– Боб, – закричала она ему издалека, – я рада тебя видеть! Я уже думала мне одной придется таскаться с этой собакой.
Левич расплылся в улыбке.
– Ты могла бы сказать, что соскучилась по мне или хотя бы, что влюблена в меня до полусмерти, я бы больше растрогался.
– Ну, я в тебя не влюблена, но скоро начну скучать.
– Как тебе Парковая Зона? Понравилось?
– Да, – кивнула Зоя. – Мне правда понравилось. Я никогда не была там раньше. Такое странное ощущение, как будто участвуешь в организации бунта, но понарошку.
– Понарошку… – хмыкнул Боб, – да, верно подмечено. Но это некоторые понарошку, а кто-то вполне серьезно.
– Ты имеешь ввиду Всеслава? Того молодого человека, он еще подходил к нам.
– Вообще-то я имею ввиду себя, – немного обиделся Боб. – Но он конечно тоже все это делает по-серьезному. А хочешь… хочешь попасть на митинг, настоящий?
Зоя никогда не была сорви головой и авантюризм не был определяющей чертой ее характера, поэтому предложение Боба показалось ей весьма сомнительным удовольствием. Но любопытство все же подталкивало ее согласиться.
– Да, наверное. Хотя не знаю. Я не уверена, что этого хочу.
– Ну, у тебя будет время подумать. Еще не даны все санкции на его проведение. Но, когда все будет готово, я тебе позвоню.
– Ладно, – пожала плечами Зоя, – только я еще не сказала «да».
Они еще долго болтали о всякой ерунде, пока собаки нагуливали себе аппетит и разминали кости. Боб проводил ее до самого дома, а потом еще долго сопел, словно напрашивался на чашечку кофе. Но Зоя знала, что ему просто не хочется расставаться, а день настойчиво звал его на работу. Она уже тоже опаздывала на учебу, и завтрак, скорее всего, ограничится бутербродом, и то запихнутым в желудок по дороге.
– Пока, Боб. Увидимся, – махнула она рукой и поспешила в дом.
Министр Авлот жил в большом кирпичном доме, окруженном высоким забором. Настолько высоким, что почти полностью скрывал сам дом, он придавал жилищу министра схожесть со средневековой крепостью. Этот забор так часто обсуждался в прессе, что одно время был назван самым популярным современным сооружением Южной Украины.
Хотя господин министр ничего не скрывал. Его личная жизнь была до скуки не интересной, ни скандалов, ни оргий, ни запрещенных препаратов. Дома он ничем не отличался от обычного мужчины среднего возраста, ходил в трусах и майке, носил очки, а иногда даже почесывал живот. Забор служил лишь завесой от любопытных глаз окружающих, ведь почти каждому интересно, что кушает на обед министр и сколько у него прислуги.
Когда Зоя зашла в гостиную, она увидела отца, стоявшего у окна. Он смотрел на улицу, слегка отодвинув занавеску. Этой ночью он вернулся из командировки, его не было почти неделю. К слову сказать, последнее время они очень отдалились друг от друга, поэтому Зоя не высказала особой радости при встрече.
– Привет, как дела? Ты прилетел ночью? Думала – ты еще спишь.
Скучные нейтральные фразы, как будто подчеркивали ее безразличие.
– Этот молодой человек, с которым ты разговаривала у ворот – сын одной из парикмахерш твоей матери? – не отвечая, спросил министр.
– Папа, у тебя такая память! – искренне удивилась Зоя. – Это правда, его мама у нас работала когда-то и его с собой брала. Но это было лет пятнадцать тому назад. Мы с Бобом еле вспомнили, где могли раньше видеться.
– Ну хорошо, предположим.
– Что предположим, папа? Он живет от нас через три дома. Мы с ним вместе с собаками гуляем по утрам. У меня, что, не может быть друзей?
– Что ты делала в Парковой Зоне?
Этот вопрос огорошил Зою. Она застыла и будто потеряла голос, то открывала рот, то закрывала, но не произнесла ни звука. Министр обернулся и сурово смотрел на дочь.
– Что ты делала в Парковой Зоне? – повторил он свой вопрос.
– Ты следил за мной?
– Ты дочь министра обороны. Зоя, за тобой следят десятки людей. Или ты думаешь, что если за тобой как тень не таскается охранник с пистолетом, никто не знает где ты?
– Отлично! – всплеснула руками Зоя. – То есть за мной все время следят.
