М. Руссо "Жимолость"

Роман примостился рядом и стал наблюдать за своим другом – тот сидел неподвижно, его глаза были сосредоточены на чём-то, а голова еле зримо двигалась из стороны в сторону. Роман стал толкать Никиту, но тот только сдвигался к краю скамейки, уже практически не сидя на ней, а паря в воздухе.

– Да что с тобой? – не выдержав, вскочил и закричал Роман.

– То, что ещё недавно, – Никита говорил, но не отвечая на вопрос, а говорил сам себе, в пустоту, – вот буквально вчера казалось таким важным, теперь не имеет смысла. Как я могу оставаться уверенным в том, что мои нынешние цели, воззрения, убеждения имеют хоть какую-то ценность? Всё проходит, всё суета. И нет ничего постоянного. Всё меняется, меняет свою форму, даже своё содержание. Помнишь, что тебе казалось важным в детстве? А год назад? Всё изменится, не успеешь этого понять. Нет ничего постоянного. Остаётся только одно – искать что-то вечное. Либо это искусство, либо это Бог, либо вообще всё на Земле не имеет смысла… тогда и жить незачем, – Никита повернулся к другу и посмотрел на него стеклянными глазами на бледном, без кровинки, лице.

– Эй, ты чего?

– Ничего, – он отвернулся.

– Может, покурим?

– Ты умрёшь от никотина.

– Всё равно ведь жизнь не имеет смысла.

– Справедливо. Давай сюда.

И они сидели на узкой лавочке, убивали свои лёгкие и обсуждали насущные дела. В это время Алиса обсуждала с подругами, какой Роман «придурошный» и глупый, и какие все парни дурные. Алиса давно была влюблена в Романа, ещё со второго курса, но никак не собиралась признаться или сделать хоть какой-то шаг. Она считала, и была тверда в своих убеждениях, что мужчина должен сам опознавать намерения девушки, и вообще, если бы она ему нравилась, он бы как-то это показал. А он в свою очередь с кем только не перевстречался, перегулял и переспал, не особо об этом распространяясь, разве что Никите, а потому до Алисы долетали слабые искажённые слухи, которым она не верила и думала, что он, как и она, хранит целомудрие и ждёт ту самую. Но та самая не могла позволить себе сделать первый шаг, а потому дело не двигалось с места.

– Ты бы об Алисе подумал, – сказал Никита, выслушав историю о нагибаниях и наклонах Кристины. – Ты ей нравишься, это и дураку понятно. А ты всё таскаешь её везде за собой, как подружайку, смотришь при ней и даже обсуждаешь других девушек, никакого внимания ей не уделяешь.

– Да ну, какой там нравлюсь. Мы друзья, причём уже давно. Если бы что-то было, то я за эти годы уж понял бы.

– Дураку не понятно…

– Иди ты. Лучше расскажи, как у тебя дела с этим.

– С чем?

– Ну, с этим самым.

– С этим никак. Мы же с Мариной больше не видимся.

– Да ну?

– Ты псих, мы месяц как разошлись.

– Но встречались же пару раз после.

– Да, ну и хватит. Неприятное чувство остаётся после этого, как будто мы друг друга использовали и пошли по своим делам. Я сказал, что так продолжаться не может.

– Ты отказался? Сам? Ну ты и мудак.

– Послеразрывные связи нужно прекращать как можно скорее.

– Напиши об этом книгу.

– Сам напиши, ты же у нас писатель. Кстати, расскажи что-нибудь из последнего.

– Не писатель, а поэт. Писатель – это в будущем, – Роман откашлялся, встал, несколько раз вдохнул-выдохнул и начал:

Не отказывайся, не спеши,

Не пытайся сдержать пожар;

Не отмахивайся, не туши

Души трепет и сердца жар.

Запретный, чуть кусанный плод -

Вкусней всего райского сада.

Скоро жизнь пролетит, и вот,

Ничего уже станет не надо.

– Браво! Брависсимо! Рассказывал кому-нибудь?

– Скинул Кристине.

– И что она?

– Цитирую: «Норм стих».

– Нынче стихами женщину не соблазнишь.

– Да,

Не диво, что в награду мне за такие речи

Своих ног никто не кладёт на плечи.

– Брат, если бы я был девушкой…

– Я знаю, брат, – оба одновременно потянулись друг к другу и дали по рукам, образовав громогласный хлопок, пролетевший все улицы этого города, или даже мира, ознаменовавший, что два человека пришли к солидарности.

Затем друзья решили ещё подпортить своё здоровье, отправившись в магазин за самым дешёвым и отвратительным напитком, содержащим невероятное количество градусов на объём 0,5.

– Как поживает Елена? – вдруг спросил Роман.

– Меня почему-то напрягает, когда ты называешь мою мать по имени.

