Варила себе кофе, усаживалась с чашкой на диване, отпускала спину и пребывала в получасовой единственной за весь день блаженной расслабухе.
И так пять лет! По стойке «смирно»! И ни разу, ни одного разочка, она не задумалась – а на хрена ей такое «счастье» семейное надо?
Любила ли она Павла? Наверное, любила. По-своему. Его предательство сильно ударило по ней, причинило такую острую боль, что до сих пор сердце сжимается. У нее в голове не укладывается, как он мог поступить так с ней. Он ее предал. Подло и цинично!
Хотя все к лучшему. К лучшему, что она тогда вернулась раньше на два дня с повышения квалификации. К лучшему, что застала в своем доме, в их постели своего обожаемого мужа и «фею» небесной красоты и свежести.
Она не плакала, не всхлипывала, не устраивала пошлых сцен, не била посуду. Полина с неестественным спокойствием смотрела на то, как любовница мужа выпорхнула из постели, оделась и вышла из квартиры, хлопнув дверью. Спокойно смотрела, как муж одевался, и слушала о том, что это нормально в его возрасте и при его статусе заводить себе молоденьких любовниц и она как настоящая жена должна понимать его и принять этот факт.
Она стояла перед ним как солдатик, руки по швам, голова поднята. Смотрела на него своими глазами, полными непонимания и жгучей обиды. И сквозь вату шока слушала пространные объяснения Павлика на тему Полининой несостоятельности как женщины с намеком на ее фригидность и недальновидность. А сердце разрывала боль, парализующая чувства и освобождающая разум. Все было потом! И слезы, и рыдания, и бьющаяся посуда. Но не в тот момент.
Она взглянула на господина Рогозина не как на мужа или родственника, которого знаешь давно, видишь каждый день, не замечая изменений во внешности. Тогда она рассматривала его как постороннего, как незнакомца, когда не знаешь, что это за человек и чего от него ожидать, поэтому и вглядываешься внимательно в детали, анализируешь каждое выражение лица, мимику, произносимые слова. Надменно-брезгливая, снобистская физиономия – приподнятая левая бровь, сжатые в тонкую линию губы, заостренный кончик носа, морщины. Сытый, холеный, оплывающий телом, малоприятный, надменный мужик. Боже мой! Как он мог быть ее мужем! Пять лет! Не полгода, не год, а пять! Это какой идиоткой надо быть, чтобы так долго терпеть рядом чужого, неприятного человека и ничего не видеть и не замечать?!
После того как Павел с ледяной невозмутимостью уехал по своим делам, Полина вызвала слесаря. Она заказала смену обоих замков в двери. Потом планомерно обошла всю квартиру и собрала все до единой вещички мужа: и любимую чашку, и все подарки от коллег, и сервиз, подаренный кем-то на его тридцатипятилетние, фотографии, парфюм и зубную щетку – словом, все! Оброс-то дорогим шмотьем барин. После позвонила мужьям своих подруг, Сергею и Вадику, – вызвала силовую поддержку и стала ждать возвращения мужа.
Полина приняла решение, что разведется, как только это будет возможным. Резать сразу к чертовой матери, чем быстрее, тем лучше!
Вечером, вернувшись, Павел не мог поверить, что его выставляют из дома. С вещами. И кто? Полина! Он уверял ее, что она сошла с ума. Оскорблял и унижал. Новость была трудноперевариваемой для нежного организма регионального российского чиновника.
– Это безумие! – выдавил ударник бюрократического труда. – Что с тобой произошло, Полина? У тебя стресс или ты так обиделась на меня? У тебя что-то произошло с психикой!
Она думала, что не расхлебается до утра, затягиваемая, точно в омут, монологами Павла и его возмущениями. В самый подходящий момент раздался дверной звонок. Пришли парни. При посторонних Павел выяснять отношения не стал. Не по рангу.
Мужчины, поздоровавшись с мужем, активно стали выносить вещи Рогозина. Полина руководила загрузкой барахла в джип мужа и, когда перенесли и уложили в машину последние пакеты, махнула рукой Павлу и зашла в подъезд. Вернувшись в квартиру, Полина рухнула на постель – спать. И так и проспала всю ночь.
Само собой, что отделаться от господина Рогозина, просто выставив за дверь, не удалось. Кто же добровольно откажется от раба в лице жены?! И звонил, и приходил, и присылал тяжелую артиллерию – свекровь. Но Полина была непреклонна.
Родители поддержали ее в решении освободиться от мужа. Они никогда не вмешивались в жизнь детей, но в этом случае заняли активную позицию и отгоняли от нее Павла. Знакомый отца, замечательный адвокат и великолепный прохиндей, как и положено в такой профессии, помог по-быстрому развести их.
