– Потому что Усадьбу волхва охраняют дикие вороны, которые набрасываются на всякого, кто приближается к ней.
Георгий кивнул на груду железа в центре площади, возле которой остановился автобус.
– Видите? Вот это все, что осталось от вертолета, который пролетал над Усадьбой волхва. Тогда на него напала стая взбесившихся ворон.
Женщина недоверчиво улыбнулась.
– Вороны? Напали на вертолет? И заклевали его до смерти?! Да вы шутите, Георгий!
– Вы мне не верите? – возмутился мужчина. – И напрасно. Спасаясь от погони, вертолет едва дотянул до Куличков и рухнул на площадь. На это самое место, где вы сейчас видите его останки.
Голос его был настолько убедителен, что женщина невольно начала верить. Но она все еще сомневалась.
– А что случилось с пилотом? Он уцелел в этой аварии?
– Тогда он выжил, но ненадолго, – сокрушенно покачал головой Георгий. – Вскоре его задрал медведь в лесу. И спросите любого местного жителя, он подтвердит мои слова – медведя-людоеда натравил на него хозяин Усадьбы волхва. Ведь он – жрец Велеса, а этот языческий бог обладает властью над дикими зверями. Так что вороны – это только цветочки, поверьте мне. Поэому держитесь подальше и от Усадьбы волхва и от ее хозяина.
Неожиданно молодая женщина рассмеялась.
– Я поняла – вы меня разыгрываете, Георгий! – сказала она и погрозила мужчине пальчиком. – Нехорошо быть таким ревнивым!
Георгий хмуро глянул на нее, но не стал разубеждать.
– Я вас предупредил, – буркнул он. – Не поверили – пеняйте на себя.
Он запрыгнул в автобус и, забыв попрощаться, уехал. Молодая женщина осталась одна. Достав пачку сигарет, она снова закурила. Часто поднося к губам длинную тонкую сигарету, что выдавало ее смятенные чувства, она какое-то время созерцала останки вертолета. Женщина словно пыталась понять, что в рассказе Георгия было правдой, а что выдумкой. И только когда сигарета начала обжигать ее пальцы, она, так и не придя ни к какому решению, растерянно оглянулась вокруг, будто надеясь увидеть кого-то, кто рассеет ее сомнения. Но увидела лишь строения, в которых располагались поселковая администрация, почта, школа, универсальный магазин и что-то еще. Потемневшие от времени бревенчатые дома обступали площадь, их окна, покрытые пылью, напоминали глаза с бельмами, смотревшие на нее настороженно и угрожающе. Только православный храм, сияющий позолоченным крестом на куполообразной маковке, выглядел приветливо и радушно, словно оазис в пустыне, обещающий усталому путнику прибежище и отдых. А еще возле храма стоял человек в длиннополой рясе, и он был единственным живым существом, которого она встретила в Куличках со времени своего прибытия, если не считать водителя автобуса. Увидев его, молодая женщина почувствовала облегчение. Подхватив чемодан и клетку с голубями, она направилась к церкви.
Глава 4. Знакомство с юным звонарем
Чем ближе подходила незнакомка к юноше в рясе, тем более сильную степень изумления выражало его глуповатое лицо. Когда женщина подошла и остановилась на расстоянии вытянутой руки, то сам древнегреческий бог глупости Коалемос не рискнул бы соперничать с юным отроком, настолько тот выглядел растерянным и ошеломленным. Если бы он мог, то мышью шмыгнул бы в дверь храма, чтобы избежать этой встречи, но, на беду юноши, та была плотно притворена, а ноги отказались ему служить.
– Привет, добрый молодец, – обратилась к нему с улыбкой молодая женщина. – Меня зовут Ирина Владимировна. Ох, прости, школьная привычка! Можешь называть меня Ириной. А как твое имя?
– Во…лодимер, – с запинкой произнес юноша. Язык, как и ноги, предал его, однако он все же нашел в себе силы с гордостью сообщить: – Назван так был в честь Владимира Мономаха, благоверного князя в Соборе всех святых, в земле Русской просиявших.
По всей видимости, юноша выучил эту фразу наизусть и говорил ее всем новым знакомым, потому что он ни разу не сбился, а выпалил одним духом. После чего облегченно вздохнул, будто выполнил тяжелую работу.
– Вот и славно, – рассмеялась женщина. – Будем знакомы!
Она протянула свою руку, но та повисла в пустоте. Взволнованный Владимир вместо рукопожатия осенил себя крестным знамением.
– Как ты уже понял, я школьная учительница, – сказала Ирина. – А ты? Судя по твоей рясе…
– Звонарь я, – пробормотал отрок. И, внезапно приосанившись, снова выдал заученное: – При церкви святых мучеников Феодора Варяга и сына его Иоанна почитаемых Русской Православной Церковью в сонме святых первыми мучениками за святую православную веру в Русской земле.
