Анвар Расулович Кураев "Время перемен"

Александр решил убедить его:

– Послушайте, зубы ведь выдирают, если они гнилые. Или отсекают ногу, поражённую гангреной. Тут то же самое, только внутри. Нужно делать, иначе парень умрёт. Решайте быстрее, я должен подготовить всё до бури.

– Отец, болячка у меня в животе не выйдет с простым поносом, я чувствую. Доверься ему, они ведь лечат царей, это всем известно! – неожиданно вмешался сын.

Древний удивлённо посмотрел на парня:

– Редко кто из больных сам настаивает. Ты понимаешь, что резать будут именно тебя?

– Дак, коль не резать, я умру в мучениях, правильно?

– Ваш сын не трус, мне редко попадаются такие, кто соглашается сам. Перетащите его в центр лагеря, когда солдаты всё подготовят, я за инструментами.

Александр развернулся и зашагал прочь, пресекая все возможные споры. Он предчувствовал тяжёлую ночь.

– Байл, они не заразны, подходить можно, – прошептал он взводному, – Если не принесут парня ко мне сами, притащи его силой, понял?

– Что-ж, полагаюсь на мудрость древних. Не получится ли, как в прошлый раз?

– Не должно, Байл, не должно…

– Но учти, держать фонарь будет кто-то другой. Я этого дерьма насмотрелся ещё тогда, когда ты лечил того купца.

Пока Александр отыскивал скальпели, зажимы и прочее у себя в вещах, солдаты уже разгрузили часть телег, что ехали впереди, и сейчас спешно переворачивали на бок, делая стену лагеря. Шторм приблизился: теперь различить его почти не составляло труда.

«Успеют ли всё собрать?»

Вот и его тележка подъехала. Несколько солдат сразу подскочили к ней, одновременно начали разгружать и снимать тент. Люди суетились, а караван быстро превращался в убежище. Солдаты накрепко привязали гуляй-город сверху, кое-где прикрыв дыры щитами, поставили пару телег внутри в качестве опор. Оставалось только окопать и обернуть палатками, чтобы вода не заливалась внутрь.

Александр не стал терять время и готовил место для операции загодя, показывая Байлу, какую часть лагеря огородить. Повозка встреченной ими семьи не подошла. Её оставили снаружи, но укрыли у себя людей и их нехитрый скарб.

Беспокойство, что больного придётся силой тащить на операцию, развеялось, когда отец спросил, куда его положить.

«Теперь главное хорошо прооперировать» – настраивался древний, протирая инструменты спиртом.

– Байл, поставь людей вокруг, чтоб не пускали посторонних. И дай мне человека с фонарём, – раздал указания он.

– Да, с фонарщиком мы уже определились, – усмехнулся взводный.

Один из солдат на этих словах подтолкнул вперёд новичка, Сибальта, как бы показывая, кто будет светить.

Сибальт стоял со слегка смущённым и рассеянным лицом. По всему видать, он не рвался на эту роль.

«Наверно, тянул жребий»

– Иди сюда, – обратился он к новобранцу, – Когда я начну лечить, буду говорить вслух, комментировать каждое действие. Не пугайся – это не шаманские заклинания, просто мне так легче делать дело. Понял?

Сибальт неуверенно кивнул.

– Фонарь держи сверху, не тряси. Если мне нужно будет подвинуть его, я просто передвину твою руку куда надо, без лишних слов. Иди, разожги два фонаря. Один поставишь рядом, про запас.

Солдат отошёл, а древний принялся на ощупь искать обезболивающее. Люди Байла уже почти затянули убежище палатками, стало темно.

Рядом разожгли фонарь. Александр повернулся.

– Посвечу тебе, пока не началось, – навис над ним взводный.

«Наверно, он тоже волнуется, пытается занять себя хоть чем-то».

Александр нашёл порошок, воду.

Пришёл новенький.

– Ну всё. Удачи тебе, древний, – устало проскрипел Байл.

Александр сосредоточенно кивнул: он уже настроился на операцию. Смешал дурманящий порошок и воду в миске, дал выпить больному, тщательно протёр бок. Подождал пару минут, передвинул руку Сибальта с фонарём ближе, чтобы видеть лицо. Взгляд парня стал размытым, блуждающим.

«Можно приступать».

Александр поднял ему рубашку, взял скальпель. Наметил, где будет резать, и твёрдым ровным голосом произнёс:

– Делаю косой разрез в правой подвздошной области.

И с этими словами, как специально, снаружи ударил гром. Ветер налетел, хлопая накрепко привязанными палатками, забарабанил дождь… Рука Сибальта дрогнула, послышался испуганный шёпот солдат, уже выставленных в охранение вокруг места операции.

«Проклятая буря. Из-за такого антуража они ещё сильнее укрепятся в мысли, что перед ними страшный колдунский колдун… Но отступать поздно, не зря же я травил парня наркотиками».