Через несколько дней Полина имела уже на руках крепенькую, радующую новизной бумажку свидетельства о разводе и подписанные Павлом документы об отсутствии у него материальных претензий к бывшей жене Полине Дмитриевне Шумовой. Детей и совместно нажитого имущества не было. Квартира, в которой они проживали, была куплена Полиной еще до встречи с мужем. Фамилию она при вступлении в брак отказалась взять из соображений вполне логичных – слишком много документов пришлось бы исправлять, переоформлять. Так что отныне с господином Рогозиным Павлом Николаевичем ее ничего не связывало.
Павел попыток поговорить не бросал – звонил с завидной настойчивостью и регулярностью, намекал на раскаяние и желание повиниться, Полина бросала трубку. Целый месяц Полина почти не выходила из дома – на работу, в магазин за продуктами, в кафешку за углом – и спать, спать, спать! Она вырастила вокруг своего сердца ледяную прочную скорлупу. И спустя какое-то время, наверное, выспавшись и придя в себя, она приняла решение, что хватит с нее любви, отношений, боли.
Она решила начать новую жизнь! Полина не хотела больше ни о ком заботиться, хотела радостно, свободно заниматься любимым делом, без каких-либо бытовых трудностей и проблем.
Поэтому уволившись с прежнего места работы и поставив родителей перед фактом, собрала необходимые вещи и укатила в Москву. В столице благодаря протекции давней подруги Ирины Яропольской устроилась на работу с высокой зарплатой и отличными перспективами карьерного роста.
Полина, оставив лирику и никчемные рассуждения и перестав винить себя (незачем – что было, то было), отдала всю себя любимой работе. И в течение года от ведущего экономиста поднялась по карьерной лестнице до финансового директора в стабильно развивающейся компании.
Что будет завтра, зависит теперь только от нее! Полина Дмитриевна Шумова собиралась сделать свое завтра свободным и счастливым!
Расплатившись и отпустив бригаду уборщиков, она приступила к следующему пункту плана. Распаковала, развесила и разложила свои вещи. А теперь можно и в ванной понежиться!
Належавшись в ароматной, теплой воде, Полина уложила волосы, накрасилась, надела чудесное платье калифорнийского приобретения.
– Божественно! – осталась она довольна осмотром себя в зеркале. – Да будет праздник!
Точно в срок доставили заказанный ею ужин. Полина расплатилась и отказалась от официантских услуг – сама накроет. С удовольствием!
Осмотрев сервированный стол, Полина Дмитриевна приглушила свет, достала шампанское. Раздался звонок в дверь. Приехала Ирина. Она принесла с собой еще бутылку шампанского.
– Здравствуй, дорогая! – Ириша, войдя, приложилась к ее щечке и воскликнула: – О! Шикарно выглядишь! Америка тебе пошла на пользу!
– Привет, привет! Спасибо! Да ты и сама сияешь, как солнце в небе! – поздоровалась Полина. – Как Миша-то отпустил такую красоту?
– Мур-мур! Благодарю! Статус обязывает! – подруга кокетливо провела рукой по своему телу сверху вниз, очерчивая ладную фигурку. Ее красное элегантное платье подчеркнуло легкий загар и шикарные цвета горького шоколада волосы. Голубые глаза сияли весельем и задором. – А мы сегодня еще не виделись. Я с работы сразу к тебе. Он заедет позже за мной. У меня такие новости! Закачаешься. Ну что, ужин готов? Я зверски голодна!
– Да, проходи. Рассказывай давай уже свои новости. Заинтриговала!
Девушки, смеясь, прошли в гостиную, где Полина накрыла стол.
– Торжественно! – восхитилась Ирина. – Чумовая ты хозяйка. Все у тебя красиво и со вкусом. М-м-м… А запахи какие! Когда успела-то?
– А вот тогда! Позвонила и заказала в ресторане. Шампанское открывай, подруга! Будем праздновать возвращение на родину.
Хлопнула пробка, Ирина разлила пенящуюся жидкость по бокалам и подняла торжественным жестом свой:
– С приездом, дорогая!
– Спасибо, – поблагодарила Полина.
Они чокнулись, отпили по глотку и приступили к праздничной трапезе. Весело переговаривались, наслаждаясь закусками.
– Ты похорошела! Помолодела! – пережевывая салат, сделала комплимент Яропольская. – Как Америка? Нашла себе страстного american boy?
– Не мели чепухи! Я работала. Некогда мне было глупостями заниматься, – засмеялась Полина.
