Настоящее образование не станет учить вас стремиться к первенству. Оно будет учить вас наслаждаться всем, что бы вы ни делали, и не ради результата, но ради самого действия. Точно как художник, или танцор, или музыкант…
Вы можете создавать картины двумя способами. Вы можете это делать из соревнования с другими художниками; вы хотите быть величайшим художником в мире, вы хотите быть Пикассо или Ван Гогом. Тогда ваши картины будут второсортными, потому что ум не заинтересован в самом создании; он заинтересован в первенстве, в том, чтобы быть величайшим художником в мире. Вы не идете глубоко в искусство живописи, не наслаждаетесь им, но только используете его как ступень. Вы находитесь в путешествии эго, и проблема в том, что, чтобы быть настоящим художником, эго нужно отбросить полностью. Чтобы быть настоящим художником, эго придется отложить в сторону. Лишь тогда сквозь вас сможет течь существование. Лишь тогда будет возможным, чтобы ваши руки, пальцы и кисть служили проводником. Лишь тогда сможет родиться нечто от несказанной красоты.
Настоящая красота всегда создается не вами, но лишь посредством вас. Существование течет; вы становитесь лишь проходом. Вы позволяете ему случиться, вот и все. Вы ему не препятствуете, вот и все.
Но если вас слишком интересует результат… конечный результат: вы должны прославиться, вы должны получить Нобелевскую премию, вы должны стать лучшим художником в мире, вы должны превзойти всех художников прошлого – тогда вас интересует не живопись, живопись становится второстепенной, и, конечно, со второстепенным интересом к живописи вы не сможете создать ничего оригинального. Все будет заурядным.
Эго не может принести в мир ничего незаурядного; незаурядное приходит лишь благодаря отсутствию эго. И то же самое верно в отношении музыканта, поэта, танцора. То же самое верно в отношении каждого.
В Бхагават-Гите Кришна говорит: «Не думай ни о каком результате». Это послание безмерной красоты, значительности и истины. Не думай ни о каком результате. Просто делай все, что делаешь, со всей тотальностью, потеряйся в этом, потеряй делающего в делании. Не «будь» – позволь своим творческим энергиям течь беспрепятственно. Именно поэтому Кришна говорит Арджуне: «Не беги от войны… потому что я вижу, что это бегство – только путешествие эго. То, как ты это говоришь, просто показывает, что ты расчитываешь, думаешь, что благодаря бегству от войны станешь великим святым. Вместо того чтобы сдаться целому, ты принимаешь самого себя слишком серьезно – словно если бы не было тебя, не было бы и войны».
Кришна говорит Арджуне: «Просто будь в состоянии позволения». Скажи существованию: «Используй меня как тебе заблагорассудится. Я доступен, доступен без условий». Тогда все, что бы ни случилось посредством тебя, будет обладать великой подлинностью. В этом будет интенсивность, в этом будет глубина, в этом будет печать вечности.
Иисус говорит: помните – те, кто в этом мире первый, будут последними в Царстве Божьем, а последние будут первыми. Он дал вам фундаментальный закон… он дал вам неисчерпаемый, вечный закон: прекратите стремиться к первенству. Но помните одно – это очень важно, потому что ум так коварен, что может исказить любую истину… Вы можете начать пытаться быть последними – но тогда упустите всю суть. Тогда возникнет другое соревнование: «Я должен быть последним» – и если кто-то другой объявляет себя последним, снова начинается борьба, снова начинается конфликт.
Я слышал одну суфийскую притчу:
Великий император Надир-шах молился. Было раннее утро, солнце еще не взошло, было еще темно. Надир-шах собирался в поход с целью завоевания новой страны, и, конечно, он молился Богу, чтобы тот его благословил и сделал победителем. Он говорил Богу:
– Я – никто, только слуга, слуга твоих слуг. Благослови меня. Я совершаю твою работу, и эта победа будет твоей. Но я – никто, помни. Я – лишь слуга твоих слуг.
Рядом с ним был священник, помогавший ему молиться, посредник между ним и Богом. Внезапно они услышали в темноте другой голос. Нищий этого города тоже молился, тоже говорил Богу:
– Я – никто, слуга твоих слуг.
Император сказал:
– Посмотрите только на этого нищего! Сам нищий, а еще говорит Богу, что он – никто! Прекрати этот вздор! Кто ты такой, чтобы говорить, что ты – никто? Это я – никто, и никто другой не может этого оспаривать. Это я – слуга слуг Бога! Кто ты такой, чтобы говорить, что ты – слуга его слуг?
