– Разматываешь? – с деловым видом спросил Митяня.
Шурик не ответил.
– Ну, разматывай.
Старик по шажку медленно приближался к Ткачу, который по-прежнему что-то изучал в разложенной на коленях карте и периодически черкал карандашом в блокноте.
Митяня робко кашлянул у него за спиной. Старику очень хотелось сегодня выпить. Ради этого он готов был даже на маленькие жертвы.
– Ты чего крадешься, дед? – не поворачиваясь спросил Ткач.
– Да ничего. Я просто так, словечком перекинуться. Погода сегодня замечательная. В такую погоду хорошо с удочкой сидеть на тихой речушке и пивко попивать. Ты как думаешь?
– Если что-то конкретное спросить хочешь, то спрашивай. Если нет, иди, займись делом.
– Да нет, ничего, я просто так… Я это…
Ткач оторвался от бумаг и посмотрел на Митяню. Как старик не старался, но его глаза горели предательским желанием. В такие минуты он становился очень потешным – нервничал и не знал, какое выражение придать своему лицу. Краешки губ Командира дрогнули в попытке улыбнуться.
– Ладно, дед, уговорил, – сказал он. – Но чтобы завтра были у меня как огурчики.
– Ты о чем, Командир?
– Простачком только не прикидывайся, дед. Думаешь, я не понял, о чем вы там с Сиплым шептались. Или я ошибся? Тогда, извини, беру свои слова обратно.
– Нет, Командир, не ошибся. В самую точку попал. Значит, я пойду, бутылки в речку положу, чтобы охолонулись?
– Иди, положи. Только учти, напиваться до свинячьего визга, как прошлый раз, я все равно не дам. Понял?
– Конечно, понял. Практикант! – радостно крикнул Митяня в сторону машины. – Захвати авоську с жидкостью, а заодно канистру для воды и пошли со мной к реке.
– С какой жидкостью? – не сразу сообразил Виталик.
– Ты меня, парень, лучше не заводи. Я повторяться не люблю. Там в будке рядом с катушкой авоська в ящике лежит. Она там одна такая приметная. Как увидишь, хватай ее и дуй за мной. Только не разбей, а то за всю жизнь не расплатишься.
Митяня чуть ли не в припрыжку направился к реке. Следом за ним, позвякивая бутылками в авоське, плелся Виталик.
– Алкоголики, – беззлобно произнес Ткач, глядя на старика.
Командир немного взбодрился духом. Еще час назад он чувствовал не просто физическую усталость, а словно какой-то внутренний стерженек внутри него источился. Казалось, что былой кипучей энергии, которая двигала его с молодых лет из одного пекла в другое, почти не осталось. Цель впереди казалась малопривлекательной и не стоящей тех усилий.
«Ничего, повоюем еще. Так оно даже интересней», – подумал он и снова склонился над журналом.
– Александр Иванович. У нас проблема.
Это сказал Шурик. Кажется, он сказал свое первое слово за день. Если Шурик произносил слово «проблема», то ничего хорошего ждать не следовало. Он не умел ни преуменьшать окружающую действительность, ни преувеличивать ее. В последний раз, когда он произносил это слово, у них утонул магнитометр.
Бодрость духа у Командира сразу стала уменьшаться, как уменьшается напряжение на электродах после того, как выключат генератор. Ткач вопросительно уставился на Шурика. Тот сидел на корточках и держал в руках контакты антенны.
– Рация. Что-то в системе. Надо разобрать, – Шурик экономил на глаголах в своей речи.
Ткач отложил бумаги, подошел к рации и щелкнул тумблером туда-сюда. Лампочка напряжения не загоралась.
– Ты питание проверял?
Шурик кивнул.
– Наверно, кабель перетерся на сгибе. Подергай на контакте.
– Привет вам Гильденстерн и Розенкранц! – проорал Сиплый, выходя на полянку с огромной охапкой сухих веток (по всей видимости, Шекспира он тоже когда-то почитывал).
– Дам в рыло, – грубо осадил его Ткач.
– Понял, Командир, удаляюсь.
– Иди сюда, – полушепотом, словно из засады, кликнул его из-под небольшого обрыва у реки восторженный Митяня.
Сиплый бросил дрова на траву и спустился к воде.
– Ты чего так сияешь, дед? Шурупчик нашел?
