Группа авторов "Великие русские полководцы"

В 1710 г. Меншиков участвовал в осаде Риги, за что получил от Фридриха IV датский орден Слона. В 1711 г. князь Ижорский предводительствовал российскими войсками в Курляндии, а в 1712 г. – в Померании, где, хоть и находился под началом короля Польского, но имел от Петра тайное распоряжение следить за поступками и действиями Августа, который навлек на себя подозрения русского царя. В 1713 г. Меншиков находился с войсками в Голштинии под командованием датского короля и участвовал во взятии крепости Тенингена (4 мая). Гарнизон, состоявший из 11 тысяч человек, сдался в плен, предоставив победителю 19 пушек, 128 штандартов и знамен, множество ружей и пистолетов. Фридрих IV подарил храброму полководцу свой портрет, осыпанный бриллиантами. После этого Меншиков, исполняя приказание Петра I, заключил две конвенции с Гамбургом и Любеком (5 и 15 июля). Города обязались заплатить российской казне в три срока за произведенную ими торговлю со шведами 233 333 талера. Взятие Штетина увенчало в том же году военные действия Меншикова, командовавшего российско-саксонскими войсками. Он отдал завоеванную им 22 сентября крепость, принадлежавшую ранее Голштинии, в секвестр королю Прусскому. За это Фридрих-Вильгельм обязался заплатить России в годовой срок 200 000 рейхсталлеров и пожаловал Меншикову орден Черного Орла.

На обратном пути в Россию Меншиков во главе 20-тысячной русской армии взыскал с города Данцига 300 000 гульденов и прибыл в Санкт-Петербург в феврале 1714 г.

С этого момента заканчивается деятельность Меншикова как полководца и начинается карьера государственного политика. Он сосредоточил свое внимание на вопросах внутреннего устройства государства. Благодаря близости к царю Меншиков имеет отношение едва ли не ко всем государственным нуждам. Дальнейшему возвышению Меншикова способствовало и то обстоятельство, что новым звеном во взаимоотношениях с Петром I стала Екатерина.

В те времена, когда Петр I только обдумывал планы против Швеции, в Ливонии чума губила народ. В одном из опустошенных приходов умерли священник и его домочадцы. Пастор Глюк, суперинтендант Мариенбурга, приехал навестить приход. Войдя в дом умершего пастора, он увидел маленькую девочку, которая бросилась к нему с криком «Папаша». Маленькая Марта понравилась Глюку, и он решил взять ее в свой дом.

Однако в семье Глюка девочку воспитывали не как собственного ребенка, а как служанку. Ее даже не научили читать и писать. Немудрено, что пастор и его жена были недовольны, когда между хорошенькой, статной, но неграмотной девушкой и их сыном возникли отношения. Чтобы положить этому конец, Глюк решил выдать Марту замуж. Вскоре подвернулся и удобный случай в лице шведского драгуна Йоганна, который сделал предложение Марте, и Глюк тут же дал свое согласие.

С приближением к Мариенбургу русской армии шведы отступили, а город добровольно сдался победителю. В числе встречающих армию-победительницу находился и пастор Глюк со своими домашними. Была с ними и Марта, муж которой ушел вместе со шведами. Она приглянулась русскому главнокомандующему фельдмаршалу Шереметеву и вскоре оказалась в Москве. У Шереметева Марту и увидел Меншиков. Он уговорил фельдмаршала уступить пленницу ему. Очень скоро Меншиков настолько попал под влияние Марты Скавронской, что уже спустя несколько дней нельзя было сказать, кто в доме Меншикова действительно слуга – властный ли любимец царя или жена шведского драгуна Йоганна.

Но у Меншикова красивая ливонская пленница оставалась недолго. Именно в доме Меншикова Марту весной 1704 г. приметил царь Петр I, незадолго перед тем разошедшийся с Анной Монс. Царь стал чаще бывать у Меншикова, а вскоре – спустя три дня – он сказал своему фавориту, что неплохо было бы приодеть Марту и дать ей все необходимое. Князю Ижорскому не надо было повторять дважды; он, прекрасно зная характер своего повелителя, понял, что это значит. Он приказал Марте собрать все пожитки, взять девушек для услужения и отправил в дом, в котором жил Петр. Такова была довольно пошлая, малообещающая завязка романа, получившего громадное значение для последующей истории России. Дочь простого лифляндского обывателя Самуила Скавронского оказалась таким же баловнем судьбы, как и бывший пироженщик. Живая и веселая, с большим природным тактом, она сумела так сильно привязать к себе Петра, что в 1711 г., отправляясь в Прутский поход, он решил тайно повенчаться с ней. В следующем году Екатерина Алексеевна, урожденная Марта Скавронская, была официально объявлена женой русского царя.

В лице Екатерины Меншиков нашел себе неизменную заступницу перед царем. Оба выхваченные с самого низа общества, оба обязанные своим возвышением личному расположению Петра, окруженные со всех сторон врагами, они, естественно, должны были стать союзниками и поддерживать друг друга.

Нельзя сказать, чтобы Меншиков с самого начала предвидел будущее значение Екатерины. Втайне он мечтал о том, чтобы выдать за Петра одну из своих сестер, Анну Даниловну (другая сестра, Марья Даниловна, в 1703 г. была выдана за одного из графов Головниных). Но он оказался настолько благоразумен, что не стал противодействовать связи Екатерины и царя.

