* * *
На борту большого каюка, под плотной крышей из камышовых матов, вдоль бортов сидели три десятка пассажиров. Каждый был аккуратно пристегнут стальным ошейником к идущей вдоль бортов старой цепи. Хозяин каюка, он же хозяин этих невольных пассажиров, успешный купец и торговец живым товаром, бухарский еврей Муса, сегодня был не очень доволен. Ни одной молодой женщины, и тем более девушки, желательно светловолосых, купить у кипчакского бека не удалось. Только мужчины, правда, молодые здоровые парни. Они тоже прилично стоят, так что совсем уж неудачным рейс назвать нельзя. На кокандском рынке прибыль в тысячи три тилля можно будет выручить. Но по сравнению с прошлым рейсом, когда ему удалось купить у Бекмурата дюжину светловолосых красавиц, неудача. Муса приберег девушек, продавать их повезет в Афганистан через месяц его племянник, удачливый в бизнесе, как говорят заносчивые англичане, Ибрагим.
Это было последним, что успел подумать работорговец, когда из ночной реки нечто практически бесшумно выметнулось, и перед ошеломленным купчиной встал дэв. Мощный. Высокий. Переливающийся перламутром под светом луны и звезд, холодный как зимняя пустыня. Пару попавшихся на его пути охранников дэв убил походя. Взмах руки, и из спин несчастных торчат ледяные лезвия, а тела рассыпаются в прах. Прыгнувшего было за борт кормщика выкинуло волной обратно. Вдоль борта речного кораблика мелькнули спины речных чудовищ.
– Итак, что у нас тут? – В голове перепуганного купца прозвучал холодный насмешливый голос. – Надо же, какова удача. Целая усадьба около реки. Ну?ну. Схожу?ка я в гости.
И мир купца померк. Как, впрочем, и для его помощников, тоже рассыпавшихся прахом. А к ногам замершего от непоняток, происходящих наверху, оренбургского казака, упала тяжелая связка ключей. Ничего особенного, просто среди тяжелых амбарных ключей были фигурные головки английских отверток от кандалов. Ничего сложного или секретного, обычные резьбовые соединения, вот только их невозможно открутить пальцами, ногтями, щепками, костями… только добрая инструментальная сталь.
* * *
Через два часа, когда суматоха среди освободившихся так внезапно русских пленников улеглась, и десяток молодых крестьян сели на весла, пяток вооруженных трофейными мультуками бывших солдат легли за мешки с товарами, а наряженный кокандским кормщиком старый каспийский рыбак встал за румпель, прапорщик, попавший было в рабство, негромко спросил пожилого, но крепкого как скалу хорунжего:
– Что это было, Нестор Гаврилыч?
– Господь его знает, Александр Александрович. Гришка наш кой?чего видывал, по морю Байкалу и реке Амуру хаживал, так говорит, что водяной приходил. Не надо кривиться, господин прапорщик, тринадцать комплектов одежки, с оружьем и личными вещами, вроде кисетов с табаком и трубок, просто валялись на палубе. И ни следа крови, ни звука боя. Просто плеск, просто шелест волн. Господь, он ведь много кого окромя людей сотворил. И старики бают, что водяные особо люд не тревожат, а некоторые в стародавние времена даже волости под руку брали. Вот по женскому полу, то оне все баюны и блядуны страшные, вода ж она переменчива и игрива, и хозяева ее таковы же. – Козачина насыпал в трофейную трубку турецкого табачку, прижал пальцем и, пару раз чиркнув англицким кресалом, с наслаждением затянулся дымом. – А еще говорили, что по некоторым рекам людоловам ходу нет. Просто нет, и все. Не любят водяные тех, кто волю рушит. Вода, она свободу любит. Так?то, вашбродь, в питерских академиях такому не учат, но землица многое помнит, и те, кто живут на ней – тоже. Пока про это голову ломать не будем, Александр Александрович, нам бы до Аральской флотилии добраться. А вот потом стоит в церкву сходить, поговорить со святыми отцами. И Николе?Угоднику свечу поставить…
– Вы правы, господин хорунжий. – Уважительно кивнул молодой офицер и с удовольствием поправил заткнутый за кушак пятиствольный «пепербокс», американской выделки револьвер, и перевязь с тяжелой арабской саблей?шамширом. Оружие придавало уверенность, что снова он так глупо не попадется. Ну, или, по крайней мере, продаст свою жизнь, как и положено русскому офицеру, максимально дорого.
* * *
Уйдя с каюка, я вернулся к себе на базу, как начал называл свой стан. Хилола начала, так сказать, дозревать, и потому я старался почаще лично контролировать процесс. По моим прикидкам, ей еще минимум месяц, максимум полтора в таком состоянии находиться. А вот потом… потом у меня будет крайне веселое времечко. Пока девчонка привыкнет к своему новому телу и новым возможностям, пока осознает, что обратной дороги нет. Ничего, хоть поговорить с кем будет. А то меня одиночество тяготить начинает. Не с рыбами ж болтать. Хотя тут шикарные экземпляры встречаются. Пару сомов метра по четыре с лишним я видал, видел огромную, иначе не скажешь, старую щуку, про аральских осетров?шипов и говорить нечего. И это я еще до самого Аральского моря не добрался. Правда, до него уже добрались русские, сейчас у них там парусные и гребные суда, но уже скоро появятся пароходы. Буквально лет десять осталось, тогда противопоставить русским судам местные ничего не смогут ни по скорости, ни по вооружениям. И это очень тревожит хивинского и кокандского ханов, а так же бухарского эмира. Потому здесь хватает англичан и турок; учат войска, продают оружие. Пока ханы сопротивляются успешно, тот же поход в следующем году закончится для русских неудачно, ну, если я особо не вмешаюсь. Но прямо скажем, таскать для русского царя плюшки и каштаны я не собираюсь. У него достаточно умных генералов, войск и оружия, чтобы сделать все самостоятельно.
