– Боец! – тут же взревел сержант. – Тебя не учили вставать в присутствии старшего по званию?!
Тот от неожиданности вскочил на ноги, встал по стойке «смирно» и, забыв надеть головной убор, приложил руку к виску:
– Виноват, товарищ… товарищ… – заикаясь пробубнил боец. – Товарищ сержант…
– Кто такой?! – заорал Авдеев.
– Я – Леха… – растерявшись еще больше, выпалил новобранец.
– Х…еха, бл…ть! – еще громче закричал Денис, перейдя на более чем понятный в армейских кругах язык мата. – Представься как положено!
– Рядовой Славин… – протараторил солдат, все еще держа руку в воинском приветствии.
– К пустой голове руку не прикладывают!
– Виноват… – совсем поникшим голосом просипел Леха и опустил руку.
– Почему один? Почему здесь? Почему бездельничаешь? Почему без пилотки? Почему на «крючок» не застегнут? На губу[7 - Гауптвахта – место отбывания дисциплинарного наказания в армии, связанного с ограничением свободы.] захотел? – не унимался сержант.
Такой шквал вопросов привел рядового в полнейшее смятение: он только мямлил что-то себе под нос, издавая неопределенные звуки. А после упоминания о гауптвахте и вовсе стал, как рыба, только открывать рот, не произнося ни звука. В чувство его привел удар кулаком в ухо.
– Рядовой, – уже спокойным голосом, но так же громко скомандовал Авдеев. – Успокойся и доложи, как положено!
– Товарищ сержант! Рядовой Славин! Готовлюсь к наряду!
– Вот так! – продолжил Денис. – А если «духи» полезут? Совсем обосрешься от страха?
– Никак нет, товарищ сержант! Я не трус!
– Я и вижу!
– Просто девушка давно не пишет. Расстроился… Виноват!
После этих слов память снова вернула Дениса в горный аул Дамаевых, и он как будто почувствовал на себе взгляд тронувшей его сердце горянки, мысленно залюбовавшись правильностью черт ее лица…
– Девушка, говоришь?.. – уже мягче проговорил Авдеев. – Девушка – это хорошо…
Но, поняв, что его занесло, сержант тут же исправился:
– Точнее, плохо… что не пишет. Но ты не переживай. Сюда почта отвратительно ходит. Получишь еще свое письмо. Я уверен.
– Так точно! – настороженно отрапортовал Леха, не понимая причину изменившегося настроения сержанта.
– Давно здесь?
– Никак нет! Первую неделю! После учебки…
– Ясно. Ты вот что, Леха… – доброжелательно проговорил Авдеев. – Не дрейфь! Напишет твоя девушка! Все будет хорошо! И меня держись! Помогу, чем смогу.
– Так точно! – пробубнил Славин, теперь уже совсем оторопев от неожиданно свалившейся на него сержантской милости и не понимая, чего от этой «доброты» ждать.
– Да, че ты заладил: так точно, так точно! Я же сказал: все будет тип-топ! Иди, служи!
Уйти – было самым большим желанием Лехи, и он, как только появилась такая возможность, громко выкрикнув короткое «Есть!», скрылся в палатке.
Авдеев же еще некоторое время постоял, размышляя, как повезло этому парню, что у него есть девушка, которая где-то далеко, возможно, за тысячи километров от этого зловещего места, ждет его из армии домой.
4.
Вскоре командование наметило переброску техники через участок, входящий в зону ответственности части, где служил Денис. Для обеспечения беспрепятственного прохода бронированной колонны на дороге выставили блокпосты, а там, где она примыкала к селению, осуществлялось патрулирование небольшими отрядами. Одним из таких отрядов, состоящим из трех бойцов, довелось командовать сержанту Авдееву. Работенка, надо сказать, не пыльная и не особо сложная, но требующая серьезных физических усилий: ходи и смотри, только очень внимательно.
Был выходной день, и по дороге то и дело сновали местные жители, передвигавшиеся кто на машинах, кто пешком, а кто и на тягловом транспорте, который все еще популярен в горах. Участок, который патрулировали автоматчики, был зажат с обеих сторон крутыми скалами, изгибаясь из-за горы, он плавно спускался и буквально вплывал в село. На въезде стояли пара-тройка глинобитных магазинчиков и несколько деревянных лотков, у которых шла бойкая торговля. Если бы здесь оказался человек из другого времени, он бы и подумать не мог, что тут идет самая настоящая война, и был бы сильно удивлен, увидев на улицах людей в бронежилетах и касках-сферах с автоматами наперевес, готовых в любую секунду открыть огонь. Между тем местные жители, коих хватало на этом импровизированном базарчике, на военных не обращали никакого внимания – привыкли.
