Вернувшись с района в родную деревню, вечером Элька встречается со своей закадычной подружкой Танькой и хвастается:
– Мне цыганка богатство несметное нагадала! – говорит она значительным тоном, опуская дополнительные подробности.
– Врёшь! – ревниво вскидывается Таня. – Да и верить им нельзя, они всё ради денег говорят.
– А вот и нет! – радостно хихикает Элька. – Она-то мне забесплатно сказала! Значит – правда!
– Ну и где ты это богатство откопаешь-то? – кривит губы Танька. – Клад, что ли найдёшь? Или коров своих, может, продадите?
– Пока точно сказать не могу, – говорит Элька. – Но что-то такое обязательно случится.
Элеонора улыбнулась, вспоминая тот разговор, состоявшийся в незапамятные времена. И трогательно, и грустно.
Рассказывать об этом Маруське? С чего, в принципе, начинать наш роман на заданную тему? Получается, что как раз с цыганки!
Вся ирония в том, что сказанное тогда на ярмарке осталось далеко не единственным предсказанием в жизни Элеоноры. Случались времена, когда женщина в самом расцвете сил серьёзно увлекалась и эзотерикой, и «тонкими» энергиями, и даже астрологией. Не то, чтобы Элеонора безоглядно верила в подобные эфемерные материи, скажем так – относилась к ним с осторожностью. Потому как, что ни говорите, существует в нашем подлунном мире нечто такое, что невозможно объяснять рационально. Нет-нет, но кто-то невидимый вмешивается в нашу судьбу, натягивает незримые ниточки, подчиняя своей воле. Не зря же говорят – чёрт его дёрнул. Что за чёрт? Откуда взялся? Но ведь дёрнул же! Заставил сделать то, что человек в обычном своём состоянии никогда делать не станет. И р-раз – повернулась судьба, сменила вектор, направила с твёрдого сухого шоссе на окольную размокшую тропинку. Или напротив. Сохранил и уберёг некто от совсем уж бесславного и печального конца. Задержал какой-нибудь пустяковиной на пять минут, а за это время с крыши на пути героя упал кирпич. И не задержись он, наш герой, на пару минут, аккурат бы тот кирпич приложил его прямо по макушке. Согласитесь, если хорошенько подумать, и первых и вторых случаев у каждого человека не один десяток наберётся за сознательную жизнь. Так как же после этого относиться ко всему метафизическому без должного уважения? Получается, себе дороже.
Элеонора подошла к большому панорамному окну в гостиной второго этажа. Ей нравилось отсюда любоваться закатом. За стеклом разворачивалась красивая пасторальная панорама: зелёный луг, тянущийся до тоненькой синей полоски речки-канала; а за блестящими бликами воды островки небольших рощиц. А ещё дальше медленно-медленно опускающийся малиновый диск солнца. Окно выходило точно на запад, поэтому, если небо не застилали тучи, закат представал по вечерам перед взором наблюдателя в полном своём природном великолепии.
Элеонора любила наблюдать за заходящим солнцем ещё и потому, что в этот час, как правило, уже не требовалось никуда торопиться. День угасал, отчаянно цепляясь за прошлое последними отблесками, но остановить стихию было невозможно. День погибал, но на самом деле, это ведь не настоящая смерть – просто солнце зашло за горизонт, чтобы где-то, на другом конце нашего голубого шарика, наоборот, взойти рассветом.
Такое неторопливое угасание оказывало на Элеонору завораживающее действие.
