Соня сдала редактору интервью в 16.30, и минут через десять текст появился на сайте. Не прошло и часа, как в редакцию позвонили из УВД. Звонил замначальника районного отделения, лично знакомый с Соней. Она каждый понедельник торчала на брифингах в управлении, проклиная их раннее начало. Но сейчас он набрал не напрямую Соне, как делал всегда, а секретарю главного редактора, чтобы показать, что разговор официальный и дело серьезное. Секретарь соединила с Соней.
– Да, добрый вечер, – раздраженно сказала Соня телефонной трубке и замолчала на полуслове, прислушиваясь к собеседнику. – Что? Не может быть. Понятия не имею…
– Да, да, – торопливо согласилась она и быстро записала что-то на столешнице карандашом, игнорируя бумагу, – завтра буду. Поняла, передано в прокуратуру. Обязательно. Адрес знаю. Фамилию следователя записала. Да, все будет с собой. – Соня повесила трубку. У нее в голове продолжал крутиться вопрос замначальника УВД: как вы узнали, что Вампир убит, ваша публикация – это провокация?
Как она узнала? Да никак! Она и предположить не могла, что дурацкий заголовок «Ты труп, Вампир!» окажется пророческим. Господи, это простое совпадение!
Тело Вампира нашли за несколько часов до выхода интервью. Он лежал голый на полу в своей квартире-студии. Его убили ударом ножа в солнечное сплетение. Рядом в луже крови плавал мобильный. Рэппер был мертв уже дня три. Он бы и дольше пролежал, но все трое суток его верный Дьявол выл так дико и страшно, что его слышали на улице через задраенные окна Вампировой квартиры. Соседи вначале звонили и стучали в студию Крохина, а потом вызвали полицию. Дверь взломали быстро, но внутрь попасть не смогли. Белый алабай, весь заляпанный кровью хозяина, стоял за его тело насмерть. Он рычал, заходился оглушительным лаем и остервенело кидался на каждого, кто пытался войти. Криминалисты попали внутрь после того, как кинологи вкололи измученному псу снотворное.
Соня видела эту псину, имела удовольствие. Щенком Дьявол был величиной с овчарку, пока не вырос до размеров медведя. Он казался ей неуправляемым диким зверем, во всем покорным своему хозяину – ему одному. Соня не любила собак и боялась их, были у нее на то свои причины. Дьявол чувствовал ее страх и сообщал ей об этом глухим рычанием. Алабай вернул ей детские воспоминания, которые ранили ее и пугали. Соня была убеждена, что держать в московской квартире, пусть и просторной, такое чудовище – безумие. Ради охраны? Но Дьявол не уберег хозяина от убийц.
Завтра Соню ждали в прокуратуре на допрос. Вместе с диктофонной записью их разговора. И объяснениями, как вышло, что интервью появилось в тот день, когда нашли труп. В совпадения в прокуратуре не верили.
– Что за гребанный мир! – зло сказала Соня и двинула ногой по корзине с мусором. – Еще один ужасный день, который никак не закончится. – Прокуратуры она не боялась, понимая, что не представляет для следствия реальной ценности. Завтра ей истреплют нервы, потратят ее время, и все. Завтра все закончится. Покойся с миром, Влад, больше не увидимся.
Прокуратура на следующий день сюрпризов не преподнесла. Соня просидела два часа в коридоре, ожидая следователя ради десятиминутной аудиенции. Им оказалась молоденькая Татьяна Кочура, которую Соня знала по брифингам.
– Ну ты, мать, отожгла, – воскликнула Кочура, как только они оказались в ее кабинете.
– Задавай свои вопрос, – отозвалась Соня. – Я целый век прождала в коридоре.
– Не нуди, начальство собрало экстренное совещание. Смерть Крохина навела шороху. Хотя чего вибрировать? Был бы висяк, другое дело, а так убийство почти раскрыто.
– Раскрыто? Так быстро?
