Жарко…
Она, теперь уже девушка с темными волосами, плачет у кровати.
– Помогите мне… Я хочу быть человеком.
Я тоже хочу, чтобы она оставалась человеком, иначе мне не выжить. А жить хочется. Всего двадцать шесть лет.
– Баш на баш… Постараюсь помочь тебе… ты поможешь мне… выкарабкаться…
Думал, не поймет. Но всё поняла. Ушла. Стучала посудой. Потом теребила, заставила сесть, подсунула к губам кружку. Горячий чай в ней пах хвоей, мятой и чабрецом. Возможно, очень правильно, только вот подбор трав… Но выпил с жадностью.
– Есть хотите? Я вам бульона сварила, из тетерева. Будете?
– Буду…
Едва соленый и пахнет неприятно. И, в общем, не так уж и хочется… Всё равно выпил до дна по привычке последнего месяца – съедать всё, потому что в следующий раз могут и не покормить. Откинулся на койку. Тряпье воняет омерзительно. Но когда холодно, выбирать не приходится.
– У вас температура, знаете?
– Ага. Высокая?
– Не знаю, я не умею определять. Но, кажется, вы очень горячий. Вы простыли, наверно.
Чередование алого света и мазутных мазков теней на потолке.
– Отлежусь.
– Еще хотите есть? Я могу вам мяса дать. Или бульона?
– Потом…
Снились оборотни с длиннющими зубами и почему-то крыльями, они терзали прикованное к скале за какой-то надобностью несчастное тело Андрея Шаговского, рвали на клочки, клевали… Хохотали и выли… И вроде еще маячили какой-то факел, кто-то осуждающе хмыкал, но факел вроде был из другой оперы, так и не разобрался…
Алина
Страшно. Очень страшно, если вдуматься. Только вдумываться и оставалось. Когда, опустошенная, возвратилась – и в домик, и в себя – вместе возвратился и страх. Опять этот, который всё еще ощущается возможной "добычей", что-то прошептал, и снова шкуру содрало и вывернуло. В самый последний момент, когда уже забылось всё и вся. А в следующий раз его ведь с его странными и действенными словами может и не быть рядом. А я сама… не умею обратно… Испугалась за него. Он велел принести ему поесть – принесла. И еще он просил травы – траву пришлось выуживать из-под снега, находить по запаху. Далеко от дома не отходила, поэтому нашла мало. Брала ту, что пахла подходяще. Не знала, будет ли толк. Но хоть чай. И еще бульон ему. Самой тоже продолжало хотеться есть – это ведь ненормально, что оно постоянно хочется? Только что вытерзала * (диалектн. сибир. охотнич. – разодрать и съесть) двух перепелок, белку и тетерю. Вторую ему.
Напоила горячим, крепко и остро пахнущим чаем, бульоном – не очень вкусным, к тому же несоленым почти, поскольку соль нащлась на самом дне солонки, а больше и не было. И аптечки, конечно, тоже нет. Нет даже банальной зеленки.
После бульона мужчина погрузился в беспокойный, тяжелый сон, в котором всё вздрагивал и постанывал, а Алина осталась в неверном свете оплывающей свечи одна. И наконец-то принялась приводить мысли в порядок. Как-то сразу сложилось в одну картинку – то ничего не понимала, осознавала урывками, а то раз – и кристальная ясность. Все бусинки – в одно ожерелье.