Видите? Соревнование продолжается по-прежнему, то же самое соревнование, та же самая глупость. Ничего не изменилось. Тот же самый расчет: «Я должен быть последним. Никому другому нельзя позволить быть последним». Ум может продолжать играть с вами в такие игры, если вы не обладаете большим пониманием, если вы не очень разумны.
Никогда не пытайтесь быть счастливыми за счет счастья другого человека. Это уродливо, бесчеловечно. Это насилие в полном смысле слова. Если вы считаете, что становитесь святым, осудив других как грешников, ваша святость не что иное, как новое путешествие эго. И если вы считаете себя святым лишь потому, что пытаетесь представить грешниками других… а именно это продолжают делать ваши святые. Они неустанно похваляются своей святостью, благочестием. Пойдите к вашим так называемым святым и посмотрите им в глаза. В них столько осуждения к вам! Они говорят, что все вы обречены на ад; они неустанно осуждают всех и каждого. Послушайте их проповеди; все их проповеди полны осуждения. И конечно, вы выслушиваете их осуждение молча, потому что знаете, что в вашей жизни было много ошибок, заблуждений. А они осуждают все – чувствовать себя хорошим человеком невозможно. Ты любишь поесть, ты – грешник; утром ты не встаешь рано, ты – грешник; вечером ты ложишься поздно, ты – грешник. Все устроено таким образом, что не быть грешником очень трудно.
Да, они сами – не грешники. Они рано ложатся спать и рано встают по утрам… по существу, им нечего больше делать. Они никогда не совершают никаких ошибок, потому что никогда ничего не делают. Они просто сидят сиднем, почти как мертвецы. Но если ты что-то делаешь, конечно, – где тебе быть святым? Поэтому веками святой человек отрекался и бежал от мира: быть святым, оставаясь в мире, казалось невозможным.
Весь мой подход состоит в том, что иначе как в самой гуще мира никакая святость не имеет ни малейшей ценности. Будьте святыми, оставаясь в мире! Мы должны определять святость совершенно по-другому. Не живите за счет удовольствия других – вот что такое святость. Не разрушайте счастья других, помогайте другим быть счастливыми – вот что такое святость. Создайте такой климат, в котором у каждого может быть немного радости.
Преследование
Если вы преследуете счастье, определенно одно: вы его не получите. Счастье – это всегда побочное следствие. Это не результат прямого преследования.
Вот наиважнейший из всех вопросов: что такое истинное счастье? И есть ли возможность его достичь? Возможно ли вообще истинное счастье или все оно преходяще? Неужели жизнь – это только сон или в ней есть и нечто существенное? Начинается ли жизнь рождением и кончается ли смертью или есть нечто, превосходящее рождение и смерть? – Потому что без вечного нет никакой возможности истинного счастья. В преходящем счастье будет оставаться быстротечным: в одно мгновение оно здесь, в другое мгновение его не стало, и вы остаетесь в глубоком отчаянии и темноте.
Именно так происходит в обычной жизни, в жизни непробужденного. Бывают мгновения блаженства, бывают мгновения страдания; все перемешано, перепутано. Ты не можешь удержать тех мгновений счастья, что к тебе приходят. Они приходят сами собой и сами собой исчезают; ты им не хозяин… Как не можешь ты избежать и мгновений страдания; они тоже умеют настоять на своем. Они приходят сами собой и сами собой уходят; ты – просто жертва. И между этими двумя крайностями – счастьем и несчастьем – ты разрываешься на куски, никогда не оставаясь в состоянии непринужденности.
Это положение, в котором вас рвут на части все виды двойственности… Двойственность счастья и несчастья – самая основная и показательная, но есть еще тысяча и одна двойственность: двойственность любви и ненависти, двойственность жизни и смерти, дня и ночи, лета и зимы, юности и старости и так далее и тому подобное. Но главная двойственность, двойственность, представляющая все остальные, – это двойственность счастья и несчастья. Вас разрывает на части, тянет в разные, полярно противоположные стороны. Вы не можете быть в покое: вы в беспокойстве[2 - Характерное для Ошо нетрадиционное использование слов; англ. disease – болезнь; dis-ease – потеря спокойствия; буквально: бес-покойство; игра слов подчеркивает болезненность состояния неосознанности. Далее в переводе: «болезнь».].
