– Мне кажется, не сработает.
– Я имел в виду собачку, – хмыкнул тот, предпочтя не смотреть на Шульца.
– Ты как всегда безобразный! – беззлобно констатировала Марго, – А, кроме того, лучше промолчи, если ничего не понимаешь в модных тенденциях сезона.
– Хочешь сказать, что нынешним летом мода диктует дамам таскать под мышкой мелких собачек? – усмехнулся Тарасов и, вытащив руку из кармана, зачем-то нервно потер висок, – А если осенью мода предпишет вам носиться со слонами? Где устраивать тусовки? На большой арене в Лужниках?
– А почему тебя это так заботит? Ты уж точно никаких вечеринок устраивать не собираешься, – Марго одарила его обворожительной улыбкой и повернулась к опять забытому немцу, – Херр Шульц, я думаю вас не нужно представлять Ивану.
– Мы прекрасно друг друга знаем, – заявил за него Тарасов, и, склонив голову на бок, снова усмехнулся. На сей раз ему, – Густав, какая нелегкая принесла вас на это бессмысленное мероприятие, да еще в компании самой глупой женщины Москвы.
Пока херр Шульц мучительно краснел, раздумывая имеет ли смысл отстаивать честь дамы перед человеком, который знает эту даму не в пример лучше его, и вполне возможно имеет основания на подобные заявления, а кроме того, стоит ли этого человека бить по лицу, забыв про то, что он твой непосредственный начальник и к тому же хороший приятель, Иван быстро откланялся и исчез в толпе. Почему он не составил компанию немцу, тот так и не понял.
«Конечно, его выходка по отношению к Марго отвратительна, – подумал Густав, – Но она, кажется, не обиделась. Наверное, не стоит при встрече возвращаться к этому вопросу…»
– Петро! – взвизгнула Марго и ринулась к расфуфыренному молодому человеку, – Какое счастье, что я тебя встретила!
Петро отреагировал на бурное приветствие поцелуйчиками в обе щеки. Как официальный кавалер он возмутился фамильярностью этого самого Петро. И к тому же, он был моложе и явно симпатичнее его самого. И одет, как в России принято говорить «с иголочки». Поэтому немец красноречиво засопел.
– Мао! – Марго сунула собаку прямо в нос Петро и, не меняя тона, подпихнула к нему своего спутника, – Херр Шульц.
Заметив, что знакомый Марго навострился и его облобызать, немец в ужасе отпрянул и попятился. Петро недоуменно хмыкнул, и вдруг маняще ему улыбнулся, заметив:
– Какой спелый персик. Где ты его откопала, Марго?
Херр Шульц пребывал в смятении чувств. Жителю Хойтингсхайма редко доводилось встречаться с такими кокетливыми мужчинами. Может тот и не держал в уме ничего дурного, а просто веселился. Но в его родном городишке на 20-ть тысяч человек, мужчины друг другу так откровенно не улыбались. Правда Герда Кох – жена бакалейщика и известная сплетница не раз говорила, что Манфред Шимер – мясник на бойне уж слишком откровенно заглядывается на нового учителя географии, приехавшего в город всего три месяца назад. Но Густав лично знал Манфреда, не один раз пил с ним пиво и даже шнапс, и никаких отклонений не обнаружил. Даже наоборот – Манфред мрачный субъект, двухметрового роста, вечно небритый и в крови по локоть. Херр Шульц уж скорее заподозрил бы его в людоедстве. И если он заглядывается на учителя географии, то учителю географии есть о чем беспокоиться. А с Герды что взять? Ей ведь лишь бы языком трепать, не важно о чем.
– Давайте что-нибудь выпьем, – тем временем предложил Петро и, схватив бокал вина с подноса пробегающего мимо официанта, многозначительно шагнул к несчастному немцу, – Херр Шульц, как вас мама звала?
Тот икнул и побледнел. Отступать было совершенно некуда. Позади него стояла та самая дама в желтом атласе. При ней еще толпилось человек пять гостей, которые вовсе не собирались расходиться, освобождая проход для побега.
– Густав, – Марго равнодушно наблюдала за разворачивающейся трагедией, поглаживая свою пучеглазую скотину, – его зовут Густав. Думаю, что мама его именно так и зовет.
– Густав, – глаза Петро налились медом, – Давайте выпьем. На брудершафт!
В его руке откуда-то появился второй бокал, который он протянул херру Шульцу. Тот в ужасе взглянул на Марго, но коварная небожительница делала вид, что ничего страшного перед ее глазами не происходило. А может быть на московских вечеринках мужские поцелуи были в порядке вещей.