Тот мужчина был оборотнем. Не показалось. Поцарапал. Заразил… или как это называется? "Новообращенная", сказал спасенный мужчина… Кстати, так и не спросила, как его зовут. Проснется, не забыть узнать. В общем, Алина Сергеевна Ковалева теперь не только штатный археолог областного музея археологии и этнологии, но и оборотень. Кошка, кажется. Но с достоверностью знать не могла. И – тоже узнать у мужчины. Нервный смешок. Такое только в фильмах встречала да в книжках любителя фэнтези Олега. Почему-то историки так неравнодушны к этому жанру… Так вот, самой стать персонажем такого развлекательно-второсортного чтива? Неуютно сделалось в животе. Там, в тех книжках, оборотням полагалось или умирать от руки доблестного героя, или же присоединяться к славному боевому отряду этого героя, дабы идти спасать мир от Темного Властелина. Пока никакие герои не заявлялись… Разве что… Один вон спит на койке, пригрелся… Растрясти, выспросить, не герой ли? Только что-то не видать за плечами большого двуручного меча, даже завалящего палаша, да и разворот этих плеч не сказать, чтобы богатырский. Еще один нервный смешок. Не герой…
Только Алина, вопреки здравому смыслу, логике и полному неверию во всё потустороннее и сверхъестественное, всё-таки оборотень. Оборотень, он же вовкулак, волкодлак, вервольф, ликантроп – человек, умеющий обращаться в животное, обычно в волка. Иногда в птицу. Причем не всегда, по славянским представлениям, несущий зло. Припомнились даже два князя, любившие, кажется, по ночам "волками порыскать по земле русской", Всеслав Полоцкий и Вещий Олег. Во всяком случае, по мнению славян тех времен. Думала, сказки. Вдруг захотелось спрятаться куда-нибудь в темное место, даже возвратиться домой, залезть под одеяло, лежать, зажмурившись, пока наваждение не пройдет. Или – позвонить маме, хоть уже и "большая девочка", пять лет, как родительский дом покинула. Мама, мамочка… Телефона нет. Страшно сделалось так, что потянуло растрясти спящего мужчину – только бы не одной тут бодрствовать. За забитыми окнами выл ветер, в печке тихо щелкало и шуршало, раскаленные уголья сделались розово-красными, почти прозрачными. Подкинуть еще дров? Но нет, тепло пока еще, а дрова нужно экономить. Судя по всему, застряли здесь надолго.
Этот сказал – дрессировать… Так сказал – аж выть захотелось.
Выть и жить. И оставаться человеком. И ходить на работу – нудно, долго, каждодневно мыть глиняные черепки, классифицировать их по культурам, наносить шифры, собирать, счищать патину с медных и бронзовых сосудов, покрывать их олифой…Читать отчеты, оформлять экспозиции, проводить экскурсии, опять же, со студентами работать – обыденно и иногда утомительно, но лучше уж так, чем…
Громко всхлипнула, спохватилась, уткнулась носом в подушку на второй койке, разревелась, но тихонько, чтобы не потревожить спящего. Потом успокоилась, рукавом вытерла лицо, пошла поглядеть на свою находку. Тот спал по-прежнему неспокойно, дергался и вздрагивал, что-то бормотал под нос. Потрогала лоб – очень горячий. Взяла тряпку, сходила во двор, набрала в кружку снега. Подтопила, принялась обтирать холодной водой мужчину – совсем как мама обтирала ее, больную, в далеком детстве. Лоб, шея, грудь…
– Убери руки, обо… оборотень… Апаже…
– Тихо. Всё хорошо. Я только хочу помочь…
Открыл глаза, долго смотрел, потом кивнул.
– Верю. Только это ты пока… хочешь… пока не проголодалась…
– Вы лучше спите. Слушайте, а как вас зовут? А то как-то неудобно, я с Вами познакомилась, а вы со мной – нет.
Вдруг рассмеялся так, словно бы услышал самую забавную шутку в своей жизни. Быстро успокоился, фыркнул презрительно:
– Назвать свое имя… оборотню?! Ага… А еще самому шею подставить…
Отвернулся и затих. Еще посидела с ним полчаса или час, обдумывая странные слова с обидой и тоской – спасаешь тут, спасаешь, а он… Решила тогда называть "Ежом" – чтобы хоть как-то называть! Под утро сморило, легла спать. Провисшая койка скрипела, но сейчас было всё равно. Спала без снов. Когда проснулась, пахло близкой дичью. Настоящей дичью, здоровой и вкусной.
Андрей
Проснулся, когда хлопнула дверь. Было холодно, тряпки согреться помогали не особо, от жажды пересохло в горле. Сел, хотел позвать оборотня, но её в комнате не было. Кажется, только что и убежала, хлопнув дверью. Это у нее что, третья охота за сутки? Покачал головой… Пока не набегается, толку с нее не будет.
