Возможно, Олег, сначала добросовестно объяснявший, что и почему изображено на холстах, вскоре понял это, потому что на очередной вопрос Ирины о символическом значении пересекающихся крест-накрест трезубцев он не стал отвечать, а сказал:
– Может быть, поговорим о картинах позже, а сейчас немного перекусим? Надеюсь, вам придется по вкусу наша деревенская еда.
И Ирина охотно согласилась с его предложением, решив, что приложила достаточно усилий, чтобы завоевать доверие и дружбу хозяина Усадьбы волхва, а теперь имеет право на вознаграждение.
– И уж извините, Ирина Владимировна, – сказал Олег, – но наш дом невелик, а потому трапезничаем мы на кухне. Причем значительную часть ее занимает русская печь. Но, как говорит Тимофей, в тесноте, да не в обиде.
– Вы уже второй раз упоминаете это красивое старинное русское имя, – заметила Ирина. – Уверена, что тот, кто его носит, так же красив и, судя по вашим словам, умен. Надеюсь, вы меня познакомите со своим другом или кем он вам приходится?
– С радостью, – кивнул Олег, чему-то улыбнувшись. – Но предупреждаю: иногда Тимофей бывает на диво застенчив. И тогда его не сыщешь в доме, образно выражаясь, днем с огнем. Моя жена к этому не сразу привыкла. Но они быстро поладили, и Тимофея уже не стесняет ее присутствие, скорее, наоборот. Признаться, я иногда даже начинаю ревновать…
Глава 9. Зависть
Последние слова Олег проговорил, уже входя в кухню. И их услышала не только Ирина, но и его жена. Она сидела за столом, на котором стоял большой серебряный самовар, и пила чай из блюдца. Это была женщина на вид чуть постарше Ирины, что та с затаенной радостью отметила, и у нее были не совсем правильные черты лица: немного длинноватый нос с легкой горбинкой, не симметричные губы – нижняя больше, чем верхняя. Однако ее личико, обрамленное каре черных, коротко подстриженных волос, было таким добрым и милым, что Ирина почувствовала невольную зависть. Ей самой этого всегда не хватало. В ее лице, как бы она это ни пыталась скрыть, проступали черты прекрасной, но хищной птицы, всегда настороженной и ищущей добычу везде, где она появляется. И фигуры у них были разными. Тонкая и гибкая, как хлыст, Ирина являлась полной противоположностью жены хозяина Усадьбы Волхва, имевшей тело вполне сформировавшейся женщины, в котором не было и намека на рафинированную утонченность или спортивную стройность. Но, тем не менее, тело хозяйки Усадьбы волхва было чувственно-красивым – полные груди, гибкая талия, стройные, но мощные бедра. Оценив все это, Ирина снова почувствовала завистливый укол в сердце. Она невольно признала, что ей было бы трудно соперничать с этой женщиной, решись она на это. А когда та заговорила, ее голос оказался так же красив, как и все остальное.
– Ревновать? – с улыбкой спросила она. – Хотела бы я знать, кого?
– Разумеется, тебя, Марина, – с такой же улыбкой ответил Олег.
– Интересно, к кому же? – рассмеялась его жена.
– К Тимофею, – также рассмеялся Олег. – Он проводит с тобой времени больше, чем я. Не отходит ни на шаг, когда ты дома. И, кстати, куда он запропастился сейчас, когда я хочу его познакомить с нашей гостьей? Когда я уходил, он сидел за этим самым столом и с шумом отхлебывал чай из своего любимого блюдца.
– Но ты же знаешь, – загадочно произнесла Марина. – Он должен привыкнуть к новому человеку в доме.
– И так всегда, – повернувшись к Ирине, с улыбкой сказал Олег. – Своенравный старик. Но вы его полюбите, когда узнаете, я уверен. А пока познакомьтесь с моей женой. Как вы уже поняли, ее зовут Марина.
Он подошел к жене и ласково взял ее за руку.
– Марина, а это Ирина, – сказал он. – Она тоже учитель, только физкультуры. Еще год тому назад мы с Ириной работали в одной школе и были коллегами.
