– Это рабочим знать надо – как. А я – просто пользуюсь.
После этого домоправительница заметно присмирела и перестала недовольно коситься на мою одежду. В светлице есть еще отдельная кладовая, а в комнате опочивальни – сундук, на котором, как мне сказали, будет спать служанка. Ох, профсоюза на них нет! Опасливо косясь на меня, экономка быстро ретировалась, пообещав прислать девку в услужение.
Когда она ушла, я устало присаживаюсь на кровать. Крепко сколоченная, но узкая, с украшенными затейливой резьбой изголовником и изножьем. Поверх настила из переплетенных ремней уложен матрас, перина и все это великолепие укрыто цветным расшитым покрывалом. Подушка одна, на вид – перьевая. Осматриваюсь по сторонам: стены расписаны яркими цветами и птицами, в углу два кресла, стол и сундук. На деревянном полу ковер, одну из стен занимает русская печь, которая одним из своих изразцовых боков выходит в светлицу.
Снимаю сапоги, и вытягиваю усталые ноги. Сюр какой-то! Я – в ПА-ЛА-ТАХ. Да еще и княжеских. В древнерусских, мать их, палатах! Мозг отказывается принимать то, что видят глаза. Еще немного и начнется раздвоение сознания: верю-не верю. Даже для программы «Розыгрыш» размах слишком велик. Да и кто я такая, чтобы меня настолько правдоподобно разыгрывать?
Раздается осторожный стук в дверь. В открывшуюся щель просовывается круглолицее лицо. Глаза испуганные, но вздернутый нос и смешливый рот выдают в ней болтушку.
– Заходи.
Девушка протискивается в проем. На вид лет четырнадцать, но вполне сформировавшаяся. Невысокого роста, веснушки, светло-русая коса, сарафан, лапти. Натюрель а ля-рюс.
– Доброго здоровьица, госпожа.
– И тебе. Как звать?
– Смеяна. Но все Смешкой кличут.
– Ярослава. Смешка, мне помыться и перекусить нужно.
– Ой, я сейчас кликну чернавок – воды нанесут. Здешняя печь только растоплена. А съестного сама принесу. Чего желаете?
– Главное, чтоб горячее было. И попить.
– Взвару или сбитня?
– Э… давай на твое усмотрение.
Прислужницы с бадьями горячей воды в руках появляются через несколько минут. Когда ванная наполнена, я со вздохом погружаюсь в нее – вот оно, счастье. Все остальное – потом, сейчас нужно смыть пыль и усталость и вновь почувствовать себя человеком. Я с наслаждением мою голову, намыливаю тело. Релаксирую, пока не начинает остывать вода. Нехотя все же встаю на ноги, начинаю промокать лицо захваченным родным полотенцем. Внезапно раздается изумленное ойканье. Резко опускаю руки и поднимаю глаза: Смешка на пороге с отрезом ткани в руках смотрит на меня как на привидение.
– Что такое?
– Госпожа… у вас там… волос нет!
– Ну и..? – недоумеваю я, вытирая плечи и живот. Надеюсь, здесь за эпиляцию на кострах не жгут?
– А почему? – растерянно шепчет девушка.
– Удалила.
– Как же это? Чем?
– Лазером. Ты чего зашла?
– Я… полотно вытереться принесла. И поснедать ужо на столе. А что есть лазер?
– Э-м… молнии такие, маленькие только.
– Ой, мамочки! Больно наверное?
– Не больно. Главное – навсегда.
Надеваю длинную футболку и свежие трусики. Служанка продолжает смотреть на меня как на экспонат. Не сразу доходит, что дикий интерес вызывает белье. Прикидываю, что, судя по одежде и архитектуре, на дворе примерно параллельный 10-12 век, т.е. трусов тут наверняка не изобрели. И у всех все «дышит». Усмехаюсь и выхожу из купальни. Смешка, как привязанная, семенит за мной, теребя косу. На столе в горнице стоит поднос, на котором миска с чем-то мясным, ломоть хлеба и кружка с горячим.
