Екатерина Вадимовна Майорова "Мир"

Мир
Лола Джабборова

Элина Бостан

Юлиана Матюхина

Анастасия Норенко

Алла Антонова

Алена Рашковская

Наталья Моляко

Юля Пичерская

Ольга Максимова

Ксения Алексеева

Тексты, которые вам предстоит прочитать, были созданы в рамках писательской мастерской Кати Майоровой. В течение мая каждую субботу Катя встречалась с авторами онлайн. Они обсуждали идеи, задумки, с которыми каждый пришел, и доводили их до совершенства. К концу месяца участники написали рассказ, эссе, зарисовку. Тема майского сборника – мир.

Ольга Максимова, Алла Антонова, Анастасия Норенко, Екатерина Майорова, Лола Джабборова, Юля Пичерская, Наталья Моляко, Юлиана Матюхина, Элина Бостан, Ксения Алексеева, Алена Рашковская

Мир

От составителя. Катя Майорова

Когда я только задумывала мастерскую, мне казалось, что слово «мир» имеет не так уж и много значений. «О чем будут писать участники мастерской? – рассуждала я. – Наверное, про путешествия, эмиграцию, внутренний мир, возможно, про тот мир, в котором нет места насилию и вражде». Сейчас, когда все тексты написаны, отредактированы, опубликованы и ждут своего читателя, могу с уверенностью сказать, что «мир» – как слово, как явление, как совокупность форм, материй – намного, намного больше, чем мы можем себе только представить. По крайней мере, участники мастерской мне это показали своими текстами.

Первым в сборнике я расположила рассказ Юли Пичерской «Русалкины слезы». Метафоры и богатые образы, гротеск и тонкие параллели, «абрикосовка» и эмпатичные омары. История уводит нас в ресторанчик «Медитеран», где в большом аквариуме томится настоящая русалка. Кто ее туда посадил, ограничил мир четырьмя прозрачными стенами? Возлюбленный? Если он – то есть ли в этом действительно любовь? Или это абьюз, который с любовью ничего общего не имеет?

Название истории Аллы Антоновой «Открой мир, Алиса!» говорит само за себя. В то же время открыть для себя мир порой бывает невыносимо страшно, и часто эти страхи даже не наши собственные, а тех, кто терял однажды и боится потерять вновь. Для кого-то мир – все, что находится за дверью твоего дома, а для кого-то мир – это ты.

«Маня» Элины Бостан захватывает с первых строк. Порой даже кажется, что это не рассказ, а экран твоего смартфона, который напоминает тебе о новом дне цикла, о товарах, поступивших в пункт выдачи, о странных парнях, которые пишут в приложении для знакомств. Для одних подобные оповещения – не более чем рутина, а для других – вся жизнь, помещающаяся в ладони. Главная героиня хочет выйти в большой мир, но боится взглянуть дальше экрана своего телефона. Что такого страшного с ней случилось? А главное – кто с ней это сделал?

Фантастический рассказ Натальи Моляко «Мир на ладони» отправит вас на космическую станцию «Мир», где застрял главный герой – инженер Алекс. Он не верит в свое спасение, и даже кажется, что привык к одиночеству, к своей новой жизни, новому миру. Но все меняется, когда на станции появляется странный незнакомец, который сначала пугает Алекса, а после… Что было после – читайте в рассказе Натальи.

Задумка Анастасии Норенко меня сначала испугала, но я решила довериться автору и посмотреть, что получится. Каждое наше занятие, разбирая работу Насти, я говорила: «У меня нет слов! Это прекрасно». Вам предстоит прочесть поэму «Новый мир», повествующую об английских преступниках, которых корабль везет отбывать наказание в Австралию. Читая поэму Анастасии, я слышала шум волн, скрип досок, тихие разговоры заключенных о том, какие преступления они совершили и почему. Как они оказались на этом корабле? А главное – какой новый мир их ждет там, на далеком и неизведанном континенте?

«Чешуя» Ксении Алексеевой – необычный рассказ с точки зрения стилистики. В нем почти нет глаголов, но при этом вы все равно чувствуете движение, динамику. Главная героиня проснулась однажды утром, а ее кожу покрывает чешуя. Она едет в метро, там не люди, а рептилии. На работе – они же. Что бы вы делали на ее месте? Решили бы, что это вы сходите с ума или что с миром что-то не так?