– Дом, где жил покойный, напичкан камерами. Точное время смерти уже не установить, долго пролежал, да это и не нужно. За три дня у него был всего один посетитель. Ее-то сейчас и ищем. Засветилась на всех записях. И на входе в квартиру, и на выходе. Вампир сам ей открыл. Думаю, его знакомая.
– Его убила женщина?
– Она, родимая. Причем с такой внешностью, что мимо не пройдешь. Одна коса чего стоит. Найдем в два счета.
– С трудом верится, что Вампира убила баба. Он же…
– Гей?
– Убежденный.
– Конечно, гей. А ты считаешь, только ревность – весомый повод, чтоб человека грохнуть? Мерзликина, ты меня удивляешь.
– Подожди, про какую косу ты говоришь? Вампира убили косой?
Кочура внимательно посмотрела на Соню – придуривается или вправду тупит. Та выглядела устало, бледнее обычного и во время разговора нервно грызла ногти.
– Так, – подытожила следователь, – ни про какую косу на голове я тебе не говорила. И писать об этом нельзя. Тайна следствия и все такое, не маленькая, разбираешься. Запись интервью с Крохиным принесла?
Соня протянула флешку. Аудиенция в прокуратуре была окончена.
Глава 3.
Сорок покойников
на Плещеевом озере
Василий Эдуардович Аристархов с утра ломал свою светлую голову, подыскивая решение навалившейся проблемы – что делать с бесконтрольными бесами. Мозг Аристархова с сумасшедшей скоростью подыскивал варианты, обдумывал их и отбрасывал, как неподходящие. Куда ни кинь, выходил клин. И при любом раскладе проблема получала недопустимую огласку.
На рабочем столе федерального коллектора множились пустые стаканы в фирменных ведомственных подстаканниках. Он пил чай с коньяком и лимоном. И чем дольше искал решение, тем больше становилась доля коньяка и меньше – чая.
Бесы. Черт бы их подрал.
Все началось с череды странных убийств, прокатившихся по региону, и каждое было связано с ведомством Аристархова. Пока это понимал он один. Понимал он и то, что скрыть эту связь ему не удастся.
Его бесовские коллекторы пытали, а затем убивали должников, причем настолько изощренно, что в это с трудом верилось. Кровь и жуткие подробности убийств выплеснулась в новостные программы и интернет. Но пока их никак не связывали с взысканием долгов. По каждому эпизоду начиналось следствие, которое быстро заходило в тупик. Зацепок не находили ни по одному из убийств. Ни отпечатков, ни улик, ни свидетелей, ни биоматериала преступников – хвосты идеально зачищены. Не преступления, а стерильные операции – сплошная чертовщина. Дела разваливались на глазах.
Его бесовские коллекторы ввели криминальную моду на казнь «синий таз». Ноги жертвы опускали в синий пластиковый таз и заливали бетоном. Бетон застывал, человека бросали в водоем. Всегда в один и тот же – в Плещеево озеро, расположенное к северу от Москвы, в городке Переславль-Залесский. У бесов уже появились подражатели. Но такие дела раскрывались сразу – в преступлениях отсутствовал идеальный бесовский почерк.
В Плещеево озеро впадает река Трубеж, в устье которой полно лодок – рядом стоит Рыбная слобода, которая до сих пор кормится ловлей Плещеевской ряпушки, как и века назад. Должников по одному привозили из Москвы в Переславль, грузили в лодку, отплывали с ними подальше от причала, затем выбрасывали за борт. Даром, что у берегов воды по колено, на середине глубина доходит до двадцати пяти метров.
Казалось, все концы в воду, а остальное доделают рыбы, которыми славится Плещеево. Но бесов подвел расчет, и все преступления вскрылись разом. По левую руку от устья реки Трубеж по береговой озерной линии построена набережная – длинная обзорная площадка с великолепным видом на озеро и окрестности. Тут же стоит церковь Сорока Севастийских мучеников, воинов-христиан, казненных за веру при императоре Лицинии. По преданию, утопленных, а затем преданных огню.
