Я посмотрела вниз: подошва со стороны пяток действительно выступала больше, чем на носках, будто костюм вышел из рук иллюзиониста, развернувшего в нем свою помощницу в районе коленок на 180 градусов.
– Ой, и правда. Наверное, поэтому он так дёшево мне достался.
Позже, когда я рассказывала об этом на каком-то праздничном вечере как анекдот, один из слушателей возмутился:
– Как?!Ты надела бракованный костюм? Вот уж от тебя не ожидал! Ты же всегда больше всех кричишь про безопасность и человеческий фактор и сама ими пренебрегаешь!
– Послушай, эти перевёрнутые пятки с носками ничему не мешали, просто смешно выглядели.
– Какая разница, – доказывал он мне, размахивая руками, – правила есть правила. Ты же знаешь крылатую фразу о том, что «все правила в авиации написаны кровью».
Я ничего не ответила ему, но вспомнила слова Бреда Бита, великого лётчика-инструктора: «Не надо писать правила кровью, воспользуйтесь здравым смыслом». И подумала: «Удивительно, какое количество людей руководствуются в своей жизни правилами и догмами, вместо того чтобы использовать самый ценный подарок, выданный нам природой – мозг. Да, на всех своих лекциях и всем своим курсантам я говорю о том, что надо соблюдать технику безопасности, знать инструкции и уметь пользоваться ими, но тут же уточняю, что даже в больших самолётах есть специальный список MEL – список оборудования, с которым вы можете выполнять полёт, даже если часть другого оборудования неисправна. Никакие догмы не могут вместить в себя все нюансы, с которыми вы столкнётесь в своей жизни. Вы никогда не будете в безопасности, если будете слепо следовать букве правил, не задумываясь над их смыслом, ради которого эти правила и были созданы. Даже всемирная организация ИКАО, основная цель которой не больше не меньше, как обеспечение безопасности и экономичности полётов в масштабах планеты, пришла к тому, что следует заменить жесткие инструкции конца прошлого века на развитие «компетентностей» у пилотов – гибких навыков, знаний и умений, которые позволяют справляться как с рутинными, так и с нестандартными ситуациями.
Бочком, поддерживая непрерывно спадающие брюки, и заталкивая в карманы, выпадающие из костюмов ремешки и карабины, мы залезли в самолёт и расселись по местам.
– Как в этом вообще что-то делать можно? – ворчал Андрей.
– Чёрт его знает. Погоди, у меня тут рукав в штурвал лезет, – нервно вторил ему Илья.
Я сидела на диванчике сзади и проверяла расположение плота, рюкзака, карабинов и тросов. Самое паршивое – это когда в экстренной ситуации ты не понимаешь, что и где находится, и начинаешь судорожно шарить руками по салону, сворачивая со своих мест остальные вещи и теряя драгоценное время. В самолёте должны быть места для всего, что там должно быть, и отдельное место для того, чего в самолёте быть не должно, но по каким-то причинам оно там есть. Вот эти места я и пыталась определить для наших многочисленных вещей.
Как-то ребята разобрались с путаницей из рукавов и органов управления, запустили двигатель и стали ждать разрешений. Лететь планировали не по трекам, а свободным маршрутом. В списке разрешений и предписаний нам так и не удалось найти информацию по получению некоего «Oceanic clearance», и Андрей с Ильёй обсуждали варианты, у кого именно его надо получить. Оказалось, всё просто: диспетчерский пункт аэродрома выдал нам по радио разрешение на полёт по маршруту от точки ISVIG на точку ING и дальше почти по прямой через несколько точек до аэродрома Кефлавик. Выяснилось, это разрешение и есть тот самый загадочный «Oceanic clearance».
Андрей вырулил Дракошу на полосу и взлетел.
Океан. У нас не было КВ-радиостанции и лететь ниже 250 эшелона мы не имели права. Поэтому Дракоша залез на 260-й эшелон – это около 8 километров – и методично поедал пространство высоко над водой. Недостатка в кислороде мы не испытывали: у Socata TBM герметичный, надуваемый салон, и Дракоша может позволить себе такую высоту, в отличие от совсем маленьких самолётов.
За окном проплывали облака, льды, кусочки чистого неба и океан. Здесь было всего два цвета – белый и синий, зато всех оттенков, какие только могут быть. И бескрайний простор. Когда залезаешь на такую высоту и видишь вокруг только океан без берегов, понимаешь, насколько велика наша планета, и какой колоссальный путь был пройден для того, чтобы мы могли сварить на ужин привезенную Колумбом картошку и читать этот рассказ в интернете через множество серверов за тысячи миль от рабочего кресла.
