Василий Панин "26 Оттенков Красного, или Реквием из Ада"

Крис Ретфилд – обиженный на жизнь мужчина средних лет, который лишился единственного любимого человека – своей матери. Находясь в трауре, под вуалью своих внутренних демонов, он совершает роковую ошибку – заключает сделку с дьяволом. Получив огромную сумму денег, он сначала в это не верит, но постепенно входит во вкус, искушаясь соблазну. В один момент он понимает, что каждый потраченный им доллар – человеческая душа; а он сам – провозглашенный Дьяволом антихрист.

date_range Год издания :

foundation Издательство :Автор

person Автор :

workspaces ISBN :

child_care Возрастное ограничение : 18

update Дата обновления : 17.09.2023

26 Оттенков Красного, или Реквием из Ада
Василий Панин

Крис Ретфилд – обиженный на жизнь мужчина средних лет, который лишился единственного любимого человека – своей матери. Находясь в трауре, под вуалью своих внутренних демонов, он совершает роковую ошибку – заключает сделку с дьяволом. Получив огромную сумму денег, он сначала в это не верит, но постепенно входит во вкус, искушаясь соблазну. В один момент он понимает, что каждый потраченный им доллар – человеческая душа; а он сам – провозглашенный Дьяволом антихрист.

Василий Панин

26 Оттенков Красного, или Реквием из Ада




Глава 1

20 сентября

Серые облака накрыли мое сердце, а разочарование проникло в самые глубины моей души. Я наблюдал, как люди играют свои роли, их маски скрывали истинные лица, я чувствовал, как мир вокруг меня искажается и жалобно причитает. Это был миг, когда сокрушительная реальность смерти раскрыла свою темную суть, когда понял, что мою матери больше нет.

Сломленный и истерзанный эмоциями, я вышел из той больницы, где отняли у меня самое дорогое. Шагая по улицам, мой взгляд устремлен в небо, где серые и угрюмые облака словно отражают мою болезненную душу. Я видел, как свет проникал сквозь темные тучи, подобно искорке надежды, которая все еще трепетала внутри меня. В сердце, пронизанном горечью и потерей, я ощущал силу, которая заставляла меня продолжать идти вперед, даже когда все кажется безнадежным и разрушенным. Разум мой опьянел, монолог с самим собой прекратился.

Вернувшись домой, я упал на старую, потрепанную кровать, утонув в океане своей печали. Бутылки с виски стояли передо мной на полке, ставшими свидетелями моей погруженности в мрак. Я упивался в этой бездне безутешности, затемнявший мою реальность и заставлявший меня терзать себя мыслями о том, что я потерял навсегда. Мои кулаки сжимались от бессилия, слезы текли, расплескиваясь на полу, и моя боль пронзала каждую клеточку моего существа. В этом моменте я был один с собой и со своей скорбью: во внутреннем монологе играл реквием, бутылка виски постепенно опустошалась, я лежал и смотрел в свой облезший потолок игнорируя все внешние факторы. Моя мать – была главным камнем в моем фундаменте жизни. Пролистывая в памяти все самые яркие и теплые наши с мамой моменты, я сам и не заметил, как уснул.

Всю последующую неделю я провел в своей старенькой квартире, запивая свой реквием дешевым алкоголем. Всю погребальную логистику скинул на маминого брата, с которым никогда не мог найти общий язык, он был тем еще козлом. Я не понимал, какого черта он вообще решил появиться, когда ее не стало: ценного имущества никакого у нее не было, денег тоже; еще до моего рождения они с мамой конкретно повздорили и прекратили общение, да и потом, их общение ограничивалось приветами на различных мероприятиях. Я бы сам взял на себя все моменты касательно похорон, проводил мать в последний путь, но мое разбитое состояние сейчас не позволит принимать решения, да и в принципе взаимодействовать с людьми, так что в каком-то роде я благодарен своему дядьке, какими бы он там корыстными намерениями не обладал.

26 сентября

Проснулся я от телефонного звонка в 7.30 утра, это был мой начальник.

– Ало, что случилось? – Спросил я, выходя из коматоза.

– Крис, какого черта до тебя невозможно дозвониться? Три гребаных дня пытаюсь выйти с тобой на связь- Грубил мне в трубку начальник.

– Мистер Уолис, Вы же знаете, что у меня умерла мать, мне нужно время…-

– Крис! – прикрикнув прервал он меня. – Я дал тебе целую неделю на все твои семейные проблемы. Меня не волнует кто там у тебя умер: мать, собака, ручной суслик или жена соседа. Если не выйдешь на работу сегодня ночью, то я уволю тебя. – Сбросил он трубку.

