(NB. Можно ли вопрос: «На что готова пойти – в пределах закона – мать ради своих детей?» – развить в краткую статью для «ВНЖ»? Поразмыслив, отказываюсь от этой идеи, поскольку основная мысль будущей статьи слегка напоминает название старой песенки: «Хорошие ли матери получаются из креветок?»[52 - «Do Shrimps Make Good Mothers?» (1924) – шуточный фокстрот, написанный Одри Аллен и Гарольдом Алленом.])
Слышу, что леди Бокс вернулась с юга Франции и устраивает у себя прием. По ее поручению мне звонит дворецкий и предлагает прийти завтра на чай. Принимаю приглашение. (Зачем?)
12 февраля. Возмутительное поведение леди Б. У парадного входа многочисленных гостей разворачивают в сторону корта, где мы, в поистине арктический холод, вынуждены стоять под символическим навесом и смотреть, как юноши в белых спортивных костюмах согреваются тем, что отбивают от стены теннисный мячик. Леди Б. одета в изумрудно-зеленый кожаный плащ с меховым воротником и манжетами. Я, пришедшая пешком просто в жакете и юбке, стремительно замерзаю. Незнакомая дама рядом со мной мечтательно рассуждает о тропиках. Хорошо ее понимаю. Пожилой джентльмен по другую руку заявляет, что нынешний договор по ограничению морских вооружений[53 - Договор, подписанный США, Британской и Японской империями 22 апреля 1930 г. на Лондонской конференции по морским вооружениям.] – полная чушь. Сделав этот вклад в разговор о текущей международной обстановке, он умолкает. Уже после пяти нам дозволяют пройти в столовую и выпить чаю. К этому времени лицо у меня синее, а руки – лиловые. За чаем леди Б. спрашивает меня, как поживают детишки, при этом поясняя присутствующим, что я – «Идеальная Мать». Естественно, после этого все избегают со мной разговаривать. Леди Б. рассказывает нам о юге Франции. Цитирует собственные остроты на французском и сама же их переводит.
(Неизбежно Напрашивающийся Вопрос: Повлияет ли пагубным образом на будущую карьеру детей приговор за непредумышленное убийство, вынесенный их матери?)
Обсуждаю зарубежные путешествия с незнакомой, но очаровательной дамой в черном. Мы нравимся друг другу (или мне так упорно кажется), и она настойчиво зазывает меня в гости, если мне случится быть в ее краях. Я отвечаю, что заеду, но прекрасно осознаю, что, когда дойдет до дела, смелости мне не хватит. Приятная уверенность во взаимной симпатии резко сменяется разочарованием, когда в ответ на недвусмысленный вопрос я признаюсь, что не увлекаюсь садоводством, в то время как дама в черном им буквально одержима. Она остается любезной, но уже не настолько рада нашему знакомству, и я падаю духом.
(NB. Постараться уяснить, что живущие в провинции редко имеют Успех в Обществе. Без сомнения, по замыслу Творца, они служат какой-то иной цели в этом огромном мире, однако какой, мне пока неведомо.)
Леди Б. спрашивает, видела ли я новую постановку в Королевском театре. Я отвечаю, что нет. А Выставку Итальянской Живописи? Тоже нет. Она интересуется моим мнением о романе «Мы, ее рядовые»[54 - Her Privates We (1930) – роман о Первой мировой войне английского поэта и романиста Фредерика Мэннинга (1882–1935).] (который я еще даже не читала), и я тут же выдаю длинный и пылкий монолог о своих впечатлениях. Чувствую, что лучше пойти домой, пока меня совсем не занесло.
Леди Б. спрашивает, вызвать ли мой автомобиль. Воздерживаюсь от ответа, что мой автомобиль сам за мной не приедет, хоть зазвонись, и отвечаю, что пришла пешком. Леди Б. восклицает, что это Невероятно и Совершенно Очаровательно. Ухожу, поскольку дальше она наверняка скажет, что я Идеальная Селянка.
Добираюсь до дома – все еще продрогшая до костей из-за вынужденного стояния на открытом корте – и высказываю Роберту все, что думаю о леди Б. Он не отвечает, но чувствую, что соглашается.