Ничего не поделаешь, отправился искать воду сам. Нашел на столе чай вчерашний, уже холодный, выпил залпом. В печке угли и небрежно заброшенные щепы еле теплились, свеча почти прогорела. По углам уже вымерзало, старое простуженное дерево не хотело среди зимы и морозов держать тепло, и "буржуйка" тут, пожалуй, не слишком помогает. Всё равно нашел дров, подкинул. Еще поставил на горячую "спинку" печки чайник, пусть греется.
Лег обратно. Кажется, сегодня уже получше, отлежаться еще пару суток, и домой. И уехать к отцу. Россия эта в печенках уже сидит. Антиквариат искать – по всяким сомнительным притонам шариться, регистрировать находки – извольте налог солидненький, да еще месяца два промурыжат с документами. Пойдешь к другу отметить удачную сделку – и ага, в подворотне прикурить попросят. Потом еще оборотни всякие… Россия, что с нее взять.
Говорил отец, "не ездь туда, там сейчас дико", так нет, хотелось "настоящего дела" и "отдыха от суеты", и "атмосферы детства". До тринадцати лет в России жил, потом уже в Польшу уехали. А дальше на исторической родине бывали только наездами на пару месяцев, на полгода.
На потолке – паутина и копоть, на противоположной стене ровные строчки какого-то стишка и большая глубокомысленная надпись черным маркером: "Алина зануда". И тем же почерком безапелляционное "За то и люблю". И подпись – "Миша". Хмыкнул. Алина – это оборотень. Наверно, совсем еще молодая девчонка, только не разглядел… Может, лет двадцать-двадцать три? Жалко. Видать, не по своей воле оборотнем-то стала. Но странно. Ситуация прямо-таки криминальная. Ни одного оборотня в Заречце не встречал, значит – нелегально здесь. И, как выходит со слов девушки, обращение было проведено без согласия обращаемой при полном несоблюдении ритуала и без обязательного наставничества. Сделали оборотнем и бросили сходить с ума.
В груди неприятно давило, горело…
Нет, что-то в этой истории нечисто. И сюда же похищение мирных, ни в каких сектах не состоящих антикваров, незаконные ритуалы. Не многовато ли для одного крошечного городка? Может, бред больного воображения, конечно, но… Нужно найти возможность связаться с отцом. Как можно скорее. Насчёт оборотней и их дел – снестись с Кланами. Да, Кланы, кажется. И, кажется, это большая редкость в Европе – оборотень-пантера. Волков встречал, медведи были, были ястребы и соколы. Ни с одной Пантерой знакомства не водил. Вероятно, их не так уж много и можно вычислить преступника, если хорошенько пошерстить. Если девушка помнит его в лицо.
Черт, скорее бы уже из этой норы выползти!..
Докричаться до отца, отлежаться и сплавить девушку тому, кто и должен заниматься дрессировкой молодых оборотней. В конце концов, это не совсем "профиль" мага-антиквара – усмирение пантер. И еще интересно – хватился ли кто этой Алины? Если уж она археолог? Работа, семья? Интересно, замужем она? Кольца вроде не было, но многие не носят…
Наверно, незаметно для себя заснул, а проснулся от тычка под ребра и скрипа половиц. Сначала не понял, потом увидел – черная большая кошка, в холке примерно сантиметров семидесяти (только сейчас разглядел, какие лапищи – мощные, тяжелые, а когти втягивать не умеет), хвост метет по полу, мечется по комнате, но, кажется, нападать не намерена. Уже хорошо. Это она разбудила? Позвал:
– Оборотень?
Тут же закашлялся. Твою ж мамашу! Нехорошо.
Пантера обернулась, посмотрела внимательно. Обнажила зубы, но понял – не угрожает, хочет что-то сказать. Терпеливо пережидала приступ кашля у "гостя", потом подошла и ткнулась мордой в колени.
– Что такое? Чего хочешь?
Замотала мордой, легонько зубами прищемила штанину брюк и потянула.
– Оборотень? – нет, вроде бы съедать почти беззащитного больного человека (энергии на еще одно "усмирение" вряд ли хватит – даже во сне не получилось толком отдохнуть и набраться сил) у пантеры нет.