Эссе Алёны Рашковской «Тешекюрлер» отзовется всем, кто за последний год был вынужден релоцироваться. Каково это – чувствовать, что ты совсем один в многомиллионном городе? Что происходит внутри тебя, когда за неделю ты пять раз меняешь ночлег? Как это: только привыкнуть к одному месту, полюбить его – и снова собирать чемоданы, уезжать и не знать, какая точка твоего путешествия станет, наконец, домом? Мир большой, и хочется найти в нем свой угол. Ведь так?

Рассказ Ольги Максимовой «Ксения Петербургская» пропитан легким безумием. Может, потому, что действие происходит в Санкт-Петербурге, а может, потому что главная героиня так сильно любила созданный ею же мир, что в выборе между фантазиями и реальностью она неизбежно предпочла первое. Трехсотлетний город из века в век сводит своих жителей с ума, или же он всего лишь невозмутимый наблюдатель того, как они сами себя доводят?

Текст Юлианы Матюхиной «Дом Белаша» автобиографичен. Вместе с мужем она купила квартиру в центре Оренбурга в дореволюционном доме. Многие не понимали: зачем покупать вторичку, которой больше ста лет, если можно взять новостройку? В своем эссе Юлианна отвечает на этот и многие другие вопросы, а также рассказывает о мире Ивана Михеевича Белаша, который построил тот самый дом в 1907 году.

Заключительный рассказ в сборнике написала Лола Джабборова, и называется он «Конечная станция – мир». Я не просто так оставила его напоследок. Он дарит надежду: на то, что после любого конфликта может следовать примирение, что боль прошлого реально трансформировать в счастье – и наслаждаться им здесь и сейчас. Легкая, нежная, трогательная история, пропитанная поездной романтикой. Уверена, что она, словно теплые лучи закатного солнца, подарит надежду на завтрашний день.

Русалкины слезы. Юля Пичерская

Я была в том ресторанчике трижды. Первый раз мое внимание привлекла стайка детишек, прижимавших обгоревшие носы к толстому стеклу аквариума. Утомленные отпуском матери устали на них осуждающе цокать, чем дети пользовались на всю катушку.

В сумочке у меня был билет на дирижабль в один конец, а следом влачилась вся моя жизнь, наспех упакованная в чемодан. Кибитка таксиста, как всегда, остановилась за углом. Мне оставалось сделать шагов десять, чтобы вверить свою жизнь сначала коренастому водителю, затем пилоту дирижабля, а потом… Одному Посейдону известно. Я постояла в нерешительности и шагнула под выцветшую вывеску «Медитеран».

Ресторан встретил меня облаком сигаретного дыма, стойким запахом жареной рыбы и моря после дождя. Я села в угол. Подальше от детей, толпящихся у аквариума, одиноко курящего рыбака и выхода – на случай, если муж впервые за полгода решит вернуться домой вовремя.

Постукивания, вспышки от фотоаппаратов, царапанье детских коготков о стекло, нетерпеливый шепоток – все это складывалось в раздражающий оркестр, который, впрочем, никак не действовал на жительницу аквариума. Накрывшись ворохом листьев ламинарии, она притворялась спящей. Только изредка приподнимала жабры и спинной плавник, чтобы осмелевшие детишки сохраняли дистанцию. Вокруг аквариума стройными рядами стояли пустые бутылки. По сияющим остаткам на дне я определила – бурбон из морского абрикоса.

– Вера, вставай, старая морская корова! – Хозяин ресторана заколотил рукой-кувалдой по крышке аквариума. – Опять с омарами синячила до утра?

Омары в соседнем аквариуме стыдливо закачали головами, куча из листьев ламинарии зашевелилась – дети с визгом бросились к измученным матерям.

– Тебе какая печаль?

– А такая. Переезжаешь ты. Террасу новую сделали. Будешь клиентов своим видом привлекать.

С улицы зашли трое рослых юношей в испачканных робах, и в ресторанчике стало тесно. Прикинув, что рабочее время мужа закончилось, а его все еще не видно, я поняла: домой идти безопасно. Расплатившись и прихватив чемодан, я медленно побрела в гору. Билет на дирижабль остался жалко дрожать от воздушных потоков из кондиционера, зажатый между тарелкой и прожженной скатертью.