– Успокойся. Никто каждый твой шаг не контролирует, хотя, может, и надо было. Но в таких местах как Парковая Зона мои люди везде, как фонари на улицах, через каждые сто метров. Ты что думала, они тебя не заметят или сделают вид, что не заметят? Чтобы я и близко не видел тебя рядом с этим местом и с этим Левичем. Ясно?
– Причем тут Боб?
– Причем? А почему именно он пригласил тебя в Парковую Зону?
– Да что ты заладил, – взорвалась девушка, – «Парковая Зона», «Парковая Зона»? Да, была я там на концерте, да, они трещали, о чем-то против правительства. И что? Я же не собираю восстание против тебя, митинг не устраиваю. Вообще ничего не делаю, ни плохого, ни хорошего.
Михаил Авлот выслушал ее возмущенную речь. Он пристально посмотрел на нее, взгляд его был холодным и жестким. Видимо, эта ситуация была не таким уж и пустячком, чтобы из нее раздувать проблему, как считала Зоя.
– Зоя, включи свои мозги, – попросил ее отец. – Что ты вообще знаешь о Парковой Зоне? Она задумывалась как островок без цивилизации, глоток свежего воздуха. Но диссиденты превратили ее в какой-то лагерь свободы. Митинги, благотворительные концерты, призывы к революции. Причем, они сами понимают, что выгнать их оттуда не составит труда. Но ведь кто там собирается? Молодежь? Ну как взять и выгнать детей из парка? Ты ведь сама понимаешь, это не больше, чем интересная игра в диссидентство. Мы их и не трогаем, только ставим больше охраны, чтобы они сами друг друга не покалечили. Но вот в чем проблема, Зоя, за этими детьми стоят взрослые дяди, которые любую драку обращают себе на пользу. Оппозиция направляет эту молодежь с палками в руках против полицейских, а потом в новостях показывают жертвы. Каждое депутатское кресло – это деньги, связи, тендеры, и за все это некоторые готовы платить. Только чужой кровью платить, вот таких юнцов. Ты скажешь, причем тут ты? Я тебе отвечу. Придя в Парковую Зону, ты как бы засветилась на политической арене, и кто надо тебя уже заметил.
– Папа, кто меня там мог заметить? Там столько людей… Ты боишься, что пресса будет обсуждать, что я вращаюсь в диссидентских кругах.
– Я либеральный отец и позволяю дочери самой выбирать свою точку зрения. Но я боюсь, что кто-то съест тебя как пешку, пытаясь добраться до меня.
– То есть ты ферзь? – мрачно, с долей сарказма спросила Зоя. – Боже, как пафосно.
– Да, черт побери! А ты все не поймешь. Я решаю долю тысячи судеб в этом государстве. А для тебя все игры. Твой Боб, сын парикмахерши, активный член одной из прогрессивных партий, так называемые «человекоборцы». Эти человекоборцы акцентируют внимание на правах гидроцефалов, обвиняя правительство в геноциде. Но суть в том, что их главный враг – это я. Доктор Зло, вот кто я для них, подонок, мучающий людей с большими головами. Почему же тогда, Боб Левич, прекрасно об этом зная, начинает общение с тобой и приводит в собрание людей, ненавидящих твоего отца? Не кажется ли тебе это странным? Стала бы ты дружить с дочерью людоеда и садиста?
Последние фразы министр Авлот почти кричал. Зоя молча сидела, вдавив тело в кресло. Нет, она не боялась отца. Она знала, что он сердится не на нее, а на тех, кто хочет ее обидеть. Но сама мысль, что даже этот придурок Боб дружил с ней только из-за того, что она дочь министра…. Реальность заглядывала ей в глаза и жизнь теряла краски. Эти мысли: «кто я?», «что я?», «зачем я живу?» – снова настырно лезли ей в мозг, забивая все пространство между извилинами.
Она что-то пробормотала, вроде «да, папа, я все поняла» и пошла к себе в комнату. И депрессия уверенным шагом направилась за ней. Догнав девушку, она приобняла ее за плечи, и что-то нашептывая, закрыла за ними дверь.
Глава 3
Помещение Центральной Библиотеки походило на подземелье. Мрачные петляющие коридоры, пропитанные пылью, и тусклые лампочки навевали чувство отчужденности и даже страха.
Адам шел за библиотекарем следом, боясь потерять его из виду хоть на миг и остаться один в этом склепе знаний. Хотя его проводник вряд ли мог от него скрыться, даже появись у него такое желание, – он был уже в возрасте и прихрамывал на одно колено.
