Лев Аскеров "Месть Невидимки"

Месть Невидимки
Лев Аскеров

Читатель, с большим удовольствием, погрузится в мир фантастического детектива!Насыщенная остросюжетными моментами повесть, на протяжении всего чтения, будет держать вас в напряжения, заставляя переживать все происходящее вместе с ее героями!

Лев Аскеров

Месть Невидимки

ПОКУШЕНИЕ

(пролог)

Его привела в чувство падающая сверху вода…

Ледяная и тяжелая, она крутым кипятком шпарила вспухший язык и порванные дёсна.

Нет, холодная вода не может быть такой жгучей. Это – свинец. Жидкий расплавленный свинец.

Так оно и есть!

Он видит жгучее серебро кипящей жидкости. Она льется из раскаленного до красна ковша. Красного, как облитый кровью, белок бычьего глаза…

…Он под копытами, обутых в лаковые мокасины, лошадей. Одним концом веревки кто-то крепко вяжет ему лодыжки, а другой её конец приторачивают к седлу. И, стерва лошадь, сорвавшись с места, волочет его по бездорожью.

И бугры, и булыжники толкут его, как крупу в ступе…

Одуряющая тошнота выворачивает наизнанку желудок, и вытряхивает всё наружу.

Во рту смердит так, словно кто затолкал в него протухший пук морской травы…

…Караев смотрит на себя со стороны. Тело выгибается. Судорожно вздрагивает. И он совсем не похож на себя…

«Так это не я… Это не со мной, – с равнодушной отстраненностью, думает он. – Не со мной… Я просто рядом… Наблюдаю…».

Но этот бездонный, раскалённый огнём ковш… Эта свинцовая вода… Она же жжет, чёрт возьми!.. Уворачиваясь от неё, Караев переваливается на бок и, от пронизывающей всё его тело боли, кричит. Скорее, не кричит, а протяжно, с булькающим хрипом, сипит: «Помогите…»

Он тянет руку к губам. На них кровь. Она розовая и пузырится.

«Сломаны ребра… Надломленные кости вспороли плевру… – по профессиональной привычке диагностирует Караев. – Эта розового цвета кровь – верный признак…»

– На рентген!.. Готовьте к операции!.. – приказывает он, шаря руками вокруг, в поисках своего халата.

Где-то на донышке сознания Караев понимает: всё это происходит с ним самим. Но, порядком замутившийся рассудок, никак не может увязать его с реальностью.

– Помогите ему подняться! – услышал он над собой чей-то повелительный голос.

Хотя почему «чей-то»? Он ему был хорошо знаком. Сотню раз слышал по телевизору и, однажды, в живую, на съезде медработников. Он, голос тот, принадлежал – Ему. Тому, к кому Караев шел. И собравшись с силами, он, как ему показалось, резво вскочил на ноги. На самом же деле, не будь могучих рук, обступивших его молодых парней, он, наверное, так и остался бы корчиться у, начищенных до блеска, их мокасин.

Едва держась на ногах, Караев стоял перед человеком, приказавшим поднять его.

«Что это со мной? – спрашивал он себя. – Все как в дыму…»

Наконец, дым рассеивается, и он видит перед собой Президента. Он. Конечно, Он. И Караеву опять кажется, что он все вспомнил. Он, было, всплеснул руками, но те же самые парни перехватили их и заломили за спину.

Внимательно всмотревшись в намокшую от воды, рвоты и крови тщедушную фигурку, стоявшего перед ним человечка, Президент негромко, но резко бросил:

– Оставьте его!

Караеву, однако, удобней было стоять именно так, когда его поддерживали.

«Президент выразил мне свое благоволение», – подумал он и, растерянно улыбаясь, прошамкал:

– Хошпошин Пшешишент, я шел к фам.

– Что-что?!

Караев повторил.

Он очень старался, а потому закашлялся. Кашель вызвал острую боль. Скукожившись, он осторожно что-то выплюнул на ладонь.

«Зубы», – сказал он себе и бережно опустил их в карман.

– Ничего не пойму, – брезгливо морщась, произнес Президент.

На помощь пришел один из парней, что цепко следил за каждым жестом Караева.

– Он говорит: «Господин Президент, я шел к вам».

– Ты шел ко мне? – переспросил Президент, с гадливостью глядя, на свисавшую с лацкана его мокрого пиджака рвотную слизь.

Караев кивнул.

– Интересно, – протянул Президент. – И в подарочек принёс с собой адскую машину…

Караев повернул голову в сторону, куда указывала, брошенная Президентом, пятерня. Подернутые мутной наледью, его глаза, наверное, с минуты блуждали по столу, на котором лежал ворох лома – разбитый таймер, смятые платы, покореженные электронные детали… И, вдруг, его глаза на какой-то миг сверкнули пронзительной осмысленностью.

Вскричав,– «Мой аппарат!» – он ринулся к столу.

Резкий удар в солнечное сплетение снова вышиб из него сознание. Однако, упасть ему не дали. На полусогнутых ногах и, с упавшей на грудь головой, покуситель повис в железных руках двух молодцов.