– Почему? Она моя прекрасная Елена, самая прекрасная милфа во всей Элладе.

– Заткнись.

– Ладно, – помолчали. –  У тебя деньги-то есть?

– Не уверен. Давай решать проблемы по мере поступления.

Парни вошли в магазин, славящийся своими просроченными продуктами и дырявыми упаковками, заклеенными скотчем. Полки были забиты неизвестными наименованиями, бог знает откуда взявшимися, вздутыми упаковками кефира, старым чёрствым хлебом, шампунем, который разъедает волосы, и алкоголем, дешёвым и безжалостным. На шатких полках были выставлены алкогольные напитки различных названий, сплошь неизвестные и не внушающие доверия. Друзья долго ходили меж стендов, оценивая бутылки и банки, прикидывая, что из этого меньше навредит или хотя бы не вызовет рвотного рефлекса.

Выбрав по бутылке с непонятной розовой жидкостью и 11% алкоголя, Рома и Никита побрели на кассу. Ожидая в очереди, Никита смотрел на бултыхающуюся в руках бутылку, на яркое содержимое её, и ему казалось, что оно специально сделано таким, что на фоне серой действительности эта гадость привлекает внимание, но что это издёвка, ведь внутри, за ярким розовым цветом стоит не просто серость, но тьма.

– Проходите! – заорала кассирша.

Парни придвинулись к кассе. Отшучиваясь, показали паспорта и стали искать деньги. Под сверлящим взглядом кассирши Никита терялся, никак не мог раскрыть кошель и стал потеть. Роман нашёл у себя несколько карт, на которых едва ли что-то было.

– Молодой человек! – обратилась женщина из очереди почему-то именно к Никите. – Тут за вами вообще-то ещё люди!

Кассирша опустила голову и стала смотреть на него исподлобья. Это окончательно вогнало молодого человека в краску, и он стал задыхаться. Роман приложил одну карту, другую, – «Недостаточно средств»; когда атмосфера на кассе стала невыносимой и казалось, что всё тут вот-вот взлетит на воздух от накопившихся эмоций и жары, Роман приложил свою кредитку. Улыбнувшись кассирше и даме в очереди, он взял бутылки, толкнул Никиту, и они вышли.

Никита трясущимися руками еле удерживал бутылку, тщетно пытаясь свернуть крышку; Роман зубами раскупорил свою. Понаблюдав за своим товарищем, он взял и то же самое сделал с его бутылкой. Парни сели на свою лавочку и смотрели под ноги, не желая прикасаться к напитку.

– Это же была кредитка, – тихо проговорил Никита.

– Да. Ну ничего, я скоро выйду на подработку.

– Куда?

– Куда получится.

Никита смотрел на розовую жидкость и понимал, что он не будет это пить. Что-то внутри него требовало подпитки, требовало заполнения, как дыра, всасывающая в себя воздух, требующая заткнуть её, но содержимое бутылке были не тем, что нужно. Роман принюхался к содержимому, скривил лицо, зажмурился, и хотел уже было отпить, но

– Я иду, думаю, бомжи сидят, а это мои одногруппники, – раздался звонкий, чуть даже писклявый голос.

К друзьям подошёл Саша – человек, который бог весть зачем появлялся в этих местах, ходил к кому-то в общежитие, встречался с кем-то, но всегда бродил в одиночку. Этот авантюрист и затейник вечно что-то выдумывал, звал всех вокруг присоединиться к нему, но всегда получал отказ. То он открывал на своё и на чужие имена ИП, и кто-то платил ему за это, а после эти ИП закрывались, и неизвестно, для чего они были нужны; то он ездил в столицу и там, встретившись с непонятными людьми, проводил через свои дебетовые карты сотни тысяч, а потом эти карты блокировались; то он торговал подпольно электронными сигаретами, пакетиками с сомнительным содержимым, которые он называл «замена табака»; то он собирал деньги с группы и подходил к преподавателям, после чего все получали зачёт. В общем, Саша был деятельный человек, но иметь с ним дела мало кто хотел. Он казался отшельником, несмотря на всю свою энергию, на стремление всегда и везде быть, всё знать, со всеми общаться.

– Здорово, – в один голос сказали Рома с Никитой.

– Выкиньте это, господи, что вы пьёте, – с нескрываемым отвращением сказал Саша.

– Ну извините, у нас отцы не деканы, как у некоторых, – улыбаясь ответил Роман.

– Отец не даёт мне денег с первого курса. Да и учиться сложнее, чем вам: он если и заговорит со мной, то только об учёбе и только назидательным тоном, напоминая, что мне никаких поблажек не будет. Слава богу, скоро это всё закончится.

– Ладно тебе, он же пошутил, – с участием сказал Никита. – Как твой диплом?

– Да как… наверное, так же, как и у вас.

– Да, – в один в голос выдохнули Рома с Никитой.