Тут я с удовольствием поглядел на низкий добротный стол, который приволок сюда с месяц назад. На нем выложены мои любимейшие образцы здешней оружейной мысли, что я сумел зацапать. Два хаудаха, два пятиствольных револьвера, три одноствольных капсюльных пистолета, английский кремневый штуцер и французская капсюльная двустволка. Тоже нарезная, кстати. Постепенно собираю амуницию и одежду. Мое тело становится все совершеннее, точнее, оно уже весьма совершенно. Я умею принимать телесную форму, соответствующую мне сорокалетнему из прошлого мира по геометрическим параметрам. При этом я многократно сильнее любого человека, стремительнее, лучше слышу и вижу.
Другое дело, что при этом на человека я максимум только похож. Полупрозрачен, цветом на перламутр смахиваю, порой свечусь, как глубоководная медуза. Вообще?то красавец, но мой вид того же купчину?работорговца перепугал до обморочного состояния. Не испачкал он штаны только потому, что я не позволил, перехватив управление его телом и разумом. Ну да, энергии я с людоловов набрал много, а беречь работорговцев я особо не собираюсь, вот и тренируюсь на кошках. И потому я встал, с удовольствием потянулся и в следующий миг уже мчался по реке со скоростью полтысячи километров в час. Ну да, именно с такой скоростью я сейчас перемещаюсь. Прям как волна?цунами. Могу до максимальных скоростей волн?убийц разогнаться, примерно до тысячи километров в час. Но тут мешает фарватер; при испытаниях на скорость я вылетел из реки километра на полтора. Летел, кувыркался и радовался тому, что убить меня такими трюками невозможно.
Так что через час я изучал поместье купца Мусы, или Моисея. Или, как его соплеменники в Гурьеве прозвали – Мойши. Там он вполне себе благочестивым торговцем шелком и хлопком представлялся. Поместье было расположено километрах в сорока от Коканда, на берегу Сырдарьи. Насколько я понял из памяти купчины, это было сделано специально по многим причинам. Не надо кланяться всем встречным мусульманам, не надо унижаться, пред каждым слезая с осла. Про корабли и лодки в уложениях ничего не сказано. Ну а что нельзя подпоясываться поясным платком или поясом – веревка может быть из шелка или золотой нити.
Несколько добротных строений было выстроено единым комплексом, который включал в себя и небольшой заводик по выработке шелковой нити. Жило здесь сотни полторы человек, но именно в хозяйских хоромах не больше пятнадцати. Плюс там же располагались пленницы?рабыни, специально, чтобы воспрепятствовать сексуальным вожделениям купчины относительно молодых и красивых женщин. Да и девочек тоже. Муса умел пользовать их так, чтобы самого ценного не лишать. К его сожалению, ревнивая жена на корню рубила подобное. Потому?то сам Муса старался жить подальше, в городской еврейской махалле. Там и до веселых домов недалеко, есть где и с кем поразвлечься. Чего он не видел в усадьбе? Дочек и жены? А теперь ничего и не увидит, сволочь. Занимался бы бизнесом с шелком и хлопком, не тронул бы я его.
Поместье меня удивило. Жесткий порядок. Чистота, аккуратность. Причем нет свирепых надсмотрщиков с плетьми, пара пожилых евреев словами управляется. Создается такое впечатление, что эти два управленца успевают повсюду. Даже рабыни к делу приставлены, в темнице на цепях не сидят. Перебирают и сортируют шелковые коконы. Девушки пусть небогато, но добротно одеты, сыты, обихожены. И командует всем вдова Мусы, Рахиль.
Вот честно скажу, не ожидал я того, что увижу. Потрясающе красивая зрелая женщина. Гордая, сильная, с прекрасной зрелой фигурой, красивым, породистым таким лицом. Тяжелыми черными косами, заставляющими горделиво нести голову. Какого хрена этот купчишка от такой жены бегал по блядешкам? У меня лично от созерцания этой красавицы аж какое?то возбуждение сексуальное состоялось. Да рядом с ней еще одна подобная особь есть, только темно?рыжая, с волосами цвета потускневшей меди. Ее родственница, вдова погибшего брата. Насколько я понял, прячется от остальной родни мужа, которая хочет ее скорее замуж выдать, чтобы лапу на денежки наложить. Тоже не девочка, лет тридцати пяти, не меньше. По нынешним временам и мнению юного Пушкина, почти старухи обе. Но какие красавицы. Хм… водяной я или не водяной?
Оставшееся до темноты время я носился по реке, подготавливаясь к штурму очаровательнейшей крепости по имени Рахиль. И что, что я ее вдовой сделал? Я ж не виноват, что тот занялся таким делом? Нет, вроде как я понимаю, что по людским меркам я вроде как виновен, но опять же, по людским меркам, все имущество этого Мусы принадлежит мне, как трофей. И пусть кто?либо попробует это оспорить. Ну и женщины тоже. Дочки для меня неприкосновенны, я не трогаю и не обижаю маленьких, напротив, придется много чего для них делать. Но их маманя… не, меня реально завело.
