Евгений Александрович Прохоров-Гашев "Сказки"

Вдруг у бревна появились глаза, и раскрылась огромная зубастая пасть. Карра отчаянно замахала крыльями. Вдогонку

ей лязгнули зубы, и ворона… осталась без хвоста!

Ночь она встретила с пустым желудком и в самом скверном расположении духа. Нахохлившись, ворона сидела в лесной

чаще, затравленно озираясь на каждый шорох.

А судьба готовила ей новое испытание.

Одна из коряг качнулась в темноте и стала приближаться. Какая-то птица, в поисках ночлега, села рядом с Каррой, чуть поближе к злополучной коряге.

И вот это уже не коряга, а огромная змея набросилась на свою жертву! Жалобно пища, птица стала медленно исчезать в её глотке.

Такой страшной смерти ворона ещё не видела! Она в ужасе сорвалась с места и полетела, не разбирая дороги, в кромешной темноте, а потом так сильно ударилась о попавшийся на пути ствол дерева, что потеряла сознание.

И только чудо уберегло её, провалявшуюся до утра в траве, от рыскающих вокруг разномастных хищников.

Каждый день с Каррой случались опасные приключения. Встречи с незнакомыми, враждебно настроенными животными не сулили ничего хорошего. Чужая сторона оказалась для вороны не доброй тётушкой, а злой мачехой.

И уже стал грезиться ей родной лес, который она так безрассудно покинула, и в котором всё было знакомо, чудесно.

Карра потеряла счёт дням. Она уже жаждала вернуться назад, но птицы, прилетевшие с севера, говорили, что до весны ещё далеко.

И ворона полетела одна.

– Авось, доберусь! – успокаивала она себя, энергично махая крыльями. – Дура я, дура! Из родного угла отправиться к чёрту на кулички! Пожила лёгкой жизнью, как же!

Желание скорее покинуть чужбину было так велико, что Карра отважилась лететь над морем.

Постепенно силы начали оставлять её, а у воды не было ни конца, ни края. Крылья так ослабли, что ворона иной раз уже касалась ими волн. Две чёрные акулы плыли следом, дожидаясь своего часа.

К счастью на пути встретился корабль! Карра в изнеможении рухнула на его палубу. К ней подошли матросы.

– Никак, ворона? – неуверенно произнёс один.

Другой взял птицу на руки и воскликнул:

– Братцы, точно, ворона! Да как же тебя сюда занесло, родимая! И где это ты хвост потеряла?

Моряки уже давно плавали вдали от своих берегов и, увидев ворону, так ей обрадовались, будто получили весточку

с родины.

– Куда же она летела, ведь наша-то земля впереди?!

– Видимо, сбилась с курса, – заключил боцман. – Птица без хвоста, как корабль без руля!

А Карре было невдомёк, что, не зная направления перелёта, она сделала в воздухе большую дугу и уже летела в обратную сторону, – снова в тёплые края.

Но ей повезло. Доплыв до родного берега в матросском кубрике, она была торжественно отпущена моряками на волю и вернулась в свой лес.

Скажите теперь вороне, что лучше жить в тепле, на юге, и она вам ответит:

– Карр! Лучше в холоде и голоде, но – дома!

КЛОУН

Мальчик хорошенько помешал в консервной банке мыльную воду и полез с ней на крышу.

Достав из-за уха соломинку, он макнул один конец её в банку, другой поднёс к губам и выдул несколько мыльных пузырей.

Пузыри полетели вниз и запрыгали по двору, будто резиновые мячики.

Дюжина испуганных жёлтеньких цыплят сбилась в кучу.

– Кло-кло-клоуны! – сердито закудахтала Курица.

Пузыри стали лопаться на забаву цыплятам.

Мальчик выдул из соломинки ещё стайку пузырей.

Цыплята, осмелев, встретили их дружным, радостным писком:

– Пи-пи-пилители! Пилители!

– Кло-кло-клоуны! – добродушно заквохтала Курица.

И только один цыплёнок Петушок остался ко всему безучастным. А грозный цепной пёс Барбос, рассерженный тем, что один из пузырей лопнул у него на носу, чихнул и прорычал:

– Р-р-разбойники!

Пузыри снова все полопались. Последнему из них очень хотелось развеселить Петушка. Он долго прыгал перед ним, но цыплёнок клюнул его, и пузырь исчез.

Не все пузыри попадали во двор. Часть их лопалась ещё в воздухе, а иные, уносимые ветром, улетали в сторону луга.

Мальчик выдул последний пузырь, да такой огромный, что сам пришёл в восторг, – пузырь был с его голову!

Отделившись от соломинки, Пузырь повис в воздухе словно на ниточке, переливаясь радужными боками.

Мальчик рассмотрел в нём смешную конопатую рожицу, расплывшийся, как блин по сковороде, нос и расхохотался.

Пузырь, завертевшись, полетел и опустился во дворе.