Однако немцу из Хойтингсхайма целовать смазливого Петро совсем не хотелось, поэтому он пискнул сдавленное извинение и ринулся в туалет, расталкивая на своем пути хорошо одетых гостей.
Позади он слышал веселый смех Марго и этого мерзопакостного Петро. Тот еще всхлипывал:
– Ты смотри, купился!
Барсуков еще несколько минут назад сжимавший в потной ладони рукоять пистолета, брел не разбирая дороги. В груди его холодела черная пустота, которую он мог бы назвать разочарованием от несбывшейся надежды с примешанным страхом за свой завтрашний день, если бы он мог найти хотя бы одно правильное слово. Но все слова вылетели из головы, когда он понял, что план его провалился и застрелить немца прямо сейчас он не может. А сможет ли он заставить себя повторить попытку, он не был уверен. Силы покинули его настолько, что он едва не потерял сознание. Ко всему прочему, он едва не налетел на Ивана Тарасова, что уж совсем нельзя было допустить. Иван прекрасно его знал, а быть узнанным в его планы не входило.
Виски Петра Семеновича сдавило, в ушах стоял какой-то космический гул, перед глазами плясали яркие, разноцветные пятна. Единственное, что он отчетливо понимал, так это то, что его сейчас вырвет. Тошнота накатывала волнами, и каждая новая волна была сильнее прежней. Едва сдерживаясь, чтобы не привлечь к себе внимание бурными излияниями, состоящими из яичницы, съеденной на завтрак, а так же бутербродами и лапшой быстрого приготовления, которыми он перекусывал вместо обеда, обладатель подарочного пистолета доплелся до комнатки с манящей буковкой «М», открыл ее, вложив в действие последние силы, шатаясь, пронесся мимо раковин и писсуаров и укрылся в спасительной кабинке. Одной из трех. Здесь он смог предаться чувствам, изливая содержимое своего желудка равнодушному в своем безмолвии унитазу.
Херр Шульц прошелся мимо раковин, мимоходом глянул на себя в зеркало. Собственное отражение ему не понравилось: рыжие волосы, за которые его в детстве дразнили Паклей, торчали во все стороны, а глаза на покрасневших щеках горели так, как будто ему таки не удалось избежать издевательского поцелуя. Они над ним посмеялись! Хохотали ему вслед, когда он улепетывал. Как в детстве бегал от сильных и дерзких старшеклассников. Он открыл кран и, намочив ладонь, попытался придать прическе достойный вид. Тем временем туалетная комната наполнилась посетителями, которые, шумно переговариваясь, застыли у писсуаров и заполнили собой пустующие кабинки. Немец едва заметно поморщился. Ему совсем не хотелось возвращаться в огромный зал, где его поджидали всякого рода светские развлечения, где его выставляли шутом. По крайней мере, он собирался переждать минуту – другую и собраться с духом. Все-таки вечеринка требовала от него некоторых усилий. Привыкший к тихой, уединенной жизни и неискушенный в подобных мероприятиях он оказался застигнутым врасплох таким количеством людей. Конечно, он и не мыслил сбежать, ведь там, среди толпы была Марго – та самая женщина, о которой он грезил бессонными ночами. И оставить ее теперь, когда удача странным образом подвела ее к нему, после того, как она держала его за руку и кидала на него многообещающие взгляды, он был не в силах. Херру Шульцу просто необходимо перевести дух. И лучше бы ему сделать это в тишине. Или хотя бы в относительном покое.
Когда туалетная комната наполнилась мужскими голосами, Барсуков замер, прислушиваясь. Его желудок к тому моменту был уже настолько пуст, что источал неприятные урчащие звуки. В соседних кабинках затопали и закряхтели, что заставило Петра Семеновича затаить дыхание. Отчего-то он испугался больше, чем тогда, когда сорвалась его первая в жизни попытка покушения на чужую жизнь. Ему вдруг показалось, что если его сейчас обнаружат, то всем сразу станет ясно, зачем он пришел на эту вечеринку. Ведь такие как он по мероприятиям подобно этому без дела не шляются. Он пришел по делу, узнав, что именно сюда собирается с Марго его жертва. Дамочку эту он терпеть не мог за то, что она всегда проплывала мимо людей такой походкой, которой, наверное, ходили царицы: с высоко поднятой головой, не замечая никого, кто попадался на ее пути. Разве что встречным объектом оказывался кто-то из ее окружения, тогда она лучезарно улыбалась, застревая в проходной, щебеча какую-нибудь милую нелепость и извечно собирая позади себя толпу желающих пробиться через турникет служащих. И все стояли и ждали, пока она нащебечется и соизволит пройти дальше. Потому что все знали, даже если ее попросить посторониться, она все равно никого не услышит. Барсуков ненавидел ее за то, что она была такой красивой, такой равнодушной и такой далекой. Он ненавидел ее за то, что она жила в новом доме на Ленинских горах, ездила на Порше красного цвета, одевалась за границей и каждый утро начинала с посещения дорогого салона красоты. Он ненавидел ее за то, что за свое состояние она не заплатила тяжким трудом, как другие. Оно ей просто досталось. Ей его подарили. Это престарелого бухгалтера больше остального выводило из себя. Была б его воля, уж лучше бы он ее застрелил – одним паразитом на заводе стало бы меньше.
