– А ты вообще ничего не помнишь? Ну, как тебя зовут-то, знаешь?
– Зовут? – с удивлением спросил он.
– Ну, имя у тебя какое? Вот меня Маша зовут, а это – Оксана и Наташа. А тебя как?
– Имя! – встрепенулся он. – Ну конечно же, имя! – в этот момент загоревшиеся глаза его моментально потухли, взволнованное выражение лица сменилось на озабоченное, появился страх и легкая паника. – Нет! Не помню, вообще ничего не помню.
– Ну а лет-то тебе сколько? – с надеждой спросила Маша.
– Да откуда он знает! – нервно вспылила Оксана. – Он какое число сегодня, не помнит, а ты от него высшей математики добиваешься.
– Ну хоть что-нибудь ты помнишь? – продолжала настаивать Маша.
– Я все помню с момента, как проснулся сегодня утром в лесу, – спокойно ответил безымянный гражданин.
Эта рассудительность передалась молодым сотрудницам, и они, посовещавшись, решили звонить своему начальнику.
– Михаил Степанович, человек взрослый, опытный и рассудительный. Тебе надо с ним поговорить, – подвела черту под неудачным опросом Маша и начала набирать номер руководства.
Оксана и Наташа приступили к подробному изучению одежды безымянного, записывая в протокол опознания детали его туалета. Поскольку черная дорогая футболка на спине была слегка порвана, то сотрудницы полиции попытались обнаружить особые приметы на теле и попросили его раздеться до трусов. Затем, обнаружив пару шрамов, помогли одеться и, захватив протокол, всем скопом отправились в другой корпус, к старшему по званию.
Покинув главное здание отдела внутренних дел, группа из четырех человек пересекла улочку и вошла в четырехэтажный дом, где на первом этаже располагалось несколько кабинетов оперативной службы розыска. В самом дальнем закутке находился кабинет начальника отдела розыска майора милиции Прохорова.
– Михаил Степанович, разрешите войти? – спросила Маша.
Майор их ждал. За это время у него возникло несколько версий произошедшего и, соответственно, несколько возможных вариантов их решения. Прохоров был человеком взрослым и практичным, поэтому эмоциональный рассказ подчиненных воспринимал по-мужски, с явным подозрением. Таких историй в его практике было немало. В памяти сразу всплывали алкаши, которые ничего не помнили после недельных запоев, которые, зарезав своего собутыльника или удушив недовольную жену, ссылались на беспамятство. Или выброшенные из автомобилей водители, которых находили частенько в местных лесах. Ради кражи транспортных средств их оглушали или отравляли. Это мог быть и сумасшедший, сбежавший из дурдома или уголовник, которому нужны новые документы, а рассказанная сказочка должна была послужить прикрытием его преступной деятельности. Опыт подсказывал ему, что разговор будет недолгим. Считая себя хорошим физиономистом и неплохим оперативником, он рассчитывал на два исхода данного дела. Либо в камеру и колоть до полного признания, либо в сумасшедший дом на освидетельствование. А потом – или снова в камеру, или оставлять тамошним коновалам.
– Присаживайтесь, – громко и властно произнес майор и жестом указал место подозреваемому. Младший офицерский состав остался стоять, подпирая спинами стену кабинета.
– Ну! Рассказывай… – сказал Прохоров с улыбкой человека, которому давно уже все известно и который просто хочет услышать очередную небылицу «для посмеяться».
Слушая немногословное повествование, майор изучал сидящего пред ним человека и ловил себя на мысли, что в этой жизни есть вещи, которых он еще не видел и не знает. От предыдущих версий пришлось отказаться. Все нужно будет строить заново. Привыкший анализировать вслух, особенно в присутствие подчиненных, он первым нарушил молчание.
– Где майку-то успел порвать? – спросил он.
– Не знаю… Может быть, когда по лесу ходил? – безразлично ответил молодой парень.
