– И все же, я не должен был допустить, чтобы это произошло. Присядем? – кивнул на стул.
Усевшись, я смотрела на папу и не знала, с чего начать. Мне нужно попрощаться. Но отчего-то казалось, что он моментально распознает ложь. Каждый день ему приходилось иметь дело с профессиональными лжецами, которых он мгновенно выводил на чистую воду. Разве он поверит в мое вранье?
– Расскажи, Солнце. Как ты? – повторил свой вопрос.
– Все время плачу. Переживаю за тебя и Настю.
– Где она? – взгляд серых глаз стал непроницаемым.
Я лишь пожала плечами.
– Никто не знает.
– Ублюдки, – тихо выругался он.
– Она исчезла в тот же день, когда тебя арестовали, – печально проговорила.
– А ведь я решил вопрос с ее долгом, – потер переносицу. – Указали, сволочи, мое место, – видела, как заиграли его желваки, и, чтобы успокоить, положила ладонь поверх папиной.
– У меня не приняли заявление на пропажу.
– Не удивлен, – в отчаянии провел пальцами по волосам.
– Я не знаю, что мне делать, пап, – смотрела на него, ожидая получить руководство к действию.
Пусть все уже было решено, но мне так хотелось верить, что всесильный Андрей Анисимов найдет выход из любой ситуации.
– Возвращайся на учебу, Ева. Это единственное, что ты можешь сейчас сделать. И лучше тебе находиться вдали от этой грязи. А ее сейчас будет много.
– А как же ты? А Настя? – горло сжимали спазмы, но я держалась, не давая больше пролиться ни единой слезинке.
– У меня хороший адвокат. Он позаботится обо мне. И я попрошу его позаботиться о твоей подруге.
– Но как я уеду? Это разве не бегство?
– Нет, курносик. Это жизнь, которую тебе предстоит прожить, а не хоронить себя вместе с моей свободой.
– Прости, папа, я не хотела. Мне так стыдно, – опустила взгляд к столу, закрыв лицо руками.
Я извинялась за то, что не пошла на встречу в Панкратовым в тот первый раз, и за то, что теперь не просто обратилась за помощью к его злейшему врагу, но и кинулась к нему в объятия.
– Прекрати, Ева. Тебе не должно быть стыдно за то, что ты свободна и твоя жизнь не стоит на месте. Все будет хорошо, – ободряюще сжал мои пальцы.
– Как я хочу, чтобы все стало, как и прежде, – смотрела на наши руки, не решаясь взглянуть в глаза папе.
– Не грусти так, дочь! Выйду на свободу, и все будет еще лучше, чем было.
Вот только папа не знал, что для меня уже ничего нельзя будет вернуть. Вряд ли я выйду прежней из своего рабства. Но вместо горьких слез я нашла в себе силы натянуть улыбку и сказать:
– Я верю! Все будет именно так!
Спустя отведенное нам время с тяжелым сердцем я прощалась с отцом. Но не оттого, что беспокоилась за него. Нет, теперь я знала, очень скоро он вернется домой. И это уже повод для радости. Причина моего волнения оставалась по-прежнему в машине. Он разговаривал по телефону и, кажется, даже не обратил внимания на мое возвращение. Но стоило машине тронуться, как он скинул вызов.
– Как все прошло? – равнодушно спросил Адам.
– Как договаривались, – прижалась лбом к стеклу, с тоской провожая стены СИЗО.
Когда я теперь встречусь с папой? И смогу ли после всего, на что я согласилась, посмотреть ему в глаза?
– Умница, – прозвучало как оскорбление, но оно не тронуло меня.
После встречи с отцом на душе осталась выжженная пустыня. Я ощущала себя настолько опустошенной, что стало совершенно плевать, какие слова вырываются изо рта монстра, сидящего рядом.
– Куда мы? – спросила единственное, на что хватило сил.
– Скреплять нашу сделку, – услышала усмешку.
Вот и все, Ева. Сегодня ты станешь шлюхой.
Глава 21
Остаток пути мы не разговаривали. Адам решал какие-то вопросы по телефону, в смысл которых я не вникала, да и не хотела мараться еще больше в его грязи. Для меня достаточным оказалось того, что происходило между нами, и того, о чем я догадывалась. Остальное пусть останется при нем. Узнаю больше, потону в отвращении к себе за то, что связалась с таким омерзительным человеком.
После встречи с папой я больше не тряслась, как мышь перед удавом. Сутки, что я провела в качестве его рабыни, помогли мне свыкнуться с выделенной для меня ролью. Нет, я по-прежнему не хотела близости и боялась ее. Но не собиралась впадать в истерику и пытаться защищать свою честь до последнего. Я продала ее. Теперь имеется официальное подтверждение этому на бумаге. А разговор с родителем помог убедиться в правильности сделанного выбора. Не место папе среди тюремных стен. Вот чего я по-настоящему опасалась, это того, что если он проведет там достаточно длительный срок, то изменится до неузнаваемости и я навсегда потеряю своего любимого папу. Этого нельзя допустить. Должно остаться в этой жизни что-то светлое, постоянное, нерушимое. Так пусть мой отец останется таким, каким его знала мама и каким его боготворила я.
