Александр Икрамов "Если мертвые просят живых"

–Послушайте. Я, конечно, понимаю когда люди. Люди могут уйти. А что делать мне? Мои вещи сами не побегут никуда. Оставлять нельзя. И уничтожить нужно время и место. Я, конечно, раздам что захотите взять с собой – консервы, крупу, сахар и особенно патроны и гранаты. Но куда я дену мясо, картошку, муку? И наконец, оружие, обмундирование, снаряды. И как я обо всем этом потом отчитаюсь?

–Откуда это все в одном составе?

–Э-э, вы же видите, все бегом, все в спешке, все в один состав, лишь бы увезти. И все на шею Мовсесяна. Вези давай, дорогой товарищ Мовсесян.

–Товарищ Мовсесян – вклинился в выступление Зайченко – Мы же договорились. Составим акт, мы с Галиной Степановной подтвердим его своими подписями, а товарищи командиры подпишут накладные о выдаче им продуктов и боеприпасов. Все будет по закону.

–Молодец, Родион Михайлович. Уже договорился обо всем. Ай да Зайченко – капитан похлопал в ладоши – Только вот что. Для начала нужно приготовить обед. Люди голодные не первые сутки. Поэтому кладите двойные нормы и раненным, и здоровым. И ещё. Использовать только быстро портящиеся продукты. Те, что могут храниться долго – не трогать. Особенно консервы.

–Как? Но…

–Выполняйте, Родион Михайлович!

–Есть, товарищ капитан.

–Жмаченко, вы со своим хозвзводом поступаете в распоряжение Зайченко. На вас готовка обеда. Используйте полевые кухни полка и кухню санитарной летучки.

–Есть, товарищ капитан.

Капитан повернулся к начальнику конвоя.

–Простите, ваша фамилия?

Начальник конвоя не торопясь встал и откашлялся.

–Раков. Семен Михайлович.

–Сколько заключенных?

–Всего семьсот душ. Из них около пятисот политических. Около двухсот – уголовники. У меня конвой – один взвод. Тридцать человек. И у каждого всего по две обоймы. Десять патронов.

–Почему так произошло?

–Эвакуация проходила в спешке. Сунули политических и уголовных в один эшелон. Едем вторые сутки. Кормить нечем. Вывести заключенных из вагона – проблема огромная. Да просто невозможно. В вагонах – пока стоим – жара, вонь и духота. Вместо сорока человек напихали по шестьдесят. С парашами – сами понимаете, какие проблемы. В общем, ещё сутки и контингент взбунтуется. Пока политические уголовников давят. Уже были драки в двух вагонах. Но скоро и они взбунтуются. А у меня патронов по десять штук на винтовку. А дальше хоть в штыки их принимай.

–Что предполагаете делать в данной ситуации?

–Не знаю. Я же не могу их расстрелять. Да у меня просто патронов не хватит.

–А если мы дадим вам патроны и пулеметы. Приведете приговор в исполнение?

Начальник конвоя выпрямился:

–Такого приказа не было. Но если будет приказ – выполним.

–А может тогда отпустить их по домам?

–Может.

–И политических? Врагов народа?

Начальник конвоя помолчал.

–Среди них заслуженные военачальники. Генералы, полковники. Какие они враги?

–Ладно. Решим на месте. Начальник станции, есть какая ни будь огражденная территория что бы выгрузить заключенных.

Начальник станции наморщил лоб.

–Есть. Склад для хранения угля. Ну, вернее это двор. Там и крыши нет. Огороженная и охраняемая территория. Достаточно большая. По углам вышки для охраны.

–То что надо. Журавлев, выдели людей для конвоя. С автоматами. На вышки пулеметы. А вы распорядитесь подогнать состав к складу – обратился капитан к начальнику станции.

Часть вторая.

Заключенные.

Через полчаса всех заключенных согнали в один из углов склада. Это был дворик достаточно обширный, огороженный кирпичной стеной и с вышками по углам. Начальник станции пояснял:

–Уголь был дефицит в гражданскую войну. Приходилось серьезно охранять, иначе воровали, сами понимаете. Ну и остался дворик.

Толпа заключенных стояла перед капитаном. Он не торопясь прошелся вдоль неё. Строя не было. Толпа. Просто толпа. За ним тенью, сжимая в руках оружие следовали Киренский и Громыхало.

Капитан вернулся на свое место и еще раз осмотрел толпу.

«Что он собирается делать? Куда их девать? Пути в тыл разбиты, а то бы давно отправили».

«Может пешком их отправить? Да нет! Тут столько конвоя надо. Да и куда идти?»

«Куда деть заключенных? А может расстрелять? Ведь это враги народа и уголовный сброд, который действительно давно пора расстрелять.»

«Расстрелять собрались?! Конечно, расстрелять! Иначе, зачем тут пулеметы на вышках и взвод автоматчиков? Да ещё конвойные со штыками…»

Так думали бойцы и заключенные, глядя на капитана. Для них это было очередное начальство, распоряжающееся судьбами людей. Что можно было ждать от этого человека в чистенькой форме. Он, наверное, ни разу на землю не падал, фашистских самолетов не видел? Что он мог сказать им хорошего?

Капитан сделал шаг вперед. Толпа худых, оборванных и голодных людей, угрюмо взирала на капитана.

–Политические! Пять шагов вперед!