Нельзя сказать, что в течении дня Элеонора куда-то постоянно торопилась. Нет, она могла себе позволить в какие-то дни не работать вовсе. Но, как правило, не позволяла. Опять же, из-за того, что валяться в постели или залипать в планшете целый день неимоверно скучно. Несмотря на свой возраст, она продолжала любить движение. Под лежачий камень вода не течёт. Поэтому часто общалась с разными деловыми партнёрами, выступая в роли консультанта. За свою насыщенную жизнь она успела разобраться в тонкостях разных сфер бизнеса и к её мнению прислушивались. А иногда она работал «на себя». То есть – писала книги: рассказы, повести и даже романы. Тяга к литераторству проснулась у неё уже в довольно сознательном, мягко говоря, возрасте – первую книгу в соавторстве со своей хорошей приятельницей-филологиней она написала, после своего тридцать пятого дня рождения. И ей так приглянулся этот процесс, что вскоре она решилась и на «сольный» проект. К некоторой своей же неожиданности, её авторская книга, можно сказать, «выстрелила», Элеонора получила лауреатство в престижном литературном конкурсе и благосклонные отзывы критики. И стала, время от времени, пописывать, что называется. Ей очень нравилась магия сочинительства: когда лишь благодаря исключительно твоим способностям из ничего возникает нечто. Герои, города, иногда целые вселенные. Это ведь, и вправду, магия. Вот только что перед тобой лежал чистый белый лист. А через какое-то время в нём зарождается жизнь, оживают персонажи, наделённые своей исключительной судьбой. Порой Элеоноре казалось, что её герои автономны. После того, как она их придумала, те начинают совершать самостоятельные поступки и даже она – автор! – не всегда знает, чего от них ожидать! Это было поистине волшебно и увлекательно! Но писала Элеонора не часто, по настроению, никогда не заставляя себя «через силу».
И ведь надо случиться такой штуке – Маруська тоже пошла сейчас по журналистской стезе. Удивление Элеоноры, когда она узнала о намерении внучки, основывалось на том, что мать Марианны, Анна, никогда не проявляла каких-то художественных способностей. Признаться, свою дочь Элеонора воспитывала с одной стороны в строгости, а с другой – немного безалаберно. В том смысле, что в те годы Элла «шарахалась», если так можно выразиться, от «одного берега к другому». Чем только она не занималась – и инвестиционными проектами, и строительством, и страхованием. Даже организовала однажды с компаньоншей бюро знакомств! Разумеется, такие начинания требовали времени, постоянных разъездов и так далее. В таком режиме о классическом воспитании подрастающей дочери приходилось только мечтать. Ситуацию усугубил и развод с отцом Ани. Девочка часто оставалась предоставленной самой себе, но, как ни странно, это не сыграло с ней злую шутку. Напротив, закалило и приучило с ответственностью подходить к своим поступкам. Но, тем не менее, когда деятельная мама, нагрянув после очередной командировки, принималась учить уму-разуму дочь, мало не казалось никому. В итоге Анна выросла очень ответственной и правильной домохозяйкой: она довольно быстро вышла замуж за порядочного и подающего надежды адвоката, родила Марианну и жила себе потихоньку, не зная особых забот. Да, не хватала звёзд с неба, но и не нуждалась в необходимом. Муж Ани головокружительной юридической карьеры в итоге не сделал, но на каком-то определённом уровне остался, так что обеспечивать семью вполне себе мог. Так они и жили, хоть и с мелкими неурядицами – куда же без них – но без больших неприятных потрясений. Какое уж им при таком укладе творчество!
А вот – Маруся – нет! Маруся пошла скорее в бабушку, чем в маму. С самых ранних лет она оставляла впечатление исключительно энергичного ребёнка. И чем взрослее становилась, тем сильнее расширялся спектр её увлечений. А творческие жилки проявлялись всё более отчётливо. Марианна неплохо рисовала, играла на гитаре и трубе, одно время ходила на архитектурные курсы, но больше всего любила сочинять нечто литературное: писала стихи, юмористические сценарии, короткие рассказики и так далее. Анна долго ворчала, полагая увлечения дочери несерьёзными, но бабушка всегда выступала на стороне Маруси и дочь свою, в конце концов, убедила. Когда Мэри объявила о поступлении на журналистский факультет, родная мать не стала её отговаривать или «совать палки в колёса».
И вот теперь намечалось уже совместное творчество бабушки и внучки. Пусть пока в рамках студенческого задания – ну и что! Зато такая работа, как надеялась Элеонора, ещё сильнее сблизит их с Марусей.
Бабушка часто любовалась внучкой, но одновременно и переживала. Стоило вспомнить, сколько ужасных событий случилось в жизни самой Элеоноры в период бурной молодости из-за такого же неуёмного нрава, и становилось тревожно. Как Мэри сможет справиться с этим периодом? Не уведет ли её взрывной темперамент на ту самую пресловутую кривую дорожку?
«Надо держать ужо востро! – предупредила сама себя Элеонора, но мысленно осеклась: – Не о том ты думаешь, это и так само собой разумеется! Ты лучше начни прикидывать, о чём ты сможешь внучке поведать, чтобы её курсовая работа оказалась самой лучшей на всем потоке!..»
