Садовый вишнь
Мария Фомальгаут
А вы знаете, что наша вселенная – всего лишь клетка на шахматной доске? А где же сама доска? А куда подевалось ваше прошлое, и почему у вас чужое будущее? И почему чашка ничего не говорит? И почему велосипеду пришлось изобретать велосипед? И почему осень стала бессмертной… или не стала? А вы знаете, какое вы число… или не знаете?Ничего, мы это узнаем… Кстати, не желаете стать стрелкой для лунных часов?
Садовый вишнь
Мария Фомальгаут
Иллюстратор Мария Фомальгаут
© Мария Фомальгаут, 2023
© Мария Фомальгаут, иллюстрации, 2023
ISBN 978-5-0060-6424-9
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Тридцать первое ноября висовисокосного года
…Осень вздохнула и оглянулась – вздох получился какой-то тяжелый, ну еще бы, осень была уже не молодая, если не сказать больше, её ноябрь уже подходил к концу. Осень еще раз посмотрела на календарь – он показывал вечер тридцатого ноября, уже начал порхать мелкий снежок, готовый перейти в такую же мелкую метель, даже не метель – метельку, метелюшку, метеленка.
Осень накрыла на стол, заварила красно-багровый октябрь, нарезала на тарелке солнечные сентябрьские дни, вынула из духовки запеченные ноябрьские утра, когда так приятно посидеть дома. Сегодня будут гости, сказала себе осень, сегодня все будут провожать её на пен… нет, конечно, не на пенсию, но осени было приятнее думать, что на пенсию, так спокойнее, так не так тревожно, не так страшно, вообще, что тут страшного…
Осени подарили кофейный сервиз, и кадиллак, и шикарный особняк с тремя спальнями, – и не потому, что купались в деньгах, а потому, что осень завтра все равно исчезнет, так пусть на один вечер у неё всё это будет. Поднимали тосты, желали здоровья и долго… стоп, какого долголетия, завтра же осени уже не станет. Благодарили осень, кто за что, кто-то встретил настоящую любовь, кто-то воплотил мечту, которая казалась нереальной, кто-то перевернул свою жизнь на сто восемьдесят градусов, у кого-то ничего не получилось, а то и вовсе случилось что-нибудь страшное – осень извинялась, кто-то смущенно мотал головой, ну что вы, вы тут не при чем, это я сам виноват… или вообще никто…
Осень вдохнула свой собственный холодок: ей хотелось поговорить с другими осенями о том, как бывает, когда последний день, что в таких случаях делать, о чем думать, что говорить. Но других осеней не было, никого не было, да откуда бы им было взяться, другим осеням…
Осень вспоминала себя, как она была еще легкомысленным сентябрем, прыгала по теплым солнечным денькам, как она была юным октябрем, кружилась в вихре багряных листьев, как была уставшим почтенным ноябрем, гуляла по опустевшим аллеям, подернутым жухлой листвой. В сентябре осень еще не понимала, что она хочет делать, чем будет заниматься, и в октябре тоже, и в ноябре, и… и все, и все как-то пролетело слишком быстро, вроде бы сделала все, что хотела, и вроде бы все прошло, как надо, и все равно чувство такое, что что-то не то…
Осени снова неимоверно захотелось поговорить с другими осенями, постоять на балконе в тумане самой себя, услышать от кого-то, что у неё не хуже, чем у других, или даже лучше, или пусть даже хуже, но получилось хоть что-то, хоть как-то – нет, ничего, говорить было не с кем, в году бывает только одна осень, одна-одинешенька… Осень даже позавидовала зиме, их-то в году бывает две, хотя им тоже не удается поговорить, они не встречаются…
Осень подняла голову – последний день надо было встречать с поднятой головой – поблагодарила гостей, за все, за все, спасибо, что пришли, особенно школьники, уж кто-кто, а они-то не любят осень, а ведь пришли, осень извинилась перед ними за первое сентября, зажгла для них тыквенные фонарики на Самайн, насыпала им горсти конфет…
Гости разошлись, разлетелись, разбежались, хлопая крыльями, – осень осталась одна, оглядела шикарный особняк, поднялась по винтовой лестнице в огромную спальню с зеркалом на потолке, устроилась на широченной постели. Осень боялась, что не уснет в эту ночь, будет тревожно смотреть на часы, когда стрелки коснутся полуночи – что-то тогда произойдет? К своему немалому удивлению, осень довольно быстро уснула, даже не поняла, как именно.