– Дурилка ты азиатская. Пока ты там непристойные стишки на всю округу орал, я разрешение получил.
– Не шутишь?
– С такими вещами разве шутят.
Монголоидная физиономия Сиплого расплылась в счастливой улыбке, кожа заблестела на натянувшихся скулах.
– Я верил в тебя, Митрий Палыч. Всегда верил.
Он довольно хлопнул Митяню по плечу, тот хлопнул его в обратную. Только что в пляс оба не пустились от радости.
Виталик устраивал между камушков в воде последнюю бутылку. Руки ломило от ледяного холода. Сиплый присел с ним рядом, любовно поправил одну бутылку, переставил другую.
– Не грусти, Практикант, – весело сказал он. – Никуда твоя практикантка не денется. Сейчас по сто грамм пропустим, ты и сам ее забудешь. Бросишь к едрене-фене свой институт, останешься в нашем поселке. Тебе в общежитии комнату выделят, будешь с Шуриком псалмы каждый день читать и нам про Третьяковскую галерею рассказывать. Согласен?
– Эй, работнички! – из-за шума реки голос Ткача казался очень далеким.
– Слышишь, монгол? – Митяня предупредительно поднял вверх палец. – Командир зовет. Пошли, а то у него до первой рюмки настроение не устойчивое. Лучше его сейчас не дразнить. А ты, Практикант, смотри за бутылками, чтобы не уплыли.
– Уже идем! – крикнул Сиплый, торопливо взбираясь по каменистому подъему у реки.
Следом в раскорячку поднимался Митяня, скользя сапогами по мокрым булыжникам.
Ткач и Шурик ползали возле машины по земле на четвереньках и шарили руками в низкой траве. Сиплый сначала хотел сказать какую-нибудь шутку на этот счет (на языке опять вертелись строки из Онегина: «Мелькают профили голов и дам и модных чудаков»), но не рискнул и тоже на всякий случай опустился на колени. Митяня к ним присоединился.
– Чего потеряли? – спросил он.
– Кондёр.
– Чего?
– Конденсатор. Маленький такой, кругленький. Стали разбирать рацию, а он выскользнул из рук, я даже не заметил в какую сторону. Не растопчите только, осторожно ищите.
Рыжий сидел на крыше вахтовки и широко улыбался, глядя на эту ползающую по траве компанию. Ему тоже хотелось сказать что-нибудь остроумное, но он еще чувствовал за собой вину за произошедшее сегодня утром и решил промолчать.
Сиплый предложил выжечь траву. Предложение было настолько глупым, что даже Митяня не нашелся, что ответить. Они так проползали с полчаса. Ощупали каждую травинку. Важнейшая деталь была безвозвратно потеряна. Запасной у них не было, а без этой крохотной полупроводниковой штучки рация наотрез отказывалась принимать и посылать электромагнитные волны.
– Теперь хоть голубя в поселок посылай, – Ткач поднялся с колен и обтер руки о штаны. – Брежнев, наверно, места себе не находит. Я с ним договорился, что выйду на связь в пять, а сейчас уже почти семь.
Прежние пессимистические мысли вернулись в его голову. Большой беды в потере рации, конечно, не было. Это скорее беда для Зиновия Федоровича, который там с нетерпением ждет первых известий. Но в этих мелких неудачах чувствовалось присутствие какой-то потусторонней силы. Ткач не привык быть на поводке у событий, он сам всю жизнь эти события создавал и управлял ими.
– Александр Иванович, – снова подал голос Шурик (он единственный в отряде называл Командира по имени и отчеству).– Я попробую перепаять схему.
Ткач посмотрел на него невидящим взглядом.
– Да, да, Шурик… Попробуй… Попробуй.
Виталик по наказу старика нарезал хлеб. Митяня крошил картошку в висящий над костром котелок. Вода уже кипела. Пахло пряностями и чем-то еще.
– Незадача за незадачей, – бормотал старик себе под нос. – Может, Шурик плохо с утра помолился. Прямо бес какой-то водит нас целый день за нос.
– А я знаю, что это за бес, – лукавым голосом сказал Сиплый, который сидел тут же на бревнышке и ничем общественно полезным занят не был.
– Кроме тебя, других бесов здесь нет, – ответил ему старик.