– Смешенька, присядь. Поговорим, пока я ем, – понимаю, что нужно сразу расставить все точки над «ё».
Девочка неохотно переминается с ноги на ногу, потом осторожно присаживается на край скамьи, блестя любопытными глазами. Мне нужны союзники, а она пока ближняя к телу. И от меня зависит: станет ли она верным союзником или услужливым доносчиком.
– Смеша, я хорошо отношусь к подчиненным. Пока они мне преданы, – отхлебываю горячего взвара.
– Госпожа, я…
– Не перебивай. Все что ты здесь увидишь и услышишь не должно покидать этих стен. Как бы кто не спрашивал.
– Но…
– Прикидывайся дурой, мели ерунду, но ни слова. Ни про меня, ни про мои вещи. Про вещи – отдельный разговор. Я ненавижу, когда их трогают. Поняла?
– А ежели вам одёжу надо будет подготовить? Али постирать?
– Одежду я сложу в сундук. Ты можешь ею заниматься. А вот то, что лежит в этой сумке – киваю на рюкзак, – трогать нельзя. Тем более выносить отсюда.
– Да, госпожа! Но ежели кто их челядинок княгини…
– Скажешь, что я издалека. У нас за то, что без разрешения трогают чужое – отрубают руку.
– Ой!
– И я это сделаю. Со всяким, кто мои вещи тронет.
– Ой, мамочки! – на глаза девочки наворачиваются слезы.
– Тебя – не обижу. Если все будешь в точности выполнять, как я скажу.
– Госпожа Ярослава! – служанка скатывается со стула и со слезами бухается на колени, – я ж никогда…
– Вот и хорошо, что никогда. А сейчас – сядь обратно. И пока я ем, расскажи обстановку в Датском королевстве.
– Где?
– Здесь у вас, у князя. В целом расскажи, что и как.
Смешка оказалась бесценным источником информации. От нее я узнала, что местному князю Велеславу уже тридцать вёсен, он не женат и бездетен. Княжьими хоромами управляет мать князя – Дивляна, у князя есть еще три сестры – незамужние, все при матери. Уж как она не стремится женить сына, а тот отвергает всех материных протеже. Даже слухи начали ходить разные, что у князя зазноба была в юности и он забыть ее не может, али что-то еще пострашнее. Но то говорят шепотом и с оглядкой, ибо князь скор на расправу. Драгомир один из верховных волхвов, очень уважаемый. У князя дружина, над которой стоит его давний друг – воевода Беригор. Есть еще ближние бояре, но они так, советчики, князь решения принимает сам. Суров, но справедлив. Люди под княжьей рукой довольны. Войны сейчас нет, так, мелкие набеги валоров.
Ладно, с внешнеполитическими проблемами чуть позже разберусь, мне бы с внутренней кухней разобраться. Пока выслушивала местную сводку новостей, успела съесть все, что принесла моя информаторша.
Поднимаюсь из-за стола и иду в спальню распаковывать рюкзак. Так. Надо посмотреть все, что у меня есть, так сказать «стартовый капитал». Белье, несколько расшитых рубашек, штанов, двое лосин, суконный камзол, еще одна пара высоких сапог по колено, аптечка, чехол с ножницами и маникюрными принадлежностями, косметичка с расческами и резинками для волос. Это, не считая толстовки и кроссовок. На самом дне завалялась пачка прокладок. Но с моим проблемным, почти отсутствующим циклом – они скорее дань привычке, чем что-то нужное. Лучше бы пачка кофе. Ах да – и купальник, май все-таки. Собиралась я поплавать. Ога, два раза! М-да, в целом – негусто. С таким арсеналом революцию не совершить. Хотя я вроде не собираюсь пока. Сначала нужно осмотреться, понять расстановку сил… Боже, как же нестерпимо хочется моргнуть и проснуться!
Что ж, в первую очередь нужно поговорить с этим Драгомиром, он обещал мне ответы на вопросы. Как, черт возьми, я сюда попала! И как можно вернуться обратно. В мой мир интернета, электричества и кофе. Блин, как же хочется кофе!