Сразу от набережной начинается приличная глубина. Если оказаться в воде, когда в церкви Севастийских мучеников звонят колокола, можно испытать потрясающие ощущения. Воды Плещеева будто впитывают в себя колокольный звон и передают эти вибрации телу, наполняя его какой-то первобытной музыкой.
Характер у озера буйный и своенравный. Образованное ледником, оно во все времена – и до принятия христианства на Руси, и после – имело сакральное значение. К воде спускается Александрова гора, на которой стояло древнее поселение племени мерян – городище Клещин с языческим капищем, святилищем славянского бога Велеса.
Велес – не кто иной, как рогатый «скотий бог», покровитель земледельцев, скотоводов, чародеев и целителей, проводник между мирами, второй по значимости в славянском пантеоне. Выше – только Перун. В противовес громовержцу Перуну Велеса частенько именуют просто демоном, злым духом или чертом. К владениям Велеса относятся правь, явь и навь: законы бытия, реальность и загробный мир.
Сердцем Велесова капища на Александровой горе служил Синь-камень, огромный валун весом в двенадцать тонн, который получил свое название благодаря одной особенности. Во время дождя он меняет серый цвет на ярко-синий. В плотной водяной завесе этого не видно. Нужно немного солнечного света, луч, пробившийся сквозь тучи, чтобы он вспыхнул. И стал не чем-нибудь, а недреманным оком Велеса, демона и владетеля подземных горизонтов. Оком чистого аквамаринового цвета.
Синий камень или око Весела обладал собственной волей. При Василии Шуйском его сбросили с Александровой горы на берег озера по личному указу царя, дабы прекратить вокруг него языческие хороводы и жертвоприношения. Не помогло.
После низвержения Синь-камня ритуальные пляски с кострищами и языческими обрядами вокруг него продолжились. Этого церковь не стерпела. И в семнадцатом веке дьякон Онуфрий по распоряжению преподобного Иринарха Ростовского закопал бесовский камень в землю у береговой линии озера, думая, что хоронит его навсегда.
Вслед за камнем похоронили и самого дьякона – он внезапно заболел лихорадкой и скоропостижно скончался. После смерти Онуфрия камень начал вылезать из своей «могилы». На поверхности появилась макушка, потом показались бока, и за десяток лет око Велеса полностью выползло на поверхность земли. Вытолкнули его подземные воды, движение почв или иная сила земных глубин – неизвестно. Только валун снова светил на берегу озера, как синее бельмо на глазу.
Тогда православное духовенство решило избавиться от него радикальным способом: использовать в фундаменте возводимой Духовской церкви. Стояли лютые морозы, когда камень выдернули из земли и на санях потащили на другой берег Плещеева, к месту строительства. Везли напрямик, краткой дорогой, через замерзшее озеро с метровым льдом, экономя десятки верст объездного пути по берегу, долгого и муторного.
До церкви не дотянули. В пути под тяжелой поклажей лед на озере треснул, сани провалились в черные воды Плещеева, и камень утонул, утащив с собой лошадей и перевозчиков. Казалось бы, вот и сказочке конец, сгинуло окаянное око. Но не тут-то было! Меньше чем через столетие Синь-камень снова выполз на берег, причем на то же самое место, где лежал раньше, до своих первых похорон силами несчастного дьякона Онуфрия. Об этом феномене в свое время написали «Владимирские губернские ведомости».
Больше синее око Велеса месторасположения не меняло. В нашем веке паломничество к камню продолжается. Подношения делают разные: монеты, еду, цветные ленты, которые повязывают на мостки, ведущие к воде, и на стоящую у берега иву. На камень изливается поток жалоб, просьб и молений. Мало кто соображает, что обращается со своими просьбами напрямую к подземному божеству и с ним же заключает сделку, оставляя подношение в качестве оплаты. Включили бы голову, наверняка ужаснулись.