– А очки у тебя откуда? – указывая пальцем на солнечные окуляры на носу у мужчины. – Дай-ка посмотреть!
– Рядом лежали, в лесу. Меня на них чуть не вырвало. Вовремя рукой их нащупал. А как надел, мир сразу четче показался. Без них я совсем ничего не вижу!
Изучив их досконально, Прохоров понял, что они с диоптриями. «Да, это не одна моя месячная зарплата», – подумал он и вернул окуляры владельцу.
– Меня зовут Михаил Степанович, я постараюсь вам помочь.
Девчонки переглянулись и тихо заулыбались. Обращение «вы» они слышали от своего шефа очень редко, даже с руководством ОВД майор был на «ты».
– Вот я гляжу на вас и не могу понять, – продолжал Прохоров. – Дорогая и модная одежда, новые ботинки, на руках подобие маникюра. Выглядите хоть и молодо, но очень солидно. Вы сами-то как себя ощущаете? Кто вы?
– Я не знаю, я не очень понимаю ваш вопрос, Михаил Степанович.
– Ну хорошо. Вот в машине вы где себя видите? На водительском месте или на пассажирском? Что такое машина, вам объяснять не надо?
– Нет, не надо. Я думаю, мне было бы удобно на заднем сидении.
– Хорошо. Ну а скажем, где вы живете? В городе или деревне? В квартире или доме? Как по ощущениям?
– Мне кажется, что у меня дом есть. Но не в деревне… Я не могу это объяснить, но точно не в деревне.
– А чем вы занимаетесь? Какая у вас могла бы быть работа?
– Я не знаю какая, но, по-моему, я работаю в городе.
– В каком городе? Большом, маленьком? Какие там дома, высокие или низкие? Может, название улицы? – вцепился рабочей хваткой майор.
– Не помню. Ничего не помню! – ответил собеседник после продолжительной паузы. – А это важно?
– Конечно важно! Очень важно! Нам хоть какая-нибудь зацепка нужна, чтобы вас идентифицировать. Ладно, я вижу, вы сильно подустали сегодня. Не буду вас далее тревожить. Вот что мне только делать с вами, ума не приложу…
Глаза-буравчики продолжали сверлить проблемного посетителя. Необходимо было принять быстрое, а самое главное, правильное решение. В камеру отправлять его было опасно. Он мог оказаться каким-нибудь «сынком» или известным бизнесменом, а еще хуже – журналистом, получившим по башке за громкие статейки. В «дурку» его везти тоже нельзя – по тем же причинам. Но тогда где же его размещать? Это было основным вопросом на сегодняшний день. Гостиницу ему никто из начальства не санкционирует, а жить и кормить его где-то надо.
– Селиванов! – крикнул майор дежурного по отделу. – Необходимо гражданина доставить на медицинское освидетельствование в больницу! Бери газик и выполняй! Потом доложишь.
– Это в дурку, что ли? Так туда же тридцать километров, а в газике бензина кот наплакал. Новые талоны только завтра дадут! – проинформировал начальство Селиванов.
– А может, его в нашу городскую, шатурскую больницу определить, пока суд да дело? А, товарищ майор? – подхватили хором девицы. – Тут и ехать три минуты, и будет у нас под боком. Иначе то как нам его таскать на опросы? А так мы бы по дороге в морг к нему бы заскакивали. Ведь через день туда мотаемся.
Внутренний голос майора подсказывал ему, что, хоть охраны в городской больнице никакой нет, сбегать чудной клиент никуда не станет. Для постоя лучшего места и придумать было нельзя.
– Ладно, Селиванов, вези его в центральную! Если вдруг принимать откажутся, звони мне, докладывай. Так, теперь с вами… – подняв глаза на девушек, произнес майор. – Ориентировка на него готова? В область и в Москву направили? Базы данных по схожим лицам проверили? А чего стоим, кого ждем? Марш работать! Чтобы к вечеру отчет был у меня на столе!