В свою очередь, царь Петр I способствовал женитьбе Меншикова на великой княжне Дарье Михайловне Арсеньевой в 1706 г. Он познакомил своего фаворита с сестрами Арсеньевыми в Преображенском, где с ними жила его сестра Наталья. Из троих сестер – Дарьи, Варвары и Аксиньи – Меншикову приглянулась первая. И в браке с ней он никогда не раскаивался. В лице жены он нашел верную подругу жизни, окружавшую его самыми нежными попечениями. Подобно Екатерине, она была, что называется, полковой дамой. Дарья Михайловна переносила все тяготы походной жизни, подвергаясь иногда даже личной опасности, а при случае совершала походы верхом. Когда частые передвижения войск заставляли Меншикова разлучаться с женой, он сообщал ей о себе с каждого перехода, с редким вниманием заботился о ее удобствах и осыпал подарками. Когда же, покончив на время с бивуачной жизнью, он вернулся в Петербург, то выписал туда же жену и зажил вместе с ней в своем новом великолепном доме на Васильевском острове с неведомой дотоле роскошью.

Жажда к роскоши и приобретениям иногда доходила у Меншикова до гротескных форм и переходила в алчность. Она в конечном итоге и явилась основной причиной его трагического падения. Начиная с 1714 г. и до самой кончины Петра I Меншиков почти не выходил из-под суда. Многочисленные следственные комиссии раскрывали все новые и новые его грандиозные злоупотребления властью. Но их разоблачения лишь поколебали доверие и расположение царя к Меншикову, не лишив его всецело влияния и власти. В лице Меншикова Петр I дорожил одним из наиболее даровитых и преданных ему соратников. Как преданность царю, так и личные интересы Меншикова, тесно связанные с реформами, делали его врагом партии приверженцев старины. Следственные комиссии требовали от него отчета по всем издержанным суммам и часто налагали на Меншикова громадные штрафы. Уплатив их, Меншиков по-прежнему оставался генерал-губернатором Санкт-Петербурга, каждый день ездил в Военную коллегию, в Адмиралтейство и Сенат, не будучи еще тогда сенатором.

В конфликте Петра с сыном Меншиков выступил на стороне царя. Впрочем, уже многие из его современников вряд ли основательно считали Меншикова главным виновником гибели Алексея Петровича.

Лишь к концу царствования Петра I Меншиков, вновь уличенный в злоупотреблениях, подвергся серьезной опасности. Но смерть Петра I открыла ему дорогу к еще большей власти. Именно Меншиков способствовал восшествию Екатерины I на российский престол (1725—1727). При этой слабой и неспособной государыне он оставался истинным правителем государства. Верховный совет, учрежденный для того, чтобы положить конец самовластию Меншикова, очень скоро стал орудием в его руках. Чтобы упрочить свое положение, Меншиков попытался добиться с помощью русских штыков своего избрания на вакантный тогда престол курляндского герцогства, но попытка не увенчалась успехом.

Положение Меншикова становилось все более шатким. И он предпринял другие меры к обеспечению своей безопасности на случай смерти Екатерины I, которая к тому времени тяжело болела. После нее российский престол должен был унаследовать внук Петра, Петр II (сын убиенного Алексея Петровича). Замуж за него прочили Наталью Петровну, младшую дочь Петра от Екатерины. Но великая княжна умерла, нанеся тем самым удар по придворным и семейным планам. Находчивый Остерман (воспитатель Петра Алексеевича) дал понять, что за Петра может быть посватана другая дочь Екатерины – Елизавета. Против этого довода не возражали, и сама императрица была не против этого брака. Однако возражение явилось со стороны Меншикова Он поставил на вид неравенство лет 17-летней девушки и 11-летнего мальчика, мечтая лишь о том, как бы вместо одной совершеннолетней невесты подставить другую, такую же, несовершеннолетнему жениху – свою дочь Марию. С этой целью Меншиков расторг помолвку дочери с Яном Сапегой.

После смерти Екатерины I на престол взошел 12-летний Петр II, и Меншиков даже не предполагал, что его торжество и величие будут продолжаться всего четыре месяца. То, чего не сделали все происки врагов, чего не сделали все прежние ошибки и злоупотребления светлейшего князя, сделал каприз 12-летнего мальчика. Меншиков вскоре сумел восстановить против себя малолетнего императора. Бывший пироженщик мало-помалу разучился гнуть спину перед кем бы то ни было. В юном императоре он видел только мальчика, которому он в качестве будущего тестя служит опекуном и от которого поэтому вправе требовать повиновения. Между тем, Меншиков должен был бы знать решительный не по летам характер Петра II. Уже через несколько дней после смерти Екатерины I, 13 мая, Петр отчасти озадачил его словами: «Я лишился сегодня фельдмаршала». Меншиков недоуменно посмотрел на молодого императора, а тот показал ему указ, в котором говорилось о назначении Меншикова генералиссимусом.

Но не столько Меншиков сам, сколько Остерман, воспитатель Петра II и сторонник партии Долгоруких, настраивал малолетнего императора против фаворита его деда. К тому же Петру II никогда не нравилась Мария Александровна Меншикова. Он отказался от нареченной ему невесты и приказал впредь не упоминать ее имени в его присутствии и при ведении церковной службы в церквях. Он не только перестал здороваться с Меншиковым, но и спешил отвернуться при его появлении.