Но судьба распорядилась, как всегда, согласно своей несправедливой логике, и ему необходимо убить работягу – технолога, который, в сущности, ничего плохого ему не сделал, хотя конечно был противным рыжим немцем, приехавшим в Россию за длинным рублем и изматывающим всех вокруг немецкой педантичностью. Если бы не эта чертова педантичность, он никогда не подумал бы о хладнокровном убийстве. Но Барсуков, нависающий сейчас над унитазом, точно знал, что по причине этой самой педантичности, херр Шульц вскоре раскроет его секрет. И тогда ему несдобровать. Тогда пропадет то, ради чего он уже пошел на одно преступление. Он вздохнул.
– Что, жарко? – услышал он голос, доносившийся от раковин.
– Йа, йа… – ответил голос херра Шульца, и сердце пока несостоявшегося убийцы, прыгнув в горло, забилось там испуганной птицей. Перед глазами потемнело. Не помня себя от страха, он вскочил на унитаз и, присев, сжался в комок.
– Йа, йа… – передразнил голос, который решил пообщаться с немцем, – Натюрлих, что ли?
– Я есть немецкий технолог, – представился херр Шульц по обыкновению сделав ударение на последнее «о», – Делать колбаса без мяса.
– Это как? – весело удивился его собеседник.
– Крахмал, калагенан, соя и эмульсия шкурк, – вежливо пояснил немец несмотря на то, что человеку, подошедшему к раковине, было, явно плевать на процесс изготовления дешевой колбасы. Да и выглядел он уже весьма выпившим.
– Немецкое – значит отличное, – хохотнул собеседник, и, встряхнув руками, зачем-то радостно добавил, – Квадратишь, практишь, гут.
–Йа, йа, – озадаченно подтвердил херр Шульц.
– Матка, масло, яйки, – завершил речь собеседник, тем самым обозначив пределы своего познания в иностранных языках. В довершении он дружески хлопнул окончательно ошалевшего от такого напора немца по спине и, заметно покачиваясь, пошел к двери.
Несчастный технолог опасливо покосился по сторонам, пытаясь разгадать, что имел в виду загадочный собеседник, и, увидав подходящего к раковине краснолицего детину, который уже начал приветливо улыбаться и явно собирался продолжить начатый своим коллегой диалог с интуристом, шмыгнул к спасительным кабинкам. Ему отчаянно захотелось одиночества. Хотя бы мимолетного. Кабинки, как назло, были все заняты. Вернее, двери их были закрыты, однако, если в двух из них снизу были видны ноги в башмаках, то в третьей таковые отсутствовали. Херр Шульц, как нормальный человек, решил, что дверь в кабинку закрыта, но там никого нет, и, если ее хорошенько дернуть, она непременно откроется. Он так и поступил. С первого раза ничего не вышло, дверца упорно сопротивлялась и не хотела открываться.
– Дьявол! – тихо прошипел покрасневший от двусмысленной ситуации немец и дернул еще раз.
– Тут все заедает, – пояснил тот самый краснолицый субъект, от общества которого херр Шульц так стремительно пытался скрыться, – Ты сначала ногой долбани, потом подергай.
Немец, сгорая от стыда, изо всех сил ударил ногой по непослушной дверце. Та затрещала, но открываться явно не собиралась.
Барсуков скорчился на унитазе и, обняв сливной бачок, как родное существо, закусил губу, чтобы не взвыть от отчаяния. Такого исхода он никак не предполагал.
– Да что ты в самом деле! – краснолицый вздохнул и в три размашистых шага очутился рядом с херром Шульцем, – Дай-ка я!
С этим он схватился за ручку двери и требовательно потряс. Дверь отказалась подчиниться.
– Вот же дрянь какая! – выругался краснолицый, – А вот так?!
Тут он саданул по двери с такой силой, что дверца соседней кабинки распахнулась, явив изумленной публике восседающего на унитазе очкастого господина.
