Ожидая прибытия спасательного вездехода, я пристально следил за показаниями моего скафандра. Время тянулось медленно, словно каждая минута превращалась в вечность. Осознание собственной уязвимости и ограниченности окружало меня, напоминая о непредсказуемости и хрупкости нашей жизни.
Вдруг в тумане снежной завесы, промелькнули сигнальные огни автоматического вездехода. Мое сердце застучало снова с надеждой. Я выскочил наружу, махая плазменным огоньком в его сторону. Свет от фар ослепил меня на мгновение, но я не мог оторвать глаз от приближающейся фигуры.
Вездеход, лишенный пилота, двигался с изяществом и точностью. Элегантные контуры металлической оболочки словно излучали неоспоримое превосходство технического прогресса над силами природы. Колеса, оборудованные прочными протекторами, безупречно скользили по поверхности, покрытой тонким слоем льда. Изогнутая форма кузова придавала вездеходу аэродинамичность, делая его идеальным для плавного скольжения по неизведанным мирам.
Наконец машина добралась до меня и остановилась на месте. Я подошел ближе, и её дверь плавно открылась, приглашая меня внутрь. Там было просторно. Сидения были обтянуты мягкой, но прочной обивкой, придававшей ощущение комфорта. Консоль управления блестела россыпью ярких кнопок и дисплеев, которые сверкали в полутьме словно звезды во мраке ночного неба.
Я уверенно забрался в кресло водителя. Дверь за мной закрылась, и вездеход отправился в путь.
Тени прошлого
На станции меня встретил профессор Сосновский, выдающийся ученый, известный своими исследованиями космических явлений и планетарной геологии. Когда я увидел его, вся сила покинула меня, и я чувствовал себя полностью истощенным. Он был высоким мужчиной с седыми волосами, глубокими глазами и строгим выражением лица. В его голосе слышалась нотка тревоги и облегчения, когда он сказал:
– Рад видеть вас живым, Буран-5. Мы беспокоились о вашей судьбе. Как вы себя чувствуете?
Я попытался улыбнуться, но усталость и стресс превратили это в слабую гримасу. Отпустив глубокий вздох, я ответил:
– Профессор, я чувствую себя как сыр под прессом. Этот рейс запомнится мне надолго.
Мои губы с трудом дрогнули, когда я начал рассказывать о крушении и последующей утечке радиации на корабле. Профессор молча слушал, его брови хмурились в озабоченности, а я видел, что его глаза наполнились состраданием и пониманием. Когда я закончил свой рассказ, он вздохнул глубоко и сказал:
– Это серьезная ситуация, но вы приняли правильное решение, покинув корабль. Пройдемте, вам нужно отдохнуть.
– Почему так долго не было связи?
– Передающая антенна вышла из строя. Мы слышали вас, но не могли отправить ответ. К счастью, Сухов смог наладить аварийный канал, это дало нам несколько секунд эфира.
Сосновский проводил меня в отдельную комнату, где я мог отдохнуть и восстановиться после напряженного дня. Перед уходом он добавил:
– Мы проведем расследование причин аварии и постараемся найти выход из ситуации. Отдохните, а мы позаботимся о вашей «птичке».
Створки дверей, шикнув, закрылись, и я остался один. Жилая комната на станции представляла собой уютное и функциональное пространство, созданное для отдыха и комфорта. Оно было небольшим, но хорошо продуманным, от чего не ощущалось сильно тесным.
Стены были покрыты светло-серым облицовочным материалом, который придавал помещению современный и чистый вид. Мягкое освещение было идеально распределено по всему объему, создавая приятную атмосферу релаксации. Несколько встроенных светодиодных ламп излучали мягкий, но достаточный свет, чтобы можно было читать или заниматься другими делами.
В центре комнаты находилась удобная кровать с мягким матрасом и качественным постельным бельем. Прилегающая к ней тумбочка с ящиками предлагала удобное место для хранения личных вещей. Напротив стоял небольшой комод с зеркалом.
В углу комнаты находился компактный рабочий стол с удобным стулом, предоставлявшим пространство для работы и досуга. На столе располагался терминал для связи с центральным компьютером станции. Рядом с ним покоился старенький органайзер для хранения канцелярских принадлежностей.
Окно в комнате было небольшим, но достаточным для проникновения света извне. Правда, смотреть в него мне совсем не хотелось. Пейзаж за окном был настолько тоскливым, что у меня сразу появилось желание отгородиться от него занавеской. В этот момент я проникся сочувствием к экипажу Авроры.