Комната Рахиль.
Наконец?то день закончился, и женщина смогла уединиться в своей комнате. Последние годы муж практически не уделял внимания своей законной жене, а потом та просто брезговала мужем, занявшимся откровенным блудом с малолетками. Благо, что многочисленная и влиятельная родня имела серьезный вес в тесном мирке общин бухарских евреев. Но было тяжко. Нерастраченная любовь требовала выхода, тело просило ласки. И не того рукоблудства, что порой все?таки устраивала себе затосковавшая женщина, а серьезной мужской любви. Но такова женская доля в этом мире, мужчина – хозяин в своей семье. Ладно, хоть не блудит прямо в поместье, мерзавец! Появляется только, чтобы забрать готовую ткань и шелковую нить, и порой завозит рабынь на передержку. Рахиль устала твердить ему, что это опасно, что ее российские родственники говорили ей о том, что русские всегда мстят за свои обиды. Нет, жадность, жажда легкой наживы, все сильнее застит глаза когда?то веселому и чуточку сумасбродному парню. В грузном, чудовищно властном, хитром, порой откровенно кровожадном мужчине Рахиль не могла найти и следов молодого Мусы. А учитывая, что сыновей ей родить не удалось, то мужа она откровенно избегала.
В зыбком свете масляной лампы женщины распустила свои косы и долго расчесывала их гребнем. Вот уже и седые волосы встречаются, скоро старость. А глупое сердце просит счастья…
Налетевший ветерок качнул занавеску, рокотнул далекий гром. На ночном небе собирались тучи, довольно необычно для этой поры. Женщина встала, чтобы прикрыть створку, и замерла.
Перед ней, прямо перед грудью, шибая в голову тяжелым, сладким ароматом, появился прекрасный розовый цветок. Уже распустившийся бутон, огромный, пурпурный. Почти черный в неярком свете.
Держала этот цветок мощная и сильная, но ухоженная мужская рука. Необычная. Как будто выкрашенная дорогой краской для тела, Рахиль пару раз видела подобные составы, которые стоили целое состояние.
– Даже этот цветок не может показать, насколько вы прекрасны, о великолепнейшая из великолепнейших. – Глубокий, игриво воркующий мужской голос заставил очнуться замершую было в изумлении женщину.
– Вы кто? Как вы сюда попали? – стараясь, чтобы ее голос звучал жестко и требовательно, отшагнула с разворотом Рахиль, и наконец?то увидела своего внезапного и незваного гостя.
Высокий. Много выше ее немаленького мужа. Широкоплечий, массивный. Добротно, очень богато, но при этом ненавязчиво?скромно одет по европейской моде. Красивое лицо зрелого мужчины, бородка на европейский лад. На указательных пальцах обеих рук перстни с крупными камнями. На левой – серебряный с малахитом, на правой – платина с желтым сапфиром. Уж в драгоценностях Рахиль разбиралась не хуже ее дядюшки?ювелира. И неимоверно, чудовищно опасен, чутье опытной женщины прямо?таки вопило об этом. И необыкновенно притягателен, Рахиль едва сдерживала себя.
– Я? Мне везде открыты двери, где течет вода, – мужчина улыбнулся, и показал на небольшой фонтанчик в глубине комнаты. – Я – хозяин здешних вод, уважаемая. Я водяной.
Рахиль вздрогнула и оперлась спиной на высокий трельяж с венецианскими зеркалами. Не зря у нее весь день было дурное предчувствие. Вот она, беда.
– Что вам надо? И где мой муж? – стараясь говорить спокойно и ровно, женщина нащупала за спиной выдвижной ящик и очень плавно открыла его. В ладонь уверенно легла рукоять небольшого пистолета. – Не шевелитесь или я вышибу вам мозги! Стр… Ай! – Хотевшую изо всех сил кликнуть охрану женщину поразила крохотная молния, точно в ладонь, державшую оружие.
– Ну вот. – Каким?то образом водяной подхватил пистолет и оказался очень близко к Рахиль, насмешливо глядя сверху вниз янтарными глазами. – Такая потрясающая женщина должна поражать взором, а не оружием.
– Я буду кричать! – Почему?то хриплым шепотом сказала женщина, чувствуя, как ладони мужчины легли ей на талию: одна плавно, нежно, пошла вверх, к вздымающейся груди; вторая скользнула вниз, к упругой ягодице.
– Можете не сомневаться, дорогая, я сделаю все для этого. – Шепнул ей на ухо водяной, лаская грудь, и сильно, но нежно сжал полупопие. – Вы обязательно будете кричать.
Рахиль запомнила, что ее подхватили на руки и понесли к кровати, прежде чем волна восторженного наслаждения затопила разум хозяйки поместья. За окном бушевала гроза, ветер гонял потоки дождя, а на кровати кричала от наслаждения красивая женщина …
* * *
– Почему ты не убил меня, как мужа, господин? – Потягиваясь, как довольная кошка, задала совершенно неожиданный вопрос Рахиль. – Ай! Синяк будет!
