Хелизагрий "Хелизагрийская Либерапея"

VIII

Проснулся я от того, что кто-то волочит меня по земле. Оглянувшись, не увидел я своего провожатого Зефира, но увидел, что ноги мои и руки связаны, а тащит меня некая девушка вида красивого, что я сразу влюбился, ведь вся она была в камнях и металлах драгоценных, с кожей смуглой и волосами чёрными. И говором инородным она сказала:

– Проснулся, вставай! Что мне тебя тащить, мне тяжело.

На что я сразу возмутился и грубо высказал, ещё не додумавшись, почему же я связан:

– Куда меня тащишь, куда волочишь, девушка?

А она пинает меня и говорит:

– Я твой похититель, будешь разбойников добычей.

Тогда заплакал я, в ноги упал ей и говорю:

– Пощади, не хочу я к разбойникам, мой путь лежит в храм за горой по божественному направлению! Послушай же меня и отпусти меня обратно!

А она свой кривой кинжал достаёт и грозиться мне начинает:

– Какой такой бог мог дать тебе направление?

Со страхом перед аргументом холодным отвечаю:

– Сам бог Эрот направил меня!

Тогда она, от пиратской жизни своей нрав потерявши, юбку свою задирает, как бы говоря: вот тебе твой Эрот, – и лицо моё в свои прелести погружает, – как бы отвечая на мои заявления. У меня же кровь, пропитанная ядом Эрота, сознание помутила, а ощутив цветок, подобный цветку Афродиты, божественный, стал я целовать его. Удовольствие это неожиданное, девушку настигшее, вскрикнуть заставило и члены расслабить, что сразу же она припала в наслаждении к земле. А после короткого припадка соки её вышли наружу, разум к ней вернулся, и она, за какую-то уловку всё это посчитавши, меня от себя оттолкнула. И жёстче прежнего потащила меня связанного дальше, хотя и всё время оборачивалась, как бы с недоверием, но с интересом.

IX

И вот приятная тропа с красивыми бугинвилиями кончилась, и началась сухая местность с редкими и сухими оливами. Тут я украдкой заметил, что мы зашли за ту самую пригорку, к которой я и направлялся. Сам же я, ещё в опьянении любовном находящийся, себе под нос стишки любовные напевал:

О, Эрот в любви не знает пощады,
В разбойницу с кожей из мальма
Влюбляет меня, прелести её обнажая…

Хотя и была занята разбойница тем, что волокла меня к своей разбойничьей банде, но всё же украдкой подслушивала, как я влюблённо говорю про неё. А ведь любая, даже Артемиде дева посвящённая, желает про себя послушать подобное приятное, хотя бы и украдкой.

X

И вот уже лежу я у разбойничьей шайки, которая меня обсуждает. Мол, по какой цене и кому продать меня. Я ту же мольбу завожу:

– Смилуйтесь, разбойники, не продавайте меня, я не стою много в золоте, но за гроши меня продадите, а гнев божества на себя навлечёте!

Тогда один, судя по всему, главный среди шайки, подходит ко мне и говорит:

– Во имя Диониса, да ты пьян, что во имя Гермеса, предводителя разбойников, ты такое говоришь и какие проклятия на нас насылаешь?

Тут вселилась в меня муза, и стал я красиво говорить, какие дела я совершил, и какие теперь злоключения меня ожидают, и что я иду в далёкие земли между реками. Как после моего рассказа глаза предводителя озарились, и он разговорился со мною, и уверовал в мою историю, и сказал:

– Ты можешь быть свободным, о принадлежащий богу Эроту!

Сразу поднялся шум, и разбойники от эдакой новости стали негодовать:

– Во имя Гермеса, что творишь ты, последнюю нашу надежду на богатство от нас уводишь?

И тут они уже стали угрожать ему расправой, как он поднял руку, и все замолчали, а он начал рассказ, о котором говорит и Гомер:

– О друзья разбойники, послушайте же мою историю, которая и объяснит вам мой поступок, и вы согласитесь со мной и моим решением.

XI

История из Тиррены

– Знайте же, что я один из тех самых разбойников, что видели деяния грозного божественного Диониса в гневе.

Так вот, в некоторое время, когда мы сочли, что лучше всего выйти в море из Этрурии, снарядили мы корабль и команду, я же среди них стался кормчим. И вот мы плывём по спокойным и чистым водам вблизи какого-то берега, как замечаем на одном мысе юношу, одиноко стоящего. Он беззаботно с Эоловыми ветрами игрался, которые волосы его иссиня-чёрные то вверх поднимали, то вниз опускали. Одет же он был в пурпурный плащ. Вот в этот-то момент мы и разглядели хороший барыш в виде богатого выкупа человека какого знатного.

Так мы рассудили и тихо на остров на лодке подплыли, берег одинокий осмотрели на чьё-либо присутствие. И никого не обнаружив, похитили мы этого юношу, связав его.