Весь этот ледяной ад здесь, на проклятой планете… И все, что тебя от него отделяет – это несколько сантиметров полиматериалов. Каково это – быть постоянно запертым в металлической клетушке, где каждый день сливается с предыдущим и каждый звук, каждый шаг, каждый вздох отдается равнодушным эхом?
В подобных местах, в сотнях световых лет от ближайшей человеческой колонии, мы тонем в собственных бесплодных мыслях. Мы исследуем планетарные явления, геологию безжизненных камней, мы дробим атомы знаний и рассекаем их на миллионы безмолвных частичек. Но к чему все это? Что мы ищем в этих затерянных галактических просторах?
Мы почти лишены солнечных лучей, которые бодрят и пробуждают жизнь. Здесь нет зеленых полей, нет свежего воздуха, нет шума городских улиц. Вместо этого мы смотрим на электронные экраны, на числа и графики, на бесконечные потоки данных, которые лишь напоминают нам о нашей оторванности от мира.
Все наши эмоции, все наши страсти, все наши мечты, – все они сжаты в этом ограниченном пространстве. Мы живем в тесноте как соленья в банке, и каждая наша мысль, каждое наше движение сжимается и исчезает без следа. И вместе с ними исчезает и наше человеческое бытие, исчезает то, что делает нас живыми.
И все это для чего? Ради чего мы здесь? Ради науки? Ради открытий? Но что значит наука, когда она оторвана от жизни, когда она становится лишь пленницей, запертой в металлических коридорах и холодных лабораториях? Что значит открытие, когда о нем никто не услышит, не увидит, не ощутит? Каков смысл, если мы сами себя окружили тишиной и пустотой?
И все же мы продолжаем здесь существовать, мы продолжаем жить этой иллюзией научного прогресса, этой нереальной экспедицией в никуда. Мы смирились со своей участью, с этим заточением на краю галактики. Мы смирились с тишиной, с одиночеством, с пустотой. Мы смирились с тем, что стали просто мертвыми звездами, свет которых уже давно погас, но тени их продолжают блуждать в бескрайнем космосе.
А может быть, именно здесь, в этой затерянной точке пространства, в этой тишине и пустоте, заключается настоящая суть всего? Может быть, здесь, вдали от шума и суеты, мы находим истину, которую потеряли в гуще жизни? Возможно, в этом отчужденном уголке мы можем найти ответы, которые так долго искали?
Я не знаю… Я уже не знаю, во что верить, что искать, чего ждать. Я просто стал невольной частью этого бесконечного цикла.
Сев на кровать, я ощутил сильную усталость и не заметил, как мое сознание медленно погрузилось в мир сновидений. То, что последовало дальше, было настолько странно и необычно, что это сложно описать словами, но я постараюсь передать это чувство.
Я обнаружил себя окруженным пустотой и темнотой. Никаких звуков, никакого движения, только безмолвная ночь. Сердце мое забилось сильнее, а воздух вокруг показался плотным и непроницаемым. Я был один в этой мрачной обители, лишенной даже самого малейшего сияния.
И тогда словно из ниоткуда передо мной возникла размытая человеческая фигура. Ее очертания были расплывчатыми, а контуры исчезали в голубовато-золотом свечении, которое окружало ее.
Сияние плавно начало проникать сквозь темноту, раскрывая передо мной все более отчетливые контуры фигуры. Я пытался сосредоточиться на ее облике, но она все еще оставалась загадкой, словно существо из моих самых запутанных снов. Голос из глубины сознания настойчиво шептал, что мне обязательно нужно к этому незнакомцу. Я не знал, зачем, но мне нужно было коснуться его.
Медленно и осторожно существо начало приближаться ко мне. Ощущение его присутствия было настолько интенсивным, что казалось, будто оно находится прямо передо мной, хотя между нами все еще была некая непреодолимая грань. Я пытался достучаться до него, пытался задать вопросы, но мои слова пропадали в безмолвии этой загадочной сущности.
Темное пространство наполнилось непонятными звуками и таинственным шепотом, словно миллионы голосов проникали в мои уши. Я смутно различал отдельные фразы, но их значение ускользало от меня. Все, что я мог почувствовать, это невероятная энергия, которая исходила от этого существа, словно она заряжала каждую клетку моего тела.