Мадемуазель говорит: «Tiens! Madame a mauvaise mine. On dirait un cadavre…»[55 - «Вот-вот! Физиономия у нее страшная. Все равно что неживая…» (фр.)]
Сказано из добрых побуждений, но картинка возникает не очень.
Вики, лежащая в постели, похожа на ангелочка. Желаю ей доброй ночи и спрашиваю, о чем она думает. Она с обескураживающей краткостью заявляет, что о кенгуру и всяком разном.
(NB. За направлением детской мысли порой чрезвычайно трудно проследить. Даже матери.)
14 февраля. Выиграла конкурс в «ВНЖ», но приз снова поделили. В гневе пишу под вымышленным именем письмо в редакцию и протестую против этой ужасающей несправедливости. После того как письмо уходит, не на шутку пугаюсь, что использование вымышленного имени противозаконно. Смотрю в «Альманахе Уитакера»[56 - Ежегодный справочник, публикуемый в Великобритании с 1868 г. (создатель – Джон Уитакер); охватывает широкий круг вопросов (политика, образование, здравоохранение и т. д.).], но нахожу только гербовый сбор и сокрытие фактов незаконного рождения и с отвращением его закрываю.
Пишу Анжеле под своим именем, добродушно интересуюсь, участвовала ли она в конкурсе. Надеюсь, что да и что у нее хватит благородства это признать.
16 февраля. Утром приходит Этель и сообщает, что Хелен Уиллс родила шестерых котят, из которых выжили пятеро.
Не представляю, как сообщить такую новость Роберту. Размышляю – уже не в первый раз – о том, что природа живет по своим законам.
Анжела пишет, что не участвовала в конкурсе, так как сочла задание детским, но разгадала «Кроссворд Меропы»[57 - Меропа – персонаж греческой мифологии, одна из плеяд.] за пятнадцать минут.
(NB. Последнее утверждение, скорее всего, неправда.)
21 февраля. Убираю горшки с тем, что осталось от луковичных, в теплицу. Говорю Роберту, что, надеюсь, в следующем году получится лучше. Он отвечает, что в следующем году лучше не тратить зря деньги. Эта фраза приводит меня в уныние, да еще на дворе по-прежнему холодина, а я еще не отошла от «гостеприимства» леди Б.
Вики и Мадемуазель проводят много времени возле обувного шкафа, где устроилась Хелен Уиллс с пятью котятами. Роберт все еще пребывает в неведении относительно случившегося, но нельзя рассчитывать, что такое положение вещей продлится долго. Для подобного признания надо выбрать подходящий момент, и вряд ли это будет сегодня, поскольку утром вода в ванной опять не грелась.
Днем заезжает леди Б., но не для того, чтобы справиться, не слегла ли я с пневмонией, что было бы логично, а спросить, помогу ли я с благотворительным базаром в начале мая. Уточняющие вопросы выявляют, что базар нужен для сбора средств на Помощь Партии. Я спрашиваю какой. (Политические взгляды леди Б. мне хорошо известны, но меня возмущает, что мои априори считаются такими же, а это не так.)
Леди Б. сначала выражает Удивление, а потом говорит: «Вы только посмотрите на русских» – и даже: «Вы только посмотрите на папу римского». Неожиданно для себя отвечаю: «Вы только посмотрите на Уровень Безработицы», и разговор заходит в тупик. К счастью, вскоре подают чай, а после него, к еще большему счастью, леди Б. заявляет, что больше никак не может задерживаться, потому что ей нужно еще стольких Арендаторов объехать! Потом справляется о Роберте, и мне хочется с серьезным лицом ответить, что он уехал принимать Клятву Верности от вассалов, но решаю, что это все же неуместно.
Провожаю леди Б. до двери. Она говорит, что дубовый шкаф лучше бы смотрелся на другой стороне прихожей и что мебель из красного дерева и из грецкого ореха не ставят в одном помещении. Напоследок она обещает Написать насчет благотворительного базара. Автомобиль уезжает, а я отвожу душу, размахивая ему вслед красным флажком Вики, который лежал тут же под вешалкой, и кричу: «? la lanterne!»[58 - «На фонарь!» (фр.) – клич времен Французской революции.] К сожалению, именно в этот момент в прихожей появляется Этель. Она ничего не говорит, только изумленно смотрит на меня.