11 сентября 1727 г. Меншиков, конвоируемый капитаном Пырским и 120 гвардейцами, отправился на место назначения в город Ранненбург, в ссылку по указу императора. Семейство Меншикова вез туда же длинный ряд повозок и экипажей. Верховный совет сразу же приступил к разбору дела и конфискации имущества, принадлежавшего Меншикову. У него было конфисковано: 90 000 душ крестьян, города Ораниенбаум, Ямбург, Копорье, Ранненбург, Почеп, Батурин; 4 миллиона тогдашних рублей наличными, капиталов в Лондонском и Амстердамском банках на 9 миллионов рублей; бриллиантов и разных драгоценностей на 1 миллион рублей; три перемены, по 24 дюжины каждая, серебряных тарелок и столовых приборов и 105 пудов золотой посуды. Но и это было еще не все: кроме имений в России, у князя были знаменитые земли в Ингрии, Ливонии и Польше, король Прусский пожаловал ему поместье Речек, а император Германский – герцогство Козельское. Что же касается домов, отличавшихся самой роскошной меблировкой, драгоценной домашней утвари, одежды, усыпанной драгоценными камнями, – то этому добру и счета не было. Одна опись вещей, взятых Меншиковым в Ранненбург, продолжалась три дня. Но даже ссыльный он казался еще опасным тем лицам, которые заняли его место при дворе. Ранненбург, по мнению Долгоруких, был расположен слишком близко к Москве. Под влиянием Остермана император принял решение отправить князя Ижорского в Сибирь. Туда семья опального генералиссимуса отправилась скромным образом.

На пути в ссылку Меншиков лишился своей верной подруги жизни. Дарья Михайловна, ослепшая от слез, выехала из Ранненбурга уже тяжело больной, а езда на телеге, без шубы, скудная арестантская пища привели ее к смерти. В 12 верстах от Казани 10 мая караван ссыльных должен был остановиться. Княгиню Дарью Михайловну внесли в крестьянскую избу и здесь, окруженная солдатами, она умерла на руках своего семейства. Несчастье произвело сильный нравственный переворот в самом Меншикове. Гордый, жестокий, алчный во времена своего величия, он прибыл в Березов совершенно другим, смиренным и истинно благочестивым человеком.

Жители Березова смотрели на него, как на праведника. Из отпускавшихся на его содержание денег (10 рублей ассигнациями в сутки), Меншиков скопил небольшую сумму, на которую построил деревянную церковь.

И все же однажды он, заплатив 1000 ефимков духовнику вдовствующей царицы Евдокии, попросил подбросить в Кремль подметное письмо. В этом письме Петра II предостерегали о новых любимцах и напоминали о заслугах Меншикова перед Отечеством. С этого момента надзор за узником стал еще более строгим: была объявлена смертная казнь каждому, кто будет иметь связь со ссыльными. Но Меншиков уже не долго жил после этого. Он несколько раз порывался покончить с собой пусканием крови, ослабел и, не желая обращаться к докторам или видеть кого бы то ни было, отказался от пищи и умер 12 ноября 1729 г.

Вместе с Меншиковым в ссылке в Березове находились его дети: 16-летняя Мария, 14-летняя Александра и 13-летний Александр. Вскоре после смерти Меншикова умерла и бывшая царская невеста. Есть предание, что в Березов тайно приехал, воспользовавшись заграничным паспортом, князь Федор Долгорукий, любивший Марию. Их тайно обвенчали в церкви, построенной Меншиковым. Плодом этого брака было рождение двух малюток, стоившее жизни их матери. Дети родились мертвыми, и их гробики опустили на гроб Марии, в одну могилу. В 1825 г., почти через сто лет после их смерти, гражданскому губернатору Батыш-Каменскому захотелось отыскать могилу Меншикова. Тогда и нашли два маленьких гробика, стоявших на большом гробе. В гробиках были кости младенцев, уцелевшие от тления шелковые головные венчики и зеленый атлас, их покрывавший. В большом кипарисовом гробу находилось тело Марии Александровны, хорошо сохранившееся из-за промерзшей почвы, в которой покоился гроб. Незадолго до смерти княжны Марии, при Анне Иоанновне, детям Меншикова было позволено вернуться в Москву. Бывшая невеста Петра II так и не узнала об этой царской милости.

Сын Меншикова, князь Александр Александрович (1714—1764), на 14-м году жизни имел звание обер-камергера, но был разжалован и сослан вместе с отцом. По указу о помиловании он возвратился из ссылки в 1731 г. и был назначен генерал-аншефом. В свою очередь, его сын, князь Сергей Александрович (1746—1815), стал сенатором. Правнук Меншикова, князь Александр Сергеевич (1787—1869), был адмиралом, генерал-адъютантом и светлейшим князем. Сначала он поступил в дипломатический корпус, а затем перешел на военную службу, был адъютантом графа Каменского, а с 1813 г. находился в свите императора Александра I и часто исполнял его поручения. В 1820 г., при Аракчееве, ему было предложено командование Черноморским флотом с целью удалить из столицы, но Меншиков отказался. В 1821 г. с Новосильцевым и Воронцовым он составил проект освобождения помещичьих крестьян, который был отвергнут императором. Предложение занять место посланника в Дрездене Меншиков счел за оскорбление, вышел в отставку и удалился в деревню. Но Николай I призвал его к себе и послал с чрезвычайной миссией в Персию, где он был арестован и пробыл в тюрьме до 1827 г. После возвращения в столицу ему была поручена реорганизация морского министерства. В 1828 г. Меншиков участвовал в войне с Турцией, а в 1829 г. в звании начальника главного морского штаба принял командование над морскими силами империи. С 1830 г. являлся генерал-губернатором Финляндии. В 1853 г. Меншиков был послан чрезвычайным послом в Константинополь, а с началом Крымской войны – назначен командующим войск в Крыму (до февраля 1855). Действия его в это время вызывали и вызывают много порицаний со стороны специалистов военного дела.