Потом он снова пришел в себя. И снова, странно улыбаясь, посмотрел на Президента. Тот отчитывал свою охрану:

… – В высшей степени ротозейство! Как вы могли допустить такое?! Подумать только: террорист не просто проник в президентский аппарат, он беспрепятственно вошел в мой кабинет! И никто его не видел! Курам на смех! Вы обязаны были перехватить его еще у дверей…

– Его не было там. Там вообще никого не было, кроме вашего референта-докладчика. Я стоял у лифта и в открытую дверь видел всю приемную, – сказал один из телохранителей.

– А я, – подхватилреферент, – по вашему поручению говорил по телефону. Приемная в это время действительно была пуста. Правда, был момент, когда двери в ваш кабинет открылись и закрылись. Я подумал, что кто-то из охраны, с кем вы вошли к себе. Выглянул посмотреть, нет ли кого.

– Хватить врать! – рявкнул Президент. – Не с неба же он свалился ко мне… Сейчас я о другом: какая необходимость была избивать его до такого состояния? Ни оружия, ни гранаты вы при нем не обнаружили. Даже это, что вы принесли из его машины, мало чем похоже на взрывное устройство.

– Он оказал сопротивление, – вступился за подчиненных начальник охраны.

– Молчать! – хлестнул Президент. – Хочешь сказать – этот сморчок полез на вас с кулаками?.. Не поверю!

Виновато потупившись, начальник охраны умолк.

– Ну, хорошо, – уже мягче продолжал Президент, – свалили, дали пару тумаков, заломили руки, обыскали… Но зачем было так по-зверски бить ногами?.. С ним теперь невозможно говорить. Вообще, от него мы ничего вразумительного не услышим дней десять…

– Мы его ногами не били, – опрометчиво вставил один из телохранителей.

Президент осёкся. Смерив говорившего с ног до головы тяжелым взглядом, он медленно направился к нему.

– Мальчик, – тихо произнес Президент, – посмотри на свои туфли.

Телохранитель послушно стал разглядывать их.

– Что ты видишь на них?

– Кровь… – пролепетал тот.

– Когда я на шум вышел из комнаты отдыха, ты, мой мальчик, носком туфля, дважды, при мне, с размаха, бил этого беспомощного человечка по затылку…

После непродолжительной паузы, не повышая тона и, обращаясь сразу ко всем, Президент веско спросил:

– Я предупреждал вас, что больше всего на свете не люблю вранья?

– Предупреждали, господин Президент, – ответил за всех начальник охраны.

– Я не от тебя хочу это услышать.

– Предупреждали, – пролепетал напуганный телохранитель.

Президент тяжелой поступью вернулся к столу и оттуда, глядя на начальника своей гвардии, произнес:

– Рекомендую подумать, генерал, насколько годится этот молодой человек к продолжению работы в вашей команде.

– Есть, господин Президент!

– Забирайте этого горе-киллера в зал совещаний. Пусть посидит там, пока за ним не явятся из МНБ… Теперь – с глаз долой!

…Охрана удалилась в мгновение ока. В кабинете остался один референт. Вжав голову в плечи, он ждал, что сейчас прозвучит неумолимое – «за ротозейство и т.д. – вы уволены». Однако, непонятно чему усмехнувшись, Президент по-доброму скомандовал:

– Марш на место, сукин сын! – и, перехватив, убегавшего докладчика почти у самых дверей, добавил:

– Сейчас подойдёт министр национальной безопасности. Сначала пропустишь его, а минут через десять пригласишь пресс-секретаря.

* * *

Несколько резких непродолжительных звонков в дверь отвлекли Инну от духовки. «Странно, кто бы это мог быть?» – вытирая о передник руки, гадала она. Как звонит в дверь муж – она знала. Даже по звонку могла определить – в каком настроении он пришел.

Смотреть в дверной глазок не имело никакого смысла: на лестничной площадке темно. Перегорела лампочка.

– Кто там?

– Инна ханум, это я, – услышала она голос знакомой ей женщины, что разносит по квартирам жировки.

– Ну и ну! Опять эти чёртовы квитанции, – проворчала она и, взявшись за рукоять двери, дважды щёлкнула ключом…

А дальше произошло, как в кино. Невероятная силища выкинула её вместе с дверью наружу в цепкие руки людей, чьи скользкие, как мокрицы, пальцы, с бесцеремонным бесстыдством ощупали её с ног до головы, а затем, с той же силой, зашвырнули обратно в квартиру. Она слышала, как её лицо хрястнуло об стену, и слышала глухой стук, упавшего на пол своего тела. Именно слышала, а не чувствовала. Наверное, сгоряча. И сознания, кажется, не теряла. Может, на какой-то миг… Она тотчас же вскочила на ноги. И её тотчас же, те же самые лапищи, понесли в комнату и швырнули в кресло.

Инна хорошо это запомнила. И ещё запомнила человека, усевшегося за их обеденный стол и вальяжно откинувшегося на спинку стула. Нет, не самого человека. Он был безлик. Инна запомнила его щетинистые глаза. Именно щетинистые. На этом пустом, как бетон, лице, их шевеления напоминали ей вздыбившиеся собачьи загривки. Больше ничего приметного в нём не было. Разве только то, что он единственный, кто не надел на себя маску и камуфляжный костюм. Он в них и не нуждался. Если бы не глаза, с пробирающим до озноба садизмом, он навряд ли кому мог бы запомниться.

– Ты знаешь, почему мы здесь…– не то спросил, не то утвердительно, процедил он.

– Не имею представления, – сдавленно, выдохнула она.