Плещеево озеро, где располагается Велесов камень, имеет колоссальные размеры, и бури тут бывают такие, что волны поднимаются до небес. Метров на восемь, а иногда и выше. И это сейчас, когда воды озера обмелели, и оно уменьшилось в размерах. При юном Петре Первом, построившем здесь свой потешный флот, озеро имело максимальный размах и дикий нрав. Не озеро, а маленькое внутреннее море с ветрами и штормами.
Как-то ночью, в разгар бесовских разборок с должниками казны, на Плещеевом случился очередной шторм. Вода начисто снесла ограждения набережной и оставила на деревянном настиле свое послание – мертвые человеческие тела. Ровно сорок трупов. И у всех ноги или то, что от них осталось – в синих тазах с бетоном.
В то злосчастное утро, когда их обнаружили жители Рыбной слободы, в небе над церковью Сорока севастийских мучеников появилась яркая, иррациональная, разорванная дуга радуги. Будто бы ее шутки ради зацепили за острые купола храма, да так оставили висеть рогами вниз.
Утопленники, местами объеденные рыбами до костей, были в жутком состоянии. И на теле каждого – где полностью, где частично сохранившееся, имелось синее клеймо: перевернутая вверх ногами и рассеченная посередине литера А, заключенная в круг. Кто-то видел в этом знаке не А, а рожки, а под ними – треугольник, направленный острием вниз.
Когда Аристархову положили на стол отчет о происшествии, он сразу понял, чьих это лап дело. Еще до того, как следствие и криминалисты получили результаты вскрытия. Фотографии трупов он просматривать не стал – замутило от первых снимков. Ограничился подробным описанием.
Сорок убийств у стен церкви Сорока севастийских мучеников, рядом с капищем и оком Велеса, – на такое были способны только его новые сотрудники с их демоническим кровавым почерком. О том, что казни ритуальные, да и не казни вовсе, а жертвоприношения, Аристархов в первый момент не подумал.
СМИ окрестили бесов «Переславскими палачами». Быстро всплыл факт, что у всех убитых имелись крупные долги. Засветилась связь между кредиторами убитых, среди которых числились частные инвесторы, банки и много кто еще. И тот факт, что все долги были переданы в коллекторское управление. Число версий росло.
СМИ додумались до предположения, что криминальное сообщество создало единую спецструктуру по выбиванию долгов, которая обслуживает интересы крупных кредиторов. Оставалось только добавить, что такая структура уже существует, но на государственном уровне – федеральное коллекторское управление Аристархова, – и провести параллели.
Василий Эдуардович понимал – один неверный шаг, и он пропал. Он в полной мере осознал, что ситуация окончательно вышла из-под контроля, и он – пешка, которую сбросят с игрового поля в любой момент. Он нутром чуял неприятные вибрации от закачавшегося под его седалищем чиновничьего кресла.
Казни на Плещеевом оказались первой главой коллекторского мракобесия. Кровавые междоусобицы перекинулись внутрь ведомства. В Москве на детской площадке был убит сотрудник федеральной коллекторской службы, пристав Юрий Милованов, из числа людей. Он получил по голове обрезком трубы, когда ранним утром шел на работу. Свидетелей не нашлось. Улик тоже. Знакомый почерк – идеальное убийство. Правда, без синего таза и клейма. Правоохранители утонули в море версий и списках подозреваемых – Милованов вел полторы тысячи долговых дел. Врагов у него был легион.
Один человек во всей Москве понимал, что происходит, и знал причину убийства. Милованов, работая бок о бок с бесами, начал задавать лишние вопросы, сделал попытку организовать внутриведомственное расследование их деятельности. Его служебная записка легла на стол Аристархову. И пока Василий Эдуардович раздумывал, как поступить с ретивым Миловановым, бесы, не дожидаясь указаний, проломили голову любопытному коллеге. На Плещеево озеро не повезли – Милованов не был должником – грохнули милосердно и по-свойски, у дома.
