ISBN :
Возрастное ограничение : 16
Дата обновления : 29.09.2023
Голос из окна. Осточертели тут пить, алкоголики проклятые! Сейчас полицию вызову!
Екатерина Аркадьевна. Вот ведь! Работать пошла бы! Я – законная пенсионерка! А ты что дома расселась зад отращивать? Раньше бы за тунеядство посадили! На тебя саму полиции нет!
Голос из окна. У меня ребенок маленький! Пенсионерка хренова! Из-за тебя уснуть не может! Пошли отсюда!
Мужской голос. Я со смены! Заткнитесь, дуры! И окно не закрыть – жара!
Леонид Степанович. Уйти надо бы ненадолго. Разорались! Давай, Надя, за твое светлое будущее! И ступай. Мы тоже с Катериной по домам. Ты, Катерина, только пельмени одна не жри, позови на обед.
Екатерина Аркадьевна. Уж позову, не сомневайся. Чуток вот водки осталось. А ты, Надя, и вправду иди отсюда – видишь, местный пролетариат нервничает.
Надя. Мне идти некуда. Но вы не беспокойтесь. Я пойду. Куда-нибудь. Спасибо.
Надя собирает свои пожитки.
Екатерина Аркадьевна. Что, совсем некуда идти? Ты, девка, откуда взялась-то? Степаныч, смотри, может, как в том сериале, ее мать в детстве потеряла, а она вот скитается по свету, ищет мамку-папку. А папка, в самом деле, олигарх, богатый человек. Но про дочь несчастную, брошенную, не знает. Может, Надя – будущая наследница империи!
Леонид Степанович. Какой империи, Катерина?
Екатерина Аркадьевна. По продаже нефти и газа, дурень! Большой такой империи по зарабатыванию денег на крови народной! Он Надю найдет, признает и в благодарность станет она нам помогать как Валерик. Заживем!
Екатерина Аркадьевна и Леонид Степанович чокаются.
Надя кутается в тряпье.
Надя. Спасибо. Пойду я.
Леонид Степанович. Куда пойдешь? Надь, серьезно спрашиваю. Куда собралась?
Екатерина Аркадьевна. Эх, Степаныч! Пусть мотает отседа. Тут добра нет.
Леонид Степанович. А где оно добро-то, Катерина? Добра-то в мире нынче нет! Вон, Валерик даст водки да закуски – вот и все добро мировое. Пей, Надежда, это все добро, которое осталось в мире. Лучше не будет.
Надя выпивает залпом водку.
Екатерина Аркадьевна. Девка хорошая, по всему видать. Плесни ей еще, Степаныч. Жизнь – она штука жестокая. А выпил, и вроде полегчало. И вроде все, как говорят французы, в розовом свете. Ля ви ан роз!
Леонид Степанович. Не смотри, Надежда, что Катерина так выражается. Она учитель французского.
Екатерина Аркадьевна. Была, Надь! Была когда-то учительница французского! А муж мой был поэт! Блин, Надь! Поэт – невольник чести! У нас дома Евтушенко бывал. Есть поэт такой. Слыхала?
Надя отрицательно мотает головой.
Екатерина Аркадьевна. Сначала, Надь, муж мой умер. Но я это, Надь, пережила. А что делать? Все помрем, Надь. И ты помрешь, и Степаныч, и даже, Надь, Валерик помрет, хоть он почти олигарх. Евтушенко тоже отошел в мир иной. Но гораздо дольше протянул чем мой муж.
Начинает читать стихотворение:
Таков закон безжалостной игры.
Не люди умирают, а миры.
Людей мы помним, грешных и земных.
А что мы знали, в сущности, о них?
Леонид Степанович гладит Екатерину Аркадьевну по руке и разливает водку по стаканам. Некоторое время стоит тишина.
Надя. А что потом случилось?
Екатерина Аркадьевна. Потом? А потом школу снесли! Ироды!
Леонид Аркадьевич. Школу, Надежда, снесли, где Катерина французскому деток обучала. Снесли, а на ее месте построили новую, самую большую в Европе, а то и во всем мире, с бассейнами и прочими излишествами. Там столовая, Надя, лучше любого ресторана. Булочек, правда, с повидлом за пять копеек нет, но кому эти булочки нужны сейчас… Короче, сказали Катерине, что более мордой не вышла там учительствовать!
Надя (растеряно). Почему?