Снова оскалилась и тихо зарычала. Потянула. Решил не спорить. С дикими зубастыми кошками не спорят. Послушно поднялся, сунул ноги в кроссовки.
– Чего ты хочешь?
А она всё тянет – довела до стола, потом к двери. Остановился:
– Хочешь, чтобы я вышел?
Открыл дверь, белесые клубы стылого воздуха неприятно щипали нос, уже морозили пальцы. Пока натягивал перчатки и застегивал куртку, пантера нетерпеливо била хвостом и пританцовывала на пороге, не дотерпела, побежала по снегу в сторону ближайшего пролеска.
А зима за порогом оказалась густая, молочно-белая, студеная. Вчерашние темно-зеленые ели и сосны оделись инеем, воздух пронзительно влажен и прян легким туманом, и очень тихо. Так, что торопливые шажки кошки кажутся оглушительными на фоне этого безмолвия. Небо тоже белое, с едва заметным оттенком серебра и жемчужными разводами на горизонте, и затянуто облаками. Пожал плечами и побрел вслед за кошкой, вздрагивая под порывами ветра и колючим крошевом с ветвей.
Смутно напоминал самому себе то ли Кая, разгуливающего по владениям Снежной королевы, то ли еще какого-то сказочного персонажа, спешащего за своим зачарованным проводником навстречу неизвестному приключению.
Идти пришлось довольно долго, к тому же за ночь снега намело еще сколько-то сантиметров, сугробы подросли, ноги тонули в них по колено. Вскоре подсохшие было кроссовки промокли.
Прошли пролесок, спустились с холма, поднялись на следующий, такой крутой, что с него пришлось буквально съезжать, как мальчишки съезжают со снежной горы. Пантера, впрочем, достоинства ничуть не растеряла – уперлась лапами и как-то в один миг оказалась внизу. И там замерла.
Обнаружилась площадка. Ровное, явно искусственного происхождения поле метров тридцати на сорок, и еще торчит одинокая покосившаяся табличка: "Памятник культуры, могильник "Старовск-1". Охраняется законом". С недоумением поглядел на оборотня: неужто привела на занятия прикладной археологией? Пантера-археолог. Кабы не так холодно, можно было бы и посмеяться от души. Только пантера замерла и напряженно, старательно вглядывается куда-то вдаль, на смутные силуэты холмов и чахлого лысого кустарника.
Тоже всмотрелся. Сначала ничего – переливы серебристо-белого, тот же туман, иней крошится под ветром, полетела стайка мелких неопрятных пичуг, погода – сонная. Завалиться на койку у печки и дремать под скрип усталого дома.
Потом с трудом различил шевеление чего-то коричнево-грязного, сначала принятое за тряску под порывами ветра кустиков.
Потом оформилось, проступило – человек. Долговязый мужчина…
Человек! Может помочь!
Рванул… и остановился. Что-то было не так. Нутром чувствовал. Человек пошатнулся, побежал мутным маревом, странно изогнулся – огоньком над свечой … исчез.
Появился ближе, уже у подножия холмика. На этот раз различил лохмотья рубища, тощие, молитвенно заломленные руки, пустые провалы глаз, темное пятно на груди… Запахло гнилью и озоном, как будто еще похолодало, туман сгустился киселем.
– Оборотень…
Просипел, опять сорвался на кашель. Проклятье. Не обернулась.
Человек разинул рот в немом крике, рухнул на колени, как истовый богомолец – уткнулся лбом в снег… снова задрожал… Истаял.
Стоял, ждал продолжения "спектакля"… Нет, не напугался, просто сделалось интересно. Судя по всему, вульгарный призрак какого-то неупокоенного несчастного страдальца, что в Сибири, пережившей революцию и красный террор, не редкость. Чуть не в каждой деревне кого-то расстреливали или вешали. Если будет возможность, сообщить в какую-нибудь церковь, пусть проведут службу или осветят места. Авось и упокоится с миром. Минут пять еще подождал, промерз до костей, чтоб эти предрождественские морозы! И эту Сибирь туда же! Не дождался, развернулся уходить, хотел окликнуть свою словно застывшую спутницу. Вот она, кажется, привидений в жизни не видела.
Обернулся.
