Гриша Брускин "Прошедшее время несовершенного вида… и не только"

Генеральша не могла предположить, что перед ней жена внутреннего врага СССР номер один.

Боевое сердце генерала

На 33-й день генералу доложили, что в результате пропагандистского антисоветского трюка, организованного враждебными силами, он может лишиться дочери.

Боевое сердце генерала-отца дрогнуло.

Он послал своего проверенного доктора, по всей видимости члена КПСС, который подтвердил, что чадо вот-вот умрет.

Пожертвовав своим продвижением по службе, покоритель Праги совершил гуманный поступок и отпустил Таню с ребенком к мужу.

Когда в России наступили новые времена, генерал организовал совместное коммерческое предприятие с фирмой «Кольт». Он также ездил в Прагу торжественно просить прощения у Дубчека. «Би-би-си» снимало трогательную сцену.

Генерал получил гонорар.

«Они»

Оказавшись в Америке, я приехал в Вашингтон и остановился у Тани с Эдиком.

В это время у них гостила Маргарита Ивановна.

Она поинтересовалась, получил ли я деньги от продажи картин на московском аукционе Sotheby’s. Услышав отрицательный ответ, генеральша возмутилась:

– Как! «Они» вам не заплатили? Вы должны с «ними» бороться! Вы должны подать на «них» в суд!

Я оторопел. Для меня генералы в СССР и были всегда теми самыми «они».

Голова за раму зашла

Нам нужны были книжные полки.

Пришел мастер Алексей Иванович. Увидев на стене подаренный офорт Эрнста Неизвестного, спросил:

– Это что? Картина?

– А вы посмотрите, – сказала жена.

– Точно, картина. Вроде женщина. А голова за раму зашла.

Алексей Иванович и очки

Однажды Алексей Иванович пожаловался, что плохо видит.

– Вам нужны очки, – посоветовал я.

– А у меня есть. Купил у племяша за горсть мелочи. Не помогают, – сказал рабочий, по всей видимости, не читавший Крылова.

Напился и валялся как палка

Алеся спросила:

– Как же вы могли не прийти? Мы вас ждали целый день.

– Да я напился и валялся как палка, – поведал мастер.

Иностранное имя

Алексей Иванович рассуждал:

– Я что-то не пойму. Ты, Алеськ, русская, Григорь Иваныч – русский. Темка – русский. А у матери твоя имя иностранная.

У моей тещи действительно «иностранная имя» – Сафо.

Дай конфетку

Закончив работу под Новый год, Алексей Иванович пришел за расчетом.

Увидев на елке среди игрушек шоколадные конфеты, он сказал:

– Дай конфетку.

Алеся протянула вазочку.

– Нет, ты мне с елки дай, – попросил он.

Уж так хорошо…

Игоряшка работал с Алесей в редакционном отделе.

Двухметрового роста, смуглый, с маленькой головой, украшенной клобуком, с фаюмскими глазами, иссиня-черными волосами и бородой, он походил на персидского князя и выделялся ярким пятном в северной московской толпе.

Редактируя атеистические тексты, Игоряшка, вопреки советским правилам, аккуратно переписывал слово Бог с заглавной буквы.

Обещал Алесе мгновенное исцеление от всех недугов, если примет православную веру.

Бывало, присаживался рядом и говорил:

– Ой, благостно мне на тебя смотреть-то: сидишь вяжешь. Сама тоненькая, головка гладкая. Уж так покойно мне. Уж так тихо. Уж так хорошо…

Небезуспешно

У Игоряшки умерла жена, и он, осуществив давнюю мечту, постригся в монахи.

Однако, живя в монастыре, умудрился «распустить плотя» и тайно жениться.

Обман раскрылся. Разразился скандал. Игоряшку с позором выгнали из монахов.

Ничтоже сумняшеся, он стал сниматься в кино.

Говорят, небезуспешно.

Нам будет очень удобно

Зимой 85-го года я поехал на творческую дачу в Тарусу.

В Тарусе нас встретил директор, назначенный только что на этот пост отставной полковник. Привычным макаром он велел художникам построиться в алфавитном порядке для переклички.

Раздался дружный хохот.

Через несколько дней моя жена приехала из Москвы меня навестить.

Увидав нас на прогулке, бывший воин, указывая пальцем на Алесю, строго спросил:

– Кто такая?

Я ответил, что это моя жена.

– Где будете ночевать? – поинтересовался полковник.

– В отведенной мне комнате, – сказал я.

– Но у вас там всего одна койка. Вам будет неудобно, – не унимался блюститель солдатских нравов.

– Нам будет очень удобно, – хором ответили мы.

Кому служите? На кого работаете?

Другим неприятным типом на даче был руководитель группы, старый художник Моторин.

Всю свою жизнь он писал один и тот же вялый натюрморт с окороком и рюмкой.

Моторин время от времени наведывался в мастерские художников осуществлять руководство. Я увиливал сколько мог.

Наконец, он зашел ко мне в мастерскую.

Взглянув на работы, старик обернулся и, прищурившись, как при стрельбе из пистолета, пролаял высоким фальцетом:

– Кому служите? На кого работаете?

– Служу искусству. Работаю на вечность, – не задумываясь отрапортовал я.

Это так благородно

Мать моей приятельницы, хорошо зарабатывающая женщина, узнав, что у меня нет денег купить рулон холста, воскликнула:

– Бедность, Гриша, – это так благородно!