– Ладно, то ваши дела, потом сами разберётесь. – махнула рукой старшая. – Меня Матрёной зовут, я уж лет триста, как в этой речушке проживаю. Сторожил, можно сказать.
– Сколько? – ахнула Алёна Дмитриевна. – Люди столько не живут.
– Так то, люди. – хмыкнула русалка пренебрежительно. – Да и, как сказать – не живут. С этим утверждением и поспорить можно.
Алёна Дмитриевна растерянно молчала.
– А, ты, стало быть, теперича, Алёнка наша. – задумчиво произнесла Матрена. – Н-да, девица, не повезло тебе. Угораздило ж тебе, душа чужая, в Аленку из Рябиновки попасть. Эх, и без того жизнь у девки несладкая была, а уж теперь…
– С этого места, можно поподробней – в какую-такую Алёнку? – аккуратно поинтересовалась Алёна Дмитриевна, замирая от дурных предчувствий. Ей самой, из всех Алёнок, знакома была только та, которая шоколадка. Вот догадывалась она о том, что что-то здесь не так – слишком уж гладко для реальной жизни. Под машину попала и, вместо того, чтобы окочуриться, очутилась в другом мире, в теле молоденькой девицы с весьма неплохой, можно сказать модельной фигуркой. Не утонула, опять же, в плюс, с русалками знакомство свела полезное. Где же ложка дёгтя? Когда ей, Алёне Дмитриевне, счет выставят?
– Да, в нашу Алёнку из Рябиновки. – вздохнула Полюшка. – Хорошая девушка она была, Алёнка, только в деревне не любили её, ведьмой считали.
– Ведьмой? – озадаченно приоткрыла рот несчастная попаданка по имени Алёна. Ничего такого ведьминского она в себе не ощущала.
– Погодь, Полька, – сердито рыкнула Матрена на свою молодую товарку. – Вишь, не в себе девка. Неизвестно еще, откуда её баба Яга выдернула. А, ну, как, не выдержит и топиться пойдет с таких-то новостей? Тогда, спасай-не спасай, а, конец, всё равно, один.
– Топиться – не пойду. – категорически заявила Алёна Дмитриевна. – Хватит одного раза, когда я под машину попала. Больше умирать что-то не хочется. Итак, чуть разумом не тронулась, пока меня Полина из речки вытаскивала. Воды нахлебалась и чуть не поседела от страха.
Старшая русалка недоверчиво покосилась на Алёну, но промолчала – больно решительный вид девушки, которая раньше, всё больше помалкивала и от деревенского люда стороной ходила. Оно и понятно – любой не понравится, когда вслед, сквозь зубы, шипят: «Ведьма».
– Баба Яга? – внезапно очнулась Алёна. – Вы это серьезно сказали? Сказочный персонаж – баба Яга, Костяная нога?
– Может и Костяная. – хмыкнула старшая русалка. – Я, как-то не присматривалась. Да и видела её, всего-то, один раз, когда она над Корчей в своей ступе пролетала. Ноги нам она не показывала, а так, как и положено – старуха лютая, седая и страшная.
Алёна Дмитриевна Почесуха напрягла память, пошевелила извилинами, припомнила странный вихрь, почти торнадо и ту самую, безобразную, старушечью физиономию, растворившуюся в воздухе.
Думала, глюки такие, а оказалось..
Оказалось, все гораздо печальнее.
Алёна отлично соображала и поняла, что это «жу-жу-жу», неспроста. Никто не станет просто так подарки раздаривать незнакомым иномирянкам, сорока двух лет от роду.
– Так это взаправду всё? – развела руками женщина в теле девицы. – Не шутка? Не розыгрыш и не предсмертный бред?
– Какие уж тут шутки, коли в деле баба Яга замешана? – удивились русалки и уставились на Алёну одинаковыми глазами, в которых плескалось здоровое опасение и даже, страх. – С бабой Ягой плохи шутки. Она, хоть в последнее время и не особо по округе шастает, но может и гусей-лебедей послать, а от них мало где скрыться получится.