– То есть вот в этой церквушке? – уточнила молодая женщина, показав на храм.
Владимир кивнул. Но не ограничился этим. Юного звонаря, как праматерь всех людей, часто губило врожденное любопытство. Оно заводило его в такие дебри, что выбраться порой на божий свет из темноты бывало не просто. Но опыт ничему его не учил, и юный отрок снова и снова испытывал судьбу, ведомый своей натурой. Поэтому он не удержался и спросил:
– А вы в Куличках, вероятно, впервые? – И с нескрываемым превосходством старожила произнес: – А то ведали бы, что другой церкви в поселке нет.
– Ты очень проницателен, – одобрительно заметила Ирина. – Я действительно здесь раньше никогда не бывала.
Она подошла еще ближе и, положив руку на плечо юноши, проникновенно спросила, глядя ему в глаза:
– Послушай, Владимир, ты не мог бы проводить меня? Говорят, у вас тут бродят медведи-людоеды. И нападают на чужаков.
– Враки, – снисходительно улыбнувшись, заявил юноша. – На моей памяти один раз только и было такое, да и то не в поселке, а в лесу. Но на то он и лес, чтобы в нем дикие звери обитали. Это их дом. Будь я медведь, мне бы тоже не понравилось, что какой-то человек забрался ко мне в дом. Я бы его!…
Владимир, увлекшись, разговорился и забыл о своем недавнем стеснении. Он уже не запинался и не краснел от смущения при каждом слове. Предложение стать покровителем прекрасной незнакомки пришлось ему по душе.
– А со мной можете и вовсе ничего не бояться, – заявил он решительно. – У меня с медведями разговор короткий. Главное, заметить его первым. А потом надо выскочить из кустов да как закричать! У медведя кишки слабые. Потому и говорят – медвежья болезнь, что если медведя внезапно напугать, то он…
Юноша смолк на полуслове, видимо, сообразив, что едва не наговорил лишнего. Ирина воспользовалась этим и с восхищением произнесла:
– Я сразу поняла, Владимир, увидев тебя, что передо мной очень мужественный и бесстрашный человек. Не чета этому трусу Георгию! Так ты покажешь мне дорогу к Усадьбе волхва?
– Усадьба волхва? – растерянно переспросил юный звонарь. – Так вам надо в Усадьбу волхва?
– Именно туда, – подтвердила Ирина. – Мне говорили, это недалеко, километрах в двух от Куличков. Неспешным шагом полчаса, не дольше.
Но чем больше говорила молодая женщина, тем скучнее становился Владимир. Недавнее воодушевление покинуло его, а вместе с ней и отвага.
– Усадьба волхва, – снова повторил он и тяжко вздохнул. – А вам туда зачем?
– А вот это уже не твое дело, – возмутилась Ирина. – Много будешь знать – скоро состаришься. Слышал такое?
– Слышал, – обреченно выдохнул Владимир. – Но я так мыслю: лучше раньше времени состариться, чем безвременно сгинуть.
– И ты, Брут, – тоном обвинителя произнесла Ирина. – Струсил?
– И вовсе я не трус, – возразил юноша неуверенно. – Просто вы ничего не знаете.
– Так расскажи, – потребовала молодая женщина. – И я буду знать. А там решим, кто ты есть.
Юный звонарь перекрестился и, укрепив свой дух, приступил к описанию происшествия, воспоминание о котором было ему явно неприятно. Сначала он говорил с трудом, будто через силу. Но постепенно увлекся, и слова полились рекой. Давние события в его изложении начали приобретать почти былинный размах. Юноша был болтлив, и не смог устоять против своей природы.
– Прошлым летом православные жители поселка пошли крестным ходом к Усадьбе волхва. С благой целью – искоренить язычество на земле русской, процветающее в этом логове языческого бога Велеса. Вел их отец Климент. Следом шел я со святой хоругвью. Народ молился и пел псалмы. Процессия растянулась на сотни метров. Сам враг рода человеческого устрашился бы, вздумай он встать на нашем пути.
Неожиданно воодушевление юноши пропало, он грустно вздохнул.
– Но едва подошли мы к воротам Усадьбы волхва, как на нас напали вороны. Они налетели невесть откуда черной тучей, закрыв солнце, так их было много. Божий свет померк над нашими головами. Вороны были ужасны, аки библейский зверь с семью головами и десятью рогами, вышедший из моря, о котором рассказывал отец Климент. Эти сатанинские твари не боялись даже выстрелов из ружей. Егору они выклевали глаза, а уж он-то был лучший охотник в поселке, и ни одна его пуля не пропадала даром. Вороны гибли десятками, но даже это не устрашало их. Если бы не отец Климент, который отгонял крылатую нечисть святой молитвой, многие православные люди в тот день сложили бы свои головы возле Усадьбы волхва.