Однако с каждой секундой оно все больше растворялось в свечении, и мое сознание, словно туман, начало рассеиваться в бесконечности. Перед глазами возник образ моей земной квартиры. Ощущения были настолько реальными, что я начал сомневаться, что это сон. Я видел каждую деталь, словно она ожила передо мной. Стены, мебель, даже запах дома проник в мои ноздри.
Я смотрел на уютную гостиную с мягкими креслами и диваном, где мы проводили столько вечеров вместе. Рядом стоял столик, уставленный фотографиями, на которых были запечатлены счастливые моменты нашей жизни. Я вспомнил те чудесные вечера, когда мы готовили вместе в нашей просторной кухне, смеялись и наслаждались компанией друг друга.
Мое внимание переключилось на спальню, где находилась наша уютная кровать с мягкими подушками и пушистым одеялом. Я вспомнил, как лежали рядом, обнимаясь. Я слышал звуки ритмичного дыхания, которые успокаивали меня после долгих и трудных дней. Каждая комната была окутана атмосферой любви и заботы. Я закрыл глаза, стремясь оживить в памяти образ Лиды. Внезапно из гостиной раздался знакомый женский голос, проникавший сквозь пространство и время.
– Рома, куда ты положил фен? – прозвучали ее слова. Мое сердце застучало сильнее. Это была она, Лида! Невероятно, но правдиво. Я не мог поверить своим ушам. Слова ее проникли в самое моё существо, вызывая воспоминания и чувства, которые я так хотел бы забыть.
Я мчался в гостиную, подгоняемый мощным потоком эмоций. И вот она, Лида, стояла там, собирая чемодан. Мой мир остановился на мгновение. Я не решался подойти к ней, словно боясь, что любовь и нежность, которые я ощущал, растают как утренний туман.
Я стоял и наблюдал, не произнося ни слова. В этот миг я видел себя со стороны как некий наблюдатель, смутно осознавал, что это прошлое, наши общие воспоминания. Другой я подошел к Лиде с феном, который она искала, в руках и она, благодарная за заботу, поцеловала его.
Все встало на свои места. Передо мной развернулась точная реплика тех моментов, когда мы готовились отправиться в незабываемое путешествие к кольцам Сатурна. Я снова видел наши чемоданы, расставленные по порядку, смеющиеся лица, ощущал запах свежего воздуха и жажду приключений, наполнявшую наши сердца.
Мы тщательно выбирали одежду, складывали необходимые вещи, обсуждали маршрут и возможности, которые нам откроются. Это момент сиял радостью и неуемным волнением. Каждая деталь воссозданной сцены воскрешала во мне тепло, которые я испытывал в то время. Однако внезапно видение изменилось, и все пошло совсем не так, как я помнил.
Как будто невидимая сила потянула его в другую реальность, где уже не было места для тех прекрасных чувств, которые когда-то оживали.
Каждая деталь воспоминания начала искажаться, размазываться и терять свои очертания, словно это были фигуры на картинах. Радость превратилась в тревогу, предвкушение – в беспокойство, а неуемное волнение – в непонятную тревожность.
Мои воспоминания, смешиваясь искаженными красками и неясными контурами, стали переплетаться с непонятными образами. Я пытался удержать эту сцену в своем сознании, но она ускользала от меня, становясь все более и более неуловимой.
В гостиной, где раньше были смеющиеся лица и живые чувства, теперь царил холод. Серый свет придавал окружающему пространству мрачный оттенок, словно предвещая нечто нехорошее.
– Ты не понимаешь, Лида! – воскликнул другой я. – Это не моя вина. Я не могу контролировать здоровье других пилотов. Дорончук был не готов к полету, я говорил это им тысячу раз. Тем более, даже в идеальных условиях он бы не смог осилить этот маршрут.
Она смотрела на меня с яростью в глазах, словно каждое моё слово усиливало её гнев. Я видел, как она сжимает кулаки, стремясь сдержать кипящие в ней эмоции.
– Так что, ты считаешь себя лучше всех? – прорычала она. – Ты просто решил, что нужно принимать решения за нас? Без нашего согласия?
Я почувствовал, как гнев поднимается во мне и не мог допустить, чтобы она принижала мои усилия или сомневалась в моих намерениях.
– Нет, Лида, это не так! – возразил я, стараясь сохранить спокойствие. – Я делаю всё возможное, чтобы обеспечить наше благополучие. Я не говорю, что я лучше всех, но я ответственный пилот, который думает о жизнях людей.
Она сделала шаг ближе ко мне, пристально глядя в мои глаза.