– Как давно это было! – произнесла Ирина, садясь за стол. – Кажется, целая вечность прошла. Олег Витальевич так сильно изменился! – Бросив на него поощрительный взгляд, она кокетливо спросила: – Наверное, и я постарела?
Ирина ждала комплимента. Но Олег как будто не понял этого и не ответил, продолжая говорить с женой.
– А сейчас она приехала в Кулички, узнав от Галины Павловны, что мы строим в поселке новую школу. Ты помнишь Галину Павловну?
– Что за вопрос, – улыбнулась Марина. Она часто и охотно улыбалась, иногда даже не замечая этого, как все счастливые женщины. – Ведь это именно она сделала многое для того, чтобы в наших Куличках появилась новая школа, где ученики могли бы получить среднее образование.
Она обратилась к Ирине, словно вовлекая ее в разговор, чтобы та не чувствовала себя неловко.
– Представляете, Ирина, в Куличках есть только начальная школа, с первого по четвертый класс, в которой я работаю и единственным учителем, и директором, и вспомогательным персоналом. Как говорится, и швец, и жнец, и на дуде игрец. А детям старшего возраста приходится ежедневно ездить на автобусе в другой населенный пункт, за сто километров.
– Просто ужас! – сочла нужным воскликнуть Ирина. И достигла своей цели – Марина благодарно улыбнулась ей.
– Не будь Галины Павловны, с ее авторитетом и связями, дело, возможно, так и не сдвинулось бы с мертвой точки, завязнув в бюрократическом болоте. Мы с Олегом искренне благодарны ей.
Говоря, она не сидела без дела – налила из самовара чай в кружку и поставила ее перед гостьей, придвинула к ней стоявшие на столе вазочки с вареньем и медом, блюдо с сушками. Движения Марины были ловки и красивы, но при этом неторопливы, они дополняли ее облик, делая его совершенным и законченным.
– Впрочем, зачем я рассказываю! Вы и так, наверное, знаете всю эту историю от самой Галины Павловны.
– А вот это вряд ли, – возразил Олег. – Уверен, что Галина Павловна и словом не обмолвилась о своей помощи в нашем деле. Она очень скромна, когда дело касается ее лично. Ведь так, Ирина Владимировна?
Ирина молча кивнула, подтверждая его слова. Но ей не хотелось говорить о старой директрисе, а тем более восхвалять ее. И она спросила:
– А вам нравится жить в Куличках, Марина? Ведь, как я понимаю, вы не родились здесь. В вас нет ничего деревенского, как и в Олеге Витальевиче. Однако…
– Однако мы счастливы, живя здесь, – закончила за нее Марина, видя, что Ирина замешкалась, подбирая слова. – Кулички – благословенное место для тех, кто устал от суеты городской жизни. От войн, пандемий, эпидемий и прочих напастей. Здесь есть все для счастья в его поэтическом понимании. Помните? «На свете счастья нет, но есть покой и воля».
Ирина не помнила, но кивнула.
– Это словно о наших Куличках, – сказала Марина. – Нам здесь очень спокойно и мы вольны делать, что пожелаем. Это ли не истинное счастье?
Ирина могла бы возразить, но не стала. У нее было другое понимание счастья. А то, о чем говорила Марина, быстро наскучило бы ей, вздумай она сменить суетную жизнь в мегаполисе на унылую провинциальную, а тем более беспросветную сельскую. Живи она в Куличках, единственным ее развлечением было бы, пожалуй, только сражение с гусями, прогоняя их с церковной паперти…
Вспомнив об этом происшествии, Ирина неожиданно рассмеялась. А заметив удивленные взгляды Олега и Марины, рассказала им о своем недавнем подвиге.
– Так дух победил плоть – закончила она свой рассказ уже под общий смех. – Аллилуйя! Или надо говорить – аминь?
– Об этом лучше спросить отца Климента, – сказал Олег. – Бедняга! Признаться, мне его искренне жаль. Из-за этой истории с гусями над ним втайне посмеиваются все жители Куличков. Вот уж настоящее испытание его христианской любви к ближнему своему.
– Это еще почему? – искренне удивилась Ирина.