– Так я, что – в сказку попала? – удивилась Алёна, присев обратно на кочку. – Баба Яга, гуси-лебеди.. Сейчас вы скажите, что и братец Иванушка где-то поблизости бродит.
– Нигде он не бродит. – сурово поджала губы старшая русалка. – Некогда ему бродить, Ивану-то. В Берестене он. В стольном граде, под началом боярина Вырвень-Дуба службу служит, в детях дружинных, государевых, обретается.
– Офигеть! – удивилась Алёна Дмитриевна, ерзая попой по многострадальной кочке. Более приличных слов для описания ситуации она отыскать не сумела. – Дичь какая-то. Не верится мне как-то.
– Может быть тебя еще раз в речке искупать? – предложила молодая русалка. – Чтоб поверилось лучше?
– Не надо. – отказалась Алёна Дмитриевна и отошла ближе к орешнику. – Хватит с меня на сегодня купаний. И без того голова болит, простыла, скорей всего.
Младшая русалка прыснула, а старшая брови нахмурила.
– Голова у тебя не от того болит. – заявила русалка Полина. – Не простыла ты, Алёнка. А болит потому, что сын мельника Антипка, в тебя огромным камнем кинул, едва голову не пробив. Ты от удара того сомлела и под воду ушла. Совсем бы потонула, кабы я не подоспела.
– Камнем? – в голове у Алёны Дмитриевны началось твориться что-то невероятное – мелькали какие-то неясные обрывки воспоминаний, чьи-то незнакомые лица, крики.
– Антипка, говоришь? – призадумалась Алёна Дмитриевна и вздрогнула, куда-то провалившись.
*
– Ну вот, Лизавета, свет Матвеевна, – погоняя мохноногую лошадку, тянущую воз с добром, обратился к своей супруге справный мужик, в стеганом кафтане, широких штанах и шапке, отороченной лисьим мехом. – почти добрались мы до Рябиновки. Славно съездили в город – расторговались, с сынком повидались, Алёнке, вон, нашей, обновок накупили.
– На кой ляд ей обновки, коли она цельными днями дома сидит? – сердито засопела Лизавета Матвеевна. – Со двора на улицу метлой не выгонишь. Пошла бы, с девчатами, да с парнями по деревне прогулялась, глядишь и жениха бы отыскала, а, то, люди над нами уж смеяться начали. Семнадцать лет Алёнке нашей, а все в девках прозябает. Давно уже пора косу девичью на женский манер переплести, да внучатами нас порадовать.
– Откуда они возьмутся, женихи те? – сердито зыркнула на мать своими хмуро-серыми глазами Алёнка. – Сама же знаешь, что наши, деревенские меня ведьмой считают. Никогда мне замуж не выйти, коли я в Рябиновке останусь.
– В, город тебя, что ли, свезть, – задумчиво почесал бороду Алёнкин отец, Прокопий Евстигнеевич. – к тётке Анфисе отправить? В ученицы отдать к швее? Будешь золотом по шёлку вышивать, глядишь и судьбу себе вышьешь?
– Можно подумать, в доме тётки Анфисы меня привечать станут. – фыркнула Алёнка недовольно – тётку свою, материну сестру двоеюродную, девушка терпеть не могла. – Тётка моя, сплетница известная. К нам в Рябиновку приезжает и сразу отправляется по соседям шастать, новости последние подбирать. Она, как и все прочие, меня ведьмой считает. Нет, не будет мне счастья ни в Рябиновке нашей, ни в граде княжеском. Если только в Берестень меня отправите, в стольный град, к дядьке Афанасию, да и то, сомневаюсь я – дурная слава, она, как прилипнет, так хвостом и потянется.
– Ох, ты ж! – Прокопий Евстигнеевич, внезапно натянул вожжи и заставил лошадку остановиться – впереди, перекрыв проезд, на дороге лежало поваленное дерево. Здоровенное дерево, такое враз не оттащишь.