– Что же тут у вас так темно? – спросил Адам. – Как же тут у вас люди работают?
– А кому здесь работать? Вы, молодой человек, первый посетитель за последние два года в этом крыле. Сюда и приходят только ученые и шизофреники. Вы кстати кто?
– Я ученый, – буркнул Адам.
– Ну да, конечно… как я только мог такое спросить.
В подземной части библиотеки, где сейчас они находились, были собраны архивы. Каждая книга или рукопись, все, что представляло ценность как издание, сначала копировалось и сохранялось в электронном виде, а потом уже попадали сюда, как правило, в единственном экземпляре. И даже если виртуальный двойник пользовался ошеломительным спросом, то его оставленный на полках подземелья печатный брат был никому не интересен. Эти книги были гарантами подлинности информации, их никто годами не брал в руки, не читал. Может быть поэтому архивная часть библиотеки напоминала мифическое подземное царство мертвых, только здесь нашли покой не души, а книги.
Молча, они шли по коридорам, ориентируясь на надписи на стенах. Наконец, библиотекарь указал на дверь.
– Вот, тебе сюда. Найдешь дорогу обратно?
– Вы что хотите уйти? – в некотором смятении спросил Адам.
– Конечно, хочу. Мне с тобой тут торчать особо интереса нет. Ты здесь можешь и день просидеть. И вообще, это библиотека, сиди, читай… я тебе зачем?
– Смеетесь, как я выйду отсюда?
Библиотекарь хмыкнул.
– Не волнуйся ты так. Выходишь отсюда и идешь к 2020 году. И я проверю, чтобы ты отсюда ушел до восьми. Это же не общественное кладбище, здесь твои бренные останки никому не нужны.
«Шутник штопаный» – зло подумал Адам. Молодой человек не столько переживал, что не найдет выход, сколько не хотел оставаться один. Подземелье нагоняло на него моторошную дрожь, и этот противный старик, казавшийся ему последней частичкой верхнего мира, покидал его.
Адам собрался с мыслями и немного трясущимися руками начал перебирать старые книги, пытаясь не думать об удаляющихся шагах библиотекаря. Одна книга, вторая, третья… пыль, покрывавшая их, будто въедалась в кожу, тусклый свет мучил глаза, но Адам упорно искал то, что ему нужно.
Дневник Евгении Бирвиц, первой на планете большеголовой женщины, заархивировали около пятнадцати лет назад. Правда позже по чьему-то велению во всех электронных источниках вся память об этой книге была стерта. Но перерыв кучу информационного хлама, Адам выяснил, что сам первоисточник уничтожен не был. После архивации Дневник Бирвиц по ошибке поместили не на свое место. Книга должна была храниться в подсекторе Б.И. по фамилии автора, но ее поставили по названию «Потомкам» в совершенно другой подсектор.
Оплошность служащих библиотеки оказалась спасительной для книги; ее не уничтожили только потому что не нашли. И теперь Адам в надежде пересматривал книгу за книгой, издание за изданием в поисках затерявшегося Дневника. И его поиски не оказались напрасными. Через пять часов утомительной работы он радостно воскликнул:
– Неужели?!
Он не мог поверить своим глазам, на обложке пожелтевшего издания стояли инициалы и фамилия Е.И. Бирвиц.
– Вот он, – прошептал Адам, улыбаясь, – тот самый Дневник. «Потомкам».
Он не стал долго раздумывать, засунул книгу за пояс и застегнул жилет. Конечно, это не самое лучшее поведение для молодого ученого, но этой книги все равно формально не существовало, и он как бы даже спасал ее.
Строя такие оправдания у себя в голове, Адам двинулся к выходу. Он уже привык к угнетающей атмосфере подземелья и шел спокойно, не оглядываясь по сторонам, но внезапно на полпути он почувствовал чье-то присутствие. Совсем рядом мелькнула тень, и через некоторое время его опять смутил какой-то шорох. Он прислушался; только абсолютная тишина пыталась успокоить его сознание. Но, сделав пару шагов, он застыл на секунду и отчетливо услышал шарканье. Адам не боялся привидений, но книга, за которой он пришел, интересовала не только его.