Будды говорят, что человек есть болезнь. Абсолютна ли эта болезнь – или ее можно трансцендировать?
Отсюда вытекает первый и главнейший вопрос: что такое истинное счастье? Безусловно, счастье, которое мы знаем, не истинно; зыбкое, как сновидение, оно всегда обращается в свою противоположность. То, что кажется счастьем в одно мгновение, в другое оборачивается несчастьем.
Превращение счастья в несчастье просто показывает, что они не отдельны, – может быть, две стороны одной монеты. И если у вас есть одна сторона монеты, за ней всегда кроется другая, ожидая лишь возможности, чтобы себя утвердить, – и вы это знаете. Когда вы счастливы, где-то глубоко внутри кроется страх, что это не продлится долго, что рано или поздно счастье уйдет, и сгущаются сумерки, и в любой момент вас может поглотить тьма, и это свет – лишь плод воображения; он не может вам помочь, не может переправить вас на другой берег.
Ваше счастье – не счастье на самом деле, но лишь скрытое несчастье. Ваша любовь – не любовь, но лишь маска для ненависти. Ваше сострадание – не более чем гнев – окультуренный, изощренный, образованный, утонченный, цивилизованный; но ваше сострадание – не что иное, как гнев. Ваша чувствительность – не настоящая чувствительность, но только умственное упражнение, определенный подход, определенная практика.
Помните: все человечество воспитывается на идее, что добродетель можно практиковать, что добро можно практиковать, что человек может научиться быть счастливым, что человек может устроить так, чтобы быть счастливым, что в нашей власти создать определенный характер, приносящий счастье. Все это неправильно, абсолютно неправильно.
Вот первое, что нужно понять о счастье: его нельзя практиковать. Его можно только позволить, потому что это не нечто такое, что вы создаете. Чем бы ни было то, что создаете вы, это будет оставаться чем-то меньшим, чем вы, более крошечным. Созданное вами не может быть больше вас. Картина не может быть больше, чем сам художник, и стихотворение не может быть больше, чем поэт. Ваша песня будет неизбежно чем-то меньшим, чем вы сами.
Если вы практикуете счастье, то всегда где-то позади будете в нем сохраняться сами, со всеми своими глупостями, со всеми своими путешествиями эго, со всем своим невежеством, со всем хаосом своего ума. Этим хаотическим умом вы не можете создать космоса, не можете создать изящества духа. Одухотворение[3 - Англ. grace – по субъективному ощущению переводчика, традиционный русский термин «благодать» был бы неточен и чрезмерно отягощен противоречивыми ассоциациями; здесь и далее: изящество духа, одухотворение, одухотворенность.] всегда нисходит из запредельного; его следует принимать как дар, в безграничном доверии, в полной отдаче себя[4 - Англ. surrender – букв. капитуляция; термин восточного видения духовности как отказа от собственной эгоистической воли, который, будучи, по-видимому, не имеющим равных достижением восточного сознания, не имеет прямого и изящного аналога ни в английском, ни в русском языке.].
В состоянии позволения[5 - Позволение: условный перевод англ. let-go – существительного, образованного от безличного глагола «выпустить из рук», «отпустить на свободу»; здесь: «перестать себя контролировать», «отпустить себя на свободу», «дать себе волю»; еще один оттенок восточной концепции освобождения посредством отказа от личного волеизъявления.] случается истинное счастье.
Но нам говорили, что нужно достигать, быть честолюбивыми. Всему нашему уму была привита привычка к достижению. Все образование, культура и религия – все они построены на основе той идеи, что человек должен быть честолюбивым; только честолюбивый человек сможет достичь осуществленности. Так никогда не бывало, так никогда не будет, но наше невежество столь глубоко, что мы продолжаем верить в этот вздор.
Ни один честолюбивый человек никогда не был счастлив; по сути, честолюбивый человек – самый несчастный в мире. Но мы продолжаем учить детей амбициям: «Будь первым, будь наверху, и ты будешь счастлив!» А приходилось ли вам когда-нибудь видеть кого-нибудь, кто был бы одновременно первым и счастливым? Был ли счастлив Александр Великий, когда стал повелителем мира? Он был одним из несчастнейших людей, которые только жили на Земле. Видя блаженство Диогена, он ему позавидовал. Завидовать нищему?..