Во время царствования Александра II правнук Меншикова не принимал участия в государственных делах. Он не был государственным человеком, хотя и обладал недюжинным умом. Его злые остроты в то время пользовались большой известностью, а домашняя библиотека была одной из лучших в Санкт-Петербурге.

Его сын, Владимир Александрович, был генерал-адъютантом. С его смертью пресекся род князей Меншиковых, начало которому положил легендарный фаворит царя Петра I.

Алексей Шеин

1662—1700

Шеин Алексей Семенович – русский военачальник и полководец, первый русский генералиссимус (1696). Воевода в Крымских походах (1687, 1689). Участник Азовского похода (1695). Командовал сухопутными войсками в Азовском походе 1696 г. Подавил восстание стрельцов в 1698 г.

Происходил из одного из древнейших московских боярских родов, ведущего начало от Михаила Прушинина (или Прушанича), выехавшего в XIII в. из Пруссии в Новгород. У Василия Михайловича Морозова по прозвищу Шея (потомок Прушанича в седьмом колене) было два сына, старший из которых и стал боярином Дмитрием Васильевичем Шеиным.

В конце XVI в. от погромов Ивана Грозного уцелело весьма немного известных фамилий древних боярских родов. Среди них были Шереметевы, Морозовы и Шеины.

В 1695 г. Шеин во главе русского войска был послан к Азову. В составе этого войска находились два «потешных» полка – Семеновский и Преображенский. Сам царь Петр состоял при Шеине в звании капитана Преображенского полка. Шеин в этом походе сумел осадить и взять две каланчи, находившиеся вне города. Сам же город, охранявшийся сильным гарнизоном и получавший съестные и военные припасы с моря, отразил все нападения. Петр, убедившись в том, что без флота овладеть Азовом невозможно, отступил, но с тем, чтобы уже в следующем году осадить город с суши и с моря.

В 1696 г. Шеин был назначен генералиссимусом сухопутных войск и снова подступил к Азову, обложил его с суши. Сам же Петр блокировал город с моря на кораблях, построенных в Воронеже. Спустя два месяца Азов сдался, несмотря на то что крымский султан Нурадин пять раз пытался нападать с сильным войском на русскую армию Шеина. Все его нападения были отражены, и султан с большими потерями вынужден был отступить.

В 1698 г. Шеин был направлен во главе Семеновского и Преображенского полков против четырех мятежных стрелецких полков, которые воспользовались отсутствием Петра и возбужденные царевной Софьей, учинили бунт. Они захватили пушки и из Торопца двинулись к Москве. 18 июня Шеин встретил бунтовщиков в 46 верстах от Москвы, недалеко от Воскресенского монастыря на берегах Истры. Сначала он пытался образумить непокорных, но потом вступил с ними в сражение и разбил наголову.

Умер внезапно в возрасте 38 лет.

Степан Апраксин

30.7.1702—6.8.1758

Апраксин Степан Федорович – военачальник, генерал-фельдмаршал (1756). Лишившись в младенчестве отца, воспитывался у своего родственника графа Петра Матвеевича Апраксина.

В детстве был записан рядовым в лейб-гвардии Преображенский полк. В царствование Петра II состоял в чине капитана, а при императрице Анне Иоанновне, в 1734 г., произведен в секунд-майоры с переводом в лейб-гвардии Семеновский полк. Участвовал в 1737—1739 гг. в военных действиях против Турции. За отличие при штурме Очакова (июль 1737) получил чин премьер-майора и поместья, в 1739 г. генерал-майора. В том же году награжден орденом Святого Александра Невского. В 1742 г. посол в Персии, а с 1743 г. генерал-кригскомиссар и вице-президент Военной коллегии. В июле 1743 г. пожалован в подполковники лейб-гвардии Семеновского полка и генерал-лейтенанты армии, с 1746 – в генерал-аншефы; награжден орденом Святого Андрея Первозванного (1751). 5 сентября 1756 г. произведен в генерал-фельдмаршалы.

Своим возвышением Апраксин был обязан, в значительной мере, дружественным связям с А. П. Бестужевым-Рюминым, Г. Разумовским и графом Шуваловым. Апраксин пользовался и особенным расположением императрицы Елизаветы Петровны. Иные отзывы современников неблагоприятны для Апраксина: его упрекали в изнеженности, вялости и даже трусости. Биография С. Апраксина представляет собой пример успешной военной карьеры российского дворянина, однако лишь до того момента, когда ему пришлось столкнуться с хитросплетениями политики и испытать тяжелый поворот судьбы.