– Но это не оправдывает твоего решения! – вскричала она. – Ты не учитываешь, что это была наша мечта, наше общее желание! Ты просто бросил это, как будто оно ничего не значило.
Горечь пронзила моё сердце. Я знал, что она права. Я разочаровал её, разрушил наши планы и возможности. Но я не мог сказать ей, что всё это было ради нашей безопасности.
– Я понимаю, Лида, и мне жаль, что всё так вышло. Но я сделал то, что считал нужным, и не могу отменить своё решение.
Тишина окутала нас, словно предвещая наступление бури. Я видел в её глазах скорбь и обиду.
– Может быть, ты просто устал? – проговорила она тихим голосом. – Может быть, я тебе надоела, и ты пытаешься убежать от меня на свою работу?
Эти слова поразили меня как удар молнии. Они задели самое чувствительное место в моей душе. Я не знал, как отвечать. Мы оба запутались в страхах и ожиданиях, и это разрывало нашу связь.
– Солнышко, не в этом дело… – прошептал я, но мои слова затихли, не доходя до неё.
Она отвернулась от другого меня, и я увидел, как слёзы стекают по её щекам. Меня переполнили боль и разочарование. Я не хотел этой ссоры, но теперь она была неотвратима.
– Нет, все было не так. – проговорил я с дрожью в голосе. – Все было совсем не так. Это неправда!
Мои слова стихли в пустоте. Лида и другой я оставались неподвижными, не реагируя на мои крики. Я попытался подбежать к Лиде, чтобы донести до неё правду о нашем курортном полете к кольцам Сатурна, о том, как мы ощущали там величие Вселенной и нашу безграничную любовь, но ноги словно приклеились к полу. Разделённый между прошлым и настоящим, я отчаянно тянулся вперёд, стараясь пробиться сквозь невидимую стену.
Лида повернулась ко мне, её глаза выражали печаль и непонимание. Я видел, как она отдаляется, как каждая секунда уносит её дальше от меня. Моё сердце сжималось в муках, а мои крики затихали в безмолвии.
– Лида! – крикнул я ещё раз, силой воли преодолевая невидимое препятствие. – Поверь мне, это было настоящее! Мы были там, мы были счастливы!
Она остановилась на мгновение, словно услышав мой призыв. Взгляд её пронзил меня до самой души. Но затем она медленно отвернулась и продолжила свой путь, оставив меня в пустоте и одиночестве.
Открыв глаза, я осознал, что нахожусь в тесной комнате, окутанной зловещей тишиной. Все вокруг меня казалось искаженным и жутким. Место, которое раньше казалось уютным и безопасным, теперь стало мрачным и тревожным. Стены словно под влиянием непостижимых сил покрылись наледью, отражавшей бледное светлое пятно единственной лампы.
Холодный ужас охватил меня, когда я взглянул на свои руки. На них застыл иней, словно мою плоть окутала пелена смерти. Тонкая корка льда блестела на моей коже, создавая мерзкое колючее ощущение.
Мой дыхание было видимо в холодном воздухе, плотно обволакивавшем эту проклятую комнату. Я почувствовал себя запертым в стылой темноте, лишенным связи с внешним миром. Ледяные пальцы страха скользили по спине, заставляя содрогаться и ощущать безысходность моего положения.
Внезапно воздух в комнате стал гуще, словно в нем нарастала пелена зловещей энергии. Мне показалось, что тени скользят по стенам, приобретая формы неопределенных существ. Звуки неведомого происхождения заставляли сердце колотиться в ужасе. Я ощущал, как невидимые взоры пронзали меня из темноты и будто стремились разглядеть мою душу.
Задеревенелыми пальцами я попытался открыть дверь, но створки не поддавались. Они оказались запертыми или из заклинило от мороза. Сердце забилось быстрее, и я ощутил панику, которая начинала охватывать меня.
Я стал сильнее толкать дверь, прикладывая все свои силы, но она оставалась неподвижной, как будто кто-то намеренно не позволял мне выбраться из этой ледяной ловушки. Отчаяние охватило меня.
Я опустился на колени, чувствуя, как холод пробирает до костей. Мое дыхание стало тяжелым и прерывистым, а мысли запутались в море сомнений и страхов.
Но я не мог просто сдаться. Я отказывался принять, что эта комната станет моим последним пристанищем. Мне нужно было найти способ выбраться отсюда, освободиться от оков холода и безысходности.
Мое внимание привлекла маленькая щель в одном из углов. Я приблизился к ней и осмотрел ее внимательно. Возможно, это был мой выход, моя надежда на спасение.