Диоген был нищим; у него не было ничего, даже чаши для подаяния. У Будды, по крайней мере, была чаша для подаяния и три смены одежды. Диоген был голый – и без всякой чаши для подаяния. Однажды он пришел к реке с чашей для подаяния. Было жарко, он испытывал жажду, и ему захотелось попить воды из реки. И когда приблизился к реке, уже на самом берегу, мимо него пробежала собака; пыхтя, она бросилась в реку, стала в ней плескаться и напилась вволю. В уме Диогена возникла идея: «Эта собака свободнее меня – ей не приходится носить с собой чашу для подаяния. А если это получается у нее, почему не могу обойтись без этой чаши я? Это единственное мое владение, и я должен за ним присматривать, потому что его могут украсть. Даже ночью один или два раза мне приходится трогать ее рукой, чтобы проверить, на месте ли она еще или ее уже нет». И он выбросил чашу для подаяния в реку, поклонился собаке и поблагодарил ее за великое послание, которое она ему принесла от существования.
Этот человек, у которого ничего не было, вызвал зависть в уме Александра. Каким, наверное, он был несчастным! Он сознался Диогену:
– Если когда-нибудь снова Бог даст мне рождение, я попрошу его: «На этот раз, пожалуйста, не делай меня Александром, сделай меня Диогеном».
Диоген громогласно рассмеялся и позвал собаку – потому что теперь они стали друзьями, стали жить вместе – он позвал собаку и сказал:
– Только посмотри, послушай, какую ерунду он говорит! В следующей жизни он хочет быть Диогеном! Почему не в этой жизни? Зачем откладывать? Кто знает, что будет в следующей жизни? Даже следующий день остается неопределенным, следующее мгновение остается неопределенным – что говорить о следующей жизни! Если ты действительно хочешь быть Диогеном, то это возможно прямо в этот самый момент, здесь и сейчас. Брось одежду в реку и забудь все о завоевании мира! Это сущая глупость, и ты это знаешь сам.
Ты признался, что несчастен, ты признался, что Диоген оказался в гораздо лучшем, более блаженном состоянии. Так почему не быть Диогеном прямо сейчас? Ляг на этом речном берегу, где я принимаю солнечную ванну! На этом берегу достаточно места для нас обоих.
Александр не смог принять этого приглашения, конечно. Он сказал:
– Спасибо за твое приглашение. Прямо сейчас я этого не могу, но в следующей жизни…
– Куда ты хочешь попасть? – спросил его Диоген. – И что ты будешь делать, даже если завоюешь мир?
– Тогда я отдохну, – сказал Александр.
– Это кажется абсолютно нелепым, – сказал Диоген, – потому что я отдыхаю прямо сейчас!
Если Александр не счастлив, если Адольф Гитлер не счастлив, если Рокфеллеры и Карнеги не счастливы: люди, у которых есть все деньги мира, – если они не счастливы; люди, у которых есть вся власть мира, – если они не счастливы… Просто посмотрите на людей, достигших успеха в мире, и вы отбросите идею об успехе. Ничто не приносит такого поражения, как успех. Хотя вам говорили, что ничто не приносит такого успеха, как успех, я вам говорю, что ничто не приносит такого поражения, как успех.
Счастье не имеет ничего общего с успехом. Счастье не имеет ничего общего с амбициями. Счастье не имеет ничего общего с деньгами, властью, престижем. Это совершенно другое измерение. Счастье связано с вашим сознанием, не с характером. Позвольте мне напомнить: характер – это снова нечто вам привитое. Ты можешь стать святым, но все же не будешь счастливым, если твоя святость – не более чем тренированная святость. А именно так люди становятся святыми. Католики, джайны, индуисты – как они становятся святыми? Они тренируются – в мельчайших деталях, миллиметр за миллиметром – когда им просыпаться, что есть, чего не есть, когда ложиться спать…
Я совершенно не верю в характер. Мое доверие – к сознанию. Если человек становится более сознательным, это естественным образом трансформирует его характер. Но эта трансформация совершенно другая: она не подстроена умом, она естественна, она спонтанна. И всегда, когда ваш характер естествен и спонтанен, он красив и своеобразен; иначе продолжайте совершенствоваться сколько угодно… можете отбросить гнев, но куда вы его отбросите? Отбросить его придется в глубь собственного бессознательного. Вы можете изменить одну сторону своей жизни, но, что бы вы ни швырнули вовнутрь, оно начнет выражать себя с какой-то другой стороны. Это неизбежно. Можно перегородить поток камнем; он потечет в каком-то другом направлении – его нельзя уничтожить. Гнев есть, потому что вы бессознательны, жадность есть, потому что вы бессознательны, собственничество и ревность есть, потому что вы бессознательны.