Юноша горестно покачал головой, припоминая былое.
– А потом еще и Михайло, местный лесник, встал на защиту этого вертепа. Он неожиданно появился из леса, словно дикий медведь, и начал сокрушать православное воинство, аки град полевые злаки. И сейчас меня еще дрожь пробирает, как вспомню его разъяренное лицо.
Владимир несколько раз вздохнул, и каждый новый вздох был печальнее предыдущего.
– После этого отец Климент строго-настрого запретил мне даже близко подходить к Усадьбе волхва. Сказал, что проклянет и лишит святого причастия, если я нарушу его запрет.
Юный звонарь замолчал, явно сам потрясенный своим рассказом. Однако на Ирину он не произвел того впечатления, на которое рассчитывал юноша. Молодая женщина улыбалась, глядя на его взволнованное лицо.
– А мы ничего не скажем отцу Клименту, – тоном заговорщика произнесла она. – А я тебя за это поцелую. Договорились?
Глаза Владимира вспыхнули, но тут же погасли.
– Нет, – покачал он головой. – Отец Климент все равно узнает.
– Он что – ясновидящий? – усмехнулась недоверчиво Ирина.
– Так я ему сам во всем признаюсь на исповеди, – сказал Владимир, глядя на искусительницу честными наивными глазами, которые не позволяли усомниться в его словах.
Но Ирина уже не слушала его. Неожиданное и явно не предвиденное препятствие, вставшее на ее пути к Усадьбе волхва, явно озадачило молодую женщину. Она достала пачку сигарет и попыталась закурить. Но Владимир замахал на нее руками.
– Курить – бесам кадить! – воскликнул он в ужасе. – Да еще на пороге святого храма… – И тоном, в котором слышалось несомненное влияние отца Климента, юноша произнес: – Окстись, окаянная!
Ирина с удивлением посмотрела на него, а потом хитро прищурилась. И даже рассмеялась, настолько удачной молодой женщине показалась мысль, которая пришла ей в голову.
– А вот и буду курить, – насмешливо заявила она. – До тех пор, пока меня не поразит молнией, или как там еще проявляется божий гнев? А заодно и тебя.
– Меня-то за что? – искренне удивился юноша.
– Я курю, только когда переживаю, – пояснила Ирина. – А разве не ты виной тому, что я начала нервничать? Если вдуматься, то ты просто вынудил меня закурить, когда отказался проводить до Усадьбы волхва. Заставил кадить бесам. Интересно, что скажет, узнав об этом, твой отец Климент?
– А скажет он словами Священного писания: «Кто соблазнит одного из малых сих, верующих в Меня, тому лучше было бы, если бы повесили ему мельничный жернов на шею и потопили его во глубине морской».
Глава 5. Сражение с гусями
Голос, внезапно прозвучавший за спиной Ирины, заставил ее испуганно вздрогнуть. Она выронила папироску и обернулась. Неподалеку стоял человек в рясе и осуждающе смотрел на нее. Увлекшись разговором, они не заметили, как он подошел и, возможно, уже давно слушал их. Ирина поняла, что это и был тот самый отец Климент, которого так боялся юный звонарь. У настоятеля храма была густая и окладистая борода, которая значительно старила его. Ему едва ли было больше пятидесяти лет, но выглядел он почти стариком. У него был красивый могучий баритон, рокот которого так напугал Ирину.
– Батюшка, я не виноват! – в ужасе воскликнул Владимир, едва не падая на колени от внезапной дрожи в ногах. – Ей-богу!
– Не поминай имя Господа, Бога твоего, всуе! – сурово произнес отец Климент. – Ибо Он не оставит невиновным того, кто произносит Его имя без необходимости.
Владимир почти плакал. Ирина глядя на эту сцену, едва сдерживала смех. Ее искренне забавлял праведный гнев священника и неподдельный ужас юноши.
– Прочтешь по сто раз «Отче наш», «Богородице, Дево, радуйся» и Символ Веры. И будешь бить поклоны во время всего чтения. Такой будет твоя епитимья.
Произнеся это, отец Климент протянул руку, и юноша почти благоговейно поцеловал ее. После этого священник повернулся к молодой женщине.
– А ты, отроковица, откуда такая взялась, что греха не боишься?
– Да оттуда же, батюшка, откуда и все остальные люди, – улыбнулась Ирина. Ее не пугал ни строгий голос отца Климента, ни его еще более грозный взгляд. – Если не считать праматушки Евы.
– Не богохульствуй, – потребовал отец Климент. – Ибо гнев Божий падёт на твою голову и неправда твоя падет на темя твое.