Апраксин Степан Федорович – сын стольника. По обычаю того времени, он еще в детстве был записан в службу солдатом в Преображенский полк и в царствование Петра II был уже капитаном. Потом перешел в Семеновский полк и получил от императрицы Анны чин секунд-майора, участвовал в походе под начальством фельдмаршала Миниха при взятии Очакова в 1737 г., за что награжден чином премьер-майора и деревнями. Затем в 1739 г. был произведен в генерал-майоры и 10 сентября, когда привез в Петербург известие о взятии Хотина, был пожалован орденом Святого Александра Невского. В 1741 г. Степан Федорович встречал на границе посольство Тахмас-Куды-хана, состоявшее из 2200 с лишним человек. Вслед за выездом (в 1742) посольства Персидского, Степан Федорович был отправлен послом в Персию; потом был генерал-кригскомиссаром, вице-президентом Военной коллегии. В 1746 г. получил чин генерал-аншефа и стал подполковником Семеновского полка. В 1751 г. Апраксин был награжден орденом Святого Андрея Первозванного.

Нараставшие с начала 50-х годов противоречия в международной политике перессорили между собой ведущие европейские страны. В августе 1756 г. нападением прусской армии Фридриха II на Саксонию началась Семилетняя война, в которой Россия союзничала с Австрией, Францией, Саксонией, Италией и Швецией в борьбе против Пруссии, Англии и Португалии. Апраксин, произведенный 6 сентября 1756 г. в генерал-фельдмаршалы, был назначен главнокомандующим русской армией. Это назначение вызвало среди общественности неоднозначную оценку, некоторые объясняли очередной взлет военной карьеры Степана Федоровича не его боевыми заслугами, а дружбой с канцлером Бестужевым, графом Разумовским и братьями Шуваловыми.

Что касается самого Апраксина, то назначение на пост главнокомандующего он воспринял без особой радости, повинуясь воле высочайшего двора. При этом он рассчитывал на помощь и разумные советы своих влиятельных друзей. Первый из них – Бестужев, полагая, что вражда с Пруссией носит временный характер, с самого начала предостерегал Апраксина от излишнего рвения в боевых делах. По предложению канцлера императрица доверила руководить главнокомандующим и русскими войсками специально созданному военно-политическому совету – «Высшей военной конференции», состоявшей из Бестужева, братьев Шуваловых, фельдмаршала Бутурлина, князей Трубецкого и Воронцова. Войска стягивались к Риге, куда генерал-фельдмаршал двинулся огромным обозом, ему вдогонку императрица послала подарки – соболий мех, чтобы от холода в шатре укрываться, и столовый серебряный сервиз в 80 пудов весом: Апраксин любил пышно поесть и щедро угостить. Не забыл он заказать себе и дюжину новых кафтанов. Остряки говорили, что фельдмаршал намеревался открыть кампанию не против пруссаков, а против рижских дам.

Положение армии в это время было довольно сложным: существовали серьезные недостатки в комплектовании ее людьми и лошадьми, формировании новых частей, обеспечении продовольствием и фуражом. Апраксин лично жаловался императрице на плохое состояние армии. Вести кампанию Апраксин должен был, подчиняясь инструкциям Конференции при высочайшем дворе, руководствовавшейся соображениями высшей политики и не знавшей действительного положения дел на театре войны.

Прибыв в Ригу, Апраксин начал сосредоточивать у Немана русскую армию и сразу столкнулся со многими проблемами. Некомплект в полках был велик, достигая двадцати процентов, конский состав находился в плохом состоянии, отпуск денег на нужды войск недостаточен. Кроме того, все решения главнокомандующего требовали одобрения заседавшей в Петербурге Конференции, она же взяла на себя и разработку плана кампании. Ее указания на этот счет были весьма подробными (содержали 47 пунктов), но в конечном счете сводились к рекомендации «все равно прямо на Пруссию или влево через Польшу и Силезию маршировать». Штаба при главнокомандующем не предусматривалась, и Апраксину приходилось управлять армией через постоянно собираемый военный совет.

До начала кампании Апраксин немало сделал для укомплектования армии и улучшения ее снабжения, но из-за слабой помощи Петербурга многие вопросы военного управления и тыла так и не были решены. Летом 1857 г. русские войска (55 тысяч человек, 79 орудий) наконец двинулись в Восточную Пруссию и заняли ряд городов – Мемель (Клайпеду), Тильзит, Гумбиннен, Инстербург. Тем временем Конференция продолжала слать Апраксину противоречивые указания, согласно которым ему следовало в одно и то же время и наступать, и стоять на месте, и идти вперед, и не отдаляться от границы. В окружении главнокомандующего шутили, что ему было строго определено только одно: обо всем рапортовать Конференции и ждать от нее дальнейших указаний.

В июне 1757 г. русская армия начала наступление против прусских войск. Главные силы прусской армии в это время были заняты борьбой с французскими войсками, и на отражение наступления Апраксина Фридрих II направил корпус фельдмаршала Левальда. Когда русская армия двинулась от Инстербурга на Кенигсберг, прусский корпус, заняв позицию у Велуа, перекрыл ей дорогу. Решив обойти эту позицию, Апраксин переправил свои войска на левый берег реки Прегель и расположил их на отдых вблизи деревни Грос-Егерсдорф. Не предполагая вступать в сражение, Апраксин с утра 19 августа отдал приказ о продолжении походного движения, но едва начался марш, как русская армия была атакована противником. Неожиданные наступательные действия пруссаков поставили русских в сражении у Грос-Егерсдорфа в трудное положение. В первые минуты Нарвский и 2-й гренадерский полки потеряли от огня противника до половины своего состава. Русский главнокомандующий, проявив хладнокровие, принял меры по развертыванию войск в боевой порядок. В центре завязались упорные штыковые схватки, в то время как правый фланг русской армии оказался открытым. В этот критический момент командир пехотной бригады генерал П. Румянцев, пройдя через заболоченный лес, нанес сильный и неожиданный удар во фланг прусской пехоты. Эта успешная атака изменила ситуацию. Выровняв линию войск, Апраксин довел сражение до победы. Потеряв до 5 тысяч человек и 29 орудий, прусский корпус в беспорядке отступил.