Поэтому я не заинтересован в том, чтобы изменить ваш гнев; это было бы все равно что подстригать листья дерева, надеясь, что дерево однажды исчезнет. Этого не будет. Напротив, чем более вы подстригаете листья, тем гуще будет крона.
Таким образом, ваши так называемые святые – самые грешные люди в мире, притворщики, лицемеры. Да, если смотреть снаружи, они выглядят очень святыми – даже чересчур святыми, приторными, слишком сладкими, болезненно сладкими, тошнотворно сладкими. К ним можно приблизиться только с тем, чтобы воздать дань почтения и тут же спастись бегством. Вы не сможете выдержать со своими святыми и двадцати четырех часов – они нудны, как смерть! Чем ближе вы к ним подойдете, тем более придете в недоумение, замешательство, озадаченность, потому что вам видно станет, что с одной стороны они пересилили гнев, но он вошел в другую сторону их жизни.
Обычные люди испытывают гнев изредка, и их гнев очень скоротечен, очень недолговечен. Потом они снова смеются, снова они дружелюбны; они не носят с собой рану слишком долго. Но ваши так называемые святые – их гнев становится почти постоянным делом. Они просто живут в гневе, не гневаясь ни на что в отдельности. Они подавили гнев до такой степени, что теперь просто остаются в гневе, в состоянии ярости. Это показывают их глаза, это показывают их носы, их лица, это показывает сам их образ жизни.
Лу-Тинь всегда обедал в греческом ресторане, потому что Пападопулос, его владелец, замечательно готовил жареный рис. Каждый вечер он приходил в ресторан и заказывал «жаленый лис».
Это всегда заставляло Пападопулоса падать на пол от смеха. Иногда он даже приглашал двух или трех друзей, стоящих поблизости, просто чтобы послушать, как Лу-Тинь закажет свой «жаленый лис».
В конце концов это так ранило гордость китайца, что он стал брать специальные уроки дикции, чтобы научиться говорить «жареный рис» правильно. И вот однажды он пришел в ресторан и сказал, чеканя слова:
– Жареный рис, пожалуйста.
Не веря своим ушам, Пападопулос переспросил:
– Что вы сказали?
– Ты слышал, что я сказал, – завопил Лу-Тинь, – глеческий улод!
Невелика разница: был «жаленый лис», стал «глеческий улод»! Если закрыть одну дверь, тотчас же открывается другая. Это не путь трансформации.
Изменить характер легко; настоящая работа состоит в том, чтобы изменить сознание, в том, чтобы стать сознательным – более сознательным, более интенсивно и страстно сознательным. Когда вы сознательны, невозможно быть гневными, невозможно быть жадными, невозможно быть ревнивыми, невозможно гнаться за амбициями.
И когда весь гнев, жадность, амбиции, ревность, собственничество, похоть исчезают, высвобождается вовлеченная в них энергия. Эта энергия становится вашим блаженством. Теперь оно не приходит извне; теперь оно случается внутри вашего существа, в глубочайших тайниках вашего существа.
И когда эта энергия оказывается доступной, вы становитесь восприимчивым полем, становитесь магнетическим полем. Вы привлекаете запредельное – став магнетическим полем, когда вся энергия, которая понапрасну тратилась вашей бессознательностью, собирается внутри вас, разливается озером. Когда вы становитесь озером энергии, вы начинаете привлекать звезды, вы начинаете привлекать запредельное, вы начинаете привлекать самый рай.
И встреча вашего сознания с запредельным – точка блаженства, истинного счастья. Это блаженство ничего не знает о несчастье; это сущее счастье. Оно ничего не знает о смерти; это сущая жизнь. Оно ничего не знает о темноте; это сущий свет, и знать его – вот в чем цель. Гаутама Будда отправился на поиски его, и однажды спустя шесть лет, полных борьбы, он его достиг.