– Фи! Какая ты скучная, Шумова! Работа, работа. Но выглядишь превосходно! – Она подняла бокал, предлагая выпить. – За тебя!
Полина поддержала. Чего ж не поддержать хороший тост?
Все так же тщательно пережевывая пищу, Иришка продолжила светскую беседу:
– Так как там ваши американские партнеры? Сдались под натиском русской красы и силы?
– Сдались, сдались. Сама-то как? С каких это пор прокуроры стали на работу одеваться как на подиум?
Намазывая бутербродец красной икоркой, которую любила и которую Полина заказала специально для праздничного ужина, Иришка интригующим тоном начала повествование о своих делах:
– А я ушла из прокуратуры! Уже как две недели твоя лучшая подруга – начальник юридического отдела концерна SOBOLEVgroup. Гордись и восхищайся!
– Браво! Я рада за тебя! А что так кардинально поменяла сферу деятельности?
Ирина Петровна Яропольская печально вздохнула и принялась рассказывать о трудностях прокурорского труда, тупости некоторых начальников, невыносимых подковерных интригах. Отрезала ломтик прекрасной, нежной говядины и продолжила:
– Мне позвонили из кадрового агентства и предложили пройти собеседование. Я ухватилась за эту возможность свалить из прокуратуры. И тадам! Теперь у меня престижная работа, высокий оклад, офигенная ежемесячная премия, потрясающий каждодневный look и никаких погон!
– Яропольская, ты великолепна! Поздравляю! – Полина подняла бокал и предложила тост: – За тебя, подруга! Успехов тебе и профессиональных подвигов!
Ирина согласилась, чокнувшись с Полиным бокалом. Потом предвкушающе прищурилась и поинтересовалась:
– Что у тебя с личной жизнью? Встретила кого?
– Моя личная жизнь настолько личная, что в ней присутствую только я, – Полина поморщилась недовольно. – Давай не будем об этом, Ириш. Ты же знаешь мое отношение ко всему этому. Я не хочу больше драм, боли и разочарований. Мне Рогозина хватило.
– Эх, Полинка! Ну не повезло тебе с одним козлом, что теперь крест ставить на себе и всех мужиках? – возмутилась подруга. Потом внимательно посмотрела и промурлыкала: – А у нас гендиректор – такой краса-а-авчик! И притом свобо-о-одный!
– Ирина, прекрати! Давай обойдемся без сводничества! – сердитым тоном отрезала Полина.
– Ладно, не буду! – подруга засмеялась легко и непринужденно. Лукаво подмигнув, продолжила: – Но если передумаешь – обращайся! Женщина не должна быть одинока.
– А я не одинока! У меня есть любимая работа, в которую я восторженно погружаюсь по самую макушку. Есть друзья, и сама у себя я есть! А когда человек есть сам у себя, полностью есть – с набором уважения, любви, поощрения, поругивания за глупости и ошибки, балования себя родного, такого, каким уродился, – то нет и быть не может никакого одиночества!
– Я понимаю, но… А как же любовь? Неужели тебе не хочется, чтобы тебя любили и нежили? Неужели не хочется встретить родную душу, чтобы одна кровь на двоих, и вены, по которым эта кровь бежит, были одни на двоих, и сердце, и дыхание, и любовь, и боль?
Полина призналась себе, что слова Ириши зацепили ее. Всколыхнули что-то внутри нее, глубоко похороненное под толщей вечной мерзлоты. Похожие слова ей говорил лет двадцать назад один парень. Он был ее немного старше. Говорил, что влюбился в нее с первого взгляда. Что она для него стала светом и душой. В его словах и глазах было столько восторженной, неподдельной, неконтролируемой юношеской любви.
А Полина все никак не могла понять – за что? За что он так ее любит? Она же малолетка, школьница, тощая, нескладная девчонка. А он такой… Красивый, высокий, сильный, подтянутый парень. Взрослый. Темные непослушные жесткие волосы и глаза… Синие-синие! И он их щурил, когда злился или решал что-то важное. Она смотрела на него, и ее маленькое сердечко замирало. А звали его Алекс. Александр. Соболев.
Полина потягивала шампанское и думала: «Интересно, где он сейчас».
После проведенной вместе недели Полина твердо тогда решила, что она без намека на какие-либо сомнения не подходит ему! Они не будут вместе! Алекс звонил, писал, искал ее через сестру Лену. Но что за любовь в разных городах?! Соплюшкой она тогда еще была! Одна учеба на уме, не до мальчиков. Но его любовь, его слова, его отношение к ней сильно закрались в душу, рождая сожаление и щемящую тоску.