Преследовать противника Апраксин направил авангард генерала Сибильского, но тот действовал вяло и не смог помешать Левальду уйти на правый берег Прегеля. Во время сражения около Апраксина было убито и ранено несколько человек, что не повлияло на его желание оставаться на виду войск. Как и пруссаки, русские потеряли до 5 тысяч человек, из строя выбыла треть генералов и бригадиров.

После бегства прусского корпуса Велуа был очищен от противника, что открыло русской армии путь на Кенигсберг, но Апраксин оставался на месте. 27 августа на военном совете было решено из-за недостатка провианта и развившихся в армии болезней отойти к Тильзиту. В дальнейшем, несмотря на требования Елизаветы вести активные боевые действия, главнокомандующий отвел войска за пределы Восточной Пруссии, вернувшись на свою территорию. К 25 августа русская армия продвинулась до Алленбурга, но затем на военном совете было решено ввиду больших потерь и истощения продовольствия отступить в пределы России. Сам Апраксин так объяснял главный мотив своего решения: «воинское искусство не в том одном состоит, чтобы баталию дать и, выиграв, далее за неприятелем гнаться, но наставливает о следствиях часто переменяющихся обстоятельств более рассуждать, всякую предвидимую гибель благовременно отвращать и о целости войска неусыпное попечение иметь». На настойчивые требования из Санкт-Петербурга снова перейти в наступление Апраксин отвечал, что «как против натуры ничего сделать не можно, так и армии, которая толикою гибелью угрожаема, в здешней земле зимовать не место».

27 августа Апраксин переправился обратно за Прегель с такою поспешностью, что можно было подумать, что русские потерпели поражение. Одни объясняют это действие недостатком продовольствия, иные говорят, что будто бы канцлер граф Бестужев-Рюмин, в угоду великому князю Петру Федоровичу, тяготевшему к Фридриху Великому, приказал Апраксину отступить. Но, по словам составителя словаря достопамятных людей русской земли, «повествование Бишинга в этом случае основательнее: Бестужев, ненавидимый великим князем Петром Федоровичем; решился возвести на престол сына его, цесаревича Павла Петровича, под опекунством Екатерины. Тяжкая болезнь императрицы Елисаветы представила ему случай исполнить отважное намерение; полагая, что Елисавета находится на смертном одре, он отозвал своего друга, фельдмаршала Апраксина, к пределам России, чтобы иметь в своем распоряжении его армию.

В начале ноября войска были уже расположены на зимние квартиры в Курляндии и Литве. Между тем, ввиду толков, что отступление Апраксина произошло по наущению Бестужева-Рюмина, в ожидании скорой смерти императрицы, Апраксин постановлением Конференции 7.10.1757 г. был отставлен от должности главнокомандующего и вызван в Санкт-Петербург. В начале ноября он прибыл в Нарву, где его задержали, отобрав письма к нему великой княгини Екатерины Алексеевны. 14 декабря он послал письмо императрице с оправданием своих действий. Посланному в начале января в Нарву Шувалову Апраксин подтвердил, что он никаких обещаний канцлеру не давал и никаких внушений в пользу прусского короля от него не получал.

Императрица, исцелившись от болезни, удалила канцлера в деревню, где он оставался и в царствование Петра III. Исполнитель воли первого министра, лишившийся плодов своей победы, был также потребован к ответу и заключен в небольшом дворце близ Санкт-Петербурга у места, называемого Три-Руки; около трех лет томился он под судом и скончался внезапно 26 августа 1760 г. О его смерти сохранилось предание, будто императрица, недовольная медленным производством следствия, спросила: отчего так долго продолжается это дело? Ей отвечали, что фельдмаршал не признается ни в чем и что не знают, «что с ним делать». «Ну так, – возразила государыня, – остается последнее средство: прекратить следствие и оправдать невинного». После этого разговора, в первое заседание следственной комиссии, фельдмаршал по-прежнему утверждал свою невинность. «Итак, – сказал один из членов, – остается нам теперь употребить последнее средство…» Не успел он кончить слов, как вдруг апоплексический удар поверг Апраксина мертвым на землю.

Следствие не выявило доказательств измены Апраксина. Степан Федорович похоронен в Петербурге на Лазаревском кладбище Александро-Невской лавры. Спустя время потомки отнеслись к памяти полководца более благосклонно, чем современники.

Михаил Голицын (младший)

1681—1764

Голицын Михаил Михайлович – князь, действительный тайный советник (1745), генерал-адмирал (1756). Начал службу в 1703 г., морскую подготовку получил на кораблях голландского флота. С 1717 г. участвовал в Северной войне (1700—1721). Командуя отрядом галер, отличился в сражении при Гренгаме (1720). С 1726 г. советник Адмиралтейств-коллегий (с 1750 президент). С 1737 г. занимался строительством флотилии на Дону (в Таврове). С 1740 г. астраханский генерал-губернатор. В 1745—1748 гг. посол в Персии. С 1748 г. главнокомандующий флотом.