Был полдень. Цыплята дремали, прижавшись с обеих сторон к Курице.

Один Петушок разгуливал по двору. Он враждебно покосился на большой мыльный Пузырь, внутри которого сидело странное существо с огромным клювом.

Цыплёнок в изумлении так и сел! Голова странного незнакомца уменьшилась до горошины, а ноги вытянулись, и каждый коготок на них принял ужасающие размеры.

Пока Петушок сидел в оцепенении, чудище несколько раз поменяло свою окраску: жёлтую на красную, зеленую на синюю…

– Пи-пи-пииграем? – осторожно спросил цыпленок.

У Пузыря не было рта, поэтому он не смог ничего ответить.

Он только согласно подпрыгнул и покатился.

Петушок бросился вдогонку и увидел, что его новый друг внутри Пузыря бежит задом- наперёд!

Пузырь закатился на морду спящему псу. Почувствовав на носу шевеление, Барбос открыл один глаз и едва не умер от

страха, увидев прямо перед собой, – нос к носу, – одноглазую, уродливую собачью физиономию!

Гремя цепью, пёс пулей бросился в конуру. Спустя минуту он осторожно выглянул оттуда. Кроме цыплёнка, да большого мыльного Пузыря никого поблизости не было… Барбос зарычал:

– Р-р-ры!!! Вот это да! Такой крошечной разноцветной собачки дворовый пёс ещё не видел.

«Как она умудрилась забраться в Пузырь?!» – подумал он.

– Пи-пи-пибижали! Пибижали! – запищал Петушок.

Но Пузырь остался на месте. Зелёная собачка внутри него бесстрашно тянула свой лиловый нос к носу Барбоса.

– Ишь ты, какая смелая! Вот я тебя сейчас! Р-р-р! – беззлобно зарычал пёс.

Морда собачки, вспыхнув, как фонарик, красным светом, оскалила зубы.

– Гхы-гхы! – засмеялся Барбос. – Она меня ещё пугает! Ой, не могу!

Налетел ветер и, к разочарованию пса и цыплёнка, унёс с собой Пузырь.

Пузырь побывал на лугу. Смотрясь в него, покатывался со смеху Бык: «Какой только скотины нет на свете!»

– Ква-а-а-акие! Ква-а-а-акие! – хохотали лягушки в пруду, плавая вокруг Пузыря, севшего на воду.

Высоко в небо поднимался Пузырь, и Жаворонок так весело пел рядом с ним, что Путник, идущий по дороге, запрокидывал вверх голову и счастливо улыбался: – Хорошо-то как!

ВЕСЕННЕЕ ЧУДО

Отбушевали февральские метели. Отзвенела мартовская капель.

– Чик-чирик! – истошно кричат воробьи, ссорясь со скворцами.

– Не отдадим вам скворечники! Мы их хозяева!

– Нет, мы! – налетают на них скворцы. – Для нас они строились! Пожили зиму, хватит! Выметайтесь!

На крыше дома, греясь под Солнцем, Кот лежит. На птиц хитрым глазом косится: «А вот спуститесь-ка пониже, улажу ваш спор!»

В загоне Корова уныло хвостом помахивает, – бока за зиму отлежала, зубы соломой жёсткой поистерла, ждёт не дождётся, когда хозяин за околицу на зелёный лужок выгонит.

Вольготно широким полям, скинувшим с себя шубы снежные. Деловито копаются в пашне грачи, отыскивая лакомых земляных червей.

– Эге-гей! – кувыркается в небесной синеве молодой Коршун. Летит его гордый клик от облака к облаку.

А посреди села стоит смолёный Телеграфный Столб, – чёрный, как головешка, – думу горькую думает: «Не для меня весна! Не быть мне снова деревом зелёным».

Ночь глубокая нависла над землёй. Крадучись, вошёл в село Злой Морозец. Дохнул на тёмное небо, потёр его рукавом, – звёзды яркие просияли. Остеклил ледком лужицы, побелил инеем крыши покатые, заборы дощатые. Принялся кистью студёною по деревьям мазать.

– Что ты делаешь, негодник?! – воскликнул Телеграфный Столб. – Ведь листочки на них уже первые появились!

– И хорошо! – посмеивается Злой Морозец. – Пусть замёрзнут!

Всполошился Столб:

– Эй, деревья, просыпайтесь! Поберегитесь!

Проснулись деревья, стали без ветра раскачиваться, ветвями размахивать. Попробовал Злой Морозец и дальше белить их, – не получается, – осыпается иней с ветвей пылью серебряной.

Озлился Морозец на Столб:

– Вот я сейчас тебя заморожу, чурбан ты этакий!

Один бочок неба алым соком налился. Побежал Злой Морозец прочь из села, – ледком хрустит, спотыкается. Кисть свою в канаву обронил. Вдогонку ему лучи солнечные летят золотыми стрелами.

Стоит Столб белый- пребелый.