Солнце почти полностью скрылось за воображаемой чертой, небо ещё окрашивалось снизу розовым, но и этот цвет постепенно рассеивался, замещаясь пепельно-серым. Сумерки надвигались величественно и неумолимо.
Элеонора постояла ещё с минуту, наслаждаясь затухающей палитрой, вздохнула чему-то своему, глубоко потаённому, и пошла в свою спальню готовиться ко сну и одновременно – к очередному новому дню.
Глава 3. КУСОЧЕК ПАЗЗЛА
– Техническая запись, – сказала Мэри, немного наклонив голову к смартфону. – Первое мая. Тема – введение… – а потом положила девайс на журнальный столик, ровно между собой и интервьюируемой.
– Я так понимаю, это необходимый атрибут? – скосила взгляд на «машинку» Элеонора.
Внучка легко дотронулась до экрана, поставив запись на паузу.
– Ба, ну кончено! Ты думаешь, я смогу всё запомнить? Так ведь и пишутся такие интервью, ты наговариваешь на диктофон, а потом я разбираю твои ответы, переношу их в текст, редактирую, монтирую и так далее. Не думала, что тебя напугает обычный диктофон! – Мэри задорно засмеялась.
– Напугает? Вот ещё! – слегка картинно возмутилась Элеонора. – Мне просто надо привыкнуть.
– Да ты говори так, будто диктофона вовсе нет! – посоветовала Мэри. – Это ведь вспомогательная, чисто техническая деталь. И, разумеется, ты можешь не переживать о конфиденциальности. Ничего без твоего ведома «опубликовано» не будет.
– Да я и не переживаю, – бабушка улыбнулась. – Но всё же, Марусь, давай договоримся. Интервью пусть будет классическим, но иногда я попрошу тебя выключать запись. Это ни в коем случае не означает, что я тебе не доверяю. Это – женская психология. Я хочу донести до тебя какие-то важные вещи, которые предназначены только тебе, понимаешь? Они не будут касаться впрямую темы интервью, поэтому и не надо их мешать с основным текстом, тебе же буде проще. Просто послушаешь в очередной раз сумасбродную старуху, – Элеонора рассмеялась. – Без всяких на то технологических последствий.
– Вообще без проблем! Давай примем какой-то условный знак, например, ты подмигнёшь левым глазом, и я сразу жму на кнопку «выкл».
– Шуточки тебе бы! – беззлобно посетовала Элеонора. – Подмигивать ещё.
– Бабуль, просто скажи «стоп», если потребуется.
– Договорились.
– Тогда, поехали, – Марианна, теперь уже сама подмигнула и прикоснулась к экрану смартфона. – Давайте, познакомимся… – «официальным» тоном заявила она. – Передо мной моя родная бабушка. Человек, несомненно, необыкновенный, личность – неординарная. И, скажу вам по секрету – она ещё и настоящая писательница. Кому же, если не ей, рассказать о своём пути к своеобразной вершине? И кому же, как ни нам, устроиться поудобнее, чтобы услышать занимательную, а главное поучительную историю одной конкретно взятой жизни?
***
– Наверное, стоит немного прояснить для читателя, что я чувствовала в мой самый первый переломный момент в судьбе. А он пришёл, надо сказать, в довольно кардинальном виде. Любой переезд, когда тебе шестнадцать лет, воспринимается болезненно. Потому что тебе не с чем сравнивать. Ты ещё никогда никуда не переезжала. Пусть твоя жизнь на нынешнем месте не сахар. Да что там говорить, даже не сахарин! На тебе, как на старшей дочери в семье – почти всё хозяйство, родители ведь с утра до ночи на работе. А ты ещё уроки должна успевать делать и в школе от сверстников не отставать. Причём, когда ты возишься с «мелкими», ты считаешься взрослой, но если пойти вечером «на лавочку», то почему-то только «до десяти». И переубеждать мать бесполезно. Можешь и тумака схлопотать, не будет, она, мать, с тобой церемониться. Вот и получается, жизнь в шестнадцать штука очень несправедливая, но зато привычная. «Мелкие», в конце концов, потихоньку подрастают и иногда уже сами на улицу собраться могут, а маму порой можно обмануть и просидеть «на лавочке» до полуночи.