– А ты на Практиканта посмотри.
– Чем тебе Практикант не угодил? Ну, заблудился парень, с кем не бывает.
– Да не в этом дело. Мы вместе уже сколько лет ездим, и ничего такого раньше с нами не случалось, а как он в отряде появился, так все и началось.
– Ну и что?
– А то. Практикант, как твоя фамилия?
– Носов, – через паузу ответил Виталик.
– А может Бедоносов?
Виталик то ли от неожиданности таких выводов, то ли от извечной своей неуклюжести резанул буханку по диагонали, и одна ее половина упала на землю.
– Практикант, твою ж московскую дивизию! – заорал старик. – Кто тебя учил так над хлебом издеваться?!
Когда уже совсем стемнело, они, наконец, расселись вокруг костра. Огонь отбрасывал искры вверх и пек колени жаром. Все пространство мира сжалось до размеров этого небольшого красноватого пятачка. Даже вахтовка осталась вне видимых пределов.
– Двигайся ближе, Практикант, я не заразный, – Сиплый азартно потер ладони. – Бутылка светлого вина, уединенье, тишина…
Виталик робко опустился на землю с самого края, в тени. Горький дым шибал в нос. Увернуться от него не было никакой возможности.
– А ты дулю ему покажи, – предложил вечно ерничающий азиат.
На брезенте разложили нарезанное сало, хлеб, тут же стоял котелок с уже готовой похлебкой, бутылки, жестяные кружки. Все с нетерпением ждали, пока усядется Командир и произнесет первый тост. Так было принято – пока Командир не скажет напутственного слова, даже прикасаться к водке не моги.
Шурик закрыл глаза и одними губами читал положенную перед принятием пищи молитву. Митяня цыкнул на Сиплого, который пытался мимикой передразнить Шурика.
– Ну что, алкоголики, заждались, – Ткач снова казался бодрым.
– Не то чтобы очень, но пора уже и принять, – захихикал Сиплый.
– Тогда разливай по первой.
Митяня махнул Сиплому рукой, но тот и без отмашки с радостью схватился за бутылку и свернул ей горлышко.
– С началом полевого сезона вас, мужики, – Ткач поднял кружку на уровень глаз. – Он у нас немного задержался в этом году, но я надеюсь, что это не повторится. В следующем году, если повезет в Карадоне, и в министерстве дадут денег, то начнем вовремя. Как в апреле уедем, так и до ноября.
Мужики тихонько загомонили, чокнулись, выпили, с чувством крякнули и потянулись ложками к котелку. Даже Шурик для приличия пригубил. Пьяное расслабление пришло не сразу. Ткач все еще думал об испорченной рации, несколько раз он что-то тихо сказал Шурику, сидящему по правую руку от него, и тот с пониманием кивнул в ответ, снова послышалось – «кондёр». Другие тоже до поры до времени не сильно шумели. Эта раскачка длилась недолго – до второго захода бутылки над кружками.
– А ты чего, Практикант, посуду свою отставил, – заметил Сиплый.
Все посмотрели на Виталика. Тот поежился под этими взглядами.
– Он, наверно, не умеет, – усмехнулся Рыжий.
– А чего тут уметь? Опрокинул ее в рот, вот и все умение.
– Не приставай к мальчонке, – одернул его Митяня. – Ему, может быть, нельзя. Здоровье не позволяет.
– От двух рюмок никто еще не умирал. Мы же все в одном коллективе, а он хочет лучше других быть. Ты запомни, парень, у нас таких не очень любят.
– Таких нигде не любят, – поддакнул Рыжий.
– Давай, Практикант, давай. Не позорь наш гвардейский коллектив. Это очень просто. Я научился этому еще в шестом классе. Дыхание задержал, выпил ее залпом и тут же закусил. Смотри как я.
Сиплый рывком плеснул водку в рот, поморщился, выдохнул, лихо занюхал рукавом.
– Это, конечно не мартини, – скороговоркой произнес он, продолжая морщиться, – но если не перебирать дозу, то не смертельно, а даже приятно. Без этого все равно жизнь не проживешь.
– Учительница первая моя, – хохотнул Рыжий.
Виталик взялся за кружку и задержал дыхание. Сиплый поднял указательный палец, дескать, замрите все, сейчас будет смертельный номер.