– Проголодалась? – спросил мужчина, не глядя на меня, когда машина свернула на подземную парковку жилого комплекса.
– Нет, – ответила сухо.
Меньше всего я сейчас думала о еде. Совсем скоро я распрощаюсь с невинностью, как можно думать о чем-то другом? Тем более о пище. Меня и без того вывернет наизнанку, стоит ему прикоснуться ко мне.
– Хорошо, – равнодушно согласился. – Сейчас не хотелось бы терять время, – закрыл крышку лэптопа и передал ноутбук на переднее сидение своему помощнику как раз в тот момент, когда автомобиль затормозил.
Водитель вышел из салона, открывая для меня дверь. Только почувствовав под ногами твердую почву, ощутила напряжение в теле. Суставы не шевелились. И вся казалась какой-то каменной. Мне в позвоночник будто кол вбили. Шла к лифту неестественной походкой. Остановилась у кабины, судорожно вдыхая, подавляя накатывающее волнение. Адам подошел сзади. Ощущала его близость каждой клеточкой тела. Затылок пекло, и жар спускался ниже по спине, задерживаясь на ягодицах. Я чувствовала его взгляд физически, будто это не глаза исследуют меня, а руки. Даже пальто не могло защитить от проницательного взора.
Наконец-то двери лифта открылись, и я вошла в кабину, прижимаясь спиной к зеркалу. Щеки пылали. Смотрела, как напротив меня остановились начищенные дорогие черные туфли. В отличие от меня, фигура мужчины расслаблена, и он не скрывал своего интереса, рассматривая меня, как новую игрушку.
Весь путь до пентхауса я боялась встретиться с ним взглядом, так и стояла, упершись взором в пол и носы мужских туфель. Как только лифт подал сигнал о прибытии, волнение ледяными нитями проникло мне под кожу. Оно дотронулось до сердца, спускаясь ниже, сковывая нутро и выковыривая в животе холодную бездну. Снова этот страх. Чертов неконтролируемый ужас. Но я больше не покажу ему своей слабости, нет. Я привыкла платить по счетам. А это… это моя оплата. Осталось убедить себя в этом.
– Выходи, – услышала властный приказ.
Повинуясь, покинула лифт, ступая в свою клетку. Адам шел следом. Я контролировала каждый шаг и движение, потому что он смотрел. И это внимание вызывало противоречивые эмоции. Мне важно выглядеть достойно и хорошо, но в то же время плевать на его мнение. Прошла в гостиную, не зная, как теперь должна себя вести.
– Сними пальто, – приказал Адам, словно отвечая на мой мысленный вопрос.
Развязала поясок, убирая указанный предмет и осторожно положив на диван. Обхватила себя за плечи, ощутив легкую дрожь.
– Пройди к окну, – в голосе сталь. Он точно знал, чего хочет, и намерен получить это.
Не оборачиваясь на мужчину, прошла через всю комнату, останавливаясь у панорамного окна. Постаралась сосредоточиться на шикарном виде на город, но все чувства оказались сосредоточены на происходящем позади меня. Прислушивалась к звукам и ощущениям, стараясь понять, чем занят Адам и каков будет его следующий шаг.
– Сними платье, – голос по-прежнему раздавался где-то позади.
Значит, он не подошел близко и не набросится на меня в следующее мгновение.
Но, даже осознавая это, замерла как изваяние, не решаясь выполнить сказанное. Стояла, боясь сделать вдох. Головой понимала, что больше не могу оттягивать этот момент, но в груди все еще теплилась надежда избежать неминуемой участи.
– Сними платье, Ева, – повторил он.
На этот раз голос послышался ближе. Не хотела, чтобы он подходил. Боялась, что он сам сдернет с меня одежду, поэтому решила сделать это самостоятельно. Перекинула волосы через плечо и потянулась руками назад к молнии, стараясь нащупать собачку.
Услышала приближающиеся шаги и замерла.
– Я помогу, – прозвучал за спиной хриплый голос.
Убрала руки, дожидаясь его прикосновения, но его не последовало. Молния поползла вниз, а я так и не ощутила мужских касаний. Чувствовала тяжелый взгляд, скользящий по оголившемуся участку кожи, чувствовала его дыхание у себя на шее и задержала дыхание, подрагивая от волнения.
– Сама, – говорил властно откуда-то из глубины комнаты.
Он снова отошел назад? Не решилась обернуться.
Перекрестив руки на груди, дотронулась до плеч, спуская платье по рукам вниз до тех пор, пока оно не сползло черной лужицей к моим ногам.
– Перешагни через него, – продолжал наставлять меня Панкратов.
Сделала как велено, обхватывая себя за плечи. Ни перед кем из мужчин я не стояла в одном нижнем белье, чулках и туфлях. Раздетая, спиной к опасному мужчине, к человеку, разрушающему нашу с папой жизнь, ощущала себя особенно уязвимой. Кожа покрывалась мурашками под пристальным взором, указывая мне ту часть тела, которую он одаривал вниманием.