Последнюю фразу Маша, Оксана и Наташа дослушивали уже в коридоре, торопясь на свои рабочие места. На их лицах играла улыбка. Маленькая победа была одержана – хороший человек, как подсказывало им их женское сердце, был определен в достойное его место. Еще одна победа над безразличием старших по званию, с которым они начали бороться с момента поступления на службу, была одержана. Они были абсолютно уверены, что ответы из соответствующих органов будут свидетельствовать о невиновности их подопечного. И эта уверенность окрыляла их.
Подходя к своему кабинету, они услышали непрерывный звонок телефона. Маша схватила трубку – звонил шеф.
– Ты обратила внимание, что у него часов и кольца нет? Внеси это в протокол! А то потом проблем не оберешься. Да, я вот что подумал – составь подробный отчет и передай его завтра нашему психологу, Ольге Викторовне. Она должна вернуться из командировки, пусть это дело на себя и возьмет. Поняла?
– Так точно, товарищ майор! – отрапортовала Маша.
Решение Прохорова насчет психолога было понятным. Ольга была в том же звании и должности, что и он, и в случае возникновения неприятностей все камни достались бы ей. Но если сегодняшняя находка принесет дивиденды, то Ольгу Викторовну можно было бы легко отодвинуть в сторону и забрать себе все лавры.
В единственном приемном отделении Центральной клинической больницы города Шатура было людно. Тут осматривали всех: язвенников и травмированных, сердечников и отравившихся, постинсультных и гриппозных.
Дождавшись своей очереди, капитан Селиванов первым вошел в приемное отделение, оставив подопечного, потерявшего память, в коридоре. Его задачей было объяснить врачам, что их следующий пациент является клиентом милиции. Стало быть, к нему надо отнестись нестандартно и внимательно. Он рассказал предысторию его появления в полиции и передал просьбу руководства. Пациента пригласили на прием.
– Как тебя зовут? – спросил врач-мужчина.
– Я не знаю, – последовал короткий ответ.
– От тебя сильно разит каким-то лекарством. Ты что-то принимал или пил?
– Нет! Меня утром рвало сильно. Может, от этого? Я ничего не помню.
– Ну как такое может быть? Ты, наверное, нас всех разыгрываешь? Давай-ка вспоминай поскорее и не задерживай нас.
Ответа не последовало. Пациент замкнулся, опустил голову и отстранился от беседы.
– А как мы его примем? У него же ни паспорта, ни полиса нет. Я не имею права оформлять его без страховки!
– Я же вам уже все объяснял, – не сдавался Селиванов. – Звоните моему начальству и с ним разбирайтесь! Я его у вас оставляю, и все. Делайте с ним что хотите! – капитан подвел итог разговору и вышел прочь из приемного отделения.
Возникшую паузу нарушила врач-женщина. Она подняла трубку и, набрав короткий номер, тихим, спокойным голосом произнесла:
– Неврологическое? К вам тут новый больной поступает… молодой парень. Пришлите кого-нибудь, – и, положив трубку, начала заполнять формуляры. Из огромного количества обязательных данных были заполнены только несколько. Над очередными требованиями медицинского формуляра она подолгу раздумывала, снова и снова перечитывая вопросы стандартной медицинской карты.
Другой врач в это время нервно ходил по комнате. Он то пристально смотрел на коллегу, то бросал взгляд на молчаливого мужчину, сидящего отрешенно на стуле. Не выдержав, доктор выпалил: «Не понимаю я вас, Екатерина Ивановна, не понимаю! Милиция на нас свою головную боль скинула, а вы… Как вы этого не видите?»
– Вижу, уважаемый Евгений Николаевич, очень хорошо вижу! Но парнишка-то тут при чем? – ответила она так же спокойно и размеренно, не поднимая глаз и продолжая работу по заполнению формуляра.