Екатерина Аркадьевна. Ой, да кому мы нужны там были? Открыли новую, европэйскую школу. Платную. Лучшую из лучших. Тут ведь, Надя, почти центр города – есть дома и покруче наших. Кто там живет? Правильно – олигархи. Где должны учиться дети олигархов? Правильно – в крутых школах. Зарплаты учителям там платят большие, желающих работать много. А кому за меня заступиться? Некому! Я Евтушенко позвонила, а он говорит, не помню вас, мадам… Он тогда еще вполне жив был. Но не вспомнил. Бог с ним… Не меня одну турнули. Всю старую гвардию. Директриса наша сама померла, кто-то еще тоже сам ушел на тот свет. Говорю ж, все там будем. Нет проблем!
Опять читает стихотворение:
Уходят люди… Их не возвратить.
Их тайные миры не возродить.
И каждый раз мне хочется опять
от этой невозвратности кричать.
(После паузы): Остальных поперли. А мне вообще сказали: нынче английский, Екатерина Аркадьевна, преподавать надо. Ступайте со своим французским нафиг!
Леонид Степанович. Английский, Надежда, – язык международного общения! Шерше ля фам кануло в прошлом! Скоро и сами «фам» канут, помяни мое слово. Империализм не справится – феминизм точно сдюжит. Помянем французский и иже с ним!
Голос из окна. Вот ведь алкашня! Пьют и пьют! С самого утра наклюкались!
Екатерина Аркадьевна. Заткнись, дура толстая! У нас тут разговор по душам! Про лингвистику говорим. Тебе не понять!
Голос из окна. Куда нам! Но в полицию позвонить еще способны! Там по-русски прекрасно понимают!
Леонид Степанович. Не нервничайте, барышня. Мы тихонько. Порассуждаем про судьбы мирового пролетариата и разойдемся. Сейчас детишек сюда приведут, они так орать будут, мы вам, барышня, ангелами покажемся.
Дворник снова подходит и забирает пустую банку из-под пива.
Надя. Пойду я. Простите.
Леонид Степанович. Да ладно, еще вот выпей. Куда пойдешь? В переход у метро? Там стоишь? Или где? Я тут тебя нигде не видел. У нас основной бомжатник или в переходе, или ближе к Садовому.
Надя. Я у вокзала работала.
Леонид Степанович. Почему «работала»? Бомжей тоже увольняют? По сокращению штата? Или ты по собственному желанию?
Екатерина Аркадьевна. Что несешь? Что несешь, Степаныч? Как можно бомжа уволить? Ты еще скажи, что у них есть трудовые книжки и отдел кадров! Стоит она у вокзала и на билет просит без всякого трудового договора. Некоторые на инструментах играют. Хотя, наверное, то не бомжи, а не пристроенные деятели искусства. У них, знаешь, тоже жизнь совсем не малина. Там поди пристройся, хоть ты десять раз лучше на скрипочке выводишь чем… Как ее там, Степаныч? Скрипачка тощая такая?
Леонид Степанович. Ты имеешь в виду Ванессу Мэй? Которую мы как-то по телеку видели?
Екатерина Аркадьевна. Точно! Именно Ванессу. Да, так ты на билет просила, Надь?
Надя (еле слышно). Да, на билет.
Екатерина Аркадьевна. Вот! Я слыхала по новостям: говорят, мол, все у меня украли, денежек на обратный билет нет. Подайте, Христа ради, на обратный билет и чего-нибудь на пропитание. Так каждый день ходят и просят, а домой все никак не едут.
Надя начинает плакать.
Леонид Степанович. И чего ты ее расстроила? Может, у нее и правда денег нет на обратный билет, а насобирать никак не получается. У них, говорят, отнимают часть денег. Ходят по переходам и отнимают. Может, никак Надежда до дому не доберется. Может дом ее далече – сюда кое-как добралась, а обратно уже не получается.
Екатерина Аркадьевна. Надь, чего, правда, все украли у тебя? А паспорт остался? Ты вообще откуда? Степаныч, поди к Валерику, поклянчи еще водки. Тут такое дело… Чего я на тебя, Надь, набросилась?! Ой, и долго ты так мыкаешься? Может, у Валерика попросить? Он добрый. Правда, это смотря, куда ехать. Ты живешь далеко? Мамка-папка что не помогут? Беднота, да, Надь? Совсем жизнью покалеченная?
Надя плачет еще сильнее.