– Катён, ты фотографируешь это?
– Да-да, фотографирую!
– Сфотографируй мне вот эти облака. И эти. И вон те льды! – Илья обладает отличной памятью, а уж облаков за свою жизнь видел, кажется, миллион, не меньше. Но рассматривание фотографий спустя много лет после того, как они были сделаны – это его личная особенная форма дзена.
– Кажется, это уже не льды.
– А что?
– Похоже, земля.
– Для земли рановато вроде.
– Нет, точно земля – видишь горы?
– Кать, скорее щелкни вот эти горы. Это же Исландия уже!
Я фотографировала первую открывшуюся мне Исландию. Всего я видела их две, но допускаю, что должна быть третья. К первой мы сейчас подлетали – она белоснежная, с тупыми вулканическими вершинами гор, торчащими из облаков, а по ущельям с гор сползают реки голубого льда. Она яркая, блестящая и режет глаза с непривычки. Потом земля закрылась облаками, в которые мы и нырнули для захода в Кефлавик, а вынырнув под облаками, увидели совсем другую Исландию – пустыню из чёрного вулканического щебня и жёлтого песка под свинцовым небом. Все время, пока Дракоша шёл по глиссаде к полосе, мы изумлялись этому контрасту. Полоса 20, касание, торможение, руление: «Здравствуй Кефлавик!». Илья записал полётное время, проговаривая вслух: три часа восемнадцать минут.
Ещё дома, пока мы прокладывали маршруты, я прочитала, что Кефлавик – это аэродром совместного базирования: домашний для основной авиакомпании Исландии IslandAir и база NATO для истребителей. Один из тех аэродромов, которые построили в Исландии и Гренландии во время Второй мировой войны.
Удивительно, как много было сделано во времена разных войн. Я пролистывала в голове страницы из учебников истории, но не могла вспомнить мирные периоды каких-либо стран, когда развитие науки, техники и инфраструктуры двигалось так же стремительно, как во время какой-нибудь войны.
Я заранее списывалась с местным FBO – SouthAirIsland, и нас уже ждали. FBO – это оператор наземного обслуживания – компания, которая принимает борт, заправляет топливом, поит экипаж кофе с плюшками, помогает с планами, может обеспечить гостиницей, предоставить машину и сделать всё, что нужно экипажу для полётов и отдыха. Мы хотели всё это: и машину, и гостиницу, и керосин для Дракоши, поскольку планировали здесь ночевать. Наш путь лежал с востока на запад вслед за солнцем, поэтому формально впереди было еще полдня светлого времени, но следующей точкой на маршруте была Гренландия, а ночевать в Гренландии, судя по описаниям в интернете и отзывам знающих людей, невероятно скучно и неразумно дорого. Неразумно дорого – это четыреста долларов за ночь в крохотной комнате с тремя раскладушками. Поэтому мы оставили Дракошу на попечение ребят из FBO Кефлавика и попросили отвезти нас в гостиницу.
В гостиничном номере было так жарко, что показалось, будто мы вошли в сауну. Совершенно нечем дышать! Я бросилась открывать окна и закручивать вентили на батареях.
– Кать, ты в курсе, что они из-под земли отопление добывают?
– Нет. Почему из-под земли? Из расплавленной магмы, что ли?
– Почти, но не совсем. В Википедии пишут, что из термальных источников. Вода из-под земли идет прямо в трубы отопления жилых домов. Никаких тебе ТЭЦ и других заводов по производству облаков из выхлопных труб. Всё очень экологично.
– Интересно. Голубая лагуна ведь тоже из источников? Как думаешь, мы в неё успеем?
Голубая лагуна – бассейн из термальных источников, была единственной достопримечательностью, обозначенной на туристических картах в этой местности. Огромный бассейн под открытым небом, в котором вода оставалась горячей даже в лютые морозы. В таком сочетании температур воды и воздуха хорошо делать смешные портреты людей, сидящих в воде, с мокрыми усами и волосами, застывшими на морозе в причудливых формах. Но на ресепшене мне сказали, что через полчаса он уже закрывается. Я немного расстроилась, но утешила себя тем, что можно успеть погулять по городу засветло.
Кефлавик – посёлок, находящийся в 30 километрах от столицы Исландии Рейкьявика. Сколько мы ни шли по посёлку, вокруг были в основном черные камни и желтый песок. Дома больше всего напоминали ангары, раскрашенные в разные цвета. Казалось, что через дома жители всеми способами старались раскрасить однообразный аскетичный пейзаж поярче. Контрастные пятна домов выпрыгивали на нас за каждым поворотом, отчего впечатление сумеречной суровости места только усиливалось. В центре площади с круговым движением стояла красная телефонная будка, обрамлённая камнями, видимо, в качестве украшения и как дань уходящему времени, в котором такие будки ещё имели практическое значение и великий смысл.