Голицын Михаил Михайлович (младший) в 1703 г. был определен служить на флот, в 1708 г. отправлен в Голландию для обучения морскому делу, плавал на голландских кораблях к Архангельску, в Испанию и Италию. В марте 1717 г. вернулся в Россию и был произведен в подпоручики, участвовал в Северной войне, отличился в Гренгамском морском бою. С марта 1726 г. советник Адмиралтейств-коллегий. В 1727—1732 гг. президент Юстиц-коллегии. С 1728 г. сенатор. В 1732—1739 гг. генерал-кригскомиссар флота, член Адмиралтейств-коллегий. В январе 1737 г. командирован в Тавров для наблюдения за постройкой судов на реке Дон (под руководством П. П. Ласси). С января 1738 г. главный командир Тавровского адмиралтейства для постройки судов для укомплектования Донской флотилии (на этом посту инициативы не проявил, и его действия были малоуспешны). С января 1740 г. астраханский губернатор. В декабре 1741 г. назначен присутствовать в Сенат. В 1745—1748 гг. посол в Персии. 24 апреля 1749 г. получил «главную команду над флотом», занимался строительством зданий и каналов в Санкт-Петербурге и Кронштадте. С апреля 1750 г. президент Адмиралтейств-коллегий, одновременно в 1756—1762 гг. член Конференции при высочайшем дворе. 10 апреля 1762 г. уволен императором Петром III в отставку, после восшествия на престол императрицы Екатерины II восстановлен в звании и назначен присутствовать в Сенат, член Адмиралтейств-коллегий, но 21 декабря 1762 г., «за дряхлостью», уволен в отставку.

Петр Салтыков

1698—1773

Салтыков Петр Семенович – военный деятель. В 1714 г. по приказу Петра I был отправлен во Францию изучать морское дело и прожил там около 20 лет. В 1734 г. участвовал в военных действиях против короля Польши С. Лещинского и в русско-шведской войне (1741—1743). Во время Семилетней войны (1756—1763) был главнокомандующим русской армией в 1759—1760 гг. и в 1762 г. Одержал блистательные победы над прусской армией Фридриха II при Пальциге и Кунерсдорфе, за что был произведен в генерал-фельдмаршалы (1759).

Герой Пальцига и Кунерсдорфа остался в памяти потомков как талантливый полководец, укрепивший авторитет русской армии в Европе. В сражениях Салтыков выходил за пределы господствовавшей тогда линейной тактики, смело маневрировал силами и средствами, выделял резервы, при проведении контратак применял колонны. Продолжателями заложенной им школы военного искусства стали Румянцев и Суворов.

В боевой обстановке Салтыков вел себя необычайно спокойно: когда ядра летели мимо него, он махал вслед им хлыстиком и шутил. За мужество и доброе отношение к солдатам он был очень популярен в войсках.

С именем П. Салтыкова связаны наиболее крупные успехи русской армии в Семилетней войне 1756—1763 гг., когда Россия противоборствовала с Пруссией, помогая Австрии и другим своим союзникам. Полководческий дар Салтыкова на первый взгляд проявился неожиданно, так как ни до, ни после Семилетней войны он ничем особенным себя не проявил. Именно с Салтыкова начался процесс укрепления национальных начал в развитии военного искусства России.

Будущий фельдмаршал родился в 1698 г. и был сыном генерал-аншефа С. А. Салтыкова, родственника императрицы Анны Иоанновны. Близость к царствующему дому обеспечила ему первоначальную карьеру. В 1714 г. он был зачислен в гвардию и отправлен для обучения морскому делу во Францию, хотя не имел расположения к морской службе. В начале 30-х годов Салтыков возвратился в Россию и вскоре был пожалован в действительные камергеры и чином генерал-майора. В 1734 г. в составе войск фельдмаршала Миниха принимал участие в походе в Польшу против С. Лещинского, объявившего себя королем. В 1742 г. генерал-поручик Салтыков отправляется на русско-шведскую войну, участвует в военных действиях сначала под началом генерала Кейта, затем фельдмаршала Ласси, за отличия в боях награжден шпагой с бриллиантами.

После войны Салтыков командовал Псковской дивизией, ландмилиционными полками на Украине, выслужил чин генерал-аншефа. В 1756 г. его перевели в Санкт-Петербург на должность командующего Шуваловским корпусом, расквартированным в столице. Неудовлетворительное ведение войны против Пруссии в кампаниях 1757—1758 гг. и непопулярность в войсках главнокомандующего В. В. Фермора вынудили Елизавету искать среди русских генералов другую кандидатуру на пост главнокомандующего. Выбор пал на Салтыкова, который в июне 1759 г. возглавил русскую армию. По отзывам современников, мало кто верил, что этот «седенький, маленький и простенький старичок», «сущая курочка», сможет успешно противостоять войскам знаменитого Фридриха II Великого. Но 60-летний русский генерал проявил себя с самой лучшей стороны, продемонстрировав полководческое искусство, твердость, здравый смысл, а также знание психологии русского солдата.

Русский военный историк Масловский так писал о Салтыкове: «Широкий, прямой и верный взгляд на военное дело, чисто русская преданность России и любовь к солдату были качества, присущие новому главнокомандующему».