– Ишь, ты. – хозяин сдвинул шапку на затылок. – Надо же – напасть какая, ни пройти, ни объехать. И, чего, спрашивается, упало? Вроде, бури не было, и ветер-братец здорово не озоровал?
Алёнка внезапно почувствовала неладное – в груди у неё захолодело, в кистях рук закололо. С ней иногда случалось странное – словно лед внутри просыпался и ворочаться начинал. Случалось, обычно, перед чем-то нехорошим. Помнится, было так в детстве далеком, перед тем, как Ванюшку маленького, те птицы поганые, на своих крыльях унесли, потом еще, когда бабку Ташу бык буйный копытами в землю втоптал, а еще, когда в Рябиновке пожар большой случился и десяток домов выгорели, да в тот год, когда дождем, все лето, землю било, и когда язва пришла, да мор напал…
От того, может быть, Алёнку и ведьмой считали люди деревенские? Завсегда девчонка дурное чувствовала и не было от той напасти спасения.
Легко соскочив с воза, девушка, настороженная и пребывающая в сильном волнении, бросилась вперед, пытаясь рассмотреть что-то, одной ей известное.
Так и есть!
Алёнка всплеснула руками и суматошно замахала, пытаясь предупредить отца.
– Разбойники, тятенька! Сторожитеся! Беда, беда! Ствол-то, подрублен, от того дерево и свалилось.
Отец проворно потянулся за рогатиной, а Лизавета Матвеевна – за самострелом. Людьми они были неробкими, от того и в путешествие налегке никогда не отправлялись.
Но, не успели – из леса вылетела черная стрела и ударила Елизавету Матвеевну прямо в грудь с левой стороны. Не успев пикнуть, женщина упала на землю уже бездыханным телом.
Алёнка пронзительно закричала, пытаясь предупредить отца, но, вторая стрела вылетела вслед за первой, попав Прокопию в шею. Захлебываясь кровью, мужик кулем свалился с телеги, распластавшись рядом с погибшей супругой.
Из густых придорожных зарослей выскочила пара лиходеев – широкоплечих, кудлатых, вооруженных ладными самострелами.
Алёнка сдавленно ахнула – она признала деревенского мельника Прохора Онуфриева и его младшего сына Антипку.
– Антип? – Алёнка попятилась. – А, где же, старший? Где Василько?
Василько вывалился из кустов совсем рядом, в шагах десяти от перепуганной Алёнки. В глазах парня плескалась злая ярость, рот щерился в кривой ухмылке.
– Вот ты где, ведьма! – коротко хохотнул парень. – Теперь не убежишь.
Алёнка продолжала пятиться, понимая, что мельнику и его сынам не нужны живые свидетели их темных дел. Не в первый раз, наверное, они на дороге шалят и грабят прохожих, но, что б, вот так, в открытую, напасть на собственных соседей?
– Девку, девку хватай! – завопил Прохор Онуфриев, добивая дубинкой, постанывающего от боли Прокопия. – Не дайте ей уйти. Шевелитесь, парни, не ровен час, кого нечистый принесёт.
Тяжелая дубина, с размаху, опустилась на голову Алёнкиного отца, послышался влажный хруст, и девушка поняла, что всё кончено – отец и мать убиты, а она осталась одна среди лихих людей.
И, только теперь, очнувшись, Алёнка озаботилась собственной судьбой. Громко взвизгнув и высоко подпрыгнув в воздухе, она, юркой лаской, ловко выскользнув из растопыренных рук Василько, бросилась бежать, петляя среди кустов, точно всполошенный заяц.
Молодые ноги уносили девушку подальше от места трагедии, но и парни, сыновья местного богатея, не имели намерений оставлять в живых кого-то из свидетелей своих темных делишек.
Антип выстрелил и злая стрела, шершнем прогудев мимо, воткнулась в ствол ближайшей берёзки.