Надолго это занятие не затянулось, и, к приходу медсестры из неврологического отделения документы были готовы – больной N получил официальную прописку и право на медицинское обслуживание. С медкартой и направлением его отправили в четвертый корпус, где на первом этаже располагалось отделение неврологии. Пройдя по длинному коридору, где с обеих сторон располагались палаты для больных, миновав единственный туалет на все отделение, столовую и помывочную, они достигли двери, на которой была прибита маленькая деревянная табличка с цифрой «6».
– Это твоя палата будет, – произнесла медсестра и завела новенького внутрь.
Шесть коек, большое окно напротив двери и запах… Запах хлорки, старости и лекарств, который известен каждому, кто хоть однажды побывал в маленькой захолустной больнице. Кровать у окна была свободна. На нее указала рукой медсестра и пояснила:
– Тумбочки у тебя нет, да тебе и складывать-то особо нечего. Ужин давно закончился, так что ложись спать, а завтра завтрак будет в восемь. В общем, осваивайся. Спокойной ночи! – и вышла, оставив новенького наедине с постояльцами.
Все пять кроватей были заняты. На одной неподвижно лежал пожилой мужчина после инсульта, следующую занимал забинтованный молодой парень, как оказалось, пожарный, получивший черепно-мозговую травму во время тушения огня и дожидавшийся места в областной ведомственной больнице. Двое других явно были жертвами зеленого змия. Они крепко держались друг друга, и было ясно, что это не первая их госпитализация. Последним по счету соседом был дед – пожилой, но очень бойкий старикан – любитель поговорить по душам и грубо пошутить. Такой человек всегда есть в любом коллективе. И обижаться на него грех, и прогнать жалко. Он то и взял в оборот незнакомца.
– Чьих будешь, земеля? С какого ты района-то? Я тебя раньше не видал.
Сняв брюки, носки и ботинки, новенький лег поверх одеяла и, медленно опуская голову, коснулся подушки. Вздох облегчения вырвался у него. Новенький перевел дыхание и ответил тихо, но четко:
– Я проснулся сегодня утром в лесу. Ничего о себе не помню. Долго шел и вышел к озерам. Потом дошел до милиции. Они направили меня сюда.
– Слушайте, да он террорист, не меньше! Надо все острые предметы спрятать на ночь. А то с утра проснемся с перерезанным горлом. Надо врача позвать! Он же сумасшедший, его со здоровыми в одну палату нельзя! Я, например, спать сегодня точно не буду! – громогласно, так, чтобы его было слышно даже в коридоре, произнес Дед. Готовящиеся ко сну соседи так и не поняли – шутит он или говорит серьезно. Конец сомнениям положил ответ новенького:
– Утром проснемся и посмотрим – кто жив, а кто скончался. Утро вечера мудренее, – тихо, но убедительно простонал «террорист», перевернулся лицом к стенке, закрыл глаза и моментально провалился в царство Морфея. Так закончился первый день жизни, начатой с чистого листа.
Глава 2.
Безымянный больной
Среда, 29 июня 2006 года. Шатурский район Московской области. Город Шатура.
Подъем в больницах ранний, но сегодняшний день оказался особенным. Вечером по Шатурскому кабельному телевидению был показан сюжет о молодом мужчине, найденном в лесу в беспамятстве. Дано его полное описание, и продемонстрированы фотографии. Начиная с пяти утра весь сестринский аппарат неврологического отделения был на ногах. Несколько женщин, разыскивающих своих сыновей, одновременно примчались на опознание из разных районов Московской области. Им пришлось осматривать героя вчерашнего репортажа спящим. Он спал крепко и глубоко. Ни громкие всхлипывания расстроенных матерей, ожидавших увидеть в молодом человеке своего ребенка, ни рассерженные возгласы соседей, разбуженных ранними посетителями, не смогли вывести его из глубокого сна. Только в начале восьмого пятая по счету женщина разбудила его своим прикосновением. Ей очень хотелось повернуть парня от стены и осмотреть его лицо – посетительница очень надеялась, что он окажется близким и любимым. Она разыскивала мужа, который совсем не подходил под описание, данное по телевизору, и тем не менее женщина приехала из другой области – на всякий случай.