22 февраля. Преобладает уныние из-за того, что Хелен Уиллс совершила невероятно идиотский поступок: прошлой ночью представила отпрысков одного за другим на обозрение Роберту, когда тот обходил дом перед сном.
Отправляю Мадемуазель и Вики с поручением в деревню, пока на заднем дворе в ведре с водой происходит «избиение младенцев». Рыжему котенку разрешено выжить. Долго думаю, как правдоподобно объяснить Вики исчезновение остальных. По секрету сообщаю Мадемуазель, что произошло, и она советует мне предоставить все объяснения ей. С облегчением принимаю совет, и Мадемуазель добавляет, что les hommes manquent de soeur[59 - Мужчинам плевать на женские чувства (фр.).]. Чувствую, что за этим последует многократно слышанная история про un mariage еchouе[60 - Несостоявшуюся свадьбу (фр.).], когда родители Мадемуазель много лет назад пытались выдать ее замуж, но свадьба сорвалась из-за меркантильности le futur[61 - Женишка (фр.).]. Срочно интересуюсь водонепроницаемостью ботинок Вики.
(Вопрос: Сказывается ли постоянное бремя хозяйственных забот на способности к состраданию? Боюсь, что да, но пока что не нахожу в себе сил это изменить.)
Получаю длинное и местами неразборчивое письмо от Сисси Крэбб. На задней стороне конверта совершенно неожиданный вопрос: не знаю ли я очень хорошей управительницы пансионом? Подавляю сильное желание послать в ответ открытку: «Нет, но могу рекомендовать очень надежного Дантиста». Насколько я помню еще со школьных времен, у дорогой Сисси почти отсутствует чувство юмора.
24 февраля. Мы с Робертом обедаем у Нашего Депутата и его супруги. Я сижу рядом с пожилым джентльменом, который рассуждает об оленьей охоте и уверяет меня, что в ней нет Ничего Жестокого. Оленям нравится, а еще – это честный, здоровый и исконно английский вид спорта. Я поддакиваю, потому что любой другой ответ был бы пустой тратой времени, и начинаю говорить про ущерб от непогоды, про новых соседей и про поле для гольфа в Бадли-Солтертоне[62 - Бадли-Солтертон – приморский город в восточном Девоне.]. Однако мы почти сразу возвращаемся к теме оленьей охоты и не сходим с нее до конца обеда.
Дама в костюме-тройке кошенилевого цвета, сидящая напротив Роберта, рассказывает ему, что у нее Ознобление. Роберт вежлив, но излишней озабоченности не проявляет. (Возможно, кошенилевый костюм считает, что он из тех людей, кто неспособен выражать чувства?) Она добавляет, что когда-то у нее был аппендицит, сейчас имеется ишиас, а в ближайшем будущем ей угрожает колит. Роберт все так же невозмутим.
Дамы удаляются в гостиную и обступают довольно тускло горящий камин. Подается кофе. Я проделываю привычный трюк, чтобы принести гостинец Вики: незаметно перемещаю большой кусок леденцового сахара с блюдца в сумочку. (Вопрос: Почему людям, живущим в этой же местности, без труда даются небольшие материальные радости, которые я никак получить не могу? Прихожу к логическому заключению, что виной тому – неумелое ведение хозяйства.)
Входят мужчины. Мой сосед снова поднимает тему оленьей охоты, на этот раз в беседе с хозяйкой, которая, как всем известно, активный член Королевского общества защиты животных.
Наш Депутат заговаривает со мной о Регби. Отвечаю, что французы молодцы и что Беотеги[63 - Анри Беотеги (1898–1975) – французский регбист, участник национальной сборной Франции.] показывает хорошую игру. (NB. Эта единственная известная мне фамилия всегда выручает в подобных разговорах, но надо непременно узнать фамилию хотя бы одного британского игрока и иногда их чередовать.)
Собираемся уходить и произносим приличествующие благодарственные речи, но тут защелка на сумочке не выдерживает, кусок леденцового сахара с невероятно громким стуком падает на паркет, и все присутствующие, кроме меня, с чрезмерной услужливостью бросаются его поднимать.