Он скользнул в один из проходов, в очередной секции оставил свою находку и так же быстро вернулся в главный коридор. Все остальное время, пока шел к выходу, Адам так и не мог решить правильно он сделал или нет. Может из-за страха, вызванного полумраком и одиночеством, ему померещилась и тень, и шорох. И никого там не было… или этот библиотекарь ходил рядом, а он мало того, что чуть не обделался от страха, так еще и книгу не забрал. Но так или иначе, вернуться обратно тоже не было сил. «В конце концов», – подумал он, – «можно вернуться с Всеславом и не будет так страшно».
– Эй, господин библиотекарь, – закричал Адам на выходе в маленькую будочку, где был кабинет служащего. – Вы здесь?
В ответ он услышал кряхтение; видно, старик вставал со стула. Он вышел через минуту с немного помятым лицом. Адам понял, что тот спал.
– Я все, пойду, – сказал он деду, сонно хлопающему глазами.
– Нашел, что искал?
– Нет, не нашел, к сожалению.
– И что было здесь лазить тогда? – сплюнул библиотекарь и ушел обратно в будку.
Адам со вздохом облегчения полетел по ступенькам, ведущим наверх. И когда глоток горячего, но все равно такого свежего воздуха ворвался ему в легкие, его душа наконец вернулся обратно из пяток. Даже боясь оглянуться назад, он спешно направился в мир живых движущихся людей, и с каждым шагом его походка становилась увереннее, тоска и страх оставляли его разум, и часы, проведенные в библиотеки, начинали казаться всего лишь небольшим приключением. Теперь он уже искренне корил себя за слабость, и лишь мысль, что он все равно заберет этот дневник, успокаивала его совесть. Ему надо теперь поскорее встретится с Всеславом, вот тот обрадуется, ведь эта находка перевернет СМИ сверх наголову. Адам уже практически вышел к метро, осталось пройти небольшой скверик, но завернув за угол, он почувствовал удар по голове. Последнее, что он услышал, перед тем как потерять сознание было резкое:
– Обыщи его.
***
Человеческое сердце, что это? Просто своеобразный насос, который качает кровь по организму? Почему же тогда оно так сжимается при опасности и так болит при расставании с любимыми? А от сильного горя может даже остановиться навсегда…
Всеслав сидел около кровати Адама и смотрел, как тот спит. Еще недавно он и сам не воспринимал серьезно свое участие в политике. Да, они боролись за права гидроцефалов, устраивали благотворительные концерты и небольшие санкционированные митинги, но даже ему часто казалось, что это просто игра.
Только постепенно эта игра становилась все серьезнее и серьезнее. Из благодушного юнца Всеслав превращался в матерого оппозиционера; детство уходило, а он становился все жестче и злее.
Но вот его лучший друг на больничной койке, и два желания, как два боксера на ринге, одинаково сильные, не могут никак друг друга одолеть – бросить все и уйти, пока не покалечили тебя и твоих близких или идти дальше. Стоит ли какая-то выдуманная тобой миссия жизни и здоровья твоих друзей? Может быть, все твое существование последнее время – это просто игра, зашедшая слишком далеко, а реальная, нормальная жизнь, где есть кино, посиделки с друзьями, свидания с девушками, без митингов и провокаций, стала невозможна.
– Что делать? – вслух произнес Всеслав.
В этот момент Адам открыл глаза.
– Всеслав? Вера?
Неизменная спутница, тенью следовавшая за Всеславом, как всегда была рядом.
– Адам, – воскликнула она, – ты очнулся.
– Да, – улыбнулся он неуверенно.
– Как ты себя чувствуешь, сильно болит?
– Пить хочу ужасно, а так ничего…
Вера налила ему воды, и больной, слегка приподнявшись, жадно выпил стакан.
– А где я?
– Ты в больнице, – хмуро ответил Всеслав, – у тебя сотрясение мозга. Помнишь, что-нибудь?
– Голова болит… Я помню, как вышел из библиотеки, дошел до молочного бара, там повернул налево и все.
– Тебя ударили сзади, вроде металлической трубой. Тебе повезло – могли бы вообще череп проломить.
Адам поморщился.
– Это все из-за Дневника Бирвиц, – сказал он. – Я кстати нашел его.
– Нашел?! – у Всеслава засветились глаза, но тут же как будто потухли. – Я чуть не забыл, что тебя ограбили.
– Мне показалось, – Адам рассказывал несмотря на сильную головную боль, – мне показалось что за мной следят, и я не взял дневник, просто перепрятал. Думаю, он и сейчас в библиотеке, в секторе Б.В. 2037.