– Да потому что хозяйка этих гусей – бабка Матрена, родная сестра отца Климента, – ответил Олег. – И все местные жители знают, что уже много лет они враждуют. Бабка Матрена – ярая атеистка, в недалеком прошлом она возглавляла поселковую ячейку коммунистической партии, и потому не может простить своему младшему брату его религиозности. А он осуждает ее атеизм. Что называется, нашла коса на камень. А гуси словно прознали про эту вражду и всячески досаждают отцу Клименту. С недавнего времени они оккупировали церковную паперть, будто желая угодить своей хозяйке.
– А я слышала, что гуси спасли Рим, – блеснула эрудицией Ирина. – Не помню, правда, при каких обстоятельствах.
– Это случилось в четвертом веке до нашей эры, когда галлы, как называли в то время дикие кельтские племена, воевали с римлянами, – по глубоко укоренившейся в нем привычке школьного учителя истории все пояснять, заметил Олег. – Под покровом ночи галлы напали на спящих римлян, рассчитывая перебить их. Но тех разбудили гуси, начавшие громко гоготать. Римские солдаты проснулись и смогли дать отпор варварам. – Он подумал и добавил, словно это было важно: – Если быть точным, то это случилось в триста девяностом году до Рождества Христова.
Марина, знавшая слабость мужа и охотно прощавшая ее, улыбнулась ему и сказала:
– Но отец Климент считает, что храм в Куличках требуется спасать от гусей.
– Думаю, что отец Климент давно бы уже открутил им головы, если бы не опасался, что его сестра не переживет гибели своих питомцев, – произнес Олег. – Такая вот история.
– Но особую пикантность ей придают слухи, что бабка Матрена сама приучила гусей каждый день приходить на церковную паперть, чтобы позлить отца Климента, – сказала Марина, смеясь одними глазами. – Однако лично я уверена, что это наговор. Матрена Степановна на такое не способна. Кому, как не мне, знать это. До замужества я много лет снимала у нее комнату. Это очень добрая и славная женщина, которая ни при каких обстоятельствах не будет прятать камень за пазухой или мстить исподтишка.
– Мощная старуха, – одобрительно кивнул Олег. – Мне она напоминает престарелого богатыря, который сменил кольчугу на домашнюю одежду, а меч – на орало. Но при этом с ностальгией вспоминает о своих былых подвигах, а при случае может даже совершить новые. Ведь кольчугу и меч она наверняка не выбросила, а хранит в кладовке.
– Как тебе не стыдно, милый, – мягко укорила мужа Марина. – Ведь ты же знаешь, что я люблю Матрену Степановну.
– И я тоже, как и все, что любишь ты, – заверил жену Олег, примиряюще целуя ее. – И, кстати, раз уж мы заговорили о бабке Матрене. Мне кажется, что она с удовольствием сдаст вам комнату, Ирина Владимировна, если вы решите задержаться в Куличках. Ту самую, где в девичестве жила моя любимая женушка.
– Прекрасная мысль, – радостно воскликнула Марина. – И как она мне самой не пришла в голову? После моего ухода Матрена Степановна, мне кажется, затосковала, живя одна в своем доме.
Но Ирину это предложение не обрадовало. Она рассчитывала на то, что ей предложат пожить в Усадьбе волхва, по крайней мере, первое время. Здесь ей было бы, несомненно, намного комфортнее, чем в простом деревенском доме. Ирина не сумела скрыть своего огорчения. И это заметила Марина. Ей стало неловко за свои слова, которые при желании можно было истолковать по-разному, и она поспешила успокоить гостью.
– Только вы не подумайте, Ирина, что мы вас гоним из нашего дома. Во всяком случае, эту ночь вы проведете под этим кровом. А наутро я провожу вас к Матрене Степановне. И вы сами решите, подходит ли вам это.
Ирина сразу повеселела. Ведь она могла сказать, что комната в доме бабки Матрены ей не понравилась, и тогда гостеприимным хозяевам Усадьбы волхва волей неволей придется приютить ее на более долгий срок, чем одна ночь. «В самом деле, не прогонят же они меня», – подумала Ирина. – «Не такие они люди». Но констатация этого факта вызвала у нее не восхищение, а скорее презрение. Сама она с легкостью выставила бы за порог любого, кто заявился бы к ней в дом незваным-непрошеным и попросился на ночлег, будь даже на дворе ночь и лютая зима.