Оч-ч-чень неприятный момент…
Роберт в целом воспринимает происшествие спокойно, только по пути домой спрашивает, как я думаю, пригласят ли нас еще к Депутату в гости.
28 февраля. С радостью отмечаю появление крупной поросли крокусов возле ворот. Хочется манерно и с очаровательной улыбкой упомянуть об этом в обществе и повоображать себя главной героиней «Элизабет и немецкого сада»[64 - Elizabeth and Her German Garden (1898) – полуавтобиографичная, лирическая и сатирическая книга-дневник английской писательницы Элизабет фон Арним (Мэри Аннетт Бошан, 1866–1941).], однако мои фантазии прерывает Кухарка, которая сообщает, что пришел Продавец Рыбы, но принес только треску и пикшу и у пикши несвежий запах, значит брать только треску?
Вот так и в Жизни.
1 марта. Келлуэи обедают у нас перед нашей всеобщей поездкой на бракосочетание Розмари Х., дочери общего приятеля и соседа. Камин не хочет разжигаться, и я все еще борюсь с ним, когда приезжают гости. С ними младший сын, ровесник Вики, и все трое продрогли. Я зову их пройти и погреться, и они с радостью принимают это бессмысленное приглашение. Вбегает Вики, и я, как обычно, поражаюсь тому, насколько у нее безоговорочно прямые волосы по сравнению практически со всеми остальными детьми в мире. (У маленького Келлуэя волосы вьются естественным образом.)
Курица пережарена, а картофель недоварен. Меренги нравятся всем, особенно детям. Это приводит к тому, что Мадемуазель и Вики некоторое время препираются sotto-voce[65 - Шепотом (ит.).] из-за добавки. В конце концов Мадемуазель призывает Вики проявить un bon mouvement[66 - Зд.: благородство (фр.).] и в целях понуждения к скорейшему выполнению просьбы убирает ее тарелку, ложку и вилку. Все делают вид, что не замечают этой драмы, кроме младшего Келлуэя, который с веселым видом набрасывается на второе пирожное.
Выезжаем сразу после обеда. Роберт и муж Мэри предстают перед нами в неестественно шикарных нарядах и даже с цилиндрами. Впечатление от великолепия значительно смазывается тем, что, когда цилиндры оказываются надеты, это вызывает всплеск безудержного веселья со стороны детей. Мы отъезжаем, а они хватаются за Мадемуазель, обессилев от смеха.
(Вопрос: Неужели комплекс неполноценности, про который так много пишут и говорят в последнее время, теперь становится уделом родителей?)
Мэри выглядит мило в голубом платье и восхитительном колье с бриллиантами. Я в красном платье и с сожалением думаю о перстне двоюродной бабки, который пребывает на попечении моего старого приятеля – хозяина ломбарда на задворках Плимута. (NB. Финансовая ситуация по-настоящему плачевна, необходимо собрать и отправить ненужную одежду старьевщику. С удивительно правдоподобным видом особы, живущей в достатке, накидываю манто, надеваю белые перчатки и туфли – одна из которых сильно жмет, – и сажусь в машину. Наглядный пример иронии судьбы.)
Очаровательная свадьба. Розмари Х. выглядит прелестно, подружки невесты крайне живописны. У одной из них ярко-рыжие волосы, и я столбенею, когда муж Мэри шипит мне сквозь зубы: «У тебя ведь такого же цвета были волосы, когда покрасилась?»
На приеме толпа народу. В основном все знакомые, но какая-то дама в розовом и в очках внезапно говорит, что я, наверное, ее не помню (чистая правда), но она как-то играла в теннис у меня в гостях, и интересуется, как поживают мои милые близнецы. Почему-то отвечаю, что у них все очень хорошо. Втайне надеюсь никогда больше с ней не встретиться.
Обмениваюсь любезностями с миссис Сомерс, новой соседкой. Она истово извиняется за то, что не нанесла мне ответный визит. Не знаю, что ответить: то ли, что этого не заметила, то ли, что она может исправить это упущение, как только пожелает. И то и другое прозвучит невежливо.