А он казался за спиной, теперь уже совсем близко. Буквально в пятнадцати метрах.
Смердело – тухлой плотью, серой, еще чем-то тошнотворным.
Длинный, скелетоподобный, он, наверно, внушал ужас. Местным жителям, кошке, застывшей на краю площадки – животные вообще боятся всего потустороннего.... Раззявленный рот, запекшаяся кровь, стенания и вонь – весь антураж. Нет, жалко, конечно, страдает душа… тщетно пытался припомнить формулу изгнания для таких случаев – забыл, хоть убей. А он тут, судя по всему, долго уже шатается… Призрак развернулся спиной, худющие лопатки дернулись, седые жиденькие космы упали на лицо… Снова задрожал, шатаясь, побрел прочь. Опять озон, как в грозу…
Нет, не испугался. Обычный, примитивный слепок чужого сознания, оставшийся посмертно бродить по свету, пугая суеверных людей… Разве что – жутковато. Ты уже мертвый, а осознать не успел. И потому не умер по-настоящему. Нда…
Не испугался. Просто устал и сел в снег. Подумать. Оборотень суетливо увивалась вокруг, тянула…
***
Ёж повел себя спокойно при виде диковинного и пугающего дива, и страшно быть почти перестало. Хотя когда в первый раз увидела – бежала до домика сломя голову и позорно поджав хвост. Такая жуть…
Но не пахло от Ежа испугом.
А это, наверно, тот самый, в жертву принесенный. Не врали люди. Вот же чертовщина. И пахнет от него трупно, гадко. Бродил по раскопу, руки заламывал. Чего не спится?
Пока бежала, думала, забьюсь в угол и не вылезу оттуда как минимум до следующего дня. Дверь чуть с петель не снесла. Потом, не помня себя, принялась Ежа тормошить, выволокла почти из постели. Нельзя так. А потом опять на площадку потянуло – узнать, что странный мужик в балахоне и с пятном на груди как от вишневого варенья, всего лишь привиделся, и успокоиться. Иначе следующим летом ведь не заставишь себя как ни в чем не бывало просеивать грунт, черепки выковыривать, горизонты зачерчивать… Зная, что тут место нехорошее? Ох, какое нехорошее… Аж до косточек пробрало.
В общем, утянула Ежа смотреть раскоп. Сначала ничего, а потом снова… этот. И дура, дура невозможная! Больного человека трогать! Ему, кажется, плохо стало…
Но до дома добрались.
Стою, тепло от печки, есть уже не хочется, сытая, испуг еще бродит по лапам, жду – когда Еж изволит возвратить нормальное человечье обличье? Смотрю на него снизу вверх – давай уже! А он сидит на койке и не торопится. А мне жарко, потные бока так и хочется почесать о ножку кровати. И вообще после охоты – блаженное расслабление – даже вопреки встрече с привидением – лечь бы перед огнем и подремать. И когти подточить неплохо бы… Ну?
– Извини, – говорит, – оборотень. Сил нет тебя обратно вытряхивать. Попробуй сама, ты же должна уметь.
Точно! Уметь должна! И ничего, что как-то позабыли объяснить? Господи…
Оскалила на него зубы. Вздрогнул. Привидения не боится, а меня боится.
– Оборотень, я не могу. Честное слово. Ты же сытая, у тебя энергии на перекидывание должно хватить.
Зарычала – разозлилась на него неимоверно! Бока чешутся, может, там насекомые завелись? Уф, противно. Терпеть не могу, вычесал бы кто! А то лапами и не дотянешься никак.
– Спокойно, оборотень… Спокойно…Попробуй расслабиться и представить себя человеком…
Теперь – точно боится. Человек, который боится, пахнет иначе – кисловато. Легко сказать – представь. Бока чесались всё больше. Там точно кто-то бегает. Попыталась стряхнуть, даже по полу катнулась. Нет, нужно в человека! Срочно!
– Что, не выходит? – озабоченно поморщился. Потер лоб…
Мотнула мордой.
– Попробуй еще раз. Расслабься, ничего не бойся, не получится сейчас, получится потом…
Расслабилась, представила. Снова и снова. И еще раз. И опять. Не получилось. Не получилось потом!