– Не задавай глупые вопросы, не буду щипать тебя за твою прекрасную задницу. – Я хмыкнул и огладил упомянутую часть тела. Весьма и весьма аппетитную часть, надо сказать. Впрочем, Рахиль весьма и весьма близка к совершенству, надо сказать. Длинные ноги, высокая и упругая грудь, ухоженное и чистое тело. Красавица, одним словом. И затрахал я эту красавицу позавчера и вчера до такой степени, что сегодня меня в постели ожидали две женщины. Рыжеволосая Марьям была сейчас не в состоянии что?либо говорить, любое мое касание вызывало новый оргазм, так что пусть отдыхает. Надо сказать, что мое тело – очень совершенная трахмашина; с душой отымел двух полных сил дам, а сам бодр и свеж. – Ты не работорговка, а шелкозаводчица. И моя добыча.
Эти ночи были бурные. Конечно, секс для меня не тот, что в человеческом прошлом теле, учитывая его недоделки. Того же семяизвержения покамест нет как такового. Но это не мешает мне получать весьма и весьма значительное удовольствие. Я ощущаю эмоции женщин, их наслаждение меня заводит, наполняет энергией. Можно сказать, вампирствую, но для этого приходится потрудиться. Да и та же Рахиль днем свежа и весела, неясно, кто с кого энергию тянет больше.
Про то, что я убил ее мужа и всю его команду, я сказал в первую же ночь. На что Рахиль ответила, что у нее есть три года, а пока он считается пропавшим без вести. Тела ж никто не видел? И не увидит. Она на удивление спокойно приняла эту новость, правда, сначала я пообещал, что не трону ее девочек. Да, проблемы будут, но рабби не станет настаивать на признании ее вдовой, а с остальным она справится. И даже девочек?рабынь не отдаст противному Ибрагиму… тьфу, мерзость. Содомит, английская подстилка.
– Ты снова уйдешь с первыми петухами? Тогда у тебя еще есть время. – Нежно отвернув меня от созерцания тела Марьям, Рахиль поцеловала меня в губы, подумала и легла на золовку, используя ее в качестве подушки. – Тогда, господин мой, напоминаю тебе, что раз ты соблазнил и пользуешь несчастную вдову, то попользуй еще разок. Сзади, мне понравилось. Да?да, именно так, ах…
Скоро я ушел, оставив дам приводить себя в порядок и отсыпаться. Заодно оставил список товаров, которые попросил купить, книги и газеты в первую очередь. Заодно оставил на расходы с полпуда золотого песка. Рахиль согласилась принять его по расценкам ее дядюшки?менялы. Ну и речного жемчуга отсыпал дамам. На серьги. Вообще, мое личное мнение – для красивой женщины лучшая одежда это сережки, больше ничего не надо.
Восток дело тонкое, восточные женщины дело страстное. Если плод перезрел, то его достаточно нежно тронуть – он упадет в руки сам. Вот и Рахиль и Марьям упали мне в руки. Как там Лада сказала? «Живи и люби», вот и занимаюсь этим потихоньку. Но надо быть весьма осторожным, беречь женщин от подозрений. Женщина здесь никто, прав не имеет вообще, за малейшее подозрение в колдовстве, например, сразу смерть. Забьют камнями без особых переживаний, дело здесь привычное. Вчера еле выдернул одну девчонку, попалась в самом Коканде. Рабыня сбежала от хозяина, переодевшись в мужскую одежку. Симпатичный пацанчик получился, косы обрезала. Кто б внимание обратил. Да вот беда – серьги забыла снять.
Она уж при смерти была, когда я умудрился ее сдернуть в неглубокий арык, только кровавые разводы по воде пошли. Поискали ее поискали, да разошлись. Только стражники подошедшие копьями в воду довольно долго тыкали, потом рукой махнули и ушли. Вот такие здесь дела, на востоке?то.
Вообще, странные впечатления от города. Одни мужские лица, женщины неприметны и незаметны, крадутся мышками вдоль дувалов. Те, кто побогаче, ездят в закрытых арбах, и только дочери очень важных мужей могут позволить себе проехаться на коне, прикрыв нижнюю часть лица покрывалом. И только потому, что от остальных мужчин ее прикрывают охранники.
Так вот, эта девица тоже в капсуле, рядом с Хилолой. Кто такая, как ее зовут – совершенно без понятия. И получится из нее что?то стоящее, тоже неизвестно. Чтобы получилась ундина, нужны четыре составляющие – юность, девственность, сильный характер и гибель в борьбе. Ну, кроме моего горячего желания спасти девушку. Юность – чтобы разум свободен был от жестко прошитых жизнью норм, иначе не произойдет его перенастройка и просто не запустятся остальные процессы. Сильный характер – чтобы справиться с чудовищным стрессом. Гибель в борьбе – чтобы понять необратимость перемен. А вот девственность – означает чистоту души. Это самое главное и самое сложное, иначе чудище выйдет, сильное и безжалостное. И с этой девочкой мне будет очень сложно, не дай боги, придется собственными руками уничтожить. Подумать страшно. Даже Хилолу буду лично пробуждать. И первые недели постоянно контролировать. А тут… ладно, сделано – не воротишь, буду надеяться, что все?таки выдернул девочку.
И кстати… там, на небольшом майдане, было страшно. До жути. До дрожи в коленях. Я не знаю, каким образом я сумел удержаться. И не смыть кровавым прибоем ту толпу из полусотни, в принципе, нормальных мужиков, которые бросали камни в маленькую девочку.