Леонид Степанович. Господи, Катерина! Ну забросала человека вопросами! Да, жизнь, явно Надежду потрепала. Если уже бомжи у нас во дворе спасения ищут, то действительно докатилась страна, дальше некуда! Надо в ООН писать, а то и сразу в Гаагский суд по правам человека! Нам-то ладно – недолго осталось, а Надежда – девушка молодая, ей катиться на дно не годится так рано. Вон по телеку показывают девиц – все у них искусственное: и лицо, и одежда, и душа, и мысли. А ты, Надя, натуральная… хоть и немного грязноватая.
Екатерина Аркадьевна (пытаясь вытирать Наде слезы грязным носовым платком, который достала из кармана своего пальто). За водкой беги, философ! Тоже Чехов нашелся, Антон Павлович!
Леонид Степанович. Бегу, бегу. Сейчас вернусь!
Екатерина Аркадьевна. Садись, Надь, обратно на скамейку. В ногах правды нет. Ты не вшивая, а? Прости, просто рядом сесть хочу, а думаю, вдруг, мало ли! Давно ли мылась? Вон чумазая вся!
Надя (всхлипывая). Нет вшей. Нас проверяют и дезинфицируют. А внешне не все грязные. Всех по-разному одевают, и все по-разному должны выглядеть. Смотря, что клянчить. Истории опять же разные. Я вот мордой не вышла аристократку изображать. Из деревни приехала – деревню и показываю.
Екатерина Аркадьевна. Вот жизнь! Все-таки ты, как по телеку показывали, работаешь у них? Зарплата хоть ничего? Может и мне подработать? Надь, пенсии не хватает категорически! А изобразить могу кого угодно. Жё не манж па си жур, подайте депутату Государственной думы… Эх, сейчас неактуально, никто депутату не подаст. Скорее, побьют, Надь. Этот образ не годится! А могу и честно говорить: бывшая учительница французского просит подать на поездку к морю. На еду не хватает, но больно хочется море повидать. Валерка обещал напоследок отправить, а когда он этот «последок»? Откуда нам знать, может завтра? Надо бы заранее…
Екатерина Степановна присаживается на скамейку рядом с Надей.
Екатерина Аркадьевна. Иногда я сижу с детьми, Надь. Подрабатываю бебиситтером. Ха! Нынче так нянька к детям называется.
Надя перестает всхлипывать и удивленно смотрит на Екатерину Аркадьевну.
Екатерина Аркадьевна. А что ты удивляешься? Нет, конечно, очереди ко мне нет. Я бы тебе, Надь, соврала, если бы сказала, что я нарасхват. Минусов у меня, Надь, немного, но давай признаем, они есть. Во-первых, я пью! И во-вторых, пью и в-третьих, тоже пью.
Надя. Бросить не пытались?
Екатерина Аркадьевна. Бросить? Нет, не пыталась. А зачем? С мужем-поэтом мы тоже пили, но в меру. Иногда, кончено, меру превышали, но в целом держались, в отличие от многих наших друзей, неплохо. Молодцом держались. Понимаешь, неожиданно он умер. Вдруг, раз – и нет человека. Рак, Надь, он не смотрит, кто поэт, кто прозаик, а кто мразь последняя. Жахнуло, знаешь, неожиданно, и угас в одночасье… Он умер, и запила я уже не в меру. А сын погиб – совсем не в меру. Потом меня с квартирой надули. Думала продать нашу трешку – тут в центре, неподалеку мы жили. Купить себе однокомнатную, а куда мне одной больше – ни детей теперь, ни внуков. На остальное купить, что получится, и сдавать. В итоге оказалась тут в коммуналке, с пенсией. Пыталась как-то деньги вернуть, справедливости искала. А мне: не рыпайтесь, бабуля, а то и без коммуналки останетесь. «Есть где жить, – говорят, – вот и радуйтесь». Одна. Уволили… Ну, ты знаешь. Короче, куда тут бросать пить, а, Надь? Детишки как-то вначале ходили ко мне заниматься. Но время идет, народу подавай английский. Говорят, зачем нам ваш, Екатерина Аркадьевна, французский? Кто на нем говорит? Надь, те же говорят, кто и раньше! Но не нужен! Се ля ви!
Надя. А сейчас с кем же сидите? С какими детишками?