…когда осень открыла глаза, в окно бил яркий белый свет. Так вот она, смерть, подумала осень, вот оно как бывает, оказывается, есть что-то после того, как все кончится…
Осень закуталась в халатик и подошла к окну – восторженно ахнула: весь мир был белым-белым, до самого горизонта, которого больше не было. Осень посмотрела на восхитительный контраст черных деревьев и белого… и догадалась, что видит снег…
…снег…
Но почему же она в таком случае все еще живая?
– Доброе… утро…
Кто-то смущенно кашлянул за спиной, осень так и подскочила – изумленно посмотрела на вошедшего с подносом, на котором дымились две чашки кофе.
– Вы… вы… – осень не выдержала, – вы кто?
– Я ваш день.
– Вы… но все мои дни уже кончились…
– Но я-то еще есть!
– Вы… да кто вы?
– Тридцать первое ноября.
– Но такого не бывает!
– Ну как не бывает, я же есть!
– Вы… но вас… не должно быть!
– Ну как не должно, когда я есть!
Окончательно сбитая с толку осень покорно взяла чашку с кофе, уселась на кресло у кровати.
– Приготовить вам завтрак?
– А… да… нет… да… пожалуй…
– …и все-таки…
Осень уронила вилку, взметнулась, бросилась перебирать календари, наконец, кинула их пеструю охапку в лицо тридцать первому числу:
– Посмотрите… посмотрите сами… да вы на календари посмотрите, где вы здесь видите тридцать первое число? Все кончается тридцатым… Кто вы? Откуда?
– Я… ну уважаемая осень, почему не может быть какого-нибудь висовисокосного года, в котором будет тридцать первое число?
– Да потому, что таких годов не было, и нет! А вы…
Осень не успела договорить, когда внизу щелкнул замок. Это было тем более странно, что дом принадлежал осени, и ключи от него были… да у кого угодно они могли быть, потому что осень кончилась, и дом был уже не её…
Осень заметалась по комнате в поисках одежды, наконец, махнула рукой, спустилась по лестнице в халате, – в лицо ей ударил запах мандаринов, имбирных пряников и хвои, и еще чего-то неуловимо-праздничного. Осень посмотрела на вошедшую зиму, которую вел под руку первый день декабря…
– Э-э-э… Здрассьте, – зима оторопело уставилась на осень, дохнула холодом, – вы…
– Да я как-то… это все он… – осень смущенно покосилась на тридцать первое ноября.
– Это еще кто?
– Тридцать первое…
– Уважаемая осень, вы что-то попутали, такого числа не бывает!
– Вот и я тоже говорю, что не бывает, а он не слушает!
– В таком случае… – зима грозно надвинулась на тридцать первое число, обдавая его холодом, – не изволите ли объясниться?
– Сейчас… сейчас… сию минуту… я все объясню… я…
– …значит, есть миры, где существует тридцать первое ноября? – спросила осень.
– Верно.
– И вы решили…
– Вы понимаете, я не хотел умирать, – признался день.
– …и поэтому пришли сюда…
– Верно…
Это «верно» прозвучало как-то странно, в нем послышались настороженные нотки, которые никому не понравились.
– И сколько миров вы уже так миновали? – спросила зима.
– Э-э-э… гхм…
– Не помните?
– Правда… не помню…
– Ну, хотя бы примерно? Неделю? Месяц? Год?
Тридцать первое число покраснело до кончиков ушей.
– Боюсь… счет идет на тысячи лет…
– Вы, наверное, видели немало миров? – спросила осень.
– Да… немало… даже кое-какие технологии оттуда могу подсказать, только пока не знаю, что у вас есть, чего нет…
Осень заторопилась, захлопотала, – наконец-то ей нашлось дело, надо было столько всего узнать…
– …Скажите, – осторожно начала осень, – а вы были в мирах, где… где нет осени?
– Не был, ведь как бы я туда попал? Если нет осени, то откуда возьмется её последний день?
– Но вообще… где-то есть миры, где нет осени?
– Я думаю, да. И немало.
– Уважаемый день… а вы не думали, что однажды кончатся все миры без тридцать первого числа, и вам, так сказать, некуда будет вклиниться?
– Знаете, я думал об этом… хочется верить, что число миров бесконечно, но все-таки… Иногда мне кажется, что они могут и кончиться…
– И что вы будете делать тогда?
