился глаз.
Купец погрозил кулачишком,
с телячью башку он был
и в папином куцем пальтишке
по белому снегу поплыл.
«Сарынь на кичку!«несся клич,
бежали восемь на купца,
а он по батюшке Кузьмич
удался весь в отца.
Отец-потомственный казак,
трижды ходил в Царьград
и жить не мог и дня без драк.
Не батя-чистый клад!
И кто бежал, поди пойми,
столкнулись силы две.
В карманах шарили одни,
другой был рад игре.
И пуговцы летели в снег,
трещали рукава!
Кузьмич закутывался в мех:
Согрейся, голова!
А воры чуяли барыш,
хотя нашли лишь жмых.
Уж двое были вне игры,
бог принял четверых!
Купец блаженно щурил глаз:
лошадку я возьму,
а вам телегу про запас,
простите, что одну!
Кузьма-отец был очень рад,
когда пришел сынок:
вот видишь, все пошло на лад.
Я не продал-ты смог!!
Кто мог подумать, что на жмых
такой огромный спрос
и прав, видать, был тот старик,
что нам его принес!
Я, сын, имею бизнес-план,
закупим отрубей
и ты их все свезешь на бан,
притащишь соболей!
Мороз не страшен Кузьмичу,
шубейка-первый класс.
В церкви поставил он свечу
за упокой в тот раз.
Бродяга, синее чем прежде,
стоял на дороге в пальто
и щурил в напрасной надежде
последний глазок сквозь платок.
В пальто находилась засада,
убивец в едином числе
и финка сверкала, так надо,
традиции чтят на земле.
Купец распахнул сам объятия:
бродяги, для вас отрубя!
И вытряхнул всех он с понятием,
пальтишко забрав для себя.
Я скоро приеду-вы ждите.
Готовьте побольше, братва!
Дублёнок пяток припасите,
чтоб их обменять на ботву.
Вот так начинался в России
большой экономный подъём.
Коммерция может без силы,
но торг укрепляем битьём!
Сверкая единственным зубом,
из толстой фольги был зубок,
один из злобных и грубых
сбирал на тракте оброк.
21.08.2005
«Когда придет незванно горе…»
Когда придет незванно горе,
готов ли ты-дрожи, губа-
кривить лицо в безмолвной боли?
За что пытаешь нас, судьба?
А дух купается, ликуя,
во жгучем пламени беды
и в грустном танце эта лгунья
опять несет свои цветы.
Ты потерял любовь и веру.
Ты наг и злобен, как никто.
И я был зол, когда потери,
заплаты шили на пальто.
В моих глазах играли бесы,
творя внутри кромешный ад,
