Трилата Нижеги "Начало новой истории"

К удивлению Эктори, Хафэр объяснил ей совершенно спокойно:

– Может обидеться, сожрёт ещё.

– Шутишь!– воскликнула Эктори.

– Упырей вот кушал.

– Бр-р… – Эктори помотала головой, отгоняя неприятные образы, слишком уж её не нравилось столь мало знать о мирах, где похоже все и вся пытались сожрать друг друга и зачастую в самом буквальном смысле.

– Сам опасаюсь.

Ещё несколько шагов прошли в молчании.

Хафэр остановился:

– Здесь, – он постучал по подоконнику.

Вскоре окно распахнулось, выглянула худенькая женщина.

– Опять оригинальничаете, ребята? – её губы расплылись в приветливой улыбке.

– Приходится, – хмуро ответил Хафэр.

– Залезайте детки, у меня чай есть, совсем свежий.

Хафэр влез в окно, спустился на пол, протянул Эктори руку. Спустившись с подоконника, она с интересом пробежалась взглядом по стеллажам, заставленным книгами в старинных обложках, диванчику у стены, тумбе, столику, двум креслам – таким же стоят в читальном зале, вспомнив что именно с таком же она провела прошлую ночь.

Женщина зажгла настольную лампу, закрыла окно, задёрнула тяжёлые шторы. Взяла Эктори под руку, подвела к дивану, произнесла, столь доброжелательным тоном, что Эктори как ни пыталась, не смогла отнестись к ней с подозрением:

– Раздевайся, девочка моя.

Эктори раскрыла рот в попытке запротестовать, отказаться, послать с такими указаниями куда подальше, но, сама не понимая, почему, смолчала.

– Снимай одежду, я развешу, просушу, пуговицы пришью, по швам заштопаю.

– А… а мне в чём сидеть? – наконец вымолвила Эктори, то что беспокоило её больше всего. Она понимала, что в мокрой одежде куда хуже чем без неё, но хотелось бы закутаться во что-нибудь сухое и желательно тёплое.

Тётушка, истолковав её замешательство ка стыдливость, произнесла:

– Голышом посидишь, не отвалится. Раньше все по лесам да полям скакали голые, а эти, зоздатели миров ихние, не факт, что были, да и те не сразу же одежду придумали.

– Но… но это тогда, а тогда – это не сейчас климат потеплее был… – Эктори говорила тихо, почти неразборчиво.

– Ой-й! Какие мы! Я ей помощь предлагаю, а она недовольна, – всплеснув руками заворчала тётушка.

– Простите, я не хотела… Извините, я не специально… – поспешила сказать Эктори, опасаясь, что действительно может остаться без ремонта одежды.

– Не извиняйся, ни перед кем, но и не наглей мне тут, – тон её резко изменился, стал серьёзным.

Эктори опешила от столь контрастировавшей со всем сказанным до этого фазы, отчаянно пытаясь понять, то ли у неё под конец тяжёлого дня разум отказывался работать, то ли миры постепенно сходили с ума, а она просто не поспевала в общем темпе.

Женщина выдвинула ящик тумбы, вытащила светлую сорочку, кинула Эктори: «Можешь зайти за шкаф, там переодеться, не увидят», повернулась к Хафэру, уже рассевшемуся в кресле с кружкой горячего чая, заговорила:

– А что касается тебя… А ну-ка слез быстро, ишь, чего удумал! Мебель мне пачкает! – погрозила пальцем.

– Новое куплю, – равнодушно ответил Хафэр даже не шелохнувшись.

– Переоденься! У меня от старого друга халатик остался, я тебе его дам.

– Не буду надевать ваш сто шестидесяти девяти ходовый шмот.

– Вот, обижаешь. Мы с ним всего-то ходов пять, ну может чуть больше, не виделись.

– Нет, – продолжил протестовать Хафэр.

– Тогда кыш-ш!

Хафэр поставил чашку на стол, поднялся с кресла, обиженно буркнул;

– Не вернусь к вам.