Двадцать лет прошло! Что вспоминать девчоночью влюбленность, которая не выдержала испытания расстоянием и временем? И все же интересно, каким он стал. Он был отличником, мечтал построить что-то грандиозное. Как сложилась его судьба?
Как бы ни сложилось, одно она знала твердо – ни сдаться, ни сломаться и покориться обстоятельствам или невезухе Алекс не мог! Чем бы он ни занимался в данный момент и кем бы ни стал в жизни, он не мог быть проигравшим. За то недолгое время, что она провела с Алексом, Полина поняла, что он из тех, кто если что-то решил, то пер к своей цели, и остановить его можно было, только пристрелив. Он и ей писал, и звонил удивительно долго, прекратил, да и то не сразу, только когда Лена сказала ему, что он не нужен Поле. И никогда не был нужен.
– Эй, подруга, ты где летаешь? – возмутилась Ирина, рассеяв Полинины воспоминания из далекого прошлого.
– Здесь я! Просто кое-что вспомнила. Сто лет не вспоминала. А тут на тебе…
Глава 3
Ему приснилась Полина – юная, красивая. Она смеялась и кружилась в такт падающим с неба снежинкам, а он пытался ее обнять, но она все время ускользала.
Открыв глаза, еще не до конца проснувшись, Александр продолжал слышать ее задорный смех в меркнущих, пропадающих, как мираж, остатках сна. С того дня, когда ушла жена, разбередив своими словами потаенное глубоко внутри, мысли о Полине все чаще возникали в голове Соболева. Она и ночью его не отпускала.
Выбравшись из кровати, он пошел в душ, встал под холодные струи, смывая осколки сновидения, навеянные из далекого прошлого, приказал себе выбросить эту ерунду из головы. Он мастерски умел выбрасывать из головы мешающие, ненужные чувства, эмоции, мысли, освобождая сознание для продуктивной работы по поддержанию и увеличению его благосостояния, а заодно и благосостояния тысяч людей, работающих на него.
Только в последнее время что-то сбоить стало это его умение. Похоже, устал он. Маятно, тяжело устал. Такое бывало с ним редко, но случалось.
Может, повлияли две тяжелейшие сделки, следовавшие одна за другой, масштабные, которые месяцами подготавливали его сотрудники – собирали информацию, давали взятки, перехватывали инициативу у конкурентов, искали лазейки в документах, и все это в режиме стратегической секретности. Он, конечно, победил. А как же иначе?!
Александр хмыкнул своим мыслям и выбрался из душа. Не прикрываясь, не вытираясь, прошел в кухню, оставляя мокрые следы на элитном паркете. Достал из холодильника бутылку минеральной воды, одним движением скрутил пробку, выпил до дна.
Точно, устал. Он всегда чувствовал, когда накатывала эта предательская до поры накапливающаяся усталость. С чего бы это? Ну сделки непростые, так не в первый же раз. Бывало и покруче! Или сдавать стал? Возраст? Да ладно!
«Прорвемся! Нормально все!» – сказал себе Соболев. Он победит! Всегда побеждал же! Почти всегда, за редким исключением…
Что ж его так корежит-то?! Ну ничего, сейчас в офис – займется делами, и вся дурь пройдет!
Побушевав с полдня, доведя подчиненных до валерьяновых капель, смешанных с коньяком, зазевавшуюся секретаршу, не вовремя попавшую под руку, до истерических слез и добившись мертвой тишины в коридорах и за дверьми кабинетов, Соболев вызвал Игната.
Верный и бдительный начальник его службы безопасности Игнат Карлович Ланге, как чуткий барометр, улавливал приближение этих соболевских настроений и усталости. Обычно незаметный в рабочей каждодневной рутине, в такие моменты он всегда оказывался рядом и старался не отходить, заранее зная, какими проблемами могут грозить эти настроения Александра его службе безопасности – мог разогнать всех к чертовой матери и рвануть неизвестно куда сам за рулем или что еще покруче выкинуть! Всякое бывало!
– Александр Михайлович, – обозначил свое присутствие, неслышно войдя в кабинет, Игнат.
Оперативно! Что и требовалось доказать. Если главный безопасник находился поблизости и держал его, Александра, в поле зрения – считай, диагноз поставлен! Устал Соболев. Зверски устал.
– Все, Игнат! В деревню.
– Ну, слава тебе господи! – вздохнул с облегчением безопасник, позволив по старой дружбе себе комментарий.