Толпа качнулась. Значит этих первыми!

«А уголовных? Потом? А вдруг отпустят? Мы ж только уголовные, не враги народа!!»

Перед капитаном встал уже строй. Большинство люди военные – они хотели умереть с достоинством, выражая презрение к смерти и своим палачам.

Выпрямились. Расправились плечи. Головы поднялись. Взгляды жесткие, колючие.

«Ну!! Командуй к стенке!!»

Капитан понял. И улыбнулся. Незаметно. Едва, едва.

– Равняйсь!

– Смирно!

Строй замер.

–Граждане заключенные! Идет война! Бойцы Красной Армии истекая кровью, дерутся с фашистскими захватчиками. Гибнут люди. Мирные люди. Я не хочу, и не буду разбираться, за что вы были осуждены. Каждому из вас Родина даёт шанс доказать что он не враг народа. Она даёт вам возможность взять в руки оружие и драться с фашистами. Каждый погибший в бою, будет оправдан и судимость с него будет снята – капитан помолчал и потом четко закончил – Те, кто хочет встать на защиту своей Родины пять шагов вперед!

Строй, четко чеканя шаг вышел, на пять шагов. На месте никого не осталось.

–Спасибо, товарищи. Я верил, что будет именно так.

Капитан повернулся к Журавлеву.

–Примешь под своё командование. Сформируешь роты, взвода, назначишь командиров.

–Понял.

Капитан снова повернулся к Ракову:

–Ну что Семен Михайлович продолжим?

Начальник конвоя просветленными глазами посмотрел на капитана:

–С этими сложнее будет.

–Ничего, разберемся.

Оставшиеся двести человек уголовников угрюмо смотрели на приближающегося капитана.

–Ну что граждане уголовники? Будем служить Родине?

Толпа зашевелилась.

–Не имеете права, мы не хотим служить. Отправляйте по этапу. В колонию отправляйте…

Сашка тронул капитана за рукав.

–Разрешите, товарищ капитан.

Он вышел вперед.

– Здравствуйте, граждане зеки! Позвольте представиться! Зовут меня Киренский Саня, а погоняло моё «Киря»! Москвичи есть? Может кто слыхал обо мне? Я в Замоскворечье шарашил. Нет? Ну, я так скажу, братва. Кому как, а мне фашист поперек горла. Я потому и в завязке и тут на фронте. Братва, вы что думаете немцы с вами разговаривать будут? Это советская власть с нами считалась. Суды устраивала. Перевоспитать хотела. А у этих разговор короткий: или будешь им служить или пуля. Мне один кореш рассказывал, как они захватили колонию и расстреляли зеков. И разбираться не стали кто и что. Так что мы для них не люди. Мусор. А придет немец, на своей шкуре почувствуете. Так что решайте, братва позволите немцу топтать нашу землю или нет.

Киренский перевел дух и отошел в сторону.

Стояла тишина. Заключенные стояли тихо и только ветер шелестел листьями во дворе. Внезапно строй раздвинулся и коренастый человек, в пиджаке и сапогах вышел вперед. Он молча встал перед капитаном.

–Пахан… пахан… – зашелестела толпа.

–Пахан, ты куда? – раздался сдавленный голос из толпы.

Но пахан только слегка повернул голову и ничего не сказал. Тогда решительно раздвинув толпу, вперед вышел огромный детина под два метра ростом и за ним ещё один такой же здоровый.

Пахан слегка оглянувшись, кивнул им головой, видимо одобряя их поступок. За ними кинулись другие. Строй стремительно рос. На месте осталось не больше пятидесяти человек.

К капитану подошел Раков.

–Это – «авторитет» Батя. Он зону держал. Его все слушаются. Справедливый человек. Просто так никого не обижал. Зеки его уважают.

–А эти почему остались?

–Эти из других зон. Они сами по себе. С Батей не в конфликте, но себе на уме. Вон тот что на цыгана похожий, черный весь, курчавый и вон тот светловолосый. Хохол. Эти двое своих под себя подмяли. И у каждого своя группировка. Оба рецидивисты. И тот и другой были приговорены к расстрелу, но в последний момент им изменили приговор. А напрасно. Особо опасные. Подговаривали к бунту, но Батя не дал.

–Ясно. Разберемся.

Капитан подошел к вышедшим зекам и встал прямо перед Батей.

–Что, Батя? Воевать будем?

–А чего бы косточки не размять, тем более ворог на нас идет.

Голос у Бати был глухим, но слова он выговаривал четко.

–Тогда принимай командование. Старшим у вас будет Раков, а ты у него замом.

–Ну что ж, человек достойный. Зе-ка его уважают.

–Ну и договорились. Пока тут постойте. Я с этими разберусь.

Капитан двинулся в сторону оставшихся пятидесяти заключенных и подойдя спросил:

–Ну что, граждане заключенные, будем служить Родине?

–Пусть собачки служат, а нас в камеру отправляй. Не желаем… Давай по этапу нас… Не хотим…

Толпа загудела, засвистела, но никто не двинулся с места поскольку Петро стоявший за спиной у капитана направил на толпу пулемет. Сашка встал чуть в стороне, но автомат в его руках был красноречивее слов.

Капитан спокойно стоял перед гудящей толпой и молчал. Постепенно крики стихли. Наступила тишина.

Капитан пальцем показал на «цыгана» и «хохла».