– Смотри, как аккуратно трава растёт, – заметил Илья, – ровно вдоль пешеходных дорожек. Как они поддерживают такие аккуратные линии?
Я наклонилась и подёргала траву за чубчик. Вместе с кустиком травы вверх за рукой потянулся целый зелёный пласт вместе с землёй:
– Илюха, все просто. Это дёрн на сетке! Траву вживили с пластами дёрна в пластиковое основание. Смотри, под сеткой уложены камни на решётке с водостоком, и они, скорее всего, работают как дренаж.
– Однако! Какая непростая конструкция исключительно ради красоты.
Единственный парк в городе был представлен десятком ёлок, одинокой скамейкой и садом камней. Сад камней среди камней придавал лёгкий привкус сюрреализма окружающему пейзажу. Недалеко от парка обнаружилась городская школа и детская площадка, покрытая асфальтом или каким-то его аналогом. Детская. Площадка. На асфальте. Она стала последним штрихом к картинке местности, сформировавшейся в моей памяти за время прогулки.
Мы из любопытства заглянули в магазин, как это делают праздные зеваки, чтобы поцокать языками, сравнивая цены и ассортимент с магазинами у нас дома, съели по гамбургеру в Макдональдс и набрали сувениров. Я прихватила горсть вулканических камешков на берегу и сунула их в карман – теперь ребристые кусочки тьмы полетят дальше со мною. Не знаю, зачем я это сделала, просто мне хотелось взять отсюда что-то более вещественное и сакральное, чем просто магнитик на холодильник.
Когда солнечное пятно, едва проступающее своими контурами сквозь плотный слой облаков, окончательно спустилось к горизонту, Андрей сообщил нам, что уже достаточно нагулялся, а теперь его ждут какие-то невероятные сны, которые он никак не может пропустить.
– Вы делайте, что хотите, а я в гостиницу – и спать.
– Ты помнишь, что мы обещали оплатить счёт за топливо?
– Да, конечно. Дойду до гостиницы и оплачу.
А мы с Ильёй решили побродить ещё немного, и ещё немного, пока не наткнулись на небольшую заводь с катерами и памятником рыболовной шхуне, на борту которой масляной краской было тщательно выведено ее имя – «Балдур».
– «Бал дур» – это место, где танцуют дурные бабы? – хмыкнул Илья.
– Или название какого-нибудь местного божества, отвечающего за поголовье рыб. Но скорее всего, просто имя.
– Как твое впечатление от всего вокруг? – спросил Илья, – что-то у тебя глаза совсем осоловевшие.
– Есть такое, – я и правда отчаянно моргала. Изображение перед глазами слегка плыло и размывалось от обилия впечатлений за день, – Очень странное место. Пожалуй, и добавить к этому словосочетанию ничего не смогу. Одно размазанное на весь вечер ощущение сюрреализма и легкий привкус безумия.
– У меня тоже. А ведь ходят слухи, что Исландия еще и зелёной бывает.
– Ты в это веришь?
– Пока не очень.
С этим ощущением мы и пошли в гостиницу. Номер, согретый теплом из недр местных источников, тишина и уютное одеяло, принявшее меня в свои объятия и подарившее ночь без сновидений, окончательно подружили меня с окружающей действительностью.
http://transatlantic.free-sky.ru/part2.html
Непроизносимые названия
Утром 17 апреля моя ненависть ко всем видам будильников была скомпенсирована тем, что я проснулась в Очень Странном Месте, которое кто-то когда-то по недоразумению назвал Исландией – то есть Ледяной страной. Более того, я ещё и прекрасно выспалась, а внизу ждал завтрак и кофе. Увы, в нашей маленькой компании, это радовало, похоже, только меня.
Илья с Андреем разглядывали прогнозы на планшетах и с каждой новой страницей метео-сайтов хмурились всё больше и больше.
– Хлопцы, вы чего? Что такого плохого у нас успело случиться?
– Да не нравится мне Нарсарсуак. Вот совсем не нравится, – буркнул Андрей, не отрывая глаз от монитора.
– Что-то меня Гондурас беспокоит, – не очень к месту вспомнила я странный древний анекдот. – Так ты его не чеши!
– Смейся-смейся. Когда будем садиться с попутным ветром на полосу без выкатов, тогда еще и похохочешь, – проворчал Андрей.
– А в чём проблема-то?