–Урод. – Невозмутимо вздохнул я. – Как я все это ненавижу…

К слову, работал я в порту на окраине города. Контингент там такой себе: вечные дебоширы, торчащие наркоманы, постоянные участники криминала – собрались все низшие ячейки общества нашей провинции. Работать было особо негде, поэтому я пошел туда, так как туда брали всех кого попало и текучка кадров была бешеная. Начальник вообще рабочих за людей не считал, так как он знал, что другой работы просто нет у нас в городе, поэтому позволял вести себя по-хамски: грубил, эксплуатировал, не доплачивал зарплаты; вся наша бригада его ненавидела, но в конфликты с ним никто не лез, так как было чревато в лучшем случае увольнением, в худшим – сильной подставой и расправой. Работал я там уже второй год и был рекордсменом по количеству дней, брал все свободные смены и соглашался на любые халтуры, так как на мне была больная мать, которая получала мизерное пособие, халатно насчитанное нашим местным муниципалитетом. Оставил я на этой каторге все свое здоровье и навидался всякого: воровство, драки, наркотические трипы, расправы. Сам, бывало, в это мог встрять, но получилось выходись сухим из воды. Можно сказать, что каждый день на это работе был испытанием: физический беспощадный труд, меланхоличная суета, раздраженные коллеги, которым бы только спихнуть свою работу на кого-нибудь слабого. Я ненавидел эту работу.

Я встал с кровати, почесал в затылке и постарался сосредоточиться с коматозного состояния на обстановку в комнате. Обстановка оставляет желать лучшего: по всей квартире разбросаны бутылки дешевого пойла вперемешку с упаковками фаст-фута и бычками из-под сигарет, разбросанные грязные вещи по всем углам, гора немытой посуды на столе – ощущение, что в этой квартире была хорошая такая вечеринка, только вот стены все еще держали атмосферу меланхолии и скорби.

– По-хорошему, надо было бы прибраться. – Тихо пробубнил я. – Такой срач устроил.

Взяв свой телефон, вялым шагом я доковылял до стола, достал из пачки последнюю сигарету, прикурил и уткнулся в телефон.

– Нужно просмотреть все сообщения за последние пару дней, все как в тумане.

Скроля ленту, ничего хорошего не наблюдал: рассылки спама, оповещение об оплате счетов, пару грозных сообщений от начальника, списание средств за последнюю неделю на алкоголь и сигареты. Зашел в приложение банка, на балансе 28.27$

– Не хило так пропил три сотни. – Пробубнил вздыхая.

Зашел в социальную сеть. В мессенджере было всего одно сообщение, которое принадлежало дяде: «Крис, при первой возможности свяжись со мной, нужно обсудить пару вещей касаемо похоронного бюро. Жду обратной связи».

– Козел! Какого черта тебе вообще надо? Какого черта ты так внезапно появился? Где ты был раньше? – Стиснув зубы сказал я.

Потом вспомнил, если бы не он, то пришлось бы мне заняться всеми успокоенными делами, а я бы не смог.

Непроизвольно я зашел на страницу своей мамы и замер: по поему телу пробежала дрожь, слюна остановилась в горле, все мышцы начало ломить, ком встал стеклом в горле.