– На том и порешим, – сказал Олег. И обратился к жене: – Не пора ли ужинать, милая? А то от этого чая и сушек только аппетит разыгрывается. Я ведь не Тимофей. Думаю, что и Ирина Владимировна не откажется, как это говорили в старину, разделить с нами трапезу.
– Если честно, то умираю от голода, – призналась Ирина. – Вы что-то говорили о деревенской еде, от которой можно язык проглотить. Надеюсь, это не поэтическое преувеличение?
– Сейчас я накрою на стол, и вы сами сможете убедиться, что мой муж никогда не обманывает, – сказала, вставая из-за стола, Марина.
И только сейчас Ирина заметила, что женщина беременна. Чуть округлый животик Марины, ненароком проступивший под просторным домотканым платьем, выдал ее. Но Ирина промолчала, решив, что если хозяева Усадьбы волхва не говорят ей об этом, то лучше сделать вид, что она ничего не видит.
Вскоре стол ломился от яств, по-другому Ирина не могла сказать. Свежеиспеченный хлеб соперничал с мягкими сдобными лепешками на меду, нарезанный тонкими ломтями благоухающий свиной окорок радовал глаз и обоняние. От миски с отварным картофелем с растекающимся по нему куском желтого масла поднимался густой пар. Густая сметана, в которую была воткнута ложка, белоснежный рассыпчатый творог, соленые и маринованные грибы, хрустящие огурчики – всего этого было в изобилии, и каждое блюдо вызывало аппетит одним своим видом.
– Не хватает только запеченного поросенка с яблоком во рту, – сказал, улыбаясь, Олег. – Помню, меня угощал таким Тимофей при нашей первой встрече. В этом доме, на этой самой кухне. Я тогда еще спросил его, где он прячет скатерть-самобранку, а старик сослался на Михайло. Якобы тот принес, узнав от Гаврана, что в доме нет ни крошки съестного. А до этого у меня почти сутки во рту маковой росинки не было. Можете себе представить, что осталось от поросенка, когда я закончил трапезничать. Даже яблоко было надкушено…
Ирина посмеялась вместе с хозяевами Усадьбы волхва, для которых это были приятные воспоминания. Они явно понимали друг друга с полуслова и даже взгляда, которыми часто обменивались поверх головы Ирины. И это сильно раздражало ее. Она чувствовала себя чужой здесь, никому не нужной. И ей все претило – и радушие хозяев, и их явная влюбленность, и чистота их помыслов, и откровенность разговоров. А то, что ей приходилось это скрывать, только усугубляло ситуацию. Ирина была голодна, но кусок не лез ей в горло. Невольно вспоминалось, что на Востоке не принято вкушать пищу в доме своего врага. Раньше она не понимала этого обычая, а теперь ей стало ясно, почему так было заведено.
Нехотя Ирина призналась самой себе, что она завидует хозяевам Усадьбы волхва. Именно поэтому еда за их столом казалась ей отвратительно горькой, а разговоры и смех раздражали, как зубная боль. Она была ничуть не хуже их, и даже красивее, чем Марина, но у нее не было ни дома, ни уверенности в будущем, ни покоя в душе. У них было все, у нее – ничего. И это казалось несправедливым.
Зависть – сильное чувство, и, несмотря на то, что в древнерусском языке само это слово появилось только в XI веке, она издревле считается одним из семи смертных грехов. Ее запрещает десятая заповедь из числа тех, что были завещаны людям Богом. Именно из-за нее Каин убил своего брата Авеля. Зависть вызывает войны и смертельную вражду. Садясь за стол, Ирина презирала хозяев Усадьбы волхва, а вставая из-за стола, она уже почти ненавидела их. И жаждала отомстить им, даже сама не зная за что. Но это было самое искреннее и всепоглощающее желание за всю ее жизнь.
Глава 10. Два разных мира
После ужина они еще долго сидели на кухне перед открытым окном, пили чай из серебряного самовара и разговаривали. Хозяева расспрашивали Ирину о городских новостях, она их – о жизни в Куличках. Это были два совершенно разных мира. Иногда казалось, что у них нет ни одной точки соприкосновения. Таковой могли быть общие знакомые, но кроме директора школы, в которой Олег и Ирина когда-то работали, не было и их. А говорить только о Галине Павловне Волчок и вспоминать школьные события вскоре наскучило. Неожиданно Ирина набрела на тему, которая была всем интересна.