Когда троица во главе с Авдеевым подходила к селу, то из ближайшего магазинчика, до которого оставалось не более десятка метров, вышли две женщины, одетые в длинные до земли платья и закутанные в хиджабы, согласно традициям этой местности. Одна из них, полная, находилась в преклонном возрасте, о чем говорила ее походка, а вторая была немного выше своей спутницы, стройной и юной, и этого не могло скрыть даже весьма широкое платье.
Когда Денис увидел их, сердце бешено заколотилось в груди.
«Неужели она?» – словно стрела, пронзила его мысль, а голова слегка закружилась. Денис остановился, боясь пошевелиться, чтобы не спугнуть это видение.
Женщины подошли к припаркованному внедорожнику.
«Конечно же, она!» – застучало в висках у парня, когда он увидел знакомые номерные знаки на автомобиле.
Перед тем как сесть в машину, молодая девушка повернула голову, и ее взгляд встретился со взглядом солдата. Было видно, что на долю секунды она тоже оказалась в некотором замешательстве, но пожилая женщина подтолкнула ее, и они обе оказались внутри автомобиля, который тут же рванул с места, оставляя за собой клубы сизой пыли.
Это вывело Авдеева из оцепенения, он погнался было за внедорожником, но тягаться с парой сотен лошадиных сил было бессмысленно. Тогда Денис забежал в магазин и, прижав к стене продавца, бородатого мужчину, одетого в серую длинную рубаху на манер арабской и с такией[8 - Головной убор, распространенный у народов Средней Азии.] с кисточкой на голове, заорал:
– Это кто? Кто только что вышел из магазина?
Было видно, что мужчина от неожиданного напора солдата испугался. Он поднял руки и округлил глаза. Только в этот момент Денис понял, что уперся в пухлый живот торговца дулом автомата, который, к слову сказать, вопреки инструкциям, но согласно здравому смыслу, был снят с предохранителя. Парень отвел оружие в сторону и уже спокойным тоном спросил:
– Кто сейчас вышел из магазина?
– Это – женщины…
– Я видел, что женщины. Кто они? Как их зовут?
– Это сестра уважаемого Алихана Дадаевича – Зухра Дадаевна… Она всегда ходит только в наш магазин, потому что…
– А с ней кто?
– Дочь уважаемого Алихана Дадаевича. Наргиз ее зовут.
Денис успокоился, похлопал торговца по плечу:
– Извини, брат! Не хотел тебя напугать… – и вышел из магазина.
Когда дверь закрылась, торговец плюнул вслед вышедшему солдату и прошипел:
– Шакал – твой брат…
Однако Денис этого уже не слышал, а если бы и услышал, то не придал бы значения. Он был счастлив! Теперь он знал ее имя! И то, что она бывает в магазине этого толстого бары?ги. Не так уж и мало!
Но когда Авдеев вышел на улицу, его ждали серьезные неприятности.
Он увидел, что торговая площадь пуста, а в нескольких метрах от магазина оба его подчиненных корчатся от боли, орошая дорожную пыль вытекающей из резанных ран кровью. Пока он был в магазине, кто-то напал на оставшихся без прикрытия солдат и сделал свое черное дело. Денис, не переставая смотреть по сторонам и держа автомат на изготовку, поспешил на помощь товарищам, но было уже поздно: точные удары кинжалами в неприкрытые бронежилетами гортани перебили сонные артерии. Смерть наступила быстро. Оплошность командира стоила жизни двоим ребятам.
От осознания этого Авдееву стало невыносимо тошно. Он упал на колени перед бойцами, которых не смог защитить и из груди его вырвался звериный рев.
Сквозь опустившуюся перед глазами пелену он видел, как по дороге в их сторону спешат другие солдаты…
5.
– Я готов понести…
– Да заткнись ты, ублюдок! Ты сгубил солдат! Кто их вернет матерям? Ты? Ты вернешь?!