Тут мы стали радоваться и благодарить Плутоса, а после всего проклинать Тихе за наш удел. Вся команда смотрела на этого юношу и дивилась ему:

– Посмотрите, какие на нём ткани! – дивился один.

– Посмотрите на его длинные волосы, которые сияют ярче, чем у любого из живущих! – говорил другой.

– Откуда ты такой, юноша? – спрашивали его матросы.

А юноша всё сидел и улыбался, не говоря ни слова, ни звука не издав. А только глазами чёрными своими хитро смотрел. Стало мне вдруг боязно, и я сказал:

– Подумайте, друзья, что такой юноша среди голых скал в таком облачении и с такой красотой в одиночестве делал? Боюсь я, что не человек это, а божество какое. Давайте обратно его высадим, покуда не поздно!

Но на мою речь лишь рукой помотали и отослали куда подальше, если я выгоды в таком лёгком деле не чувствую, то и не быть мне разбойником.

Когда же я отошёл от этих безумцев, то увидел, что сторона корабля, на которой юноша сидел, больно уж перевешивала другую. Как вижу, путы, до того его обвивавшие, спадают с него, словно мы их и не вязали. И он встаёт, ростом выше всей команды. А из-под ног его лозы виноградные расти начинают. И начал молвить он божественным гласом:

Я многошумный ребёнок Дионис,
А матерь моя Кадмова дочерь Семела
В любви сочеталась с Кронидом.
Все вы падёте перед моею божественной властью!

И тут от дыхания его весь воздух сильным винным уксусом пропах, что вся команда сразу же в неистовое пьянство пришла. Я же на колени припал и молиться начал всем богам, которых только знал. А безумие всё продолжалось. И вот лозы виноградные весь корабль уже охватили и на части раскалывать стали, стеблем жёстким пронизывать. Пуще того, стал обращаться Дионис то во льва, и команду на части рвать, то в зверей мне неведомых волосатых, и за другими членами команды гоняться, их истязая. Тут уцелевшие стали в море бросаться, в надежде уйти от праведного гнева. Но только в воду они попадали, как в дельфинов обращались.

Я же в лодку изломанную перебрался и продолжил усердно молиться, сжимая руки с такой силою, что от ногтей моих образовались раны на ладонях, и кровь потекла по рукам, окропляя дерево лодки.

Когда всё стихло, то нежным голосом позвал меня бог. Я голову свою аккуратно поднял, расправы ожидая, но Дионис, улыбаясь, промолвил:

– Мил ты богам, за тебя вступились, ведь ты молился, и ты принёс свою кровь жертвенную, не жалея себя.

И Дионис покинул корабль, на Олимп вознёсшись. Тогда на полуразрушенной лодке я добрался до ближайшего порта с милости Посейдона, но изрядно оголодавши.

Потому-то в море я больше не выхожу, а только по рекам сплавляюсь. И после всего чту я божественные знамения, так как я был спасён благодаря своей вере.

И вот попадается мне теперь этот юноша, по божественной тропе идущий. И говорит мне и всем вам, что пора покончить с делами разбойничьими и к Гермесу торговцу обратиться.

XII

И после всего услышанного стали восхищённо соглашаться разбойники, что меня пойманного во имя бога Эрота стоит отпустить. Ведь истории, подобно этой, не оставляют равнодушным того, кто верит в богов. Но один всё же возражать стал, как тут же ветер сильный с ног его сбивать начал, покуда все остальные прямо стояли. Тогда и он согласился.

Путы с меня сняли, и все были довольны. Лишь один разбойник стоял понуро – красавица в металлах драгоценных губы надула, но сказать не решалась, ибо гнева божественного испугалась. А всё из-за того, что придумала множество услад она себе, от меня которые бы исходили, покуда путешествие наше не кончилось бы моей продажей.

Бывший кормчий сам решил проводить меня до места, мною искомого. И хотя до храма дошли мы быстро, но в местность гористую покуда взбирались, то уже вечер наступил. Разбойник в храм зайти не смел, а потому оставил меня у самого входа, дабы никакой другой с пути меня не сбил. Тут мы распрощались, узнав имена друг друга, его – Аминд, а моё – Хелий.

Так наступил вечер, и усталость ужасную ощутив, к храму шаг я последний сделал.

XIII

Постучав в двери и найдя их открытыми словно для меня, я вошёл. Как почувствовал, что это место блаженное, от усталости в ногах избавляющее. И кровь моя, до того бившая эротовым ядом, ныне успокоилась.