– Нет, это не он! – огорченно произнесла постаревшая от горя супруга медсестре, сопровождавшей ее по отделению. – Я уже два мужа года ищу. По всем больницам езжу в надежде, что найдется. Все глаза выплакала, в отчаянье несколько раз впадала, а как услышу, что где-то неопознанный нашелся, еду не задумываясь. И буду ездить!
Она медленно дошла до двери, остановилась на мгновение, вытирая слезы, а потом резко повернулась и, улыбаясь, пожелала: «У вас будет все хорошо! Знайте, вас ищут и обязательно найдут! Это дело времени. Будьте здоровы».
– Спасибо большое! – сонным голосом ответил безымянный больной, который не понимал, что происходит.
Медсестра с женщиной покинули палату. Соседи обступили новенького и, перебивая друг друга, стали забрасывать его вопросами. Получая короткие и однозначные ответы, они строили свои версии произошедшего, спорили о возможном месте его пробуждения в лесу, предлагали свои варианты развития событий. Дед, который еще вчера обзывался «террористом», сегодня был мил и благодушен. С ходу он подарил своему соседу новенькую зубную щетку и предложил пользоваться своими туалетными принадлежностями без спроса.
Настроение поднималось. Душевное равновесие и спокойствие сменилось ощущением, что все складывается неплохо. По крайней мере, сегодняшнее утро было намного лучше вчерашнего. Сравнивать с чем-то другим он не мог. Память за ночь так к нему и не вернулась.
Огорчение пришло внезапно. Настроение моментально испортилось, в голову полезли дурные мысли. Это было реакцией на шутку того же Деда, который в свойственной ему манере вообразил, что «если он зарезал кого или застрелил, а от этого у него „крышняк потек“, то все быстро выяснится и его арестуют! Поэтому ножи можно больше не прятать».
Мысль о том, что прошлое может оказаться не таким безобидным, а может, даже и криминальным, терзала его и мучила. Появлялся страх перед воспоминаниями. Не хотелось даже думать о прошлом. Он отогнал эти мысли прочь и решил жить сегодняшним днем, а сегодня по распорядку был завтрак – первый в его новой жизни, а на завтрак неумытыми не ходят!
После принятия пищи предстояла встреча с главным и единственным врачом отделения, от которого отчасти зависела возможность нахождения безымянного больного в этой больнице. Этим врачом оказалась женщина средних лет, с твердым, мужским характером, доставшимся ей в наследство после работы в психиатрической лечебнице. Она, как и большинство жителей Шатуры, смотрела родное кабельное телевидение, так что сюжет о выходце из леса не прошел мимо незамеченным. Но она и представить себе не могла, что увидит воочию героя сюжета, да еще у себя в отделении.
С утра у заведующей состоялся неприятный разговор с майором из полиции. Представитель правопорядка требовал, чтобы нахождение пациента в стенах больницы было гарантированно долгим, дабы у полицейских была возможность беспрепятственно предъявлять его на опознание, не ограничивать передвижение, но при этом отвечать за его безопасность. Эти требования нарушали сразу несколько инструкций и уложений, поэтому никак не могли быть приняты. Да и само нахождение неопознанного человека могло оказаться опасным не только для ее пациентов, но и для медперсонала. От нее, как от единственного профессионального психиатра в больнице, требовалось установить вменяемость больного, его физическое и нервное состояние. А самое главное – понять, врет он или нет. Для выполнения данной задачи требовался долгий и обстоятельный разговор. Доктор начала готовится к нему загодя, составляла план беседы и вопросник. И чем больше она думала о предстоящей беседе, чем больше впечатлений от медсестер отделения, от соседей новенького по палате выслушивала, тем больше в ней росла уверенность, что к первой встрече с пациентом она не готова. Звонок из милиции с просьбой срочно доставить пациента к психиатру из поликлиники на осмотр сильно ее обрадовал. Предполагаемая новая информация могла оказаться не лишней, к тому же появлялась возможность разделить ответственность с коллегой. Поэтому разговор она разумно отложила на вечер.