В одиночку остановить бесов Аристархову было не по силам. Дело шло к катастрофе государственного масштаба, но гений Василия Эдуардовича отыскал выход. Аристархов договорился о личном визите к патриарху. Приехал с повинной головой и выложил все, как есть. От и до. На коленях стоял. Только Демида Лахова упоминать не стал, зачем человека лишний раз трепать. Боялся одного – что его сочтут сумасшедшим торчком, потерявшим берега.
Патриарх, родившийся в отчаянно-безбожные советские времена и повидавший в миру всякое, от услышанного пришел в замешательство. Но в исповедь коллектора поверил и помощь пообещал. После череды проверок и дознаний церковь включила наработанную веками православную мощь. Столичные экзорцисты для усмирения бесов не годились – специализация не та, и за помощью обратились в патриархат Константинополя, основанный когда-то апостолами Андреем и Иоанном Богословом. Первоочередной задачей было полное подчинение сущностей и прекращение кровавых расправ. Вторая цель – расторжение бесовского контракта.
Аристархов ожидал увидеть боевой отряд христианского спецназа, но вместо православного воинства греки прислали двух монахинь. Главный пристав всея Руси воспринял это как издевательство, но его разочарование быстро сменилось удивлением, а удивление – благоговейным ужасом.
Глава 4.
Заклятые подруги
Друзей у Сони, несмотря на огромный круг общения, было немного, всего двое. Сашка Орешко, они водили дружбу с университета и знали друг друга как облупленных, и Миша Гештупельтер, которого все называли Гешей. Характером Соня отличалась взрывоопасным, и такой расклад никого не удивлял. Удивляло, что эти двое ее терпят.
Коллеги за глаза называли Мерзликину Мерзавкиной, преувеличивая лишь отчасти. Соня временами бывала настоящей гадюкой, ядовитой и язвительной. В общении она бывала довольно экстравагантна и напориста, временами не без жестокости. Не спускала промахов и била наотмашь, пока оппонент не затыкался и, измученный, не давал себя закопать. Для Сони в принципе отсутствовали авторитеты, на чужое мнение она плевала с высокой колокольни. Стояла на своем до гробовой доски. Чужой, разумеется.
Как-то под новый год, не моргнув глазом, она стянула со стола знакомого чиновника, мздоимца и пройдохи, годовой отчет, который тот по старинке исправлял не в цифровом виде, а на бумаге. Неделя труда и согласований, двести страниц записей и правок, сделанных вручную, чтобы потом отдать их секретарю для внесения в финальный документ.
Соня избавила секретаря от напасти. Она смахнула единственную копию отчета со стола себе в рюкзак, когда чиновник отвлекся. А на выходе из здания администрации бросила его в мусорный бак. Зачем? Она затруднилась бы с объяснением. Но припомнила бы все прегрешения автора правок, добавив, что бог шельму метит.
Была ли Соня бессовестной дрянью? Самую малость. А вот несчастной и несчастливой – в полной мере. Она обладала способностью видеть все в пасмурном свете, словно окна, сквозь которые она смотрела на мир, были грязными. Это как в свежем наливном яблоке угадывать несуществующую, но грядущую гниль.
После допроса Соня вышла из прокуратуры и посмотрела по сторонам. В ее ситуации полагалось радоваться – история с убийством разрулилась, до нее перестанут докапываться. Будут ловить тетку с косой на голове, которая грохнула Вампира. Вопрос с Дьяволом оставался неразрешенным: почему эта зверюга не защитила хозяина? Но Соня выкинула алабая из головы – как только убийцу поймают, соберут прессу и обнародуют подробности. Дело-то резонансное. Про пса можно будет отдельно уточнить.