– Не зарекайся, а то захочешь вернуться, а не сможешь.

– Сам знаю! – бросил он напоследок и ушёл.

Эктори выглянула из-за стеллажа, показалась полностью, вошла в освещённое пространство.

– Холодно, – тихо сообщила она.

Женщина села в кресло, закинула ногу на ногу, откинулась на спинку.

– Ну, так давай одежду и садись, – указала она на диван, – вон одеяло.

Эктори подошла ближе, положила аккуратно сложенные вещи на подлокотник, залезла, как ей и сказали, на диван, сняла туфли, поджала ноги под себя, закуталась в тёплый мягкий плед.

– Жизнь начинает налаживаться! – радостно заявила она.

– Звар ещё выпей, и тогда… Точно всё будет хорошо! Вот прям замечательно, – проговорив мечтательным тоном, тётушка пододвинула к Эктори кружку.

Эктори послушалась, но тут же отдёрнула обожжённые пальцы.

Женщина незаметно улыбнулась, хихикнув по-доброму.

– Вот чудо ты! Берёшь за ручку, подносишь ко рту, дуешь и только потом, пьёшь. Я ещё подсластить люблю, – она взяла свою кружку, положила в неё тонкую верёвочку с тринадцатью белыми мелкими бусинами.

Эктори взяла такую же ниточку, передвинула одну бусину на другой конец, сунула в рот, почувствовала сладкий вкус, сдавила шарик зубами, раскрошила на мелкие кусочки, поинтересовалась:

– А можно много?

– Почему бы и нет, – хмыкнула тётушка.

Эктори принялась класть в кружку ниточку за ниточкой, размешивая, проверяя на вкус и постоянно решая, что получается недостаточно сладко.

Женщина, взглянув на неё с подозрением, хотела было спросить: «Не слишком ли?», но увидев довольное выражение лица девчонки, поняла, что такое есть норма. Брови её медленно опустились обратно и она сказала доброжелательно:

– Можешь опять поспать здесь.

– А Вы меня не сожрёте? – опасливо переспросила Эктори, понявшая за день что это одна из тех вещей, о которых действительно стоит уточнять.

– Ой, да кому ты нужна, такая тощая?

– Как оказалось многим…

Глава 3

– Где она на этот раз?

– Смирись, она не придёт, – с ехидством сказала девушка.

– Эмони – слишком важная птаха, чтобы учиться вместе с нами, бедными аристократишками, – добавила ещё одна.

Небольшая компания звонко расхохоталась.

«Смеются, жизни радуются, про эту дрянь говорят. Да идёт оно всё и ко всем!..» – подумала Эктори, исподлобья глядя на весёлые лица сплетниц одногруппниц. Зябко поёжившись она положила голову на парту, попыталась отгородиться от всего этого шумного мира развёрнутой книгой, поставила её перед собой, но та, как назло, свалилась на голову. Желания что-либо делать не было. Щёку жгло, зад болел, всё тело ныло, под тонкой полу мокрой тканью блузки каждое дуновение ветерка ощущалось ледяным, пальцы ног окоченели в не высохших туфлях.

Послышались знакомые голоса. Эктори нехотя приоткрыла один глаз, увидела, как мимо прошла Зингера, опасливо на неё покосившись, следом – вечно улыбающаяся Мира.

Мира медленно подняла книгу, закрыв, отложила в сторону. Увидев недовольную физиономию Эктори, с желтоватым пятном на щеке, поспешила сообщить ей об этом:

– Ой! А ты во что измазалась?

– Я стукнулась, – пробурчала Эктори, злясь на весь мир, которому были безразличны её страдания.

– Как? Обо что? – голос Миры был наполнен сочувствием, небесно-синие глаза её округлились, золотистые бровки изогнулись.

– Неважно, – прошипела Эктори, отворачиваясь.