– Хватай-держи! – хохотал Василько, предвкушая отличное развлечение с молодой и красивой девушкой. – Лови ведьму! На костер нечистую силу!
На мгновение Алёнке показалось, что всё, ушла. До Рябиновки-то, рукой подать. Вон, уже и крыша завиднелись, и сизый дым на теми крышами вверх ползет.
– Еще немного. – девушка затравленно оглянулась назад – разбойники ломились через лес, точно молодые лоси. – Почти спасена..
Но, не тут-то было – дорогу девушке преградила речка. В этом месте, Корча, петляя, извивалась особенно прихотливо и Аленка, с размаху влетев в холодную воду, застыла неподалеку от берега. Дальше идти было боязно – Корча, речка коварная, богата на омуты, ямы глыбокие, стремнину и всяких тварей, речку эту обживших.
– Выходи на берег, ведьма. – довольный Василько поигрывал тяжелой дубинкой и лыбился. Второй, Антип, отложив в сторону самострел, достал обычную пращу и подобрал подходящий голыш. – Выходи добром. Все равно помирать, так хоть развлечешься напоследок. Все слаще бабой умереть, чем девкой, никем не целованной.
Алёнка затравленно огляделась – помощи ждать неоткуда. Болтали про мельника и сынов его, помнится, разное – мол, лихими делишками семья Онуфриевых занимается, чуть ли не с нечистью дружбу водит, да разбоем промышляет на большой дороге. Отец Алёнкин, всё не верил, отмахивался от бабских сплетен – мол, брехня, быть того не может, чтобы такой крепкий хозяин, как Прохор, да татем стал ночным? Вот и до отмахивался – сам погиб и близких не уберег.
– Сюда иди, кому говорю! – приказал Василько, понимая, что бежать Алёнке некуда. Не в речке же тонуть, на самом то, деле? – Оглохла от страха, убогая?
Но, Алёнка, призвав на помощь всю свою смелость, побрела к середине реки – авось, повезет и она доберется до противоположного берега, тем и спасется. Дай час – набегут деревенские, да и помогут ей. Пусть её саму, после той, давней истории с гусями-лебедями, считают ведьмой, но маменька с тятенькой с соседями завсегда дружбу водили, да и братец её, Иванушка, в стольном граде, чай не лаптем щи хлебает.
– Уйдёт девка! – вопил недовольный мельник, тряся кулаками. – Чаго застыли истуканами, дурни? Дави её, пока не сбежала.
Василько, мечтавший о том, как бы завалить Алёнку с ближайшие кусты, сиганул в воду с разбегу. Холодна вода в Корче, да и сама река сурова, да неприветлива. Вот и остановился парень близко от берега, дальше не сунулся, потому как была причина на то. Антипка дожидаться никого не стал – раскрутил пращу над головой, да и попал, куда целился.
Аленка, пытавшаяся брести по глубокой воде, почувствовала, как что-то тяжелое ударило её по затылку. Ноги у девушки подломились и она, как была, вся, с головой под воду ушла.
Василько и Антипка топтались на берегу, всматриваясь в речную рябь – не вынесет ли девку на берег, но сердитый рык отца прервал то бесполезное занятие.
– Хватит на воду глазеть. – рявкнул Прохор, воровато озираясь по сторонам. – Ведите лошадь в лес, да тащите добро в схрон.
– А, что с убитыми делать, тятенька? – разочарованный тем, что Алёнка предпочла утонуть, но не очутиться в его жарких объятиях, скреб макушку Василько.
– В, овраг бросьте, волкам на поживу. Будет младшим братьям нынче радость, да пиршество. – буркнул мельник, заткнув за пояс увесистую дубинку. – Пошевеливайтесь, увальни деревенские.
– Как бы Ванька ихний, дружинников боярских за собой не приволок. – остерег отца более сообразительный, чем брат, Антип. – Говорят, что богатырь Веливол благоволит к нему, привечает. Прокопий болтал – мол, челядинцем своим сделать обещал.