Идём дальше. У меня, может быть, уже любовь! Пока ещё немного тайная, но себе-то я уже всего-всего напридумывала. А что? После школы в городское училище. Из дома, понятно, уйду в общагу, так почему бы и не выйти замуж, если мы друг друга любим? Конечно, я ещё не была уверена на сто процентов в своём избраннике. И то, что Коля проводил меня два раза после дискотеки, возможно, расценивалось им в несколько других категориях. Но я не сомневалась, что в глубине души он уже мною очарован. И развить это чувство до максимальных проявлений – дело техники. Тем более, пацаны на меня часто смотрят. Вот что, кстати, странно. Например, Ирка Букреева, одноклассница, тут всё понятно – конечно, на неё все пацаны будут пялиться. А у меня что? Ничего такого уж замечательного ведь нет. И каланча я, выше остальных девчонок, и толстая даже в некоторых местах. Но почему-то чувствую я на себе мужское внимание. Так что училище и жизнь в городе от меня никуда не уйдут. Вот так я приблизительно на тот момент думала.
Но гром грянул, как всегда, внезапно.
В один прекрасный день – хотя, не знаю, уместно ли нарекать тот день прекрасным – мама безапелляционно заявила, что мы переезжаем. Да не просто в другой город, а в другую страну. Я в первые минуты даже не осознала всей необратимости ситуации. Мне показалось это заявление чем-то абстрактным, то есть не имеющим ко мне никакого специального отношения.
Но я всё же по инерции начала «спорить». «А как же школа? – зацепилась я. – Мне ведь школу нужно закончить». «Скажите, пожалуйста, – всплеснула руками мать. – Откуда такая сознательность взялась? Как уроки прогуливать, так она первая, а тут, видите ли, школу она не закончит! Там, – мама показала неопределённо рукой, – тоже школы есть!»
Короче говоря, спор мой, как и обычно, не привёл абсолютно ин к чему. Если мама что-то решила, то…
Накрыло меня в тот день, пожалуй, только перед сном.
«Как же так? – в лёгкой панике подумала я. – Коля ведь точно за мной не поедет! И как же тогда училище и любовь? Как же дворовый пёс Митрий и кошка Поля? Как же одноклассники и та же, гром её разрази, Букреева, которая пообещала мне подарить красивую заколку? Что я там делать буду, за границей, одна одинёшенька?!»
Из-под моего века даже выкатилась круглая слезинка, так мне стало себя жалко. Себя и Колю, который скоро потеряет любовь всей своей будущей жизни (если бы такая состоялась, конечно).
***
– А, кстати, – Элеонора глянула на внучку испытующе. – У тебя сейчас кто-нибудь имеется на примете? А то как-то мы этот момент совсем упустили. Я понимаю, что бабуля не тот человек, с которым обязательно надо делиться личными переживаниями, но раз у нас такие откровенные общие дела…
«Собеседницы» решили организовать небольшую «перемену», чтобы выпить по чашке кофе и немного отдохнуть от «рабочего» процесса записи интервью.
– Как указывают девочки под своими аватарками в качестве девиза – «всё сложно», – рассмеялась Мэри, делая короткий глоток из кружки.
– Нет, я не настаиваю, конечно, можешь и не рассказывать…
– Ба! Дело не в «не рассказывать». Просто говорить особо не о чем. Есть у меня отношения, но они какие-то… не знаю, отстранённые, что ли. Вроде бы иногда нам хорошо вместе время проводить, а потом можем не видеться неделю и ничего особо не ёкает в душе. Вот сейчас именно такой период. Я его уже дней пять не видела и даже созвониться не тянет. Лучше полностью сосредоточусь на нашей курсовой!
– Одно другому не мешает, – задумчиво заметила Элеонора.
– Но и не способствует! – снова рассмеялась Мэри. – Ну что, ты готова продолжать?
– Ещё бы, – с энтузиазмом подтвердила Элеонора. – Готова, как та самая юная пионерка из моей сельской школы.
***
– «Проводы» мои прошли как-то на удивление буднично. Букреева сказала: «Ну ты давай, Элькин, покажи им всем. Там, в магазинах, говорят, любое платье купить можно». А Коля вообще промолчал. Че-то кривил-кривил лицо, потом неуклюже тыкнуся губами куда-то в шею. Дурак, че с него взять-то? Зато Митрий долго вилял хвостом, а Поля ластилась напоследок.