Александр выкинул лишнее из головы, аккуратно и точно выполнил разрез, пачкая руки кровью.

– Послойно рассекаю ткани передней брюшной стенки.

Он продолжил работать, но фонарь переместился, стало плохо видно. Это Сибальт повернул голову в другую сторону. Древний уверенным движением вернул его руку с фонарём на место и сказал:

– Не отворачивайся, а то рука гуляет.

– Я что, должен смотреть? – со смесью страха и отвращения ответил Сибальт.

– Смотри куда хочешь, только не отворачивайся, – холодно ответил древний и продолжил дело.

– Назад! Я скажу, когда можно подойти! – услышал он голос Байла совсем рядом. Кто-то отошёл от него и сел у стены убежища.

– Вывожу слепую кишку в рану,– он вытащил кишку с воспалённым аппендиксом, – Накладываю зажимы…

Парень застонал, но это был лишь наркотический бред, а не стон боли. Легат продолжил. Тщательно наложил необходимые зажимы, швы. Буря свирепствовала. Вода проникла сквозь привязанные палатки и тонкой струйкой полилась рядом с головой больного, иногда попадая ему на лицо, колеблясь. Сибальт засуетился.

– Ничего. Главное, что в рану не льёт. Сиди смирно, – прервал метания Александр.

Он уже спешил. Не хотел, чтобы парень потерял много крови. Отсёк, что нужно, затянул, зашил, обработал. По ощущениям, на всё ушло около часа.

Гробовое молчание сопровождало его, когда древний растолкал охранение, вышел с окровавленными руками к родителям мальца и решил приободрить их:

– Похоже, я сделал дело как следует. Теперь очередь за вами, – он довольно улыбался.

– Я говорила, дурачьё, нужно было сразу спросить у него за плату! Мы не цари, у нас нет гор золота! – раздражённо набросилась на мужа жена.

Александр совсем забыл про деньги. Хотел растолковать, как ухаживать за парнем после операции, да сейчас ему напомнили о кодексе врачевания древних. Если древний излечил – он всегда берёт плату. Такой пункт внесли в кодекс давно. Как-то один из них провёл две операции бесплатно, сжалившись над больными. Это получило широкую огласку и его всё чаще просили лечить за так. Он всё чаще поддавался, операции занимали всё больше времени, не принося монет Стране Древних. Тогда их запретили. Кодекс гласил: «Осуществляя лечение, посланник должен убедиться, что он и страна получат максимально возможную экономическую выгоду от проведённого лечения».

Александру случалось забывать про кодекс пару раз, но нарушать сознательно – никогда. Он сильно опасался, что на родине узнают, случись ему нарушить кодекс.

Сейчас он смотрел на мужчину и женщину, окружавшие их мешки, людей рядом. Дешевая, поношенная одежда, ни одного сундука на всю компанию. Старая телега, которую Байл побоялся использовать для убежища и оставил снаружи.

«Да… Максимальная экономическая выгода», – улыбнулся древний.

Но что-то потребовать было нужно, иначе могут разойтись слухи, что древние опять лечат бесплатно. Тогда ему прилетит нагоняй.

– Будете стирать мне одежду, пока караван в пути, и как следует ухаживать за сыном. Он очнётся часа через три и почувствует боль, но это ничего. Первое время возможен жар. Не давайте ему напрягаться и много пить. Есть пока нельзя. Сейчас я уйду спать. Что дальше поговорим потом.

Ветер налетел сильным порывом, и крыша протекла прямо у Александра над головой. Резвая струя попала на волосы, он отстранился и подставил под неё руки, отмывая, пока кровь не присохла, улыбнулся, довольный найденному решению с оплатой и так кстати возникшей струйке воды. Затем помыл, протёр спиртом и собрал инструменты, приготовил постель и улёгся спать, отметив довольно много свободного пространства вокруг себя: люди чурались колдуна…

***

Новый день встретил их размытой дорогой. Телеги вязли и выворачивали комья грязи, караван едва не топтался на месте. Байл не сильно подгонял взвод – опытный воин, он понимал: лучше нагнать упущенное потом, по сухой дороге, чем напрасно рвать жилы сейчас.

Александру нравилось это утро. Мир, обновлённый после бури. Чистое красивое небо: казалось, оно хочет заполнить собой и всё пространство внизу, на земле, отражаясь через лужи. И забывалось вчерашнее отчуждение людей, недовольство матери парня, суеверный ужас в глазах Сибальта… Умение радоваться простым вещам всегда помогало. Древний подумал, уже в который раз, что большую часть жизни провёл в дороге и может считать её вторым домом. Он направил лошадь к телеге бедняков и обратился к лежащему на ней парню:

– Как себя чувствуешь?

– Осталась только боль от раны, и голова немного дурная, – ответил мальчик, глядя на него.