Денис стоял по стойке «смирно» в палатке капитана Громова и получал полный разнос от своего командира. Авдееву не надо было объяснять, что все правила и инструкции здесь написаны кровью и, что их нарушение означает смерть. Твою или, что еще хуже, твоих товарищей. А он, сержант, нарушил. Почему? Потому что побежал за юбкой?.. И это стоило жизни двоим молодым солдатам, которые тоже хотели любить и быть любимыми, вернуться домой, встречаться с девушками, жениться, завести детей… А теперь всего этого не будет… не будет никогда!!! Потому что он, сержант Авдеев, нарушил…
На душе было паршиво. Лишь одна мысль теперь крутилась в голове Дениса: скорей бы выйти из палатки, пойти в распадок и там застрелиться. Чтобы не грызла совесть. Чтобы не ходить под испытующими взглядами солдат, особенно «салаг», для которых до сегодняшнего дня он был непререкаемым авторитетом, а теперь стал предателем…
Громов перестал кричать так же резко, как начал:
– Садись!
Он кивнул на стоящий у стола табурет.
Авдеев сел.
Командир поставил перед ним граненый стакан, достал из-под стола бутылку водки и налил ее по срез.
– Пей!
Сержант выпил, но не почувствовал ни горечи, ни хмеля.
Громов налил еще стакан.
– Пей!
Авдеев снова послушно выпил.
Теперь тепло медленно стало растекаться по телу сверху вниз. В голове немного помутилось.
Командир поставил на стол невесть откуда взявшуюся консервную банку с недоеденными кильками в томатном соусе и кусок черного хлеба.
– Закуси.
Солдат мгновенно заглотил еду.
– Сказать, о чем ты думаешь?
– О чем?
– Застрелиться хочешь.
Денис молча кивнул.
– Ну, правильно. Те уроды двоих убили, а один, дурак, сам себя прикончит. Вот «духи»-то обрадуются.
Солдат медленно поднял сильно отяжелевшую от спиртного голову и непонимающе посмотрел на Громова взглядом с хмельной поволокой. Командир, не мигая, как удав на кролика, смотрел бойцу в глаза. Он стал говорить медленно, делая паузу после каждой фразы.
– Послушай меня: на войне как на войне. Есть жизнь, а есть смерть. И раскисать нельзя. И сопли распускать нельзя. Ты думаешь, у меня не было поводов застрелиться? Да сколько угодно. И кому от этого лучше? Тебе? Твоим родным? Мне? Подчиненным? Нет! Только «духам»! Так живи им назло! И мсти за своих товарищей! Понял?
Денис снова молча кивнул.
– Не слышу! – Громов снова повысил голос.
– Так точно, товарищ гвардии капитан! – вскочив с табурета заорал Авдеев, но тут же рухнул на пол от ударившего в голову спиртного и уже аккуратно вполз на табурет, склонив голову.
– Так вот: сейчас пойдешь в палатку, отоспишься до завтра. А завтра – забудешь, что было сегодня. Служи, сынок!
– Есть! – пробормотал Денис заплетающимся языком и встал, на этот раз осторожно, чтобы снова не рухнуть на земляной пол штабной палатки.
– Помочь дойти?
– Сам… – пробормотал Денис и вышел из палатки на непослушных ногах.
«Мужик! – подумал капитан, глядя вслед уходящему старшине. – Побольше бы таких, настоящих».
6.
На следующий день Авдеев проснулся другим человеком. Больше у него не было желания свести счеты с жизнью, осталась только ненависть к тому, кто разделался с его товарищами. Самое интересное, что никто его не упрекнул за тот случай, как будто ничего не произошло: офицеры, чьи судьбы были опалены войной, а иногда и не одной, привыкли к смертям, не один раз видели они «проколы» и пострашнее, а «салаги»… «салагам» вообще думать не положено. Их задача выполнять приказы командиров. Выполнять во что бы то ни стало, если хотят выжить. Да и никто не посвящал «срочников» в то, что произошло на горной дороге, и уж тем более в то, кто в этом виноват.
Денис стал злее. Точнее – злым. Свое отделение, и так находившееся на хорошем счету у начальства, он гонял до изнеможения. Подчиненные стонали, но терпели. Командиры видели это и списывали на психологическую травму, связанную с гибелью товарищей. Думали, мол, перебесится и все пройдет.
Но была и другая сторона медали, о которой никто не догадывался.