– А в чем моя неправда? – изобразила удивление Ирина. – Разве Ева не была сотворена из ребра Адама, в отличие от всех прочих? Если это не так, то поправьте меня, батюшка.
Но отец Климент не стал продолжать этот богословский диспут, видя, что молодая женщина ерничает, а строго произнес:
– Вижу, что креста на тебе нет, оттого и болтаешь невесть что. – И, с подозрением посмотрев на нее, спросил: – Или того хуже – язычница?
Но теперь уже Ирина промолчала, внезапно сообразив, что ей ни к чему портить отношения с отцом Климентом, поддразнивая его. Потому что если кто ей и мог сейчас помочь, так только он.
– Батюшка, к милосердию вашему взываю, – меняя тон, сказала она. – Укажите, как дойти до Усадьбы волхва, если уж никто не может меня проводить. Не ночевать же мне на пороге храма, как этим птицам. – И она указала на стаю гусей, прикорнувших неподалеку на церковной паперти.
Это был хитрый ход. Гнев отца Климента, который он был готов обрушить на ее голову, нашел нового адресата. И это был все тот же юный звонарь, у которого этот день явно не задался.
– Сколько раз я тебе говорил, чтобы ты гнал этих богопротивных тварей прочь с паперти? – грозно рыкнул отец Климент на юношу. – Или слово мое для тебя пустой звук, как православная молитва для язычника?
У Владимира от обиды задрожали губы.
– Гнал, так ведь они возвращаются, – сказал он и пожаловался: – И еще щиплются, как аспиды.
– А легко ли было Господу нашему справиться с легионом бесов? – назидательно вопросил отец Климент. – Но не дрогнул Он, не усомнился. А потому «и нечистые духи, выйдя, вошли в свиней; и устремилось стадо с крутизны в море, а их было около двух тысяч; и потонули в море».
– Так ведь я не Господь, – жалобно возразил юный звонарь, забыв о своем благоговении перед отцом Климентом из-за владевшего им страха перед воинственными птицами. – А в этих гусей, я думаю, точно бесы вселились. Или сами они есть бесовское отродье. Не по силам мне чудеса творить, батюшка.
Отец Климент подозрительно посмотрел на юношу, но не заметил и тени насмешки на его глуповатом лице. Владимир был искренен. Гусей он боялся больше гнева настоятеля храма. И сердце отца Климента, не злое по своей природе, дрогнуло. Как это часто случается, настоятель был суров с виду, но в душе мягок, как воск. Ответ юноши поставил его в тупик, из которого он не находил выхода. Он растерянно переводил взгляд с юноши на молодую женщину, неподвижно замерших перед ним, словно библейские соляные столпы, и не знал, что сказать.
Неожиданно в разговор вмешалась Ирина.
– Батюшка, а если я прогоню гусей, то вы позволите Владимиру проводить меня до Усадьбы волхва? – спросила она невинным тоном, глядя на настоятеля честными глазами.
На этот раз отец Климент не счел ее слова насмешкой. И, не став уподобляться буриданову ослу, колеблющемуся в выборе, с какого из двух стогов сена начать трапезу и в результате умершему от голода, даже обрадовался предложению.
– Прогонишь – проводит, – лаконично ответил он, как не желая ронять своего достоинства, так и памятуя о том, что «во многом глаголании несть спасения».
Ирина хитро подмигнула юношу звонарю, подхватила свой чемодан и, размахивая им, словно Давид пращой, бросилась на стаю. При этом она кричала так, будто хотела, чтобы ее было слышно даже на луне. Гуси, мирно почивавшие на паперти под ласкающими лучами послеполуденного солнца, не ожидали нападения. За несколько шагов до стаи женщина размахнулась и метнула чемодан в птиц. Бросок был точен и губителен, он пробил серьезную брешь в рядах гусиного воинства, помимо физического урона лишив его привычного морального превосходства, а с ним и веры в себя. На этот раз Голиаф был если не повержен, то посрамлен. Перепуганные полусонные птицы, забыв о своей воинственности и былом бесстрашии, бросились прочь. При этом они взволнованно гоготали и, по привычке сбиваясь в кучу, безжалостно теснили, толкали и топтали друг друга в поднявшейся суматохе. Вскоре гуси скрылись в одном из ближних переулков, потеряв несколько перьев, которые устилали путь их бегства подобно трофеям, обычно достающимся армии, преследующей своих отступающих в панике противников.
Торжествующая Ирина подняла одно перо и, подойдя, вручила его отцу Клименту как доказательство своей победы.
– Я свою часть договора выполнила, – сказала она, возбужденно дыша и блестя глазами. Было видно, что недавняя схватка доставила ей удовольствие.– Слово за вами.
Глава 6. Искушение