Я зашел вечером в дом одного из них, достаточно?умелого мастера по лепке из ганча – смеси гипса, глины и опилок, которыми украшают потолочные углы. Здоровенный мужик ревел, как телок, размазывая сопли по лицу, а мать и жена молча сидели поодаль, с каменными лицами. Неладно что?то в ханстве кокандском. Помолчав, я ушел, оставив в небольшом фонтанчике пару розовых, как растворяющиеся в воде капли крови, жемчужин. Такие же я подкинул каждому из участников этого действа. И эту махаллю накрыло траурное молчание. Мулла бегал от дома к дому, но его молча встречали и молча провожали. Мужик, что сорвал серьги с девочки, повесился. Тихо было, как на мазаре.
Усмехнувшись, я было собрался к своим еврейкам, но углядел в углу молчаливого дервиша, который невозмутимо сидел в углу тэпа. Этот человек пытался успокоить людей до первого броска камня. А потом просто ушел в сторону и уже третий день сидел здесь. В углу. Ни ел и не пил.
– Сдохнуть хочешь? – я вытащил из его тощего хурджина пиалу, ополоснул ее, и налил свежей воды. – Пей или силком волью.
– Тебе есть дело до грешника, джинн? – Дервиш глянул на невидимого для остальных меня и взял ослепительно чистую пиалу из старого китайского фарфора, отпил глоток кристальной и холодной воды.
– Не бери на себя чужую боль, дервиш. Она ломает спины даже богам. И я не джинн и не дэв. Я хозяин здешних вод. Скажи людям, что я взял их грех на себя, девочка станет хранительницей вод. Не здесь, ибо не заслужили. Но учтите, вода переменчива. – Я усмехнулся, наполнил его кувшин такой же кристально?чистой водой и исчез с площади.
Ну а что, надо ж мне как?то начинать формировать о себе общественное мнение. Да и за девочку хоть так, но пистон вставлю. Я много что знаю, в воду именно здесь добавляю кой?какие вытяжки из растений. Чувство вины, депрессия, подавленность. Да еще бабы… они вроде здесь послушны и покорны. Вроде и как. Баба, особенно родная, может молчанием плешь проесть и мозг выесть чайной ложечкой. А женщины не любят, когда женщину обижают именно потому, что она женщина. Потому как это каждой их них касается. Загнобить соседку, оболгать красавицу, облить помоями конкурентку – это бытовуха, это реальность. Но здесь забили девочку только за то, что она женщина, и практически бесправна. И потому бабы дали мужикам молчаливый истерический концерт. Да еще я на психику воздействовал, вон, один даже в петлю полез. Его выбор, кстати, видать, много чего на душе черного.
А вот дервиш непростой… три дня не пить, не есть и оставаться в полном сознании, ясном рассудке и практически без упадка сил, это далеко не каждый может. Да еще почти неподвижно сидеть… похоже, какой?то подвижник. Есть тут такие, говорить нечего. Вроде грязный как черт, не ногти на ногах, а когти звериные, одежа из лохмотьев состоит – а он пять раз от Мекки до Коканда и обратно на своих двоих прошел, кучу книг перечитал, что Коран, что Святое писание с любой страницы может цитировать и толковать. С такими связываться опасаются. Я связался, но я просто устал всего опасаться. Да и зол на толпу фанатиков, в которую превратились обычные работные мужики. А этот дервиш может хорошие проповеди устроить, в том числе и против меня. Ну, в этом случае просто уйду. Только евреек своих заберу, с присными. Потому как еврейские погромы устраивают при любой заварухе.
И, насвистывая «Марш артиллеристов», я решил не откладывать свой визит к племяшу Мусы. Рахиль обмолвилась, что тот не только свою задницу подставляет, но в последнее время стал большим любителем мальчиков, которых скупает на невольничьем рынке. При всей своей прелести все же Рахиль дитя своего времени. Для нее многое хоть и печально, но обыденно. С другой стороны, иначе она ни за что не решилась бы привести мне Марьям, после всего лишь моего замечания. А рисковать расположением такой женщины я бы не стал, заводить еще одну интрижку у нее под носом не решился бы. Зато сейчас красота, две прелестные дамы соперничают в постели. При этом я все едино ушатываю их в хлам, главное при этом не спалиться. Впрочем, в поместье все подвязано на Рахиль, других тут нет. Да и глушу я звуки, а вваливаться в хозяйскую спальню категорически не принято.
За этими мыслями я по хитрой системе арыков и акведуков просочился в дом, в котором жил Ибрагим. Неплохо так жил. Свой, пусть и небольшой, дом, в очень хорошем месте в еврейском квартале. Выезд есть, правда, специфический. Евреям на коне нельзя ездить, строго на ослах. Зато осел… здоровенный зараза, величиной чуть ли не с породистую лошадь. И в арбу запряжен, чтобы с седла не слазить, приветствуя встречных мусульман. Похоже, куда?то Ибрагим намылился, раз слуги суетятся. А вот и он. Дорогой халат, подпоясанный веревкой из шелка. Пейсы из?под тюбетейки, завитые как пружинки. Куда это он? Впрочем, не мое дело, пусть его. Может к маме в гости. Сыновний долг исполняет.
Пока хозяин дома собирался, скача из дома во двор и обратно, я обошел дом и двор. А что, просто отвел глаза и прошелся. После чего вытащил из клетки трех избитых до состояния «вот?вот издохнут» пацанов и рванул я ними в свой укромный уголок. Скотина этот Ибрагим, не знаю, что ему мальчишки сделали, но ведь они точно померли б завтра?послезавтра.