***

Второй раз я забрела туда почти на ощупь. Прижимая пакет с замороженными гребешками к скуле, я металась по узкой улочке, не находя себе места. Терраса «Медитерана» манила мирным маяком на фоне теплой приморской ночи.

– Чего стоишь? Заходи, коль пришла. – Вера наполовину высунулась из аквариума. Мокрые волосы сетью окутывали ее голые плечи. Неловко было пялиться, но я невольно задержала взгляд на бронированном крабике, выглядывающим из-под правой обвисшей груди Веры.

– Абрикосовку будешь? – Запустив руку в соседний аквариум, Вера распихала глуповатых омаров и достала бутылку, обросшую морскими желудями.

Скула пульсировала, пакет с гребешками предательски перенял температуру моего измученного лица, а бутылка абрикосовки покрылась жемчужной испариной. Я кивнула – все равно до утра дома лучше не появляться. Битую посуду и багровые брызги уберу, когда он уйдет на работу.

– Давно вы здесь?

– На террасе-то? Да с неделю. Пока только народ пугаю. – Вера медленно скользнула из аквариума. Меня обдало запахом тины, рыбацкого судна и выпитой вчера абрикосовки.

– А вообще. Здесь? – Я схватилась за прохладную бутылку, как за спасательный круг.

– Лет тридцать как. Двух ваших царей застала. Дитя, хватит ее к щеке-то жать – синяк уже набух. Теперь поможет только внутрь, хе-хе. – Вера забрала у меня бутылку и налила светящейся жидкости в подернутый тиной стакан, который до этого мирно дрейфовал между омарами.

Я послушно опрокинула в себя все, что налила Вера.

– Ой, горько!

– Уж послаще твоей жизни будет, девочка.

– Давайте… Давайте не будем.

Скрипя тормозами, по склону скатилась кибитка такси. Я молниеносно прикинула, не едет ли там мой муж. Но выдохнула – кибитками могут управлять только мужчины. При мужчине он не посмеет.

– Вам, наверное, тоже не сладко. Столько лет в аквариуме. В том ужасном углу.

Вера вздохнула и глянула вглубь ресторана. На угол, с обоями, выгоревшими по форме ее аквариума. Кругом на стенах, как будто ради издевки, хозяин ресторана развесил сети, чучела рыб и деревянные фрески с изображением Великой Битвы у Ратацкого мыса.

– Да уж лучше там, чем тут. – Вера обреченно сплюнула на пол. – В том углу весь мой мир. Шутка ли – двадцать лет там просидела.

– А первые десять?

– Ох, детка. Не мне рассказывать, не тебе слушать. Первые десять лет жила как принцесса. Муж-рыбак. Герой Великой Битвы. Загорелый, в глазах солнце, в волосах ветер. Выудил меня из морского лона. Тогда казалось лю-убит. Дура! – Еще один плевок проследовал за первым.

– Не любил?

– Кто ж знает? Может, и любил. Первый год. Каждый день мне трофеи из моря приносил: то ракушку, что плачет, как море, то краба, то золото, что ваши пираты теряли в наших водах. Комнату мне выделил. Под аквариум. Не воля, но я там хотя бы во всю длину вытянуться могла.

Вера картинно распрямила хвост, до этого мирно свернутый под столом. Хвост протянулся мимо четырех столов на шесть персон и коснулся противоположного конца террасы. Со звоном отпало несколько серебристых чешуек. У меня перехватило дух. Все знают о русалках. Все знают про Великую Битву, где наши доблестные воины перебили их злобных русалов. Но увидеть русалку – мощную, с огромным мускулистым хвостом, грозу морей – на расстоянии вытянутой руки. От этого забудешь, как дышать. И про саднящую скулу забудешь, пока в восхищении рот не откроешь слишком широко.

– Нравится? А представь, какая я была тридцать лет назад. Чешуйка к чешуйке. Волосы р-р-рыжие! Не то что сейчас, э-эх!

– Как же вы сюда попали?