«Надеюсь, не пропадёте вы без меня», – сказала я им, печально вздохнув.
Вещей почему-то у нашего «табора» набралось не очень-то и много. Отец решил ничего этакого не брать с собой, сказал – только самое необходимое, а остальное уже «на месте» добудем. «Как интересно мы это станем добывать? – подумала я. – Даже если в магазине там что-то есть, у нас ведь нет денег!». Впрочем, это были уже не мои заботы. Мои – следить за «мелкими», чтобы ничего не растеряли и сами не свалились с перрона на рельсы.
На рельсы, потому что поехали мы на поезде. Шесть суток под стук колёс. Кстати, назло Николаю я умудрилась в пути зафлиртовать какого-то молодого студента, который ехал на практику. Перед тем как выйти на своём полустанке, он торопливо и нервно написал мне свой адрес и телефон на пустой и мятой сигаретной пачке. Но я, конечно, не позвонила. Он не очень-то мне и нравился, очкастый и с прыщиком над губой. А глазки в поезде я ему строила просто от скуки.
Решились мои родители на переезд, конечно, не просто так. «На чужбине» уже давно у нас осели родственники и всё настойчивее звали «к себе», обещая помочь на первых порах. Расценив намечающееся деревенское будущее как не особо перспективное (у мамы – коровник, у папы – МТС (машинно-тракторная станция), у детей – вообще неизвестно что), родители решили рискнуть и поменять семейный уклад одним махом…
– А как ты думаешь, бабушка? – вклинилась в монолог Марианна. – Они поступили правильно?
– Признаться, я часто спрашивала себя об этом. И в разном возрасте. И в конце концов, пришла к выводу, что это был их сознательный выбор. Понимаешь, Маруся, в чём суть: личный выбор. Они взяли на себя такую ответственность, не учитывая мнение детей из-за их, детей, возраста. Только я, пожалуй, могла уже хоть немного соображать, но, всё-таки тогдашняя деревенская шестнадцатилетка и шестнадцатилетка сегодняшняя, увешанная всякими девайсами и «продвинутая» в вопросах бытия – две больших разницы. Важно осознавать, что я не держу зла на родителей и не могу однозначно оценить их поступок. Да, случилось так, что мы состоялись здесь. Но кто может отрицать, что моя жизнь не сложилась бы там? Можно упомянуть пресловутое – история не терпит сослагательного наклонения. Да, с большой долей вероятности, она, жизнь, на родине оказалась бы не такой устроенной в бытовом плане, но ведь не только достаток делает женщину счастливой.
– Не только! – согласилась Мэри. – А что именно? Надеюсь, по окончанию интервью мы сможем ответить на этот вопрос? Ведь сейчас, бабушка, ты чувствуешь себя счастливой?
– Сейчас – да. Я дождалась.
– Тогда давай постараемся рассказать читателям о том пути, который ты проделала для этого.
– У каждого он свой.
– Безусловно. И никто не застрахован от ошибок. Но если кто-то на твоём примере сможет разобраться в некой сложной ситуации, разве это не будет похоже на правильно установленный кусочек паззла в картине под названием «женское счастье»? Один маленький кусочек, но тот, без которого цельная картина невозможна…
Глава 4. НОВЫЙ ЧЕЛОВЕК
– Стоп! – неожиданно сказала Элеонора.
Мэри подняла на бабушку удивлённый взгляд.
– Ты хочешь выключить запись?
– Нет… То есть, наверное, да. Дело не в этом.
Марианна коснулась пальцем экрана телефона.
– Вот, выключила, – пояснила она.
– Я просто хотела тебе объяснить кое-что. Не твоим преподавателям, которые будут читать курсовую, а своей внучке, родному и очень важному для меня человеку.
– Я поняла, – Марианна убрала телефон со столика и положила в карман, чтобы не смущал.
– Что-то можно будет потом повторить под запись, – будто чувствуя вину, проговорила Элеонора.
– Да без проблем, ба. Мне интересно тебя слушать в любом случае.