Старушка-леди Даффорд напоминает мне, что в прошлый раз мы с ней виделись на свадьбе у Джонсов и говорит, что в тот раз все закончилось печально, не прошло и года. И еще слышала ли я, что Грины расстались и что бедняжке Уинфред Р. пришлось вернуться к родителям, потому что Он запил? Неудивительно, что в заключение своей речи она говорит, мол, весьма тревожно наблюдать за тем, как два юных существа начинают совместный путь.
К парадному входу подъезжает большой автомобиль жениха. Старушка Д. наклоняется еще ближе ко мне и сокрушается, что в наше-то время жених бы приехал в карете, запряженной парой лошадей. Не выражаю ожидаемого согласия, поскольку считаю, что это совершенно ненужное напоминание о том, как летит время, да и вообще, я намного младше леди Д.
Легкую грусть от разговора несколько развеивает бокал шампанского. Я сентиментально спрашиваю Роберта, не напоминает ли ему происходящее нашу свадьбу. Он удивленно отвечает, что нет, пожалуй, нет, что здесь похожего? Подходящий ответ не придумывается, так что вопрос отпадает.
За отъездом новобрачных следует массовый исход гостей, и мы везем Келлуэев к себе на чай.
С огромным облегчением снимаю туфли.
3 марта. После игры в халму[67 - Халма – настольная игра, которую иногда называют «китайские шашки».] Вики неожиданно интересуется, стала бы я плакать, если бы она умерла. Отвечаю утвердительно. «А очень сильно? – не унимается она. – А выть и кричать?» Воздерживаюсь от признания за собой способности к столь бурным проявлениям чувств, что, кажется, одновременно обижает и изумляет Вики. Говорю с Мадемуазель и выражаю надежду, что она не будет поощрять у Вики подобные размышления, почти что нездоровые. Мадемуазель просит перевести ей последнее слово, и, после некоторых раздумий, я предлагаю dеnaturе[68 - Извращенный (фр.).]. Она театрально ахает, крестится и уверяет меня, что если бы я поняла, что сказала, то en reculer d’effroi[69 - Подпрыгнула бы от ужаса (фр.).].
Не возвращаемся больше к этому вопросу.
В семь часов за мной заезжает Жена Нашего Викария, и мы отправляемся на заседание соседнего Женского института, где я довольно опрометчиво согласилась выступить. По дороге Жена Нашего Викария рассказывает, что у секретаря в любой момент может приключиться сердечный приступ, так что ей ни в коем случае нельзя волноваться и перевозбуждаться. Потом многозначительно добавляет, что спровоцировать приступ может даже слишком сильный смех.
Поспешно пересматриваю свою речь и вычеркиваю две смешные истории. С огромным удивлением узнаю`, что в программу вечера входят танцы и игра в жмурки. Спрашиваю Жену Нашего Викария, что будет, если у секретаря таки случится сердечный приступ, и она загадочно отвечает: «Она всегда носит с собой Капли. Главное – не выпускать из виду ее сумочку». Занимаюсь этим весь вечер, но, к счастью, ничего драматичного не происходит.
Я выступаю, меня благодарят и просят выбрать победителя в Конкурсе Штопки. Соглашаюсь, несмотря на внутренние опасения, что мало кто разбирается в штопке хуже моего. Меня снова благодарят и угощают чаем с пончиком. Во время игры в жмурки все входят в раж. Главным событием вечера становится столкновение двух грузных пожилых матрон в центре комнаты с последующим шумным падением на пол. От такого уж точно может случиться сердечный приступ, и я готова помчаться за сумочкой, но все обходится. После всеобщего исполнения гимна Жена Нашего Викария выражает надежду, что фары ее двухместного автомобиля работают, и везет меня домой. К нашему облегчению и удивлению, все фары, кроме одной задней, работают, хотя светят довольно тускло.
Я приглашаю Жену Нашего Викария зайти. Она отвечает: «Нет-нет, право, уже слишком поздно», но заходит. Роберт и Хелен Уиллс спят в гостиной. Жена Нашего Викария говорит, что она только на минутку, и мы беседуем о деревенских жительницах в целом, о Стэнли Болдуине[70 - Стэнли Болдуин (1867–1947) – британский политик-консерватор, в 1920–1930-е гг. трижды занимавший пост премьер-министра.], отелях на Мадейре (где ни одна из нас не была) и прочих не связанных друг с другом темах. Этель приносит какао, но по тому, как она ставит поднос на стол, понятно, что она считает требования к ней в этом доме чрезмерными и, скорее всего, завтра попросит расчет.