– В ветре. Шесть метров в секунду, и он дует ровно в попу. Ты помнишь, что там односторонняя полоса? Зайти с другой стороны мы не сможем. И видимость очень грустная.
– Вот, – Илья ткнул пальцем в экран, – по прогнозам дымку дают и нижний край облачности на 1000 футов.
– А горы?
– До 4000 футов совсем рядом.
– Да, невесело, – я всматривалась в прогнозы, тщетно надеясь не растерять утреннего настроя, присущего всем жизнерадостным идиотам, чей оптимизм базируется исключительно на незнании того, что уже настала пора расстраиваться.
Нарсарсуак, аэродром в Гренландии и наша следующая предполагаемая точка дозаправки, считается одним из самых сложных аэродромов для захода по приборам. Из оборудования там только старенький привод NDB – ненаправленный маяк – при этом весьма непростая схема захода по ущелью, а крутизна глиссады по схеме шесть градусов против привычных трех. Выполнить такой заход вслепую – задача не для слабонервных. Кроме того, аэродром расположен во фьорде между скал, и заходить на полосу можно только со стороны моря. Так что если ветер дует тоже с моря, выбор становится невелик – либо садиться с попутным ветром, что увеличивает скорость на посадке со всеми вытекающими из этого проблемами, либо не садиться вообще. Вот между этими двумя вариантами ребята и размышляли.
Илья резкими движениями пальцев переключал окна браузера на планшете и подолгу вглядывался в каждую модель прогноза.
– Вот было бы что-то одно – или нижний край, или попутный ветер, было бы проще. А в сочетании они мне совсем не нравятся. И самолёт у нас тяжеловат для активных маневров в таких условиях. Получается, что запасов на непредвиденные обстоятельства не остаётся, все риски падают в одну корзину. Никуда такое не годится.
– Ребята, там машина из аэропорта за нами приехала. Пошли?
– Ну, пошли. Что еще остаётся… – экипаж дружно захлопнул планшеты.
Я надела куртку, поправила шарф… стоп, чего-то не хватало:
– Подождите, я в номер забегу на секунду, пока ключи не сдала.
– Что случилось? – обернулся Андрей.
– Я Кошку где-то уронила, наверное, в кровати или когда одевалась.
– Какую кошку? – в голосе Андрея слышалось недоумение.
– Кулончик.
Кошка действительно нашлась рядом с подушкой. Почему-то у неё расстегнулся замочек. Я собрала кулон с цепочкой в кулак и побежала вниз.
В микроавтобусике от FBO уже сидели Андрей с Ильёй и ещё два иностранных пилота. Впрочем, пилоты могли быть и местными, для меня-то они всё равно иностранцы. Автобус провёз нас мимо ярких домов, проехал уже знакомую нам красную телефонную будку в камнях и остановился у служебного въезда на аэродром.
– Возьмите, пожалуйста, все свои вещи и пройдите на досмотр, – водитель открыл двери и багажник.
– Ух ты, какая у них служба безопасности, как на границе. Интересно, документы спрашивать будут? – заинтересовался Илья.
– Не будут. Кстати, а где твой бейджик Ассоциации пилотов? Повесил бы на шею, здесь его точно должны знать.
– В рюкзаке. Доставать далеко и лень.
– А вот мой пусть будет на всякий случай. В Таллине помогает, – Андрей вытащил из-под свитера пластиковую id-карточку на шнурке и перевесил так, чтобы её было сразу видно.
Мы зашли в будку, гуськом прошли сквозь сканер и металлодетектор, подверглись тщательному изучению и только потом сели обратно в автобус. Так пристально нас ещё ни в одном аэропорту не досматривали, и никакие бейджики не избавили нас от этого сомнительного удовольствия.
Автобус долго петлял по рулёжным дорожкам аэропорта, прежде чем подъехал к самолету. Меня всегда впечатляли асфальтовые просторы больших аэродромов и их пустота – такая, что горизонт просматривается почти во всех направлениях.
– Какое решение в итоге? – Андрей вопросительно смотрел на Илью.
– Вылетаем в любом случае в направлении Нарсарсуака. А летим… давай через Кулусук, иначе напрямую поймаем встречный ветер в 100 узлов.
– А какая разница? По прямой со встречным, или огородами с боковиком? Во втором случае встречный ветер меньше, но кривая маршрута намного длиннее получается.
– Ты удивишься, но это как раз тот случай, когда по кривой быстрее, чем по прямой, как бы странно это ни звучало. Над Кулусуком будем запрашивать фактическую погоду.
– А какие у нас ещё варианты?
– Запасным ставим аэродром в Зондер Стормфьёрд.
– Ну и названьице! Язык сломаешь.