– Вот про свадьбу. У меня не было даже платья, понимаешь? Ничего не было. Ни красной ковровой дорожки, усыпанной розами, ни торжественной церемонии, ни процессии. Как сейчас говорят, просто шлёпнули штамп в паспорте. Поменяла статус на «замужняя», только и всего. Но ты представляешь, что значат для восемнадцатилетней девчонки все эти свадебные атрибуты? Да за них жизнь можно отдать! Появиться на глазах родственников и гостей в роскошном белом платье в пол, расшитом блёстками – великая девичья мечта! Ну, может, сейчас в современном мире это слегка не так, но тогда! Я ведь потом бывала на других, настоящих свадьбах. Видела счастливых невест, у которых горели глаза. Видела, как родители дарят молодожёнам роскошные и дорогие подарки. А потом приходила домой и рыдала навзрыд всю ночь. Потому что понимала, что у меня такого никогда уже не будет. Понимаешь меня, Маруся?! Мне ещё нет двадцати – а чего-то у меня уже не будет! Поначалу-то, сразу после свадьбы мы как бы договорились с Патриком, что проведём ещё одну церемонию, как положено. Подкопим деньжат, то сё. И даже какое-то время верили в этот миф. Я лично – точно верила. А что оставалось делать? Ты представь – я на собственной свадьбе оказалась в поношенном синем платье, из гостей – только родители и пара родственников с обеих сторон, которые ничего нам даже не подарили! Чуть позже моя мама привезла нам «б/у-шный» перекупленный у кого-то кухонный гарнитур. И, разумеется, никакая отложенная роскошная церемония потом не состоялась. Во-первых, «лишних» денег так и не появилось, а, во-вторых, отношения наши с Патриком из разряда романтических очень быстро превратились в обязательно-равнодушные. Какие уж тут совместные празднества? Напяль я теперь белое свадебное платье – это выглядело бы клоунадой, если не издёвкой.
– Бабуль… – во взгляде Марианны проскользнуло сочувствие. – Но тогда… зачем всё это? Зачем ты так рано вышла замуж?
Элеонора некоторое время задумчиво молчала и внучка даже испугалась на миг, что задала слишком уж бестактный вопрос. Но бабушка, как оказалось, вовсе не обиделась.
– Ты молодец, – сказала она после паузы. – Ты зришь в корень. Что есть важное качество для будущей журналистки. Ты знаешь, я в этом разобралась. Не сразу, конечно, можно даже сказать, недавно. Такой мой поступок связан, как ни странно, с противоречиями. С одной стороны, моё воспитание. В те времена на моей родине правильным считался довольно консервативный уклад. А уж в многодетных семьях – тем более. Воспитывали нас строго, без церемоний и как бы «по линейке». Жизненный план чётко расписан. Учёба – работа – замужество – декрет – дети – работа – семья. В принципе – всё. Любой отход от такой вертикали считался кощунством. Причём, я ведь и сама так считала. Идеология «счастливой» трудовой семьи была в меня вбита накрепко. И столь сильны оказались эти убеждения, что значительную часть жизни я провела как бы по инерции, свято следуя этим самым заветам. Ускорил развязку и наш переезд: новая страна, новые люди, опереться толком не на что. А тут такой возраст. Я девочка привлекательная, вокруг мальчики и даже мужчины. Неудивительно, что я выбрала себе в «друзья» именно молодого человека, убедив себя в «чувствах» к нему. А когда мне стукнуло в голову «совершеннолетие», меня опьянила возможность самостоятельно распоряжаться своей судьбой. Ну это я так думала. А что – теперь же мне никто не указ! И вот тут проявилась та самая «другая» сторона. Как любой девочке в юном возрасте мне захотелось сделать что-то вызывающее, собственное, свободное, как мне казалось. И я не придумала ничего другого, как решиться выйти замуж! Вот так сразу. Вот так быстро. Чтобы якобы стать, наперекор всем, сразу самостоятельной! Только дурёха не понимала, что поступает-то как раз по той самой «линейке», что «заложили» в неё родители. Только сдвинув её зачем-то на пару-тройку лет вперёд, как минимум. Представляешь, Маруся, как глубоко во мне сидела потребность в создании классической семьи, как я стремилась родить детей, чтобы побыстрее стать как все. Подумать только – я мечтала стать «как все», хотя надо-то было стремиться к прямо противоположному – становиться индивидуальностью. Ни на кого не похожей личностью. Но до такого понимания мне было ох как долго. Неимоверно долго!