Для встречи с Драгомиром одеваю плотные лосины, спортивный топик под длинную, до середины бедра рубашку, поясок и высокие сапоги. Собираю волосы в высокий хвост. Достаю карманное зеркальце и смотрю на свою невеселую физиономию. Румяна бы, конечно, не помешали, но краситься откровенно нет желания. Присаживаюсь в кресло.
– Госпожа, – подает голос Смешка, – а платья и поневы[1 - Понёва – женская шерстяная юбка замужних женщин из нескольких кусков ткани] у вас в дороге потерялись? Али разбойники похитили? Только портки остались?
– Не ношу я платьев. Неудобные они.
– А муж не серчает? Али отец?
– Нет у меня никого. Мать только.
– А кто ж тогда косу отрезал?
– Мне что ли? Сама и отрезала. Так удобнее.
– Ой, как в ваших краях чудно! А муж, чай помер? Тебе же вёсен немало.
– Да что ж ты заладила: муж-муж! Зачем он мне? Сама живу, сама зарабатываю.
– Сама? – всплескивает руками девушка, – да как же ж это?
– Нормально, – говорю я, – многие так живут.
– А детишки как же?
– Для себя можно родить. И самой воспитывать.
– Самой? Без мужа? А люди что скажут? Ох, аж голова кругом, – едва не причитает над моей горемычной долей Смешка.
В соседней комнате слышен стук в дверь. Девушка подскакивает и торопливо бежит в светлицу. Возвращается в комнату через минуту.
– Там служка пришел. Князь тебя к себе требует, госпожа.
– Даже требует? – ухмыляюсь я. Изнутри, конечно, подмывает сказать: а не пойду. Но понимаю, что времена тут простые, могут и голову отрубить за неподчинение. Или какие тут казни в приоритете? Колесование? Виселица? Не-не, пожить еще хочу. Выхожу в светлицу, киваю почтительно склонившемуся слуге и следую за ним. Коридоры, переходы… древнерусский лабиринт. Если сюда враги ворвутся, плутать будут неделю.
Выходим на открытую галерею. Внизу что-то вроде тренировочного поля. Десяток мужиков, разбившись на пары лупастят друг друга мечами. Мне было бы интересно, но мы со слугой торопимся. Тем не менее, я останавливаюсь: мое внимание привлекает детское жалобное поскуливание.
Перевешиваюсь через перила и вижу, как какой-то здоровый бородатый мужик пинает мальчишку лет десяти. Ребенок лежит на земле, свернувшись комочком, пытаясь защититься от нападающего. К тому подскакивает светловолосый кудрявый юноша, пытается остановить, но тот, не глядя, отшвыривает подростка, как щенка. Тут меня просто перемыкает.
– Эй, ты! – ору я (а голос у меня зычный), – совсем охренел, дылда здоровая!
– Ты это мне что ли? – мужик поднимает патлатую голову и злобно сверкает на меня глазенками.
– Тебе, урод! Кто-то еще здесь детей бьет?
– Шла бы ты, куда идешь. Еще не хватало, чтоб баба на меня голосила.
– Бабы вышивают и косы плетут. А я тебе сейчас физиономию расквашу.
– Да ну! Ишь какая дерзкая. Может мужика у тебя давно не было? Так я подсоблю, чтоб не дерзила.
– Подсобилку попридержи. Будешь играться долгими вечерами.
Не в силах удержать подкатывающее к горлу бешенство, я, забыв обо всем, слетаю по лесенке с галереи во двор. Наша перепалка не осталась незамеченной. Вояки перестали сражаться, начали подтягиваться к месту нарастающего конфликта. Извечное человеческое любопытство, что сказать. Обращаю внимание, что несмотря на ширину плеч, многие ниже меня ростом, как минимум на полголовы. А кто и поболее. Потому и смотрят на меня с изумлением. Да здравствует акселерация, ребята! Мой оппонент тоже не может мне смотреть в глаза на равных, и видимо бесится. Собирается целый кружок из зрителей, глаза которых горят предвкушением зрелища. Виданное ли дело – баба мужику, вояке, грозит трепкой.