Так у меня в капсулах очутились три пацана?малолетки. Я не лекарь и не врач, лечить повреждения внутренних органов не умею. Только такой вариант, не отпущу я мальчишек на перерождение пока, мне помощников не хватает. С мальчишками вариант чуть другой, они не хвостатые, а со щупальцами в водном варианте. Но тоже неплохо. Конечно, это не их выбор, а мой, но у меня добровольцев нет. Может, стоило бы пройти мимо или добить ребят, но не смог. Да и бог его знает, что б еще удумал этот кажущийся человеком Ибрагим. Зря он так… каждому воздастся по делам его. Да и дворня его, тоже свое получит. Каждый ест свой хлеб и сам платит за него.
Хилола скоро вылупится, пару месяцев придется нянькой побыть. Ее сестрица развивается много быстрее, уже у меня умения и силы стало значительно больше. Пацанята тоже полгода в капсулах висеть не будут, максимум пару месяцев. Скоро у меня целый детсад будет, интересно, время на потрахаться останется.
К Ибрагиму я наведался через три дня. При этом сначала предупредил Рахиль, которая внезапно затеяла жуткую суматоху по погрузке вещей в три баржи?плоскодонки. Примерно раза в три больше любимого каюка ее пропавшего без вести нелюбимого мужа.
Дворню?мужиков я убил ледяными лезвиями, просто и эффективно. Удар – смерть. Глупцы, не стоит над ними издеваться, пусть уходят. Баб шуганул, да так, что сверкали пятками как оглашенные.
А вот Ибрагима… он, сволочь, домучивал новенького пацанчика. Паренек лет тринадцати, распятый над жаровней. За несогласие просто подставить задницу… садист гребаный.
Пацан затих, принятый мной в мою еще несостоявшуюся свиту. А этот пидор, эта проблядь… я его на сосульку насадил. И сдохнет он на ней, как кус дерьма. Ибо ни поглощать его, ни даже близко дела с ним я иметь не хочу!
Итог всего этого – четыре мальчишки от двенадцати до пятнадцати в капсулах, и людьми их даже родная мама после окончания перерождения не назовет. Ибо они сув?эиси, хранители воды. И я одно понял. Что бы и как бы не было – я за русских. Ибо пусть я сейчас водяной, но я природный русак, и русские тянут сюда волю и знания. С той же раштой научатся бороться только при русских. Но я сделаю все, чтобы имена Амир?Тимура, Аль?Хорезми, Аль?Хомейни, Ибн Сина, он же Авиценна, Спитамена и Зулькарнайна были известны по всей Руси. Ибо это юго?восток, мягкое подбрюшье нашей страны. Нельзя его терять, оно должно стать своим. Чтобы императоры приезжали в Ташкент, Коканд и Самарканд, чтобы мусульмане и православные устраивали по этому поводу праздники. Это сложно, но я устал прятаться. Я – Водяной! Это мои реки, мое Аральское море! Мои горы и пустыни! Мне нравится мир, где в Ташкенте летом ходят по площадям красивые девчонки в открытых платьях, где можно с запада на восток и с юга на север просто купить билет на самолет и лететь хоть на Камчатку или в Карелию. Ну, или на дирижабль. Поглядим. Но страну строить буду, ибо запрета нет, а есть «живи и люби». Но как можно жить и любить, когда такая хрень творится? Пусть сотня годов уйдет – слово богини есть слово богини, мне сказано творить! И я буду это делать!
Додумав эти наполненные пафосом мысли, я остановился. На данный момент я занят изучением реки Чу?чуй, в будущем Чу. И да, знаменитая своими конопляными полями долина именно вдоль этой речки и идет. Сейчас она впадает в Сырдарью, а в будущем, насколько я помню, ее разбирали на поливы, и речка терялась в песках… так вот, я тут все спокойно, тихо и мирно изучаю, а к воде вышло прелюбопытное создание. Ночка лунная, безветрие, черная, как антрацит нагая девичья фигурка с горящими багровым пламенем глазами на фоне стены тростника смотрится весьма интересно. И кто это такая? Фигурка дернулась было, пытаясь скрыться, но поздно. Тут везде вода, мои владения. И потому чернушка оказалась запертой в ледяную сферу. Лично по мне – крайне удобно. И добыча не повреждена, жива?живехонька, и энергозатраты минимальны.
Впрочем, чернушка явно со мной не согласна и потому пытается расколотить сферу совершенно не девичьими ударами. Да еще огнем попыталась сжечь, глупая. Чуть не сварилась в итоге от раскаленного пара. Хорошо что я успел сферу на середку Чу вытащить, обнулил ледяной барьер и сжал фигурку водными тисками. Малышка еще пару раз попыталась сформировать огнешары, но явно обессилила. Хотя, какая малышка? Вполне себе взрослая особь, просто ростом невеличка. А так и фигурка взрослая, и лицо уже не девочки, хоть и совершенно нечеловечье. В итоге я усадил ее на отполированный ветрами, волнами и временем ствол дерева, давным?давно выброшенный на крохотный островок посреди Чу?чуя. Кстати, и не нагая, просто одежки маловато, повязки из черного атласа на груди и бедрах, и на маленькие ножки туфельки из прекрасно выделанной кожи обуты.
– Понимаешь меня? Говорить можешь? – на основном, кокандском диалекте узбекского спросил я.