– Дорогая моя мамочка, почему ты так рано ушла… -

Мою маму звали Гвен, ей был всего 51 год, родила меня она в 20. Отец ее сразу же бросил, я о нем ничего не знал, любые мои попытки разузнать что-нибудь про него сразу же пресекались. Знал только по словам матери, что он был старше ее на 5 лет и она безумно его любила, а он ее ни во что не ставил и пользовался как хотел. Никто в свое время не мог переубедить мою маму, никто не мог поддержать и помочь, одна она была в этом мире. Они с братом были сиротами, родители погибли в автокатастрофе, когда ей было 5 лет, а брату 7. Их усыновила семья из детского дома. Отношение к детям было не лучшим образом: жестокое обращение, постоянные ограничения, вечный контроль. Со слов мамы детство было у нее ужасное. В 17 лет после окончания школы бежали они с братом в соседний штат, где побирались подработками и меняли хостел за хостелом, а вскоре и брат ее оставил, уехал с какой-то компанией в неизвестном направлении. С 18 до 20 лет мама работала в дешевой гостинице, пожиная центы, пока она не встретила отца. Отец был в командировке и по нужде остановился в этой гостинице, где и встретил маму, когда она убирала один из номеров. Подробностей не знаю, но у них завертелся роман, который длился год, так мама забеременела мной. Появился на свет я уже тогда, когда отец бросил мать, рожала она меня в какой-то провинциальной больнице, после выписки она со мной новорожденным переехала в трейлер, который сняла на накопления. Я мало моментов помню, но годы были тяжелыми: неудачные романы с байкерами, которые поднимали на мою маму руку, пользовались ей; вечные переезды по трейлерам от «жениха» к «жениху»; каждый месяц новая неблагодарная работа. Будучи ребенком я видел как жесток мир, видел боль и чувствовал постоянно страх за себя и за маму; ей было очень тяжело, но она старалась всеми силами этого не показывать, она пыталась всеми силами пробиться со мной в люди и дать мне нормальное детство, но все ее попытки были тщетны; пару раз она даже нарушила закон чтобы добыть средства мне на школу. Когда мне исполнилось 7 лет мы переехали в соседний штат, и у мамы получилось попасть на местную птицефабрику упаковщицей, она работала там сутками и приходила домой уставшая и отрешенная. Ночами я слышал ее плачь, порой она налегала на бутылку и в пьяных истериках впадала в угнетенность, я старался как мог ее поддерживать, но с каждым месяцем ее состояние ухудшалось и повышалась страсть к алкоголю.

В школу я ходил в самую обычную, старался учиться хорошо, не хотел расстраивать маму. Друзей у меня не было, все мои одноклассники высмеивали меня за бедность, бывало приходилось драться с задирами, но против толпы я не мог ничего сделать. Те, кто считает себя сильными, избирают других в качестве своих жертв. Слова яда и грубость, а иногда и физическое насилие, становятся тем языком, на котором говорят эти безжалостные издеватели – я ненавидел эту систему. Каждый день я с необузданным нежеланием шел в школу и старался это игнорировать, если бы не моя мама – я бы давно забросил школу и пустился во все тяжкие. Шли годы, мне уже исполнилось 17, на носу был выпускной, мама все так же работала на птицефабрике, жили все в том же трейлере, в школе все так же терпел насмешки и издевательства со стороны сверстников. Я наблюдал за их беззаботным и счастливым детством, постоянно видел, как им дарят дорогие подарки родители, как они заводят отношения и дружбы – это меня разлагало изнутри, я все больше и больше ненавидел этот мир, ненавидел себя за зависть. К слову, про отношения: уже в средней школе я тайно любил одну девушку, ее звали Джесс. Разумеется, у меня не было ни единого шанса, она была самой популярной девушкой класса и имела внимания местных «мачо» из футбольной команды. В утешении своих сладких грез я, изливая все свои чувства писав анонимные письма и бросал в ее ящик, но видел только как они высмеивали их на всю школу. Эх, эта ужасная безответная школьная любовь… Ненависть только росла во мне с каждым школьным днем. Смотря репортажи про стрельбу в школах, я постоянно ставил себя на место стрелка из сюжета, фантазируя как расправляюсь со своими обидчиками, это утешало меня – наверное, это ужасно. Разумеется, после школы ни о каком колледже я мечтать и не мог, не смотря на свое отличие и успехи в учебе, так как это было не по карману моей маме, да и бросить бы я ее не смог. В 18 лет я устроился грузчиком на птицефабрику, работали вместе с мамой, так прошли еще несколько лет моей бессмысленной жизни. Когда мне стукнуло 23 года птицефабрику закрыли, мы с мамой на накопленные деньги смогли купить две квартиры в старом кондо на другом конце страны, переехали туда и жили по соседству до последних событий. Там я прыгал с работы на работу, пока не остановился на работе в порту, а мама по состоянию здоровья перестала работать, но иногда выходила уборщицей на пол ставки. Все последнее время моя философия представляла собой поиск истины, понимание глубинных структур и экспериментирование с мыслями и идеями. Меня окружал только один негатив, меланхолия стала привычным состоянием, смысла жизни и стремления не было – все было подавлено окружением. Я стал депрессивным нигилистом.

Я позвонил дяде.

– Уолтер, ты просил позвонить. Только сейчас нашел в себе силы.

– Ну наконец-то ты вышел на связь! Уже какой день не могу выйти с тобой на связь.

– Что от меня нужно?