Вы тоже можете его достичь, но позвольте мне напомнить: говоря, что вы можете его достичь, я не пытаюсь вызвать желание его достичь. Я просто констатирую факт: если человек становится безбрежным озером энергии, не тревожимым ничем мирским, это происходит. Это более происшествие, чем действие. И лучше назвать это блаженством, чем счастьем, потому что слово «счастье» создает впечатление чего-то подобного тому, что вы понимаете под счастьем. То, что вы понимаете под счастьем, – не более чем относительное состояние.
Бенсон пришел в одежную лавку Крантца купить себе костюм. Найдя тот самый фасон, какой ему хотелось, он снял с вешалки пиджак и примерил его.
Крантц подошел к нему.
– Да, сэр. Он прекрасно на вас выглядит.
– Может быть, он выглядит прекрасно, – сказал Бенсон, – но он ужасно жмет. В плечах так и режет.
– Так наденьте штаны, – сказал Крантц. – Они такие узкие, что вы о плечах больше не вспомните!
То, что вы называете счастьем, – только дело относительности. То, что называют счастьем будды, – нечто абсолютное. Ваше счастье – относительное явление. То, что называют счастьем будды, – нечто абсолютное, не связанное ни с кем другим. Оно не определяется сравнением ни с кем другим; оно – просто ваше, оно принадлежит внутреннему.
В американской конституции содержится очень глупая идея. В ней говорится, что преследование счастья – это врожденное право человека. Люди, писавшие эту конституцию, не имели понятия о том, что пишут. Если преследование счастья – врожденное право человечества, тогда что можно сказать о несчастье? Чьим врожденным правом является несчастье? Эти люди совершенно не осознавали, что если вы просите счастья, то в то же самое время просите и несчастья; и неважно, знаете вы это или нет.
Я называю это глупостью, потому что никто не может преследовать счастье, и если вы преследуете счастье, определенно одно: вы его не получите. Счастье – это всегда побочное следствие. Это не результат прямого преследования. Оно происходит, когда вы даже о нем не думаете, – что говорить о преследовании? Оно происходит внезапно, из ниоткуда. Вы были заняты чем-то совершенно другим.
Может быть, вы рубили дрова – безусловно, это не преследование счастья: рубить дрова – но под солнцем раннего утра, когда все еще прохладно, стук топора, врезающегося в дерево… Щепки летят во все стороны и производят звук, оставляющий за собой тишину… Вы покрываетесь потом, и прохладный ветерок приносит вам чувство еще большей прохлады… Внезапно – счастье, неудержимая радость. Но вы просто рубили дрова – и рубку дров вряд ли стоит вносить в конституцию как занятие, являющееся врожденным правом человека, потому что сколько занятий придется тогда в нее включить?..
Я не могу забыть один день… Есть некоторые вещи, которые не имеют никакого логического смысла или значения, но почему-то продолжают витать в памяти. Невозможно понять, по какой причине это происходит, потому что с тех пор случились миллионы вещей, гораздо более важных, гораздо более значительных, и все они исчезли. Но некоторые незначительные вещи – нельзя найти тому никакой причины, но они сохранились в памяти; они оставили за собой след.
Одну из таких вещей я помню. Я шел домой из школы – моя школа была почти в миле от дома. Как раз на полпути росло огромное дерево бо. Я проходил мимо этого дерева бо каждый день по меньшей мере четыре раза: по пути в школу, затем в середине дня по пути домой на обед, затем снова по пути в школу, затем снова возвращаясь домой. Тысячи раз я проходил мимо этого дерева, но в тот день что-то случилось.
День был жаркий, и, приближаясь к этому дереву, я вспотел. Мой путь проходил под деревом, и там было так прохладно, что без всякой особенной мысли я ненадолго остановился, сам не зная почему. Я просто приблизился к стволу дерева, сел и ощутил ствол дерева. Я не могу объяснить, что произошло, но я почувствовал себя таким безбрежно счастливым, словно между деревом и мной что-то передалось. Сама прохлада не могла быть причиной, потому что много раз, вспотев от жары, я по пути оказывался в тени этого дерева. Я останавливался и раньше, но никогда раньше я не приближался и не касался этого дерева, не сидел рядом с ним так, словно встретился со старым другом.