Собрав все свои силы и сосредоточившись, я протянул руку через щель и ощутил ледяное прикосновение воздуха. Она с трудом пролезла через узкое отверстие, и я ощутил легкое дуновение свободы.
С упорством и решимостью я продолжал продвигаться сквозь эту тесную щель, игнорируя боль и холод, которые стали еще сильнее. Наконец, мои плечи и голова проскользнули сквозь края, и я оказался на другой стороне.
Я стоял в коридоре станции, взгляд застыл на открытой двери в мою комнату. Комната выглядела так же, как и всегда: стены, мебель, ничего необычного. Но что-то было не так. Что произошло? Может быть, я сошел с ума? Может, все это лишь иллюзия, порождение моего измученного разума? Я начал сомневаться в своем восприятии, в своей способности отличить реальность от иллюзии.
Пока я осматривал комнату, вдруг ощутил прикосновение на своем плече. Сердце мое с замерло в груди, и я резко обернулся, встретившись с напряженным взглядом экзобиолога Лаптева. Всем своим видом этот пожилой мужчина демонстрировал обеспокоенность, которая отражалась в его глазах словно тлеющий огонь, не желающий угаснуть.
Лаптев был высоким и худощавым, с волосами, поседевшими от непростых научных исследований. Его тонкая фигура выражала сильную сосредоточенность, а высокий лоб, испещренный морщинами, свидетельствовал о многолетнем опыте и глубоком погружении в научные тайны.
Усталость и беспокойство отразились на его лице, которое было обрамлено короткой бородкой, уже седеющей словно от долгих часов, проведенных в лаборатории. Под его глазами от изнурения залегли темные круги, и в то же время там присутствовала неутолимая жажда знаний и желание раскрыть тайны этой богом забытой станции.
Когда наши взгляды пересеклись, я уловил нотку тревоги в его глазах.
– Все порядке? – спросил он с волнением в голосе, явно чувствуя напряжение, которое охватило меня.
Я на мгновение задержался с ответом, взвешивая свои слова. Я не мог сказать ему всю правду о том, что происходило в моей комнате. Боясь, что меня могут принять за сумасшедшего, я решил оставить подробности при себе.
– Не уверен, – прошептал я, стараясь звучать спокойно, но все еще ощущая внутреннюю тревогу.
Лаптев кивнул, понимающе смотря на меня.
– После такого стресса как авария ничего удивительного, что вы чувствуете себя немного взвинченным, особенно, на чужой планете. – сказал он, пытаясь успокоить меня.
Он предложил пройти в его кабинет на чашку горячего кофе.
– Может, легкая беседа и немного теплого напитка помогут вам расслабиться и привести мысли в порядок? – добавил он.
– Да, думаю, не помешает, – ответил я.
Рабочий кабинет Лаптева был обставлен сдержанно и скромно. Непритязательная мебель, состаренная деревянная тумба, на которой располагались стопки пыльных документов и записная книжка с загнутыми уголками. Над столом висела гибкая лампа со старомодным абажуром, излучавшая теплый желтоватый свет, который создавал атмосферу спокойствия и сосредоточенности.
На полках стояли книги, уставшие от многолетнего использования. Изрядно поблекшие переплеты говорили о том, что они были частыми спутниками Лаптева в его исследовательских экспедициях. Здесь и там можно было увидеть термические колбы с образцами льда и фотографии, запечатлевшие важные моменты в его научной карьере.
Несмотря на скромность обстановки в кабинете царила атмосфера уюта и уединения. Здесь Лаптев проводил часы, погружаясь в свои мысли, анализируя данные и строя свои гипотезы. Это было его личное пространство, где он мог свободно размышлять и исследовать, несмотря на скромность его внешнего вида.
Лаптев налил две чашки горячего кофе и пригласил меня присесть в удобное кресло. Я благодарно принял его предложение. Утопая в мягкой обивке, я прижал чашку к губам, чтобы почувствовать тепло и аромат напитка.
– Астрокофе? – поинтересовался я.
– Да. К сожалению, ничего лучше нам не завозят, но на безрыбье и осьминог рыба. Признаться честно, я давно не пил добротного кофе, – ответил Лаптев с некоторой грустью в голосе.
– Понимаю вас, я тоже, – ответил я, и в воздухе повисло неловкое молчание.
– Как я понимаю, вы экзобиолог, – сказал я, пытаясь снять напряжение.