– Да. – Особь горделиво вздернула носик. – Но не буду. Можешь убить меня.
– Глупая. Ты ведь дева песка, песчаная пэри? Я знаю, как тебя подчинить, ты знаешь… но я не хочу тебе насиловать. Оставлять здесь тоже не хочу и не буду, люди тебя все едино найдут. Попытаются подчинить и убьют. Сама ведь понимаешь? – Я полюбовался горящими глазами нелюди. Ну да, понял я, кто это такая. Девы песка, песчаные пэри – пустынная нелюдь. Вроде лесных эльфов, живут долго, стреляют из луков, бросаются огнем, скачут на куланах, обязательно белоснежных. Мало их; тот, кто сможет схватить такую деву, и лишить девственности, обретает над ней власть. И тот кус пустыни, на котором властвует эта пэри, вместе с ней переходит во владенья мужчины. Та еще лотерея: девы пустыни – это не драконы, пещер с сокровищами у них может и не быть. Да, еще эта дева становится смертной, гибнет вместе с владельцем. Точнее, ее смерть идет вслед за гибелью хозяина, такая вот подвязка. Хотя, я водяной, век мне отмерен немалый, барышня мне попалась пусть и экзотическая, но очень красивая. А потому я взял эту особу в охапку, и рванул к себе, на свой стан. Буду соблазнять, а этим лучше заниматься хоть под какой?то крышей и хоть на каком?то ложе. Ложем у меня служит отменный айван, так что займусь. Потому как рано или поздно пропадет эта малышка, людей все больше и больше, оружие все совершеннее, так что пусть мне подчиняется. У меня она не только обязанности приобретет, но и покровительство.
Поначалу пустынница трепыхалась, но когда поняла, с какой скоростью я несусь – удивленно замерла. А когда я вылетел из?под воды у себя в узбое и опустил ее с рук, стояла не дергаясь. После чего медленно, очень медленно обошла стан, постояла около капсул в основательно углубленном и расширенном роднике, и повернулась ко мне. Оценивающе оглядела, поглядела на айван – и одним длинным прыжком оказалась на нем. Глядя на меня, скинула туфельки, стянула свои шелковые тряпочки. И медленно опустилась на колени, поклонилась, касаясь грудью покрывала, вытянула руки ко мне. Поза полного подчинения.
– Господин мой, возьми меня и владения мои под власть свою! – формула полного подчинения. Я чего?то не понял, во что я вляпался. Но сказал «а», говори «б», никто меня за язык не тянул. Да и уж больно привлекательно смотрится миниатюрная фигурка, пусть и полностью, от ногтя до волоса, черная.
Так что взял. И еще разок, и еще. Интересно такую крошку крутить, чисто по?мужски. А потом завалился отдыхать. Спать?то у меня не получается, просто лежу полчаса?час, смотрю на тугаю, пустыню, звезды над горизонтом. Под боком притулилась красавица?нелюдь, я сейчас примерно как Арагорн с его эльфкой, только я еще круче. Бгг.
– Господин, ты возьмешь в свиту свою еще трех моих сестер? – грудь мягко корябнули коготки нелюди.
– Ты мне сначала имя свое скажи. – Я аккуратно взял пэри за запястье, и осмотрел ладошку. Красивые пальчики, нежная кожа. И острые коготочки, которыми и горло распластать, и сердце вырвать можно. Поцеловав каждый по очереди (пэри явственно вздрогнула), я завалился на спину, и уставился в испещренное звездами небо.
– Аяна имя мое, господин. – Чуть слышно прожурчал голос моей пэри.
– Интересное имя. Арабское или бурятское? – И там и там есть подобные, только основаны от мужских имен.
– Согдийское, господин, – так же, чуть слышно, прожурчало необыкновенное создание у меня под боком.
– Чего? – Сладостной дремы как не бывало. Я подскочил и уселся, ошеломленно глядя на безмятежно?раскинувшуюся на шелковом китайском покрывале пустынницу. – А сколько лет тебе, Аяна?
– Что года для таких как мы, повелитель? Ты молод и наивен, меришь все по опыту своей людской жизни. Двадцать два века мне будет через половину века, если тебе это интересно. – Пэри чуть повернулась, изогнувшись. Вот никогда бы и ни за что бы не дал этому созданию тысячелетия с лишним.
– Не думай о секундах свысока, красавица. – Я чуть шлепнул по упругой тысячелетней попе. – Что ты говорила о своих сестрах?
– Вдоль этих рек живут еще три мои сестры. Нас осталось очень мало, господин. И они тоже будут рады твоему покровительству. Мы сильные, послушные. Много знаем и много умеем, господин. Мы не будем тебе надоедать. Появимся, когда призовешь.
– А они будут согласны? – Ай, пошла такая пьянка, режь последний огурец. Создания, сумевшие прорваться через века, стоят общения. Меня распнут историки, если узнают, что я упустил такой шанс.
– Я спрошу их, повелитель. – Аяна встала на колени, и, сложив руки на груди, поклонилась.