В одиннадцать Жена Нашего Викария выражает надежду, что фары ее автомобиля по-прежнему работают, и идет к двери. Там мы говорим о предстоящем концерте в деревне, о попугайной лихорадке[71 - Попугайная лихорадка – острое инфекционное заболевание, также известное как орнитоз.] и о местном епископе.
Автомобиль не заводится, и мы с Робертом толкаем его до дороги. Он долго дергается, тарахтит, но наконец мотор начинает работать. Жена Нашего Викария машет нам рукой в облаке пыли, и автомобиль исчезает из виду.
Роберт негостеприимно предлагает немедленно выключить свет, закрыть дверь и лечь спать, а то вдруг Жена Нашего Викария за чем-нибудь вернется. Так и делаем, но нам мешает Хелен Уиллс, которую Роберт тщетно пытается выгнать из дома на ночь. Она прячется то за пианино, то за книжным шкафом и в конце концов исчезает.
4 марта. Как я и ожидала, Этель просит расчет. Кухарка говорит, что в доме какой-то беспорядок и она, наверное, тоже уйдет. Меня охватывает отчаяние. Отправляю пять писем в Бюро по Найму Прислуги.
7 марта. Все безнадежно.
8 марта. Кухарка смягчается и говорит, что подождет, пока все не устроится. Хочется ответить, что в таком случае она с нами навсегда, но, естественно, не говорю. Еду в Плимут и провожу утомительный день в поисках мифических горничных. Встречаю леди Б., которая заявляет, что проблема с прислугой надуманна. Вот у нее такой проблемы НЕТ. Главное – правильное обращение. Твердость, но в то же время гуманность. А я гуманна? Понимаю ли я, что слугам тоже иногда нужно отвлечься? Я безрассудно отвечаю, что нет, обычно я после работы сажаю слуг на цепь в подвале. Леди Б. снижает мой сатирический пафос тем, что хохочет и говорит, какая, мол, я всегда забавная! Потом добавляет, что обязательно увидимся за обедом в гостинице «Герцог Корнуолльский»[72 - Duke of Cornwall – отель в Плимуте; открыт в 1865 г. в связи с наплывом туристов в Девон.] – только там и подают приличную еду. Я с напускной сердечностью отвечаю, что, конечно, увидимся, и иду в маленькое неприметное кафе, где заказываю привычный обед, состоящий из печеных бобов и стакана воды.
Неизбежный вопрос, на который мучительно трудно ответить: если бы леди Б. пригласила меня отобедать в «Герцоге Корнуолльском», стоило бы принять приглашение? Признаюсь себе, что порядком устала от печеных бобов с водой, на которых все равно не продержишься целый день, занятый беготней за покупками и поиском прислуги. Более того, я всегда рада посмотреть на Иную Жизнь, в гостинице или еще где. С другой стороны, если бы я приняла приглашение на обед, цена которому пять шиллингов, это нанесло бы серьезный урон моему самоуважению. Размышляю над этой дилеммой всю дорогу домой, но так и не прихожу к определенному выводу.
День прошел крайне неудачно в том, что касается поиска горничной, в целом же поездка была не совсем бесполезной: я хотя бы нашла на тротуаре два довольно чистых сигаретных вкладыша с «Диковинными клювами».
9 марта. Никаких откликов по поводу места горничной. Этель, напротив, получает сотни предложений, и к дверям то и дело подъезжают роскошные автомобили с жаждущими нанимателями. Кухарка пуще прежнего жалуется на беспорядок в доме. Если так будет продолжаться, поеду в Лондон к Роуз и похожу там по Бюро.
Утром встречаю в деревне Барбару в новом твидовом костюме. Девушка она приятная и умная, но так и хочется посоветовать ей удалить аденоиды. Она спрашивает, не буду ли я Ангелом и не навещу ли ее матушку, которая с недавнего времени практически прикована к постели. Я сердечно отвечаю, что, конечно же, навещу, хотя на самом деле не собиралась, но потом вспоминаю, что сейчас пост, и решаю зайти к матушке сразу же. Выражаю восхищение новым костюмом Барбары. Она говорит, что костюм и правда довольно симпатичный, и зачем-то поясняет, что заказала его из распродажного каталога Джона Баркера за четыре гинеи и понадобилось всего-то выпустить в талии и немного забрать в плечах. И почему-то резюмирует, что в моде снова юбки подлиннее.