И все же радости не было. Соня стояла на солнечной стороне улицы, ей было тоскливо, как в ненастье. Все осточертело. Чем дольше она жила, тем меньше видела в жизни гармонии и смысла. История с Вампиром это подтверждает.
Возвращаться в редакцию было бессмысленно, новостей у нее все равно нет. Можно забежать на работу к Гештупельтеру – он тут недалеко – и выпить кофе. Или отправиться к Сашке, замаливать грехи, они уже неделю не разговаривали.
Причины взять паузу в общении у Саши Орешко были. Соня переспала с ее приятелем, на которого та строила планы. Соня знала об этих планах, но виноватой себя не считала. Во-первых, отношений она не разбивала – не было еще никаких отношений, во-вторых, ей на Сашкиного приятеля наплевать. Секс был случайный, из прихоти, под влиянием момента. Ну было и было, зачем шум устраивать? Соню не мучило чувство вины, она не делала из случившегося тайны. Ее терзала пустота, образовавшаяся на том месте, которое в ее жизни занимала университетская подруга, когда они перестали разговаривать.
Сашка на произошедшее смотрела как на предательство, посягательство на то, что принадлежит ей одной. Соня отказывалась понимать ее истерику. Она вздохнула и набрала Сашкин номер. Пора налаживать отношения.
Они договорились встретиться через пару-тройку часов в кафе на набережной – маленьком уютном заведении с огромными окнами во всю стену. Окна создавали ощущение аквариума, и посетители чувствовали себя рыбами, заплывшими в эти воды на чашку кофе.
– Дождешься меня? – спросила Орешко.
– Думаю, да, посижу, поработаю. У меня ноутбук с собой, – согласилась Соня. – Сможем все обсудить.
– Договорились. Дождись, у меня новости.
В кафе Соня выбрала столик в углу у окна. От барной стойки его отделяли две колонны. Она открыла ноутбук. Старалась сосредоточиться на словах, которые нужно сложить в связный текст, но ее отвлекало окно и то, что за ним происходило. Работалось со скрипом. Она бросила писать, почитала новости, потупила в соцсетях и заказала вторую чашку кофе. Отодвинула ноутбук и развернулась к окну рассматривать улицы и прохожих.
Собиралась гроза. Жара сдавалась и отступала. Огромная сизая туча, похожая на надувной матрас с оборванными краями, медленно и лениво наползала на Москву. Туча гнала перед собой порывистый ветер, который бросал в прохожих горсти песка и мелкого мусора. Она закрыла половину неба, и резко потемнело. Послышались первые раскаты грома, будто кто-то прокатил по крышам окрестных домов чугунные шары. Ветер стих, и на мостовую упали редкие жирные капли дождя.
– Сейчас начнется, – вслух произнесла Соня, не отрываясь от окна. Она увидела Сашку, которая бежала через дорогу к кофейне под зарождающимся ливнем. Она бежала не одна. С ней был Макс, из-за которого они назначили сегодняшнее разбирательство – тот самый Сашкин приятель, с которым у Сони случился секс.
Пару недель назад Орешко назначила им встречу на троих, чтобы познакомить, но задержалась на работе. Они оба пришли вовремя, болтаться по городу в ожидании Сашки не хотелось, и они отправились в студию, которую снимал Максим. Он занимался фотографией. В лофте на стенах висели репродукции полуобнаженных морфинисток Матиньона, Моро де Тур и Русиньоля. Соня оголила плечи и закатила глаза, передразнивая изображения, Максим взялся за фотоаппарат. Чем это закончилось, известно. Ни Соня, ни Макс после фотосессии не проявляли друг к другу интереса. Но Саша сочла себя преданной и оскорбленной.
Сашка ворвалась в кафе и подлетела к столику за колоннами в момент, когда за окном хлынул ливень. Дождь волнами забил в стекла. Ощущение аквариума стало полным, только вода была не внутри, а снаружи. В динамиках заведения заныла скрипка, дополняемая басами громовых раскатов. На улице стихия заливала мостовую, смывая с нее дневную усталость.