Этот миг для меня остается сияющим как звезда. В моей жизни случилось столько событий, но я не вижу, чтобы этот миг хоть сколько-нибудь уменьшился в своей важности: он по-прежнему со мной. Каждый раз, когда я оглядываюсь назад, он по-прежнему со мной. И как в тот день я не осознавал ясно, что именно случилось, так не могу сказать и теперь – но что-то случилось. И с того дня между мной и этим деревом возникло определенное родство, которого я никогда не чувствовал прежде, не чувствовал даже с человеческим существом. Это дерево стало мне ближе, чем кто-либо другой на свете. Это вошло в обыкновение: каждый раз, проходя мимо, я садился рядом с ним на несколько секунд, или несколько минут, и просто его чувствовал. Я по-прежнему это вижу – что-то между нами продолжало расти.
В тот день, когда я оставил школу и переехал в другой город, чтобы поступить в университет, я попрощался с отцом, с матерью, с дядями и всей семьей без слез. Я никогда не был человеком, который легко начинает рыдать и плакать. Но в тот же самый день, прощаясь с этим деревом бо, я заплакал. Эта точка в памяти остается очень яркой. И пока я плакал, я был абсолютно уверен, что слезы были на глазах и у этого дерева бо, хотя я и не видел глаз дерева и не мог видеть слез. Но я мог чувствовать – касаясь дерева, я чувствовал его грусть, чувствовал его прощальное благословение. И действительно, это была наша последняя встреча, потому что, когда я вернулся через год, по какой-то дурацкой причине это дерево срубили, и его не стало.
Дурацкой причиной явилось то, что на этом месте – а это был самый красивый участок в центре города – строили небольшой мемориальный столб. Это делалось ради одного идиота, который был достаточно богат, чтобы побеждать на всех выборах и стать президентом муниципального комитета. Он пробыл президентом по меньшей мере тридцать пять лет – самое долгое время, которое кто-либо в этом городе занимал президентский пост. И все были так довольны его президентством, потому что он был таким идиотом; каждый мог делать, что ему угодно, и он ни во что не вмешивался. Можно было построить дом прямо посреди дороги, он об этом не беспокоился, лишь бы только за него голосовали. Поэтому весь город был им доволен – потому что у каждого было столько свободы. Муниципальный комитет, его члены, служащие и старшие служащие – все они были им довольны. Всем хотелось, чтобы он оставался президентом вечно; но, к счастью, даже идиоты однажды умирают. Однако смерть этого идиота явилась несчастьем, потому что пришлось искать место, чтобы воздвигнуть ему памятник, и из-за этого было уничтожено дерево бо. Теперь на месте живого дерева стоит этот кусок мрамора.
Преследование счастья – дело невозможное. Если вы просмотрите собственный опыт и выберете те мгновения, когда вы были счастливы, – которые неизбежно будет очень редки: может быть, в семидесятилетней жизни вы найдете семь мгновений, которые сможете предъявить как счастливые… Но даже если с вами случилось хотя бы одно мгновение счастья, можно сказать определенно и без всякий исключений – счастье случилось, когда вы его не искали.
Попытайтесь искать счастье – и будьте уверены, что вы его упустите.
Я не согласен с Иисусом Христом по многим пунктам, даже в тех вопросах, которые выглядят очень невинными, и кажется, что я к нему недостаточно добр. Иисус говорит: «Ищите, и найдете. Просите, и вам будет дано. Стучите, и двери откроются перед вами». Но я не могу с этим согласиться.
Те дураки, которые написали американскую конституцию, безусловно, находились под влиянием Иисуса Христа, как же иначе? – все они были христианами. Когда они говорили о «преследовании счастья», то, наверное, сознательно или нет подразумевали изречение Иисуса: «Ищите, и найдете». Но я вам говорю: ищите, и можете быть уверены, что никогда ничего не найдете. Не ищите – и все здесь.
Просто перестаньте искать, и вы нашли – потому что поиски означают усилия ума, не-поиск означает состояние расслабления. А счастье возможно только в расслаблении.
Ищущий не расслаблен. Как он может быть расслабленным? Он не может позволить себе расслабления. Вы удивитесь, если оглянетесь вокруг и посмотрите на мир: вы найдете, что в людях более бедных странах больше удовлетворенности. Да, даже в Эфиопии, где люди умирают от голода, вы найдете, что люди умирают, но не найдете ни страдания, ни тоски. Наибольшее число несчастных людей вы найдете в Америке. Странное дело. В Америке преследование счастья – это врожденное право. Ни в одной другой конституции мира ничего подобного не упоминается.
Эта американская конституция абсолютно безумна: «преследование счастья»? – никто никогда не достигал в этом успеха, и те, кто пытался, становились очень несчастливыми, и их жизнь была полна страдания.