– Вот и доболтался. – хмыкнул мельник. – Где богатырь именитый, а где Ванька, ведьмы деревенской брат никчёмный? Пустое то, больше верь бабским языкам, они у них длинные.
И разбойничье семейство покинуло берег Корчи, не заметив, как среди волн мелькнул серебристый хвост.
А, там, ухватив девушку за волосы, русалка потащила Алёнку к берегу и где-то, на самой середине реки, в несчастную девчонку и вселилась душа некой Алёны Дмитриевны Почесухи, погибшей в своем мире и возродившейся в этом.
*
– Дела.. – протянула Алёна Дмитриевна, теперь уже, Алёнка, девица семнадцати лет от роду, весьма фигуристая с виду.– Что ж, им всё с рук так и сойдет, что ли? Убили людей, а управу на разбойников не сыскать? Здесь, что – ни полиции, ни иных силовых структур не имеется? За порядком кто следит? Кто людей от бандитов оберегать поставлен?
– Так на то дружина княжеская имеется. – пожала плечами старшая русалка. – Да богатыри, что заставой в разных местах стоят. Они покой людской хранят, от разбойников, нечисти и нежити, жителей страны нашей оберегают.
– Оно и заметно. – скривилась Алёна, нервно прохаживаясь по бережку. – Это, что ж, получается – мне теперь и податься некуда? Я ж, теперь, вроде как, сиротой считаюсь? Может быть, – Алёна Дмитриевна на мгновение прекратила беготню и замерла. – мне пособие какое от государства положено? Как пострадавшей от криминального элемента? А, мельника того, с сыновьями, надобно богатырям сдать, дабы они вздернули разбойничью семейку на ближайшей осине.
– Держи карман шире. – разочаровала попаданку русалка. – Не так всё просто. Не вы первые, не вы последние, кто от лихих людей беду поимели. Ты, коли жаловаться надумаешь, так до града живой не доберешься – убьют по дороге. Говорят, кто-то из ближников царских, делишки темные разбойничьи покрывает, потому на Онуфриевых и управы нет. К тому же, – старшая русалка поджала губы. – никто тебя в деревне и слушать не станет. Тебя же ведьмой деревенской считают, а ведьм у нас, в Берестяном царстве, не любят. Могут и в гибели родных обвинить, да и забить камнями.
– Вот уроды дурные. – высказалась Алёна Дмитриевна в адрес своих будущих соседей. – Как же быть в таком случае? Ой, – спохватилась она. – у меня же брат, вроде как, имеется? Ванька?
– Брат твой мал еще. – вмешалась русалка Полина. – Ему, всего-то, тринадцать лет. Отрок он, конечно же, справный, не иным чета, но зеленый совсем. И тебе в град к нему соваться нечего – забыла, что у мельника сообщники имеются? Одна у тебя дорога – к бабе Яге, тем более, что она весточку прислала, и сама тебя к себе требует.
Алёна Дмитриевна, то бишь, Алёнушка, вспомнив ту рожу страшную, которая ей в вихре сером привиделась, призадумалась – женщиной она была не робкой, сообразительной, хваткой и, порой, безжалостной. Иначе, никак. Иные, в бизнесе, особенно таком специфическом, как строительный, не выживали, разорялись и шли ко дну.
Вот и сама Алёна Дмитриевна не убереглась. Как говорится – и на старуху найдется проруха. Нашлась и на неё.
– Олежка, Олежка.. – качала головой Алёна Дмитриевна, прохаживаясь по бережку неведомой реки неведомого мира. – Подлец ты, Олежка, первостатейный. И не сам ты план этакий хитрый придумал. Чувствуется рука мастера интриг.
Русалки внимательно наблюдали за хаотичными метаниями девушки по берегу и то, что деревенская девчонка не бьется в рыданиях, не заламывает руки и не кидается обратно в речку, дабы утопиться, внушало рыбохвостым определенные надежды.