Господин крякнул, уронил очки и хлопнул удивленно глазами.
– Ну, знаете ли… – после некоторой изумленной паузы пискнул он.
– А чего расселся! – разозлился краснолицый, – Не на вокзале!
– Я лучше пойдем, – убитым голосом пробормотал измученный херр Шульц.
– Щас! Пойдет он! – гаркнул краснолицый и с силой захлопнул дверь кабинки с очкастым господином одной рукой. Другой он вцепился в локоть немца, и ожесточенно прохрипел, – Я этого так не оставлю.
После чего он с диким рыком ринулся на мятежную дверь, подобно Дон Кихоту, готовому сразиться с ветряной мельницей. Херр Шульц слабо вскрикивал, пытаясь удержать нападающего, но тот отпихивался, нанося удары по трещащему дереву.
Барсуков закрыл глаза и слабо запищал. Если дверь откроется, немец узнает его и тут же поймет, зачем он здесь. Вызовут охрану, его обыщут, найдут пистолет… Вот какие страшные картины мелькали в голове несчастного. Тем временем дверь под шквалом ударов начала корежиться, выползая из петель.
Непонятно к чему привела бы сокрушительная атака краснолицего. Вполне возможно в порыве гнева на неполадки в структуре мест общественного пользования, он пошел бы дальше сломанной двери, накинувшись на унитаз и на того, кто на нем сидел. Во всяком случае, вид у него был соответствующий. Наверное, визита охранников было бы не избежать, а участникам трагедии уж точно пришлось бы объясняться с менеджером клуба, но тут Петру Семеновичу, попискивающему от ужаса на унитазе, неожиданно улыбнулась удача. Дверь дальней кабинки открылась, и из нее вышел несколько ошалевший от шума долговязый парень в модной рубашке и платке, завязанном вокруг шеи на замысловатый узел.
– Ну, мужики, вы даете, – заметил он, и озабоченно оглядев краснолицего, участливо осведомился, – Ты тоже ел салат из омаров?
– Проваливай, – крякнул тот, не прекращая долбить по дверце.
– У меня от омаров несварение, – интимно сообщил парень, – И зачем я только ел этот салат!
– Я пойду! – настойчиво повторил херр Шульц и, предприняв некоторые усилия, вырвался из пальцев краснолицего. После чего он шмыгнул в освободившуюся кабинку, заперся и выдохнул.
Как ни странно, но краснолицый тут же прекратил атаки на дверь, покрутил кистями, замысловато выругался и стремительно покинул помещение. Барсуков, не веря своему счастью, спрыгнул с унитаза и дрожащими руками открыл засов.
– Ну и дела, – усмехнулся парень в модной рубашке, увидав в зеркале его отражение, – Ты что ему денег должен?
Счастливо освобожденный дико посмотрел на него, махнул рукой и вылетел вон.
***
Майкл Райд потер глаза кулаками и тоскливо взглянул на пустующую зеленую дорожку для мини-гольфа посреди своего кабинета. Ему хотелось попробовать показанные Фредом приемчик, который способствовал попаданию мяча в воротца. Но вместо этого ему предстояло писать отчет для начальства, который он откладывал в надежде, что все само собой рассосется. Оставался ничтожный шанс, что новоявленный предприниматель из России, выкинувший на черный рынок особо опасный вирус, о котором уже три месяца ходили слухи в агентстве, просто пошутил. Майкл упрямо тянул с отчетом, хотя было очевидно, что шанс на нелепую шутку ничтожен. Сегодня стало понятно, что писать бумагу все-таки придется, поскольку ему позвонили сверху и спросили, как обстоят дела.
«И как только до них информация доходит, – возмутился про себя начальник отдела компьютерных коммуникаций, – Стукачи проклятые. Только и знают, что доносить друг на друга!»
Он вздохнул и принялся барабанить пальцами по клавиатуре, по ходу формулируя правильные фразы, целью которых было довести до сведения начальства, что если кто-нибудь доберется до вируса раньше, чем опытный в таких делах секретный агент их управления, то мировой демократии, пожалуй, наступит быстрый конец. Не говоря уж о самом ЦРУ, президенте США, его первой леди и его любимой секретарши, страсть к которой он скрывает под необходимостью решать неотложные дела даже на отдыхе.
Правда Майкл пытался закамуфлировать страшную правду тяжело читаемыми фразами типа «необратимые последствия» и «необходимость оперативного вмешательства», однако сути это не меняло. Лишь слегка подслащивало пилюлю, которую придется проглотить вышестоящим чиновникам.