Туговато у них тут с развлечениями, сейчас исправлю. Стою спокойно, расставив ноги в стойку и нагло улыбаясь. Знаю, что это многих бесит. Не в первой мне в спарринге с мужчиной. А хам нутром чувствует подвох: с чего бы это баба против него на равных вышла и не боится? Вроде и уверен в своих кулаках, но рот и плечо заметно подергиваются. А я краем глаза вижу, как кто-то из прислуги поднимает побитого ребенка и уносит внутрь.
– Госпожа, – шепчет за моей спиной кудрявый паренек, что пытался мелкого защитить – давай я выйду. Пусть лучше он меня побьет.
Чуть поворачиваю голову, благодарно улыбаюсь благородному мальчишке.
– Не стоит.
Именно в этот момент раззадоренный насмешливыми выкриками из толпы, бородач бросается вперед. Я не выпускала его из поля зрения, понимая, что противник подлый, раз бил беззащитного ребенка. Он азартно размахивается, видимо собираясь выбить из меня дух своим кулачищем. Подныриваю под его руку, уходя от удара, одновременно отработанным движением перехватываю его плечо, ставлю подножку и завожу его руку за спину на болевой. Словно подкошенный, мужик шмякается на землю. Раздается слаженный мужской вздох. Да, это хардкор, ребята. А вы что думали: я с визгом буду глаза выцарапывать?
Опираюсь коленом на спину, выворачиваю повыше руку, чтобы почувствовал, кто хозяин положения. Тот яростно мычит, но боль в суставе слишком острая. Надавливаю на шею, чтобы хам получил весь спектр эмоций.
– Запомни, урод: детей быть нельзя. И женщин тоже. Запомнил?
– Сука! Да! – ревет озверевший от боли мужик.
– Молодец. Хамить незнакомым людям тоже нельзя. Могут и покалечить. Понял?
– Что здесь происходит? – раздается низкое рычание.
Поднимаю голову и вижу, как сквозь толпу к нам пробирается высокий светловолосый воин. Густая грива выгоревших до белизны русо-пепельных волос по плечам придают ему вид сердитого льва. Светлые, холодные, как льдинки, глаза гневно сверкают на загорелом мужественном лице, крылья ровного носа гневно раздуваются. Интересное лицо, сила в нем чувствуется. В отличие от других вояк в домотканых рубахах – этот одет в кольчугу, высокие сапоги заляпаны засохшей грязью. Перед ним расступаются, он высится как могучий дуб среди молодого березняка. Но если хотел ошарашить меня грозно сдвинутыми бровями – то просчитался.
– Твой вояка? – спрашиваю, заставляя лежачего замычать от боли.
– Ну?
– Манерам поучи. Чтоб не хамил людям.
– Ты кто такая?
Вместо ответа отпускаю лежачего и встаю во весь рост напротив нового собеседника. Этот повыше меня, под метр девяносто, если не выше. Широченные плечи скрыты кольчугой, но видимо никаких неудобств от ношения этой тяжести он не испытывает. Но вот что он испытывает – так это удивление. Так как смотрит на меня как на диковинный музейный экспонат. Но недолго я ему позволяю глазеть. Мой новый визави, видимо, тоже ни терпением, ни манерами не отличается. Нагло смотрю на него, не опускаю глаз. Высокомерия и у меня хватает, малыш.
– Там, откуда я родом, мужчина сначала здоровается. Потом представляется. А иначе и его могут поучить манерам.
– Чего?! – рычит незнакомец, яростно сверкая глазами, – да я тебя…
– Один уже грозился, – ухмыляюсь уголком губ.
Рука воина инстинктивно ложится на рукоять меча. Да ладно? Ты серьезно собрался на меня бросаться с оружием? Приподнимаю насмешливо бровь.
– Охолони, Беригор! Это гостья моя, – раздается голос сверху.