– Даже смотреть на это безобразие не хочу. Еле успели. Чуть-чуть и промокли бы до нитки. – Саша шумно устроилась спиной к окну. Максим сел напротив нее, рядом с Соней.
– Я рад тебя видеть, – сказал он Соне.
– Аналогично.
Соня посмотрела на Сашку. Та была в приподнятом, суетливо-деловом настроении. Ей очень шло радостное возбуждение, пусть и наигранное. Внешне Орешко была полной противоположностью Соне. Аппетитная и румяная, она приблизилась к той черте, за которой пышность переходит в непривлекательную и нездоровую полноту. Приблизилась, но не перешагнула. Сашка носила короткую мальчишескую стрижку, чтобы укротить свои волосы, вьющиеся мелким бесом. У нее был огромный бюст, которым она гордилась и стеснялась одновременно, называя груди сисяндрами.
– Ну что ж, – сказала Сашка, шумно выдохнув полной грудью, – давайте заново знакомиться. Макс, это Соня, моя подруга. С универа дружим. Соня, это Максим. Мы с ним встречаемся. – Победно закончила она.
– Поздравляю, – вяло откликнулась Соня. Ее эти отношения не волновали. – Давно?
Вопрос повис без ответа. И Соня сделала вывод, что кроме секса у них больше ничего не было. Но переспать они переспали, один раз минимум. Для Сашки это главное. Так она метит территорию и определяет, где ее, а где – чужое.
Общения в этот вечер не получилось. Саша пыталась поддержать разговор, пока не поняла, что говорит в основном сама с собой, остальные отвечают односложно и неохотно, рассеянные и словно полностью поглощенные стихией за окном. Друг друга они игнорировали. Саша сдалась и замолчала. Она развернула свой стул к окну и сосредоточилась на буре, которая штурмовала улицу и стучала градом в стекла, надеясь проникнуть в их аквариум. Зрелище было грандиозное.
Они просидели в кафе до позднего вечера, так ничего и не выяснив. Хрустально чистый после грозы и ливня вечер перешел в беззвездную ночь. В метро все трое спустились на Тургеневской. Сашке нужно было на салатовую ветку, а Соня и Макс свернули в переход на красную линию. На одну ветку, но на разные поезда.
Сашка помедлила, а потом не спеша отправилась за ними. Она не планировала следить за Соней и Максом, она хотела убедиться, что все в порядке, без сюрпризов. Что они поедут спать в свои квартиры. Он – вверх по красной ветке, она – вниз. Отчего-то Саша нервничала и мысленно корила себя за недоверие. Но ноги продолжали нести ее на «Библиотеку им. Ленина».
Станция оказалась пустой. Только что ушли поезда в оба конца. На платформе не было колонн и закутков со скамейками, где можно спрятаться, только лестница для перехода на другую ветку. Там они и стояли. Слишком близко друг к другу, решила Орешко. Сашку они не видели. Да и она поначалу не разглядела, что они держатся за руки, переплетя пальцы. О чем они говорили, Саша расслышать не могла. Но Максим наклонился и поцеловал Соню. И Соня ему ответила. Она провела рукой по его щеке и обняла за шею.
Сашка рванула обратно к ступеням, надеясь остаться незамеченной. У нее перехватило дыхание, в горле появился комок, который мешал дышать. В глазах стояли злые и горячие слезы. Она ответила на его поцелуй, бессовестная стерва! Она ведь знала, все знала про их отношения и про ее, Сашкину, заинтересованность в этом человеке! Тот факт, что инициатива с поцелуем принадлежала Максиму, Сашке казался несущественным.
Подъехал поезд. Сашка убедилась, что они зашли в вагон, продолжая держаться за руки, а потом трясущимися пальцами достала телефон.
– Геша, у меня беда, – сказала Сашка в трубку. – Да, прямо беда-беда, а не как обычно, – закричала она. И заплакала.