Барбара идет на вечернюю службу, а я отправляюсь к ее матушке. Та сидит в кресле, закутанная в шали, и не без некоторой демонстративности читает толстенную биографию лорда Биконсфилда[73 - Лорд Биконсфилд – Бенджамин Дизраэли (1804–1881), премьер-министр Великобритании, лидер Консервативной партии, а также известный журналист и писатель.]. Я справляюсь о самочувствии, а матушка Барбары качает головой и спрашивает, могу ли я представить, что когда-то друзья называли ее Бабочкой. (На такие вопросы всегда очень трудно отвечать, потому что и «да» и «нет» прозвучат одинаково бестактно. И уж тем более не стоит говорить, что сейчас она больше похожа на куколку бабочки из-за шалей.) Тем временем миссис Бленкинсоп с печальной улыбкой замечает, мол, несмотря ни на что, не в ее характере думать только о себе и своих невзгодах. Потому-то она просто сидит здесь день-деньской, всегда готовая разделить с людьми их маленькие радости и печали, и надо же, как часто к ней приходят именно за этим! И потом говорят, что им становится лучше от одной ее Улыбки, а почему – она не знает. (Я тоже.)
Миссис Б. замолкает, явно ожидая, что я вывалю ей свои радости и печали. Возможно, надеется услышать, что Роберт мне изменяет или что я влюбилась в Нашего Викария.
Не могу оправдать ее ожиданий, поэтому заговариваю о новом твидовом костюме Барбары. Миссис Бленкинсоп немедленно замечает, что она всю жизнь добавляет к одежде штрихи, которые Полностью Преображают наряд. Ленточка там, цветок здесь. За этим следует длинное рассуждение, начинающееся с того, что подруга однажды сказала ей: «Это прекрасно, дорогая миссис Бленкинсоп, что вы так радеете о других!», и заканчивающееся выводом, что хотя теперь она и Немощная Старуха, но у нее огромное количество друзей, должно быть, потому, что она всегда руководствовалась девизом: «Обращай взор свой наружу, а не внутрь. Гляди вверх, а не под ноги. Протяни руку помощи».
Разговор снова затухает, и я спрашиваю миссис Б., что она думает о лорде Биконсфилде. Миссис Б. отвечает, что он, по ее мнению, был Выдающейся Личностью.
Ей часто говорят, мол, как вам должно быть одиноко, когда милая Барбара уходит гулять с подругами. Но миссис Б. на это отвечает, что Вовсе Нет. Она никогда не остается одна, с ней Книги. Вот ее Друзья. Дайте ей Шекспира или Джейн Остин, Мередита или Гарди[74 - Джордж Мередит (1828–1909) – один из ведущих английских писателей викторианской эпохи. Томас Гарди (1840–1928) – крупнейший английский романист и поэт поздневикторианской и эдвардианской эпохи.], и она С Головой погрузится в собственный мир. Сон к ней так редко приходит, что по ночам она в основном читает. А представляю ли я, каково это – каждый час, нет, каждые полчаса всю ночь слушать колокольный звон? Совершенно не представляю, поскольку вынуждена сражаться с неотступной сонливостью начиная с девяти утра, но мне не хочется в этом признаваться, поэтому откланиваюсь. Напоследок миссис Б. благодарит меня за то, что проведала старуху. Все у нее хорошо, насколько может быть хорошо в шестьдесят-то шесть весен, как велят ей говорить друзья.
Возвращаюсь домой с ощущением бездарно потраченного времени и желанием огрызаться на всех и вся.