В кабинет вошла преподаватель, жестом велела всем занять свои места. Когда разговоры одногруппников затихли, Мира подняла руку, отпросилась сопроводить Эктори к доктору, не смотря на все её попытки, что с ней всё нормально. Уже выходя из кабинета, Мира, вполголоса спросила у Зингеры: «С нами?» и не дожидаясь ответа, помчалась прочь. Эктори, чуть не упав, пока вставала из-за стола, прихрамывая, еле успевала за волочившей её подругой.

Зингера, печально вздохнув, решила что ей действительно нет причин оставаться, тоже поспешила уйти, сославшись на то, что Мира по дороге запросто забудет куда шла.

Один из одногруппников, решив так же воспользоваться ситуацией, принялся рассказывать про свои «несовместимые с жизнью» травмы:

– Мне очень плохо. У меня перо на палец упало, он шас отвалится.

– Не страшно, переживёшь.

– Да? Ну ладно, но запомните – это будет на Вашей совести.

– На этом всё? Тогда начнём наше занятие по Словесности ВИ.

…

Мира постучала, нетерпеливо распахнула дверь, затащив Эктори в светлое помещение, усадила в кресло, стоявшее у стены, сама уселась на подлокотник.

Зингера, неспешно войдя следом, села на стул напротив.

Из-за ширмы выглянула женщина в чёрном, насмешливо поинтересовалась:

– А не многовато ли вас?

Мира принялась было рассказывать как они не заменимы и что Эктори без них не справилась бы, но медик погнала их прочь сказав что могут вернуться к обеду.

Мира, как только дверь захлопнулась перед её носом, обратила обеспокоенный взгляд на Зингеру.

– Как думаешь, с ней всё будет хорошо? – поинтересовалась она.

Зингера неспешно перевела взгляд на подругу. Мира – девчонка талантливая, её можно будет обучить пользоваться понемногу каждым из девяти элементов, только вот она слишком склонна к сопереживанию другим. Для того, кто хочет подчинить силы, лежащие в основе миров, эмоции – это неплохо, но у Миры они совсем не такие, они не станут подпитывать её природную мощь, а наоборот, будут показывать слабость, которой на самом деле и нет. Зингера с самого первого дня в Академии заметила Миру, пыталась направить, не дать растратить исключительный талант, но та, сначала не хотела учиться, потом связалась с Эктори, которая только и делает, что отвлекает от истинно важных целей.

– Максимум, что с ней произойдёт, так это помрёт, – безразлично ответила Зингера.

– Так нельзя, это слишком жестоко!

Их разговор перебил неразборчивый возглас Эктори. Мира, забыв обо всём, ворвалась обратно в кабинет, заглянула за ширму, увидев Эктори, забившуюся в угол с кинжалом в рука, и женщину, поднявшую рука, показывая, что она не намерена причинить той вред.

Женщина немного подавшись вперёд спокойно проговорила:

– Мне нужно тебя осмотреть, я не буду причинять тебе боль. Пожалуйста, положи эту штуку, пока сама не поранилась.

Эктори оскалилась, проговорила:

– Просто дайте мне что-нибудь обезболивающее и заживляющее, я сама намажусь. У меня нет никаких серьёзных ран, просто парочка ссадин.

Женщина тяжело вздохнув обернулась на Миру, посоветовала той:

– Нечего тут торчать, если хотите – к обеду за ней вернётесь.

– Всё плохо? – уточнила Мира, но ответа ей не последовало, потому она скользнув обратно, обратилась к Зингере: – Ты ведь что-то да знаешь в исцеляющей магии, помоги ей.

Зингера поморщилась в отвращении:

– Я не буду помогать этому созданию. Сейчас я спасу её жизнь, а потом она заберёт мою. Если есть желание спасти её, сделай это сама, а для этого нужно научиться. Если уж всё равно занятия прогуливаем, пошли на крыше попрактикуемся – она вышла в коридор.

Мира последовала за ней, по пути отчаянно сопротивляясь обещанной практике, во всех красках представляя как ужасно всё пройдёт, понимая, что наверняка у неё ничего в очередной раз не получится.