– Это от наркоза, к вечеру пройдёт. Учти, первую неделю нужно лежать. И ещё три нельзя поднимать ничего тяжёлого, иначе можешь до конца не поправиться. Исполнишь мои указания – будешь здоров, как бык.

Мальчик кивнул, а мать одарила древнего холодным взглядом. Он даже не удостоил её взглядом, просто развернулся и поехал прочь. Всем не угодишь, это давно известно.

К полудню дорога стала полегче. До Страны Оазисов оставалось суток восемь. Его целью был первый оазис, самый крупный, Бен-Изирь, стоящий на границе степи и пустыни. До темна отряд решил сделать привал: небольшая речушка, бегущая со стороны леса, изгибалась петлёй к их дороге, приглашая на остановку. Берущая начало где-то в лесу, здесь она была мутная и медленная, но хоть какой-то источник воды.

Вечером Александр сидел возле костра, укутанный в одеяло, глядя, как тётка стирает его вещи в большом котле, одолженном у солдат за деньги.

«И все эти танцы с бубном для показухи. Для убеждённости всех и вся: они заплатили древнему за операцию, как и положено. Глупо. Но кодекс есть кодекс».

Тётка натянула верёвку меж двух телег и сейчас развешивала постиранное.

К костру подсел Байл:

– Ну и задал же нам мороки твой кодекс. Опять жрать сушёное мясо, так ещё и котёл мыть.

– Ничего лучше я придумать не смог.

– Ты платишь…

Байл часто это повторял – дескать, мы, наёмники, сделаем всё, что сможем, если у тебя хватит денег. Денег всегда хватало – древние не бедствуют. Но Александра вечно подмывало спросить: «А что, если я попрошу без денег, Байл? На что ты готов?» Александр хотел задать этот вопрос и одновременно боялся. Не знал, какого ответа ждать, и будет ли их дружба прежней после? Ему не хотелось портить то, что уже есть.

«Лучшее – враг хорошего» – в очередной раз сказал он себе и ушёл спать.

Под утро тётка принесла чистые вещи. Он уже не спал и слышал шорохи за палаткой. Потянулся, прогоняя остатки сна, укутался в одеяло и вышел, съёжившись от утренней прохлады, и порадовался.

«Три недели в дороге, а у меня одежда чистая. Это очень положительный момент».

Штаны оказались сыроваты и кое-где с песком. Рубаха ещё ничего, а куртка в пятнах, еле как застиранных и не отмытых до конца. Александр разозлился и уверенным шагом направился к палаткам путников.

«Он тут оперирует в полевых условиях, а мать не удосужилась вещи как следует выстирать».

Две палатки на семь человек – вот они, в стороне от остальных, неуклюжие, кривые. Сейчас он разбудит тётку.

– Чего ради я корячилась всю ночь? Не нужно было соглашаться на это, – послышался раздражённый голос женщины, приглушённый палаточной тканью.

– Как не заплатить древнему? – возразил муж.

– Очень просто. Проезжал бы мимо со своей кавалькадой и не резал моего сына. И платить ничего не надо.

– Ты сама слышала, что он сказал. Мы могли потерять Иллая.

– А вдруг бы он не умер? Вдруг всё это враньё, и этот садист только напрасно раскромсал ему живот?

– Сынок сам говорил, что ему гораздо лучше, – не сдавался отец.

– Да, сейчас живот прошёл. У меня тоже живот иногда болит. Поболит-поболит, и пройдёт, не страшно!

– Сын ему верит. Говорит, та боль не была обычной…

– Морок древнего! – отрезала старуха.

Муж умолк.

Александр потух, как спичка, брошенная в бочку с водой.

«И с самого начала понятно, что идея со стиркой была дурацкой, если как следует подумать… Чего я, к своему стыду, не сделал…»

Он развернулся и пошёл прочь, понимая, что у глупой бабы своя правда. Ей не вобьёшь в голову все медицинские знания за один вечер. Нужно просто смириться и идти дальше. А одежда высохнет прямо на нём: не в первый и не в последний раз.

– Взвод, подъём! Умываемся, одеваемся, собираем палатки! – заорал часовой. Один за другим наёмники вылезали наружу.

Оставалось семь дней пути.

***

Бэн-Изирь ослеплял великолепием разноцветных куполов, подхватывал суетой и оглушал гомоном. Все вокруг куда-то спешили. Александр сдерживал желание поддаться этой суете. Первые пару часов всегда приходится привыкать заново к этому городу-базару. Сияние храмов, вонь подворотен, запах пряностей торговых лавок – воистину, город контрастов. Лет пятнадцать назад он выплеснулся за городские стены и, будто только стены сдерживали его яростный рост, за это время увеличился в три раза.

Единым составом они дошли до перекрёстка перед городскими воротами и остановились.