«У нас есть неоспоримое преимущество, – быстро набирали пальцы Майкла, – которое состоит в том, что мы первые узнали об этом предложении. Ни спецслужбы самой России, ни разведки других стран пока не в курсе. Поэтому действовать необходимо незамедлительно».
***
Во Ди – подполковник внешней разведки мельком глянул на вытянутого в струну капитана Дао Во, после чего снова опустил глаза на принесенный рапорт.
– Наш русский агент не мог ошибиться? – спросил он.
– Нет, – бодро отрапортовал капитан и щелкнул для верности каблуками, – Он никогда не ошибается, а поэтому стоит нашему правительству слишком дорого. Но это оправдано.
– Что оправдано, а что нет решать не вам и не здесь, – осек его подполковник, – Решения принимает коммунистическая партия. Так вы в своем докладе утверждаете, что некий русский человек готов продать любому, кто заплатит столь смехотворную сумму этот страшный вирус?
– Да, – капитан снова браво щелкнул каблуками, хотя в душе его точил червяк сопротивления.
«Ничего себе смехотворная сумма, – думал Во Ди, которому едва хватило денег, чтобы внести первый взнос за второго ребенка – чудесную черноглазую дочку, которая появилась на свет три месяца назад и за рождение которой он будет расплачиваться с долгами аккурат до ее совершеннолетия, – три миллиона долларов!».
Майкл Райд немало бы удивился, узнав, что новость о продаже смертоносного вируса уже более не является достоянием ЦРУ, а летит по миру со скоростью разносимых по кабинетам разведывательных служб докладов.
– Наш китайский агент не ошибается, – заверил своего начальника Жозе Вьер, кладя ему на стол тоненькую кожаную папку. Изящную, как все французское.
– Удивительное дело, – усмехнулся Пьер Роше, раскрыв папку и бегло читая донесение, – Эти русские всегда требуют одну и ту же сумму. Можно подумать, что три миллиона долларов в стране с таким огромным количеством владельцев нефтяных и алмазных компаний является недостижимой мечтой и пределом финансовой возможности.
– Мы должны реагировать, – обращаясь к своему секретарю, уверенно заявил Джон Браун, разделенный со своим коллегой Пьером Роше проливом Ламанш, – Предоставьте мне список наших агентов, способных выполнить это задание.
Тут он поднял глаза на застывшего по стойке смирно офицера и, склонив голову, поинтересовался на всякий случай:
– Томас, вы полагаете, наш французский агент подкинул нам подлинную информацию? Вы знаете, я этим лягушатникам не слишком доверяю.
Офицер щелкнул каблуками и отчеканил:
– Наш французский агент всегда дает точную информацию. Поэтому он и стоит нам так дорого.
Дело в том, что Майкл Райд, сидя в своем отделе компьютерных коммуникаций уже давно утратил связь с реальностью. Ему все еще казалось, что получение информации – это рутинная работа, отвлекающая его от любимого мини-гольфа, в то время как информация уже давно стала хорошим бизнесом.
Глава 3.
– Сколько нужно блондинок, чтобы вкрутить лампочку?
– Одна. Она держит лампочку, а мир вращается вокруг нее.
(Из сборника анекдотов)
– Я тебе так скажу… – Марго пощелкала пальцами в воздухе, и секретарша, словно услыхав ее, распахнула двери кабинета начальника, явившись на пороге в полной готовности исполнить любое повеление его посетительницы. Та оглянулась, и, перехватив в руке свою собачонку, отчего та взвизгнула, пропела на высокой ноте, – Милая, мне кофе с двумя кусочками сахара и сливками. Только не ту растворимую бурду, которую вы подали вчера, а нормальный кофе. Я сегодня не позавтракала, и так спешила, что не успела заскочить в кафе.
Увидав озадаченное лицо секретарши, она сдвинула брови и строго добавила:
– Да-да, я не пью растворимый кофе. Я вкалываю на этом заводе добрых пять лет, так что пора уж выучить мои нехитрые претензии.
– Но, у нас нет нерастворимого кофе, – растерянно пискнула Тамара.
Марго повернулась к Тарасову в возмущении:
– Темочка, дела на заводе совсем плохи?
При упоминании о плохих делах Тарасов тут же напрягся. До поры до времени он не хотел обсуждать заводские дела ни с одним из членов совета акционеров, каковым Марго все-таки являлась. А, кроме того, дела действительно были плохи. Настолько плохи, что и самому Тимофею думать о них в начале рабочего дня совсем не улыбалось. Он постарался придать своему лицу удивленное выражение:
– С чего ты взяла?