– Хорошо. А пока – ты Македонского видела? И Спитамена? И вообще, как у тебя с памятью? – Два следующих дня я слушал рассказы о походе великого македонца по этим землям. Вот кажется, Аяна тогда была совсем юной, молоденькой согдианкой. Сопливая тринадцатилетка. Да, по тем временам девица на выданье. Но от этого она взрослее не становилась, много ли она могла видеть и тем более понимать? Но рассказывает так, что я сижу, развесив уши и открыв рот. Как будто сам там побывал и все это вижу. Вижу, как полыхает родной поселок Аяны, и как она, сбежав в пустыню от объятого пламенем поселения, каким?то образом переродилась в ту особу, что я сейчас держу на коленях и прижимаю к себе с немалым удовольствием. И дело не только в совершенном теле, сколько в знаниях и опыте, уме и легком характере. С другой стороны, попробуй проживи столько букой. Хотя, из черепушек, которые остались за этой особой, точно курган можно сложить, я в этом уверен. Интересную я себе подчиненную подобрал. И если сестры ее согласятся – и их подберу. Как говорил товарищ Сталин – кадры решают все! И вопрос, будет ли он здесь такое говорить? И родится ли вообще?
– Так, с тобой все здорово?ладно? – проверив капсулы с детворой, я присел на айван, где скромненько притулилась пустынница и завороженно перебирает жемчуг. Реально завороженно, как я ей вручил основательную чашку с собранным мною с горной и очень чистой речки урожаем, так уже часа четыре пересчитывает, перекладывает, пересматривает. Похоже, не зря говорят, что пэри можно отвлечь, коль пригоршню бусинок кинуть. – Эй!
Я резко хлопнул в ладоши. Аяна подпрыгнула, растерянно заморгала, потом глянула на руки в чашке и смущенно спрятала их за спину.
– Так, без меня не трогать. А то зависаешь, как старый процессор. – Я забрал чашку и поставил ее наверх, на полку. – Тебе нужно быть в своих владениях? Или постоянно не обязательно?
– Я вообще могу раз в столетие там появляться. Пустыня сложно меняется. – Очаровательно улыбнулась кум?пэриси. – Если вы не против, я тут огляжусь, пробегусь. И присмотрю за этой девочкой заодно, для нее много лучше будет, если ее еще и женщина встретит.
– Отлично, я тебя именно об этом и хотел попросить. – Да, моя власть над пэри близка к абсолюту. Но нужно ли это мне? Взаимное сотрудничество намного лучше, ибо все, что делается ей на пользу, в конечном итоге принесет пользу мне. – Я на пару суток отлучусь. А пока – надень это.
И я протянул пустыннице простую и скромную розовую жемчужинку, диаметром около дюйма, надетую на толстую шелковую с золотом нить.
Чудесное создание только глянуло на нее, повернулось ко мне спиной и приподняло роскошные волосы руками, обнажая тонкую шею. Заигрывает, однако. Женщина она всегда женщина, даже если ей двадцать два века. И еще показывает свою покорность.
Завязав на шее прочный узел, я повернул пэри, поправил жемчужину, чтобы она находилась ровнехонько во впадинке меж грудями.
– Это моя попытка артефактостроения, Аяна. Функций две – можешь меня дозваться, и отвод глаз. Отвод простейший, но достаточно эффективный. Всем будет казаться, что ты на пару шагов дальше, чем есть на самом деле. И поймать много сложнее, и из ружья попасть уже очень сложно, почти невозможно, разве стрелок чудовищно косоглаз и криворук. Позвать тоже просто – рукой сожми и мысленно меня кликни. Ты очень сильная, меня верст на пятьсот дозовешься. А если на берегу ручья или реки, то и тысячи на полторы.
– Спасибо, повелитель. – Глаза пэри полыхнули оранжевым.
– На здоровье. Я побежал, не скучай тут. И тигров мне не разгони. – В следующий миг я уже мчал по Сырдарье. Нужно заскочить к евреечкам, потискать их как следует, пока мы не расстались. Судя по всему, дело идет к этому. Сначала меня испугались, но заинтересовались. Потом отдались и наслаждались. А вот когда я содомита с присными ушатал – ужаснулись. И судя по всему, будут бояться все сильнее. Так что пока страх просто придает пикантности ночным кувырканиям, но скоро будет вязать язык и руки. Или наоборот, развяжет и то и другое, а мозги выключит. Не стоит до такого доводить. Нужно исчезнуть вовремя, оставив женщинам после себя сладостные воспоминания, чтобы порой ночами с бьющимся сердцем просыпались.
Ну и забрать нужно то, что мне должна была купить Рахиль. Дамочка крайне деловая, наверняка уже все сторговано и упаковано.
Собственно, именно так и оказалось. Рахиль купила мне несколько комплектов одежды (и дорогой новой, и добротной, но чуть подержанной); обувь; по ее заказу были изготовлены ножны и рукоять для шамшира, а также добротная подвесная для него, кожаный пояс с парными кобурами для револьверов и разгрузка с кобурами для хаудахов. Стальной шлем?мисюрка с кольчужным подвесом, чтобы шею и плечи прикрывал, добротная бригантина с кольчужными рукавами по локоть. К моему удивлению, нашлось даже седло западно?американского типа, с высокой лукой и чехлом для винтовки. Шелковое белье; всякие мелочи, вроде опасной бритвы или круглой фляги. Книги, карты, подшивки газет и журналов. Порох и пули для пистолетов и винтовок.
Все было уложено в небольшую лодочку около пирса, кроме комплекта новой одежды и обуви. Которые я сейчас примерял, крутясь около высокого зеркала в комнате Рахиль. Означенная дама и Марьям с глубоко скрытым волнением наблюдали за мной.