Ссориться с могущественной сущностью, такой, как баба Яга, живущая в дремучем лесу, русалкам не хотелось. У них, как бы, свой имелся господин и повелитель, хозяин местной речки, водяной, Карп Сазаныч, но баба Яга, есть баба Яга. Дюже злобная она женщина, могущественная и злопамятная.
Не зря деревенские болтали о том, что гуси-лебеди те, много лет назад, не просто так малолетнего Ванюшку унесли на своих крыльях в темный лес. Испытание то было, для сестры его, Алёнки. И Алёнка, испытание, выдержала, потому и требует нынче баба Яга, чтобы девица Алёнка из Рябиновки, к ней явилась по зову её, а иначе, не станет спокойствия в этих краях. Мстительная ведьма из Дремучего леса, могуществом большим обладает. Легко может старуха недобрая жизнь люду деревенскому поломать – порчу наслать на скотину, поля потравить, да мор напустить на малых детишек.
– Мается девка, мечется. – шепнула старшая русалка младшей. – Ты-то, лягуха лупоглазая, клубочек волшебный не потеряла, разом? Смотри, не утопи вещицу волшебную, ненароком.
– Как же, утопишь его. – скривилась русалка. – Он в воде не тонет, да и в огне, небось не горит. Сама баба Яга зачаровывала. Это вам не баран чихнул!
– Видать, преемницу старуха лютая себе ищет. – предположила Матрёна. – Состарилась совсем баба Яга, вот и желает ученицу взять, дабы было кому власть над нашими лесами и полями передать.
– Алёнку нашу? – округлила глаза младшая. – Куда уж ей, распутёхе?
– А, ты, не кудахтай, как курица глупая. – одернула старшая Полинку. – Не видишь, изменилась Алёнка наша. Как бы из девицы этой не вылупилось диво-дивное. Сдается мне, что из неё-то, баба Яга отличная получится, как бы не лучше нынешней.
– Надумала чего, девица? – Матрёне надоело ждать, и она решила поторопить девушку. – Ты, так и будешь, травку ноженьками утаптывать? Гляди, как бы беды не случилось – скоро пастух стадо на водопой погонит, да тебя приметит. А ты, до сих пор, шастаешь в непотребном виде, хотя, сарафан твой, высох давно.
– Кто бы говорил. – буркнула Алёна Дмитриевна, намекая на то, что русалки и сами не без греха. Вон как сиськами своими трясут, словно в стрип-баре танцы исполняют. Буркнуть – буркнула, но сарафан на себя натянула проворно. Мало того, что сама голым задом перед посторонними сверкает, так еще и пастуха местного шокировать? И без того, судя по всему, сплетен про Алёнку немало ходит – и ведьма она, и колдунья, и, вообще, человек нехороший. Такую прибить, самое благое дело. Глядишь, мельнику с сыновьями, ещё и премию какую выпишут от общества. За истребление, так сказать, нечисти в лице одной глупенькой девицы.
Но, Алёна Дмитриевна себя глупой не считала, а коли так, то..
– Полина, – обратилась нынешняя Алёнка к молодой русалке. – Я, кажется, что-то тебе задолжала. Услугу, да? За своё спасение? Хотелось бы расплатиться, за всё и сразу, а то такие проценты набегут, что и не унесешь.
Полина реплику про проценты мимо ушей пропустила – не знала русалка простая слов иноземных, а, вот то, что Алёнка про долг вспомнила, хвостатую порадовало.
– Поможешь мне в дельце одном и в расчете мы будем. – деловым тоном заговорила русалка. – Тебе, кстати, дельце моё, в радость станет – святое дело мельнику напакостить, да сынам его подлым.
Алёна Дмитриевна шишку на затылке пощупала, мимолетно порадовалась тому, что крепкая голова ей досталась, коли камень из пращи в ней дырку сделать не смог и кивнула.