– А почему местные жители называют ваш дом Усадьбой волхва? – спросила она.
– Многие годы в этом доме жил мой дед, Святослав Вячеславович Полоцкий, – ответил Олег, переглянувшись с женой, словно спрашивая у нее совета, стоит ли быть откровенным. – Он был жрецом языческого бога Велеса, потомственным волхвом. Отсюда и название.
– Ваш дед был волхвом? – поразилась Ирина. – Настоящим?
– Самым что ни на есть, – улыбнулся Олег. – В это трудно поверить, правда? Но это так.
– А я всегда думала, что волхвы – это выдумка, – призналась она. – Что-то вроде Змея Горыныча о трех головах, говорящей щуки, исполняющей желание, Бабы Яги и прочих персонажей русских народных сказок. Самый реальный из них – «кудесник, покорный Перуну старик одному», воспетый Пушкиным. Но разве можно верить в его существование?
– А почему бы и нет? – хмыкнул Олег. – Ведь никто же не будет оспаривать тот факт, что древнерусский князь Олег, прозванный Вещим, действительно существовал. Он правил Новгородскими землями и Киевом, родился в восемьсот сорок пятом году от Рождества Христова, умер в девятьсот двенадцатом. Причем современники называли его Вещим не только за мудрость и красноречие, но и за то, что он мог предвидеть будущее. Мы будем отрицать это только потому, что сами не встречались с ним, как и со Змеем Горынычем? Но это глупо. А если говорить о якобы сказочном персонаже Бабе Яге, то одна из них живет по соседству с нами, и это тоже факт, который не рискнет оспаривать никто в Куличках.
– Ты говоришь о бабке Ядвиге? – улыбнулась Марина. – Хорошо, что тебя не слышит Михайло. А то он мог бы обидеться, что ты считаешь его мать бабой ягой.
И она пояснила специально для Ирины:
– Михайло – это местный лесник. Он наш общий друг. А его мать, бабка Ядвига, пугает местных жителей… Как бы это сказать… Некоторыми странностями поведения. Но, по сути, она никому не делает зла. Просто очень нелюдима, живет как отшельница.
– И уродлива, как настоящая сказочная Баба Яга, – заметил Олег.
– Но не всегда, – запротестовала Марина. – Иногда она может показаться даже красивой. Я думаю, это происходит, когда она в добром расположении духа. Вообще все мы, женщины, очень зависим от своего настроения. Стоит ли упрекать за это бабку Ядвигу?
Но Олег не стал продолжать этот разговор, он вернулся к теме, которая волновала его гораздо больше, чем метаморфозы внешности бабки Ядвиги.
– Да бог с ней, – отмахнулся он. – Волхвы, согласно преданиям, были, на наш, современный взгляд, поистине сказочными персонажами. Они умели предсказывать будущее, перевоплощаться в зверей и птиц, управлять погодой и много чего еще. Например, перемещаться во времени и пространстве. Но ведь и в наше время есть люди, обладающие так называемыми паранормальными способностями, находящимися за гранью обычного понимания. А ученые предполагают, что когда-то все люди могли общаться без слов, мысленно, но впоследствии, в процессе эволюции, потеряли природный дар телепатии. Или забыли о нем. И нужны только определенные условия, в которые та же самая эволюция поставит людей, чтобы эта способность возродилась.
– Я бы не отказалась от дара левитации, – сказала Марина, пряча улыбку, чтобы не обидеть мужа. – Так хочется иногда воспарить над землей и полетать. А то обидно чувствовать себя курицей.
– Почему курицей? – спросила Ирина.
– Потому что современная курица – потомок древних птеродактилей, самый близкий их предок по генотипу, – пояснила Марина, старясь оставаться серьезной. – У нее даже есть крылья, но это, так сказать, рудиментарный отросток, летать-то она не может. Только хлопает, бедняжка, крыльями и тоскует по небу. Я в своих снах тоже часть летаю. А проснусь – и даже плакать хочется, так обидно.