– Хах, да сбагрил он меня. Днями в море пропадал. Голодала я днями. Уж ненароком подумала, что сгинул родненький. Но родненький все возвращался. То через три дня, то через неделю, потом – раз в месяц. И все такой же. Солнце в глазах, ветер в волосах, руки, как бронзовыми канатами стянутые. Счастливый. Но уже без подарков. Это потом-то я узнала, что я у него первая была.

Вера замолкла. Острым синим когтем она нацарапала на деревянном столе: «Мир – мудак». И лукаво мне подмигнула.

– Постойте. Ваш муж – хозяин «Медитерана», Мир?

– Да, детка. Понимаешь иронию? Контрабандист он. Вытаскивает глупых доверчивых дурочек из моря и продает в аквапарки и стриптиз-клубы. Защитить-то их некому и научить бояться рыбаков – тоже некому. Всех русалов тогда перебили. А все, что сетями кроме русалок вытащит, в ресторане готовит.

Долгое молчание прервал стук капель о деревянный стол – омары как один выползли из аквариума и расселись за столом. Аквариумная вода ритмично накрапывала на стол, будто из глаз дюжины плакальщиц. Я расхохоталась. Сидим вдвоем: плененная старая русалка, я с подбитым глазом и десяток чрезмерно эмпатичных омаров.

– Простите, это ни разу не смешно. Но… Ик! Смешно.

– Детка, а что ж остается делать-то? Только смеяться. Пить и смеяться. – Вера щедро плеснула абрикосовки мне в стакан, а сама громко глотнула из бутылки. – Сама-то ты что тут делаешь? Чай не в аквариуме.

– Знаете, не могу. Сколько раз собиралась. Но… Ик! Он для меня целый мир!

Вера ощетинила жабры, но промолчала. Что тут скажешь – сама такая же.

Молчание затягивалось. Мне отчаянно не хотелось уходить из безопасного прямоугольника террасы в темноту ночи. Но я ее обидела, кажется. Нужно как-то сгладить неловкость. Я взяла у Веры бутылку и глотнула.

Абрикосовка разлилась по горлу огнем. Меня передернуло. Вера расхохоталась, закинув голову.

– Зато на террасе вам, наверное, лучше! Тут… Ик! Х-хотя бы море видно. Запах чувствуете. Слышала, только не обижайтесь! Говорят, русалки от одного вида моря сильнее становятся.

– Уж лучше в том углу, детка. Понимаешь, угол тот стал для меня миром. Прокуренный, темный, омары еще эти. – Омары дружно подняли грустные щенячьи глаза на Веру. – Но за двадцать лет и они родными стали. А отсюда… Понимаешь, я теперь все вижу.

Русалка смущенно попыталась расправить погнутую об острый край аквариума пересохшую чешую.

– Он ведь каждое утро уходит туда. Мир-то мой. В мое море. В мир, в котором я плескалась, завлекала моряков песнями и хохотала с сестрами. Посейдон знает, что этот старый дурак там творит. Но возвращается он с уловом. И счастливый.

– Нет ничего печальнее… Ик! Чем твой мужчина, который счастливый проходит мимо… – Я снова глотнула из бутылки. Но абрикосовка показалась не такой уж горькой.

– Так, может, вам… Ик… В море вернуться? Там ваши близкие, там ваш мир.

– Да куда там! Всех моих близких перебили такие как мой муженек. Гарпунами, винтами катеров, любовью обманчивой. Вот смотри. Смотри, детка. Теперь я вижу прямоугольный кусок моря в окне. И каждый посейдоний день в этот прямоугольник кто-то то окурок кинет, то бутылку бросит, то поссыт. Тьфу! Это каждый день разбивает мне сердце. Это уже не мой мир. Я в эту воду не вернусь.

– Я… Ик! Знаете, я тоже не в-вернусь! – Собственные слова я услышала уже со стороны. Положив голову на руки и медленно погружаясь в темную пучину пьяного сна.

Я проснулась до рассвета. Хозяин ресторана, Мир, раздраженно пыхтя, подметал вокруг меня пол. Бутылки из-под абрикосовки перекатывались, их звон болезненным эхом отдавался в моей тяжелой голове. Я поморщилась. Омары испуганно толпились в дальнем углу аквариума.

– Вера, мать твою! Сколько можно всякий сброд тут собирать!

– Сколько нужно, столько и можно, старый дурак!