С Игнатом Ланге жизнь его свела в далекие времена бурного юношества. Тогда еще военным, имеющим какое-то отношение к секретным подразделениям, чему-то связанному с разведкой и террористами. Они познакомились на Черноморском побережье, где Александр частенько отдыхал с друзьями. Всего на пять лет старше его, улыбчивый, здоровенный весельчак, холостяк по убеждению, а заодно и спортсмен взялся обучать парней подводному экстремальному плаванию с аквалангами – дайвингу и фридайвингу, а также некоторым запрещенным приемам. Они сдружились, насколько можно было сдружиться с таким сложным человеком.
И именно о нем вспомнил Соболев, когда ему срочно понадобился профессионал в определенной сфере, когда на его только рожденную фирму начались не совсем законные нападки. Правда, и в дела он влез непростые – крупный тендер с многомиллионной прибылью. Многим не понравилось, что молодой да непонятно откуда взявшийся сразу отхватил жирный кусок.
Они как-то сразу выстроили отношения начальник-подчиненный с глубочайшим уважением с обеих сторон и скрытой формой дружбы, без дешевого панибратства и со строгим соблюдением Игнатом субординации.
Отдых в деревне с интересным названием Лопухи, где у Соболева дом на самом берегу озера, почти в медвежьем углу, самое то, что сейчас ему надо! Огромный дом с обширным ландшафтным парком, имелся даже небольшой собственный лес, где летом спела земляника, на полном основании мог называться усадьбой, каковой и являлся на самом деле.
«Надо было прихватить эту… как же ее?» – усмехнулся Александр, глядя в окно машины на пролетающие мимо придорожные заснеженные деревья и кусты. Он никак не мог вспомнить имя девушки, с которой имел в данный момент отношения. И хмыкнул, подумав: «Может, у Игната спросить?» Он-то точно знает.
Игнат сидел впереди рядом с водителем и терпел тяжелое молчание начальства. Ребята, ехавшие во второй машине сопровождения, что-то сообщили, когда кортеж выскочил за МКАД. Что им ответил главный безопасник, Александр не расслышал – нечто такое, что они затихли и на связь больше не выходили, дабы не огрести под горячую руку.
Как же ее зовут? Лена, Даша, Катя? Таня! Вот как ее зовут! Таня, точно. Надо было ее с собой взять и вытравить из себя хорошим сексом в тишине, на природе эту усталость и тоску! Хотя мысль так себе. Что будет делать «нимфетка» Таня вне занятий расслабляющим сексом? И главное, что ему делать с девушкой Таней вне этих плановых занятий? Ну не разговаривать же, в самом деле?!
С женщинами Соболев вел беседы в рамках своей работы или на обязательных мероприятиях с интересными умными собеседницами, как правило, известными личностями из разряда знакомых, а с остальными девицами он почти не разговаривал – ему было некогда, да и не о чем.
Нет, барышню Таню с собой брать не надо и посылать за ней кого-либо, чтобы привезли в Лопухи, тоже не стоит, хотя несколько секунд назад он обдумывал эту возможность.
«Что с ней делать в медвежьем углу в российской глубинке?» – думал Александр, возвращаясь к созерцанию летящего навстречу пейзажа за окном.
И почему-то вдруг неожиданно и ярко снова вспомнилась девушка Поля, быстро покорившая его сердце в юности и не отпускающая до сих пор. Наверное, от усталости, или от раздражения, или от маеты в душе непонятной, со злой горчинкой.
У Александра затвердело лицо от воспоминаний. Игнат ощутимо напрягся, посматривая на него в зеркало с переднего сиденья, привычно улавливая настроения Соболева.
Александр не хотел о ней думать. Зачем вспоминать? Давно похороненное в глубинах сознания. На хрена? Сколько ей сейчас? Тридцать шесть? Да. Какая она сейчас, Поля? Справилась ли с этой дерьмовой жизнью? Наверняка. Она казалась сильной личностью. Хотя что он может знать о ее характере? Он недолго с ней общался. И черт его знает, какой у нее характер. Смогла ли она добиться того, о чем мечтала?
Игнат все поглядывал на него в зеркало без эмоций на лице, но его затылок прямо-таки излучал тревогу.
Наверняка сейчас благополучная, хронически замужняя, с детьми, карьерой. И он очень живо представил Полину в стильном деловом костюмчике, на каблуках, с трендовой сумочкой в руке, возвращающуюся с работы домой, бросающую сумку на пол, чтобы обнять выбегающих встречать маму детей и поцеловать мужа, вышедшего из комнаты вслед за чадами ей навстречу.
Ну и отлично! И дай бог ей счастья. Но что-то зацепило крючком и потащило, растравливая душу этой благостной картиной Полининой счастливой, получившейся жизни.