Адам медлил, не давая других указаний. А я нервничала из-за этой заминки. Хотелось уже закончить чертову экзекуцию, сделать все быстро, так же, как срывать пластырь. Проскочить этот момент, а потом анализировать случившееся, оставшись один на один со своими переживаниями.
– Сними лифчик, – наконец-то заговорил он.
Завела руки за спину, расстегивая крючки и робко скидывая бюстгальтер к ногам.
За окном кипела жизнь, люди куда-то спешили, гнали машины, но я не видела этой суеты, я смотрела на свое отражение в стекле, не узнавая эту распущенную девушку, так бесстыдно раздевающуюся перед малознакомым мужчиной. Не успела прикрыть руками грудь, как услышала следующий приказ:
– Трусики. Избавься от них.
Трясущимися пальцами стягивала по бедрам последний кусок ткани, отделявший меня от окончательного падения. Чем ниже опускались трусики по моим ногам, тем скованнее становились мои движения.
В голове пульсировало лишь то, что он видит не только мои обнаженные ягодицы, но и то, что у меня между ног, когда я наклоняюсь.
Лицо пылало от стыда. Быстро сбросив белье, одной рукой закрыла грудь, а второй треугольник между ног.
– Повернись! – голос как удар хлыста.
Судорожно вдыхая, медленно повернулась к мужчине, разглядывая рисунок на мраморной плитке на полу.
– Убери руки. Дай посмотреть, что я приобрел, – показалось, будто он насмехается надо мной.
Медленно отвела руки в стороны. Черные глаза обжигали кожу, лаская грудь, живот и добравшись до развилки между ног. Я не могла выдержать этого унижения, этого позора, снова закрылась.
– Руки! – рявкнул так, что я вздрогнула, снова открываясь для него.
Какого-то черта ничего не происходило. Он просто рассматривал меня и ничего не делал. Почему?
Нижняя губа задрожала. Это настолько унизительно, что я не знала, как буду жить дальше после подобного позора, но я тут же взяла себя в руки, шумно втянув воздух и позволяя ему заниматься тем, чем он хочет. В конце концов, лучше пусть просто смотрит. Взгляды возможно выдержать, а прикосновения… Прикосновения навсегда останутся выжженными на коже, и я никогда не смогу их смыть с себя.
Я не знала, нравилось ли Панкратову то, что он видел, не знала, жалел ли он о сделке. Но то, что он не пытался до меня дотронуться, говорило громче любых слов. Это означало, что я не возбуждаю его. И подобное развитие событий вполне ожидаемо. Он видел женщин красивее, страстнее, которые могли себя правильно подать, возбудить в мужчине желание, а не зажимались, стараясь спрятаться от его внимания, и не тряслись как кролики перед хищником. Глаза щипало. Ненавидела его за устроенную пытку. Уже решила, что дальше дело не зайдет, когда Адам оглушил следующим приказом:
– А теперь опустись на четвереньки, Ева.
– Что? – вскинула на него растерянный взор, но встретила лишь беспроглядную бездну в его глазах, на дне которой притаились демоны.
– Встань на четвереньки и ползи ко мне. Самое время активировать условия договора.
Глава 22
Сердце стучало как отбойный молоток. Казалось, что по венам течёт огонь. Он не мог на полном серьезе хотеть этого? Или мог? Смотрела в его напряженное лицо и не нашла там и намека на шутку. Подонок действительно хотел, чтобы я опустилась на четвереньки.
– З-з-ачем? – зубы стучали.
Пусть думает, что я полная идиотка, но, боже! Разве я могу не просто пасть на колени перед этим монстром, но еще и стоять на четырех костях, как какая-то псина?
– Время вопросов закончилось, Ева! – прогремел на всю гостиную его голос. – Опустись на пол и ползи ко мне.
В голосе столько власти, что невозможно не подчиниться. Он меня пугает, и я боюсь его грубости. Лучше добровольно. Лучше самой.
“Ты сама пришла к нему. Сама согласилась на все. Сама попросила договор”, – мысленно напомнила себе, медленно опускаясь на колени.
Твердая холодная плитка давит коленные чашечки. Опускаю ладони на прохладную поверхность, такую же холодную, как душа человека напротив. Смотрю куда угодно, только не на него. Не могу его видеть.
– Смотри на меня! – звучит очередной приказ, и я против воли поднимаю на него глаза.
Двигаюсь навстречу неизбежности, своей каре, наказанию. Встречаюсь с горящим темным взглядом, не сочетающимся с его расслабленной фигурой. Стоит посреди комнаты, засунув руки в карманы брюк, и ждет, когда его рабыня выполнит желания хозяина. Чувствую, как прохладный воздух дотрагивается до раскрывшейся промежности, и краснею, представляя, как это развратно выглядит его глазами. Внезапно дыхание учащается, и сложившаяся ситуация начинает меня волновать.
Его взгляд глубокий и тягучий, как чашка растопленного шоколада, он утягивал, овладевал моим вниманием и, казалось, пытался поработить мои мысли. От этого человека волнами исходили сила и власть, он привык подавлять людей, управлять ими, а теперь старался подчинить мою волю.