В десять часов утра в палату №6 постучалась «надежда» по имени Ольга Викторовна. Ее появление сразу наполнило больничную серую жизнь яркими красками, приятными запахами и лучезарными улыбками. Не было ни одного мужчины, который не обратил бы на нее внимания, засуетился даже парализованный инсультник в своей в кровати. В свои сорок с небольшим Ольга уже стала майором милиции. Она была на хорошем счету в отделе, к ней даже прислушивалось руководство, что случается очень редко в МВД. В дополнение к майорской звездочке Ольга Викторовна успела нажить двухкомнатную квартиру в Шатуре, двоих сыновей и мужа.
Несмотря на весь багаж, она притягивала к себе внимание даже безусых пацанов своей статью и зрелой красотой. Она впорхнула в жизнь безымянного человека на крыльях, удивляя, маня и успокаивая. Ей хотелось верить, за ней хотелось идти, ее необходимо было слушаться. Разговор завязался просто и непринужденно.
– Давай сразу на «ты»? – предложила с ходу Ольга. – Не возражаешь?
– Конечно нет! Мне «вы» как-то даже слух режет. На «ты» намного удобнее.
– Как ты чувствуешь? Как прошла ночь? Удалось ли что-нибудь вспомнить?
– Спасибо, все хорошо. Прекрасно спал, только с утра какая-то женщина приходила и долго меня осматривала, но оказалось, что я не тот, кто ей нужен. Кормили вкусно. Сейчас жду встречи с лечащим врачом. Говорят, она очень злая. Да и вспомнить пока ничего не получается.
– Не страшно! Я штатный психолог здешней милиции и теперь курирую твое дело. Так что нам вместе предстоит серьезно поработать. Нужно же тебя найти в этой жизни?! Мне Маша с Оксаной порассказали кое-что, но многое осталось непонятным. Ты не возражаешь, если мы вместе попробуем найти ответы на все вопросы?
– Я готов, хотя, если честно, немного боязно, – ответил он и рассказал о своих утренних переживаниях.
– Вот для этого я хочу познакомить тебя с одним доктором. Она работает в поликлинике неподалеку от больницы. Она обладает необычным даром – умеет делать гипноз. Ты знаешь, что такое гипноз?
– Да! Это введение человека в транс или глубокий сон путем подавления его воли. В этом состоянии гипнотизер может управлять разумом человека, – отбарабанил, как на экзамене, безымянный.
Это объяснение удивило Ольгу. В дополнение к рассказу майора Прохорова о том, как вышедший из леса парень цитирует инструкцию для американских летчиков, данный ответ создавал больше вопросов, чем ответов.
– Ты не возражаешь, если она проведет свой гипнотический сеанс над тобой? Я обязана тебя об этом спросить, потому что без твоего согласия мы это сделать не имеем права!
– Ну, хуже, чем сейчас, мне все равно не будет, – наивно предположил безымянный. – Поэтому я согласен.
– Тогда пойдем! – предложила она, улыбаясь. – Надеюсь, к обеду я тебя верну обратно в палату.
Центральная городская поликлиника города Шатуры представляла собой трехэтажное здание постройки середины семидесятых годов. В то время государственные учреждения строились по единому проекту из железобетонных блоков. Глаз обывателя мог радовать только цвет и качество покраски, но и это было выполнено по стандартам распавшейся империи. Одно бросалось в глаза – качественное благоустройство территории.