Салтыкову было предписано действовать совместно с австрийцами, и для соединения с ними он двинулся к Одеру. Прусский корпус генерала Веделя пытался перекрыть дорогу русской армии, но благодаря хорошей разведке и умелым перемещениям Салтыков постоянно опережал противника, оставляя его в неудобных для атак позициях. 12 июля у деревни Пальциг Ведель, несмотря на невыгодное расположение своих войск, решился дать русским сражение. Салтыков развернул свою армию в две линии на высотах и оборудовал артиллерийские батареи, часть которых имела на вооружении так называемые единороги, способные вести огонь через головы своих войск. Прусский корпус, с потерями преодолев дефиле между болотами и высотами, повел отчаянные атаки на фланги противника. Активной штыковой борьбой и губительным огнем артиллерии русские расстроили ряды неприятеля. Затем Салтыков фланговым движением первой линии поставил прусские бригады в безнадежное положение и разбил их поодиночке.

За успех при Пальциге императрица поощрила нижние чины полугодовым окладом жалованья (с выплатой которого казна не спешила), сам же главнокомандующий получил из Петербурга лишь письменную благодарность – победа при Пальциге в столице явно осталась недооцененной.

Продолжив с армией движение, Салтыков в районе Кроссена соединился с австрийским корпусом генерала Лаудона и, заняв Франкфуртна-Одере, предложил австрийскому главнокомандующему Дауну развернуть совместное наступление на Берлин. Пока тот колебался, Фридрих II с главными силами прусской армии, переправившись через Одер севернее Франкфурта, решил ударом с тыла разгромить союзников. 1 августа у деревни Кунерсдорф произошло самое крупное сражение между прусской и русско-австрийской армиями в Семилетней войне. В распоряжении Фридриха в этом сражении было 48 тысяч человек и около 200 орудий, у генерал-аншефа Салтыкова – 41 тысяча русских солдат, 18,5 тысяч австрийцев, 248 орудий. Салтыков, заняв центром и правым флангом господствующие высоты и укрепив их в инженерном отношении, преднамеренно побудил Фридриха атаковать левый фланг русских войск. С огромным трудом пруссакам удалось овладеть позициями на левом фланге противника, но затем атаки прусской армии разбились о центр русско-австрийских войск, где особенно умело действовал генерал П. Румянцев, будущий знаменитый полководец. Безуспешными оказались и атаки лучшей в Европе прусской кавалерии Ф. Зейдлица, отступившей с большими потерями. Сражение, продолжавшееся весь день, завершилось беспорядочным отступлением прусской армии, которая потеряла около 19 тысяч человек, всю артиллерию и обоз.

Потрясенный неудачей, Фридрих едва не покончил с собой. «Все потеряно, спасайте двор и архивы», – писал он в Берлин. Шляпу прусского короля, бежавшего после сражения, подобрали русские солдаты. Как реликвия Кунерсдорфа она доныне хранится под стеклом на стенде в музее А. В. Суворова в Санкт-Петербурге.

За победу под Кунерсдорфом Елизавета удостоила Салтыкова фельдмаршальским чином, особой медалью с надписью: «Победителю над пруссаками», а австрийская императрица Мария Терезия подарила ему бриллиантовый перстень и табакерку с бриллиантами. Характерно, что сам главнокомандующий скромно оценивал свою роль в армии, отдавая должное русским офицерам и солдатам. «Ныне ее императорское величество, – писал Петр Семенович Елизавете, – имеет у себя много таких храбрых и искусных генералов, каких сомневаюсь, чтоб где столько было; а все свои».

После Кунерсдорфа прусская армия, используя несогласованность в действиях русских и австрийских войск, происходившую от противоречивых указаний из Вены и Петербурга, все же смогла оправиться от поражения и повести затяжную оборону. Поскольку Даун уклонялся от совместных наступательных действий, Салтыков в 1760 г. перенес главные усилия русской армии в Померанию, а часть сил направил в рейд на Берлин. Корпусу генерала З. Чернышева 28 сентября удалось занять прусскую столицу, но при подходе армии Фридриха он отступил на соединение с основными силами Салтыкова. Сподвижники русского фельдмаршала замечали его неудовлетворенность затянувшимися позиционными формами ведения войны. Сковываемый инструкциями из Петербурга и бесконечными согласованиями с Веной, Салтыков тяготился тем, что фактически не имел возможности самостоятельно организовывать решительные наступательные операции.

В конце 1760 г., ссылаясь на пошатнувшееся здоровье, он отпросился у императрицы уехать в Познань для лечения и вскоре покинул пост главнокомандующего.

С вступлением на престол Петра III (1761) война с Пруссией была прекращена. В период кратковременного правления Петра Салтыков находился в бездействии, но в 1762 г. новая императрица Екатерина II вернула его на службу. В день своей коронации она пожаловала фельдмаршала золотой шпагой, осыпанной бриллиантами. В следующем году Петр Семенович стал членом правительствующего Сената, а в 1764 г. был назначен главнокомандующим и генерал-губернатором в Москву. Там он успешно управлялся с административными делами, но его ждала непредвиденная ситуация: в 1770—1771 гг. в Москве разразилась эпидемия чумы, сопровождавшаяся бунтами. В необычной для него обстановке 70-летний фельдмаршал растерялся, действовал нерешительно и удалился в подмосковную деревню Марфино, где переждал события. В апреле 1772 г. охладевшая к Салтыкову Екатерина разрешила ему выйти в отставку, а 26 декабря опечаленный фельдмаршал скончался в Марфино. Из знатных лиц на его похороны прибыл только генерал-аншеф П. Панин.

Григорий Потемкин