– Твой пример очень показателен, – продолжал гнуть свое Олег, упрямо не давая свести разговор к шутке. – Курица – наглядная иллюстрация того, что современный мир вырождается. Это касается и религии. Когда-то на Руси основной религией было язычество. Потом пришло христианство. А в наши дни его пытаются подменить каким-то подобием супового набора, в котором от мяса осталось только название, а по сути – это только кости, жилы, шкура и прочий ливер. Запах есть – вкуса нет. Да и запах-то частенько с душком.
– Но ведь православная вера именно этому и пытается противостоять, – возразила Марина.
Но Олег отмахнулся от ее робкой попытки.
– Пытаться – не значит суметь, – наставительно сказал он. – Наверное, точно так перерождались и птеродактили. И постепенно из гигантских летающих рептилий, внушающих всему живому страх и ужас, они превратились в обычных куриц, вызывающих только презрение. Ведь когда человека хотят обидеть, о нем говорят: он глуп как курица, у него куриные мозги.
– А, может быть, курицы только притворяются глупыми, потому что в современном мире так легче выжить? – невозмутимо спросила Марина. – Я где-то читала, что на самом деле куры обладают недюжинным умом и интеллектом. Вроде бы ученые доказали, что при общении курицы используют сложную систему различных сигналов, как вербальных, так и невербальных. Их даже сравнивают с некоторыми видами приматов, которые общаются между собой посредством звуков и телодвижений.
– Это ты к чему? – подозрительно посмотрел на нее Олег.
– К тому, что не всегда все является тем, чем кажется, – пояснила Марина уже серьезно. – И на самом деле курица не дура, христианство не вырождается, а язычество не вымерло, как динозавры или мамонты. Мне кажется, именно это ты и пытался объяснить Ирине, когда она заявила, что волхвы в ее понимании – это только сказочные герои, а не реальные персонажи.
– Как ты умна, – восхитился Олег. – Каждый раз поражаюсь. Несколькими простыми словами высказала то, что я хотел донести до нашей гостьи, нагромождая гору софизмов. Я твой должник!
– Один поцелуй, – улыбнулась Марина. – Присовокуплю его к старому долгу. Не задерживай с выплатой, а то не расплатишься.
Но если они прекрасно понимали друг друга, то Ирина была в отчаянии. Она давно уже потеряла нить разговора, и все произносимые слова казались ей абракадаброй, не имеющей смысла.
– Постойте, – взмолилась она. – Я так ничего и не поняла толком насчет волхвов. Так это не сказка? Они существовали?
Олег и Марина одновременно повернули к ней головы, и в их глазах светилось одинаковое искреннее недоумение.
– А разве мы не об этом говорим уже добрый час? – с удивлением спросил Олег.
– Милый, наша гостья просто устала с дороги, – мягко сказала Марина. – И с нашей стороны даже жестоко подвергать ее такому испытанию. Я слышала, что есть такая пытка, когда человека лишают сна. Ведь ты же не хочешь прослыть инквизитором? Давай сначала позволим Ирине выспаться, а потом расскажешь ей свою любимую историю о том, как христианство, принятое Русью в десятом веке, начало повсеместно искоренять язычество огнем и мечом, и к чему это привело.
Она обратилась к Ирине.
– Кстати, это действительно интересно. Особенно, если учесть, что Олег в некотором смысле потомок легендарного князя Всеслава Полоцкого, упоминаемого в древних русских летописях «Повесть временных лет» и «Слово о полку Игореве». Он был волхвом. И все представителя этого рода впоследствии были потомственными волхвами. Они пронесли языческую веру как знамя через века, терпя гонения и порой жертвуя своей жизнью. Ведь даже в наши дни…
– А теперь уже ты мучаешь нашу гостью, милая, забывая, что она валится с ног от усталости, – вмешался Олег. – И кто из нас инквизитор?
– Один-один, – смущенно улыбнулась Марина. – Уговорил, я не буду рассказывать Ирине, что ты считаешь княгиню Ефросинью Ярославну, известную своим плачем по мужу, князю Игорю, своей теткой, поскольку все древнерусские князья были родственниками, происходя из династии Рюриковичей.