– А нельзя было, ну… – Мэри замялась. – Развестись «по-быстрому»? Ну, если уж вы перестали чувствовать друг к другу… притяжение.
– Опять же – тогда это не сейчас. Да и посуди сама. Семья-то у нас благополучная. Муж работает, на еду хватает. Не бьёт, не гоняет. Я беременна уже твоей мамой была, то есть вторым ребёнком. Вроде бы какого рожна ещё тебе надо? Кому интересны эти твои психологические рефлексии? Да, честно говоря, в то время ещё и рефлексий особых не наблюдалось у меня. Было некое отупение, погружение в болото, застой какой-то. Вроде бы всё есть, всё правильно, но, как в анекдоте – шарики, хотя и не сдуваются, но не радуют. А вот когда уже Аня появилась, через какое-то время меня и накрыло. Словно завод кончился. Я выполнила главные пункты программы «счастливой» семьи – вышла замуж, родила детей, устроила быт. И на этом всё завершилось. А мне только двадцать два года! А жизнь-то, по сути, закончилась! Я даже внешне стала выглядеть как матрона какая-то, лет на тридцать пять!
И ладно бы Патрик как-то поддерживал, так ведь нет. Выходные и праздники он или с друзьями, или с родственниками. Неинтересно ему со мной сидеть. Потому что с неинтересным человеком и вправду неинтересно. Страсть прошла ещё в предыдущем веке. По хозяйству или с детьми помогать – нет уж, увольте. Не для того я деньги зарабатываю на семейное содержание, чтобы с подгузниками возиться. Лучше я пива насобачусь до отключки в баре с корешами своими. Должен же человек как-то расслабляться. Вот он и расслаблялся. Когда я Аней ходила, помню, не раз приходилось его из злачных заведений на себе переть. Картина маслом – я беременная, поправившаяся на двадцать два килограмма пру на себе его тушу плюсом ещё в девяносто пять килограмм. Нет, он потом, конечно, просил прощения и обещал, что больше никогда. И даже держал эту клятву до следующей субботы…
– Да ужжж… – протянула задумчиво Мэри, поглядывая на бабушку с жалостью.
– Поэтому вот что я тебе скажу. Не лети впереди паровоза. Ты, конечно, уже не такая юная, и, судя по всему, не такая глупая, – Элеонора засмеялась, – но, тем не менее. Никто от тебя никуда не убежит! А если даже и убежит, то и скатертью ему дорога. Значит, так ему и надо! Не твой человек… Давай я тебе кофе сделаю, а то заговорила совсем…
– Да не заговорила, ба… Я же ничего этого, можно сказать, не знала. Нет, какие-то отрывочные сведения у меня были, но…
– Ну вот, а теперь благодаря своему заданию – знаешь! – Элеонора снова улыбнулась и, порывисто встав, ушла за кофе.
***
Через пять минут разговор продолжился. Марианна с удовольствием потягивала ароматный напиток, а бабушка, растворив настежь дверь, выходящую на большую террасу, встала у косяка и подожгла коллекционную сигарету – иногда она себе позволяла «лишнее».
– Через какое-то время, я осознала, что предаю себя, – сказала Элеонора, затянувшись, а потом выпустив голубоватую струйку дыма. – У меня как бы всё есть для того, чтобы существовать, но при этом нет самой себя. Я – фантом, я автомат для хозяйственных нужд. И не видно впереди никакой перспективы. Патрика всё устраивает. Он обстиран, одет, накормлен. И всегда может «оторваться» на выходных. Он никуда больше не стремится. А зачем?
– И что же делать? – тихо спросила Мэри, поглаживая пальцем ручку кружки.
– Ты будешь смеяться, но меня побудил к действиям несуществующий кот!
– Кто-то? – удивилась внучка. – Кот?
– Точно. Виртуальный, милый, роскошный и желанный. Мало мне было хлопот с двумя детьми, у меня зародилась в сознании крепкая идея-фикс: хочу ещё и кота!
– И что? – хмыкнула Марианна.
– Сказала мужу, но тот отнёсся к идеи скептически. Сказал, что кот нам подерёт диван. Но я какое-то время не отставала. Патрик всё отнекивался и говорил: потом, потом. В какой-то момент я прямо припёрла его к стенке, что называется – мол, покупаю животное и всё тут! И тогда он, знаешь, что заявил?