10 марта. Горничной по-прежнему нет, и я спрашиваю Роуз в письме, можно ли мне приехать к ней на неделю. Еще пишу старой тетушке Гертруде в Шропшир, мол, нельзя ли Вики с Мадемуазель погостить немного у нее. Так будет меньше работы по дому, пока у нас не хватает прислуги, однако тетушке Гертруде я эту причину визита не сообщаю. Спрашиваю Роберта, не слишком ли ему будет одиноко. Он отвечает, что нисколько, и выражает надежду, что я хорошо отдохну в Лондоне. Стараюсь как можно доходчивее объяснить, что еду в Лондон не отдыхать, но обрываю себя, испугавшись, что становлюсь похожей на миссис Бленкинсоп.
Роберт ничего не говорит.
11 марта. Роуз телеграфирует, что будет рада моему приезду. Кухарка, к моей немалой досаде, говорит: «Уверена, вы хорошо отдохнете, мэм». Воздерживаюсь от того ответа, который хотела бы дать, из-за серьезных опасений, что она тоже попросит расчет. Вместо этого говорю, что надеюсь «укомплектовать» дом горничной до возвращения. Кухарка крайне недоверчиво смотрит на меня и говорит, мол, она, конечно, тоже на это надеется, а то последнее время в доме такой беспорядок. Делаю вид, что не слышала, и ухожу с кухни.
Перебираю свою одежду и обнаруживаю, что мне нечего носить в Лондоне. Читаю в «Дейли миррор», что вечерние платья теперь длинные, и с ужасом осознаю, что ни одно из моих платьев даже наполовину не закрывает ноги.
12 марта. Отправляю большую часть своего гардероба посылкой по адресу с рекламной страницы «ВНЖ», где пишут, что примут Поношенную Одежду по Высокой Цене и, в свою очередь, вышлют чек обратной почтой. Испытываю мрачное предчувствие, что выручки, в свою очередь, хватит разве что на несколько шестипенсовых марок, поэтому вынуждена добавить в посылку старую охотничью куртку Роберта, его же макинтош 1907 года и наименее приличный из шерстяных свитеров. Встаю перед привычным моральным выбором: честно и открыто признаться Роберту в содеянном или поступить более прагматично и дождаться, пока посылка покинет дом, а Роберт сам обнаружит пропажу. Совесть, как обычно, побеждена, но голос ее не заглушен.
(Вопрос: Не в умении ли подавить в себе излишнюю чуткость и тратить меньше времени на сожаления о своих словах и поступках проявляется сила характера? Ответ, скорее всего, утвердительный. В воображении рисуется превосходный черновой вариант заголовка мощной Статьи для «ВНЖ»: «Жестокосердие выгоднее раскаяния?» Нет, на статью нет времени из-за ухода горничной и необходимости выучить «Крушение Геспера»[75 - «Wreck of the Hesperus» (1840) – баллада американского поэта Генри Уодсворта Лонгфелло (1807–1882) о катастрофе, постигшей шхуну «Геспер».] для концерта в деревне. Может, это подходящая тема для обсуждения на заседании Женского института? Но не сочтет ли Жена Нашего Викария, что предмет обсуждения – прерогатива Нашего Викария?)
Отказываюсь от членства в клубе «Книга месяца», поскольку все сильнее расхожусь с ними во мнении относительно достоинств и недостатков современной прозы. Пишу в клуб длинное и убедительное письмо и, только отправив его, вспоминаю, что за мной остался долг в двенадцать шиллингов и шесть пенсов за «Байрона» Моруа[76 - «Дон Жуан, или Жизнь Байрона» (1930) – биография знаменитого английского поэта, написанная классиком французской литературы XX в. Андре Моруа.].
13 марта. Вики и Мадемуазель уезжают в гости к тетушке Гертруде. Мадемуазель сентиментально произносит: «Ah, dеj? je languis pour notre retour!»[77 - Зд.: «Ах, я уже скучаю!» (фр.)] Чувствую, что не стоит поощрять подобные настроения, поскольку из дома мы вышли всего полчаса назад, а уезжают они с Вики на три недели. Усаживаю их в поезд, где Мадемуазель сразу достает одеколон на случай, если одной из них или обеим станет дурно, и возвращаюсь в деревню. Дом напоминает склеп, а садовник говорит, что мисс Вики слишком маленькая, чтобы отсылать ее так далеко, ведь она не сможет сама написать мне и сообщить, как у нее дела.
Ложусь спать, чувствуя себя убийцей.