Приблизился я к фонтану, в середине которого стоял лик самоей прекрасной Афродиты. Умылся я прохладной водой и к храмовым плитам холодным припал. Как вижу, лик Афродиты ожил и ко мне приближается, не то как наяву, не то как во сне, и божественным гласом своим молвит:

– Смертный, ты припал к моим храмовым плитам. Мой любимец, мой мальчик Эрот поведал мне твою историю. Однако, как бы я ни хотела помочь тебе, но то проделки его и дней давно минувших. И если он по прихоти своей помочь тебе желает, то я же испрошу в обмен на мою помощь одну услугу. – Благоговейно я продолжил слушать. – Поскольку храм этот посвящён мне – Урании, то прислужницы мои храмовые изголодались по мне – Пандемии; а иными словами, по телу мужскому, девушкам приятному. А потому сегодня поспи, отдых дай своему телу желанный, а завтра во всём слушайся моих храмовниц и ни в чём им не отказывай. Коли сделаешь так, то я тебе помогу лекарство от недуга твоего найти и в путь верный тебя направлю.

И вот, во всём желая услужить прекрасной богине, я уснул сном непробудным, в завтрашний день входя.

XIV

Проснувшись на следующее утро от яркого солнца, что падало мне в окошко, и от птиц пения шумного, первым делом увидел я стол с подносом, на котором лежала пища вся видом приятная. Тогда я понял, как сильно я был голоден всё это время, покуда вчера провёл я почти целый день без пищи. И незамедлительно приступил я к поеданию оливок, фиников, мёда с хлебом, а запил всё это хорошим холодным вином. Жизнь во мне ключом забила, и я пошёл по храму блуждать, искомый общения.

Весь храм был светел и чист, прохладен и приятен ушам. Блуждая, вышел я всё в ту же главную залу, в которой и забылся. Перед статуей Афродиты я помолился, говоря:

– О Афродита, благодарю тебя за приют, кров и пищу! Молюсь тебе в надежде на исцеление.

И вот, услышав меня, подходит ко мне одна из жриц и говорит:

– Афродита ответила тебе и нам всё поведала. Знай же, мы поборемся за тебя перед Эротом.

И жрица подозвала других девушек, и начали они, как бы заигрывая со мною, подталкивать меня к купальням. Аккуратно раздели они меня, с себя тоже одежды поснимали и в ванны приятные меня опустили. Мылом меня отчистили, ведь с дороги я был грязным, маслами натёрли. И изрядно возбудившись от таких приготовлений, начали спрашивать, хочу ли я по отдельности какую выбрать или разом со всеми Эрота гнать. Как мог бы я выбирать среди жриц одну и не обидеть остальных, ведь каждая была как на подбор. На любой вкус и на любую спелость. Тут были и сладчайшие наливные яблочки, и персики с мягкими волосками, и сочные гранатовые девы с губами цвета рубина, и апельсиновые деревья с крупными плодами, словом, тут были все, ведь Афродита чтит разнообразие форм.

От такого количества девушек я зарделся, стал голову долу клонить. Они же заметили это и стали увещевать меня, рану мою жалеть и поцелуями нежными залечивать. А одна заговорила:

– Знай же, больной, что хотя ты и ищешь лекарство у самой Афродиты, но мы боимся, что против сыновьего яда и она бессильна. Ведь кроме самого предмета любви, посланного судьбою, нет другого лечения, нет иного верного лекарства, кроме как объекта самой этой любви. Но мы жрицы храма Афродиты, и мы владеем силой от грозного божества, нас много, и под этой эгидой мы постараемся вылечить тебя.

И тогда они стали делать со мною такое, что делали боги при зарождении себе подобных.

XV

И вот прошло несколько дней. В храме было приятно и спокойно. Жрицы крутились вокруг меня и моей раны. И лечение моё проходило благотворно, но чтобы проверить, подействовало ли врачевание жриц, они замыслили одно средство. Из ближайшего селения пригласили они молодую ученицу, которая со временем хотела стать жрицей при этом храме. Указали они ей, чтобы она как бы невзначай пришла в храм просить приюта, а на меня случайно наткнувшись, стала бы меня манить своими прелестями, но отпираться, мол, ей этого не нужно, и всячески меня отстранять, и грозилась бы, что если я её трону, то из храма нас обоих погонят.

Так и сделали. Девушка пришла в храм, и в один день пошла она в купальни, всё было устроено так, что наткнулся я на неё, и всё было сработано. Сразу подхожу к ней и заговариваю:

– Девушка, ты не жрица этого храма, раньше я тебя не видела, кто ты?

Она отвечает:

– Я искала прибежища и нашла его в этом храме. Но отвернись и не смотри на моё тело, я порядочная девушка, и жрицы мне обещали тут покоя от любого нечистого. Если ты не уйдёшь отсюда, то я позову жриц, и они выгонят тебя из храма.

– О прекрасная, неужели же тебя не пронять мольбой того, кто заболел эротовой болезнью. Дай мне побыть с тобой.

Она делает вид, что возмущена, и говорит:

– Уйди, или пожалеешь!