Екатерина Аркадьевна. С детишками, Надь, такой же алкашни! Я сижу тут на площадке. Они выгуливают своих отпрысков. До парка им дойти лень! Тут сидят, пиво пьют и детей выгуливают. Знаешь, как собак. Собаки пописали и домой. Дети в песке покопали и домой. Типа, свежим воздухом подышали (смеется). А я себя рекламирую. Сижу и рекламирую: хотите, говорю, посижу с вашими детьми, когда вам надо отлучиться. Вот изредка мне и подбрасывают двух-трехлетних, иногда четырех. Старше те уже сами посидят. А младше не доверяют. И то правильно. С этими оболтусами посижу тут на площадке, присмотрю, чтоб никуда из песочницы не убежали, а мамаши по своим делам сбегают. Одна бегала, прикинь, Надь, к любовнику. Он в обеденный перерыв на часок ее приглашал, так сказать, в апартаменты. А мне что? Сижу. Они, кстати, платили неплохо. Жаль, муж скоро узнал и побил ее.
Надя. Она от мужа не ушла?
Екатерина Аркадьевна. Куда уходить-то? На вокзал что ли?
Надя опять начинает плакать.
Екатерина Аркадьевна. Не плач, дурында! Не хотела я тебя обидеть. Любовник был женат. Тут же исчез с горизонта. А одной с маленьким ребенком куда идти? Она, как ты, неместная. Не работает.
Надя. Где ж она любовника подцепила?
Екатерина Аркадьевна. У Валерки в магазине. Мужик тут рядом работал. Зашел зачем-то. И она зашла. Она ничего, симпатичная. Сейчас сдала сильно. Муж стал бить, как все раскрылось. Любовник пропал, словно и не было. Думаю, он отсюда и с работы ушел, чтоб случайно не встретиться. Она и сдала. Откуда красоте взяться в таких условиях.
Возвращается Леонид Степанович.
Екатерина Аркадьевна. О! Степаныч вернулся! А мы уж думали, все, бросил нас Степаныч ради каких других баб! Нашел себе получше!
Леонид Степанович. Что несешь, Катерина?! Ждал, пока Валерик бутылек выдаст. Смотрите, дамы, выдал вина! Водки, говорит, не дам, а вино списать могу. И выдал бутылку красного и печенья. Вообще, бизнес магазинный мне нравится – кучу всего списывают. Вот возьмем это печенье – просто порвалась упаковка, как и в случае с пельменями. Но, дамы, пельменям действительно урон. А печенье дорогое, оно упаковано в две обертки. Ему ничего не сталось, а народ привередливый фыркает и не покупает. С вином еще смешнее – оно просрочено! Дамы, вино просрочено! Ладно, та колбаса, которой мы траванулись. Но вино?! Короче, гуляем!
Екатерина Аркадьевна. Вот жизнь задалась! Надя, с твоим появлением что-то сдвинулось в мироздании.
Леонид Степанович. Ничего не сдвинулось, Катерина. Валерик правильно говорит: столько водки пить с утра не годится. Он, между прочим, обещал, Надежда, как будет время – подойти, поинтересоваться твоей судьбой. Не исключено, пристроит к себе в магазин. Спрашивал, паспорт есть? Регистрации не нужно. Главное, паспорт ты не потеряла?
Надя. Нету у меня паспорта. Сразу отняли.
Леонид Степанович. О! Беда! Без паспорта у нас нет человека. Сейчас некоторые права показывают. Водительские. Но прав у тебя тем более нет – даже не спрашиваю.
Екатерина Аркадьевна. Ты, Степаныч, лучше налей вина нам. Тебе его хоть открыли?
Леонид Степанович. Пробка завинчивающаяся. Это тебе не из подвалов Бургундии.
Екатерина Аркадьевна. А то ты знаешь, как оно там в подвалах Бургундии! Ты, Надь, рассказывай, пока Степаныч свое бургундское нальет. Выкладывай, как докатилась до такого состояния? Практически опустилась на дно общества! Не реви и рассказывай. Иначе, как мы Валерику тебя представим? Как он тебе поможет? Без паспорта, правда, скорее всего, никак. Да не реви ты!
Леонид Степанович (вручает Наде пластиковый стаканчик). Выпей, Надежда. Видишь ли, Катерина права. Без паспорта как быть? Заявить, что утерян? Короче, рассказывай.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=69765808&lfrom=174836202) на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Все книги на сайте предоставены для ознакомления и защищены авторским правом