– Ничего, за неделю до защиты напишем. Так все делают, – Саша испытующе оглядел парней, – я вижу, вам делать нечего, а поехали со мной.

И он рассказал, но без деталей, что у него есть некая «тема», и что она может приносить большие деньги не просто без больших усилий, но и с удовольствием. Слова «удовольствие» и «приятно» столько раз прозвучали в его неконкретном, сбивчивом и размытом рассказе, что парни невольно поддались на гипноз, решив, что хоть раз можно попробовать заняться каким-то делом с этим забавным и странным человеком. Саша заставил их выбросить бутылки «с отравой» и поманил к себе «чем-нибудь более крепким и дорогим».

– Саш, – тихо говорил Роман, пока они шли к метро, – займёшь немного денег? Мне надо кредитку закрыть.

III

Более получаса ехали они на метро, чтобы добраться до конечной станции, от которой ещё пятнадцать минут нужно было идти пешком. Саша жил на самом отшибе города, в небольшом частном доме, даче, если быть точнее, которую выделил ему отец, лишь бы тот не мешал ему жить с новой женой. На протяжении всего пути Саша интригантски умалчивал и общими непонятными фразами отвечал на вопросы про «тему». Роман и Никита так ничего и не поняли, пока не прошли мимо разваливающихся хибар с одной стороны и двухэтажных коттеджей с другой к небольшому приличному белому дому. У дома расположился огород с парой-тройкой грядок моркови, лука и чеснока, а также несколькими клумбами цветов. В углу раскинулся во все стороны странный горбатый куст, и не видно было, есть ли на нём плоды. Проходя в дом, и Рома, и Никита одновременно подумали, что в таком доме могут жить либо пенсионеры, либо наркоторговцы.

Убранство дома походило на «бабушкино», было выполнено в старом стиле деревенских домов и странно контрастировало с этим молодым, витальным и деятельным человеком, живущем здесь.

– Вуаля! – вдруг разразился Саша. – Вот она – моя берлога, единственное место, где я могу обрести покой.

Рома и Никита переглянулись, пробираясь по коридору, увешанному маленькими репликами известных картин: «Путь в неведомое» Пинаева, « Сосновый лес» Шишкина, «Девятый вал» Айвазовского и другие, названия которых парни не знали. Несмотря на картины, тканые изделия, ловцы снов, круги для вышивания и проч., белые стены казались пустыми. Как будто на ничто насадили несколько слоёв, стараясь прикрыть пустоту и заменить отсутствие жизни фоном.

В каждой из четырёх просторных комнат были расстелены яркие узорчатые ковры, притягивающие внимание книзу, и все комнаты были похожи одна на другую. Парни прошли в самую дальнюю комнату и сели на старый синий диван. После линолеума на входе, грязного и липкого, ковры со своими крошками, чем-то маленьким и твёрдым под ними, пыли, скатавшейся в куски грязи, диван казался оазисом, спасительным островом посреди грязного океана. Что-то старое, умирающее было в этом доме, но Саша как всегда вёл себя живо и весело, дёргался из стороны в сторону, принимая и понимая свой невроз.

Роман с Никитой залезли на диван, виновато поджали под себя ноги и стали ждать. Саша ходил по комнате, перетаскивая вещи с места на место без видимой причины: он переносил плюшевые игрушки с дивана и близлежащей территории в дальний угол комнаты, уносил какие-то тряпки и полотенца, собрал в пакет коробки из-под заказной еды, собрал в одну кучу свою развешанную повсеместно одежду. Всё это не имело смысла, ведь вид комнаты нисколько не менялся. Затем он улыбнулся и вышел куда-то, оставив друзей томиться в ожидании. Спустя несколько минут он вернулся с блюдцем, наполненным синих ягод. Вытерев пот со лба, с видом победителя Саша пододвинул к дивану небольшой икеевский стол, поставил на него блюдце и сел на диван между парнями, прижал обоих к себе и горящими глазами стал попеременно смотреть на них.

– Готовы? – по-детски радостно сказал Саша.

– Нет, – отодвигаясь, ответил Никита.

– Угощайтесь, а я пока расскажу, что к чему, – и Саша вскочил с дивана, гордо выпрямился, и стал собираться с мыслями, чтобы рассказать свой план.

Угощение представляло собой продолговатый скукоженный синий плод с дырочкой на закруглённом конце. Парни смотрели на угощение, не слушая слов воодушевлённого ритора. Никита приглядывался к ягоде, не решаясь взять её, и долго фокусировался на одной точке, так что всё перед глазами поплыло. Роман взял и стал крутить в руке ягоду, рассматривая её со всех сторон. Странный, до смешного узнаваемый вид её и похожесть на символ мужественности, но такой скукоженный и жалкий, не позволяло вот так просто съесть ягоду.