– Смотри, похоронное бюро я нашел, стоимость похорон с прощанием и погребением составляет $5,848. В эту сумму входят прощание, погребение, обслуживание, катафалк, бальзамирование – расходы могу взять на себя, а от тебя мне нужны все контакты близких Дженн, нужно позвать их на церемонию.

У моей мамы не было никого, кроме меня, даже в мыслях нет тех, кого можно было бы позвать.

– Хорошо, я подумаю, что-то еще?

– Да, нужно подписать пару бумажек, и кое-что обсудить по мелочи.

– Понял, когда это сделать?

– Да хоть сегодня. Ты как, не занят? Способен на встречу? Если что, я смогу приехать.

– Хорошо, приезжай, я дома.

– Понял, до встречи.

В разговоре я почувствовал какое-то напряжение, Уолтер явно что-то недоговаривает, еще при первом нашем разговоре в больнице было видно, что ему все ровно на смерть мамы.

Я положил телефон на стол и неспеша начал уборку, собрал все бутылки и окурки с пола и запихал в огромный мешок, достал веник с совком и смел весь мелкий мусор. Зашел в ванную, протер зеркало и посмотрел на себя. Выглядел конечно я неважно: недельная щетина, желтоватые зубы, запах перегара, огромные мешки под глазами, гнездо страуса на голове, мутные и воспаленные глаза.

– М-да, ну и видок. – Промямлил я. – С таким видом можно идти работать гробовщиком без конкурса.

Быстро почистил зубы своей старой зубной щеткой, побрился затупившимся и поржавевшим станком, промыл глаза. Пришел на кухню, открыл холодильник, ничего кроме пары яиц и засохшего куска второсортной колбасы я не наблюдал.

– Блин, жрать хочу. – Журчало у меня в животе.

Я неспеша собрал вещи, которые были разбросаны по углам квартиры, натянул их на себя, взял телефон с картой и вышел в магазин. Спускаясь по лестничному проему, я собирал неоднозначные взгляды соседей, будто они специально ждали моего выхода из квартиры, чтоб окутать меня своими взглядами – то ли презрение, то ли жалось, не понимаю, а в прочем – все ровно.

Вышел я на улицу, как обычно была пасмурная погода, тучи сгустились, затмив небо, шел мелкий дождь поливая тоскливую пустую улицу. Дойдя до магазина, взял пару пакетов с лапшой, дешевый бекон и пачку сигарет, вернулся домой. Вывалил все это добро на свою старую сковороду, предварительно отварив лапшу, добавил в блюдо старые яйца из холодильника. Уселся у плиты и начал ждать, листая ленту в телефоне. Все социальные сети были забиты яркими профилями: кто-то хвастался новой машиной, кто-то новыми квартирами и жизнью, кто-то путешествиями в самые роскошные места планеты. Было тошно смотреть на это, было тошно от самого себя за зависть. Хотелось бы тоже познать эти ощущения, когда ты совершаешь крупную и желанную покупку, когда сидишь в дорогом ресторане с красавицей; на секунду я представил Джесс, когда сидишь в аэропорту с билетами на самолет на запланированное желанное путешествие и ждешь рейса. Я постоянно искал оправдание и считал себя заложником ситуации. Жил я плохо и не старался как-то улучишь свою жизнь. С одной стороны, я был обременен больной матерью и не имел достаточных накоплений и связей, нехватка образования тоже брала свое; с другой – при усердном труде и постоянным поиском новых вариантов я бы мог попытаться пробиться в какую-нибудь перспективную контору или попробовать себя в предпринимательстве. Но, увы, из-за больной мамы я пахал как шакал в порту и там же деградировал. Не мог я оставить эту работу, так как нужны были стабильные деньги, а поиски других вариантов требовали ресурсы. Эта тема была вечно в моем внутреннем монологе, постоянно прокручивал различные сценарии у себя в голове, но рискнуть на перемены я так и не смог.

Лапша с беконом и яйцом были уже готовы. Вывалив все в грязную тарелку из-под риса я благополучно все съел.

– Эх, и ведь совсем не наелся. – Пробурчал я. – Сейчас бы еще салатика навернуть под 50 грамм крепкого.

Положив тарелку в забитую раковину, я улегся на свою растрепанную постель и завис на свой шелудивый потолок, немного задремал.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/vasiliy-panin-32723455/26-ottenkov-krasnogo-ili-rekviem-iz-ada-69674059/?lfrom=174836202) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Все книги на сайте предоставены для ознакомления и защищены авторским правом